Современное положение человека

 

Перевод Е. Рудневой

Когда средневековый мир был разрушен, казалось, что западный человек начал стремительно приближаться к осуществлению своих самых сокровенных желаний и чаяний. Он освободился от авторитета тоталитарной церкви, от груза традиционного мышления, от географических ограничений своей тогда еще наполовину открытой планеты. Человек создал новую науку, которая в конечном счете способствовала развитию ранее неизвестных производительных сил и полностью преобразила материальный мир. Человек построил политическую систему, которая, как ему представлялось, гарантировала свободное и продуктивное развитие личности; рабочее время было сокращено настолько, что теперь он мог часами наслаждаться досугом, о чем его предки не могли и мечтать.

В результате к чему мы пришли?

Над человечеством нависла угроза разрушительной войны, а нерешительные попытки правительств остановить грядущее разрушение отнюдь не способствуют устранению этой угрозы. Но даже если у политических деятелей хватит здравого смысла для предотвращения войны, современное положение человека очень далеко от осуществления надежд прошлых столетий.

Характер современного человека сформировался под влиянием мира, который он построил своими собственными руками. В XVIII и XIX веках в социальном характере среднего класса проявились резкие эксплуататорские и накопительские черты. Это выражалось в стремлении к эксплуатации других и накоплению капиталов с целью извлечения из них прибыли. В ХХ веке в характере человека стали преобладать пассивность и отождествление с рыночными ценностями. Безусловно, в часы досуга современный человек по большей части пассивен. Он – вечный потребитель: «потребляет» напитки, еду, сигареты, зрелища, книги, фильмы. В ход идет все, все буквально проглатывается. Мир предстает как один большой объект его потребностей: большая бутылка, большое яблоко, большая грудь. Человек превращается в сосунка, вечно чего-то ожидающего и постоянно разочарованного.

Современный человек либо потребляет, либо продает. В центре всей экономической системы – функционирование рынка. Это и определяет ценность всех товаров и регулирует долю каждого в общественном продукте. В отличие от предыдущих периодов истории в настоящее время ни сила, ни традиция, ни мошенничество, ни обман не определяют экономическую деятельность человека. Человек свободно производит и продает; рыночный день – это настоящий судный день его трудов и усилий. Но не только товары предлагаются и продаются на рынке. Труд также стал товаром, он продается на рынке на тех же условиях честной конкуренции. Однако рыночная система вышла за рамки экономической сферы товаров и труда. Человек сам себя превратил в товар, стал относиться к своей жизни как к капиталу, который стоит выгодно вложить; и если ему это удается – он «успешен» и жизнь имеет смысл, в противном случае он – «неудачник». Ценность человека определяется возможностью продать себя, а не его человеческими качествами: умом, талантами, способностью любить. Поэтому его самооценка зависит от внешних факторов: от того, насколько успешным его считают другие. Он зависит от мнения других и чувствует себя в безопасности, только если он такой, как все, если не слишком отличается от общей массы.

Однако не только рынок определяет характер современного человека. Еще один фактор, тесно связанный с рынком, – это способ промышленного производства. Укрупняются предприятия, неуклонно растет количество нанимаемых рабочих и служащих, разделяются владение и управление, и промышленными гигантами начинают руководить профессиональные бюрократы, которые озабочены не столько личным обогащением, сколько бесперебойным функционированием и расширением производства.

Какой же тип человека нужен нашему обществу для бесперебойного функционирования? Современному обществу нужны люди, которые легко взаимодействуют в рамках больших групп, хотят потреблять все больше и больше, имеют стандартные потребности, к тому же – люди внушаемые и предсказуемые. Обществу нужны люди, которые чувствуют себя свободными и независимыми от властей, принципов или совести, однако с готовностью подчиняются требованиям, делают то, что от них ожидают, без проблем функционируют в рамках социального механизма. Это люди, которыми можно руководить без применения силы, без лидеров; они могут идти вперед безо всякой цели, за исключением одной – быть постоянно в действии, в движении. Современное индустриальное общество преуспело в производстве людей такого типа: это – автомат, робот, отчужденный человек. Его действия и его собственные силы отделены от него; они стоят над ним и выступают против него, и не человек управляет ими, а они управляют человеком. Его жизненные силы трансформировались в вещи и институты; а затем эти вещи и институты стали его идолами. Они воспринимаются не как результат собственных усилий человека, а как нечто от него не зависящее, чему он поклоняется и всецело подчиняется. Отчужденный человек склоняется перед творением собственных рук. Его идолы представляют собой его собственные жизненные силы в отдаленной форме. Человек ощущает себя не активным обладателем собственных сил и достоинств, а обессилевшей «вещью», полностью зависящей от других вещей и обстоятельств, на которые проецируется его жизненная основа.

Социальные чувства человека проецируются на государство. Как гражданин, он готов отдать жизнь за других, как индивид, он руководствуется эгоистической заботой о собственных делах. Сделав государство воплощением собственных надежд и стремлений, он поклоняется ему и его символам. Человек проецирует свое представление о мудрости и силе, мужестве на лидеров и поклоняется этим лидерам, словно идолам. В качестве простого рабочего, служащего или управленца современный человек изолирован от своего труда. Рабочий стал мельчайшей экономической частицей, пляшущей под дудку автоматизированной системы управления. Он не имеет отношения ни к планированию производственного процесса, ни к его результату, он редко соприкасается с конечным продуктом. Управленец же соприкасается с продуктом в целом, но изолирован от него, как от чего-то конкретного и полезного. Его задача – выгодно использовать капитал, вложенный другими; товар – для него – лишь воплощение капитала, а не конкретная вещь, которая имеет для него значение. Менеджер превращается в бюрократа, который манипулириует вещами, цифрами и людьми как объектами собственной деятельности. Эти манипуляции называют заботой о человеческих отношениях, хотя управляющий имеет дело с самыми бесчеловечными отношениями между роботами, превратившимися в абстракции.

Равным образом изолировано и наше потребление. Оно определяется не столько нашими реальными потребностями или предпочтениями, сколько рекламными лозунгами.

Как результат бессмысленного и отчужденного труда возникает стремление к полному безделью. Человек ненавидит свою работу, потому что чувствует себя ее пленником и жертвой обмана. Его идеалом становится абсолютное безделье, когда он не должен предпринимать никаких усилий, когда все происходит в соответствии со слоганом фирмы «Кодак»: «Вы нажимаете на кнопку – мы делаем все остальное». Эта тенденция подкрепляется типом потребления, ведущим к расширению внутреннего рынка. Его принцип кратко выразил Олдос Хаксли в своем романе-антиутопии «О дивный новый мир». Один из лозунгов, на который у нас с детства выработался рефлекс, звучит так: «Никогда не откладывай на завтра удовольствие, которое ты можешь получить сегодня». Если я не откладываю удовлетворение своих желаний (а у меня выработался условный рефлекс, что следует желать лишь того, что могу получить), у меня нет конфликтов, нет сомнений, мне не надо принимать решения; я никогда не остаюсь наедине с собой, ибо я постоянно занят – работой или развлечениями. Мне нет нужды осознавать свое «я», потому что я постоянно занят потреблением. Я – система желаний и их удовлетворения; я должен работать, чтобы осуществлять свои желания, а сами эти желания постоянно стимулируются и управляются экономической машиной.

Мы утверждаем, что следуем заветам иудео-христианской традиции любви к Богу и ближнему. Нам даже говорят, что мы переживаем период религиозного возрождения. В действительности мы очень далеки от истинного положения дел. Мы используем символы религиозной традиции и превращаем их в формулы, служащие целям отчужденного человека. Религия стала пустой оболочкой: с ее помощью человек пытается усилить свои возможности для достижения успеха. Бог становится партнером по бизнесу. На смену книге «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» пришло пособие «Сила позитивного мышления».

Любовь к человеку тоже стала редким явлением. Роботы не способны любить, изолированные люди с безразличием относятся к другим. Семейные психологи обучают таким отношениям, при которых люди становятся партнерами, манипулируют друг другом с помощью соответствующих приемов. Для них любовь – это, по сути дела, эгоизм a deux [60], укрытие от невыносимого одиночества.

Чего же тогда ждать от будущего? Если не принимать желаемое за действительное, то следует признать, что расхождение между техническим интеллектом и разумом ввергнет мир в атомную войну. Наиболее вероятным исходом такой войны станет крах индустриального общества и возвращение мира назад, на примитивный аграрный уровень. Или же, если разрушения не будут столь сильны, как предсказывают многие специалисты в этой области, то победителю придется заниматься организацией и управлением всей планеты. А на это может быть способно лишь сильное централизованное государство. И тогда будет совсем не важно, где заседает правительство – в Москве или Вашингтоне.

К сожалению, даже сохранение мира не обещает нам светлого будущего. В развитии как капитализма, так и коммунизма, как мы наблюдаем в последние пятьдесят или сто лет, будут продолжаться процессы, усиливающие изолированность человека. Обе системы развиваются в сторону управленческого общества, члены которого сыты и одеты, их желания удовлетворяются, а те желания, которые нельзя удовлетворить, у них и не возникают. Люди все больше становятся машинами и производят машины, которые действуют как люди, и людей, которые действуют как машины. Их разум слабеет, в то время как интеллект растет, тем самым создается опасная ситуация, когда человек обладает огромной материальной мощью, но не имеет достаточной мудрости для ее использования.

Несмотря на возрастающее производство и комфорт, человек все больше утрачивает чувство собственного «я», ощущает бессмысленность жизни, часто на бессознательном уровне. В XIX веке проблемой было то, что «Бог умер», в XX веке проблемой стало, что «умер человек». Если в XIX веке бесчеловечность означала жестокость, то в XX веке она уже означает шизоидное самоотчуждение. В прошлом боялись, что люди станут рабами, в будущем следует опасаться, чтобы люди не стали роботами. Правда, роботы не бунтуют. Но, принимая во внимание человеческую природу, подобная жизнь приведет людей-роботов к безумию. Эти монстры разрушат свой собственный мир и самих себя, ибо не смогут вынести тоскливой и бессмысленной жизни.

Есть ли альтернатива войне и роботизации? Убедительный ответ можно дать, перефразируя слова Р. Эмерсона [61] «Вещи – хозяева положения, они правят человечеством». Мы скажем: «Сделайте человечество хозяином положения, чтобы человечество управляло вещами». Иными словами, человек должен преодолеть отчуждение, которое делает его несостоятельным и заставляет поклоняться идолам. В психологическом смысле это означает, что человеку следует покончить с пассивной, ориентированной на рынок позицией, господствующей сегодня в мире, и выбрать продуктивный путь зрелой личности. Он должен вновь осознать себя человеком, вновь научиться любить и заняться конкретной и осмысленной деятельностью. Человек должен выйти за рамки материальных ценностей и подняться до такого уровня, где духовные ценности – любовь, истина и справедливость – действительно обретут для него высший смысл. Однако любая попытка изменить лишь одну сторону нашей жизни, материальную или духовную, обречена на провал. В самом деле, прогресс лишь в одной из сфер разрушителен для прогресса в других. Забота лишь о духовном спасении привела к установлению власти римско-католической церкви. Французская революция, заботясь исключительно о политической реформе, привела к таким феноменам, как Робеспьер и Наполеон. Социализм, заботясь об экономических достижениях, привел к сталинизму.

Применяя принцип одновременного изменения всех сфер жизни, мы должны помнить, что для преодоления психологического отчуждения необходимы экономические и политические изменения. Нам нужно сохранить технические преимущества широкомасштабного машинного производства и автоматизации. Но при этом мы должны децентрализовать труд и государство до уровня, благоприятного для человека, сохранив централизацию лишь в необходимой для нужд промышленности степени. В экономической сфере нам нужна индустриальная демократия, демократический социализм, отличительной чертой которого является участие всех работников в управлении, что обеспечит их активную и ответственную позицию. Можно найти новые формы такого участия. В политической сфере эффективную демократию можно установить, создав тысячи небольших, тесно взаимодействующих, хорошо информированных групп, которые будут проводить серьезное обсуждение проблем, а их решения будут интегрированы в новой «палате представителей».

Культурное возрождение должно включать профессиональное образование для молодежи и для взрослых, а также – новую систему народного искусства и светских ритуалов в общенациональном масштабе.

Как первобытный человек был беспомощен перед силами природы, так современный человек беспомощен перед общественными и экономическими силами, которые сам же и создал. Он поклоняется творениям своих рук, новым идолам, а клянется Богом, который заповедовал ему разрушить всех идолов. Человек сможет защитить себя от последствий собственного безумия, только построив здоровое общество, которое отвечает его потребностям, укорененным в самих условиях его существования. Общество, в котором человек будет относиться к человеку с любовью, в котором он будет связан с другими людьми узами братства и солидарности, а не только родственными или национальными узами; общество, которое даст ему возможность преодолеть свою природу с помощью созидания, а не разрушения. В новом, здоровом обществе каждый обретет чувство собственного «я» не посредством приспособления, а используя все свои способности. Здесь система нравственных ориентиров не принудит его искажать реальность и поклоняться идолам.

Чтобы построить такое общество, необходимо сделать еще один шаг: положить конец «гуманоидной» фазе истории, когда человек не является в полной мере человеком. Это не означает «конца истории», «финала», состояния абсолютной гармонии, не знающее конфликтов и проблем. Напротив, существование человека исполнено противоречий, с которыми ему постоянно надо бороться, но которые он не в состоянии до конца разрешить. Когда человек преодолеет первобытное состояние жертвоприношения, будь то ритуал у ацтеков или война, когда он научится не слепо, а разумно регулировать свои взаимоотношения с природой, когда вещи станут слугами, а не идолами, тогда он столкнется с настоящими человеческими конфликтами и проблемами. Человек станет предприимчивым, смелым, креативным, способным страдать и радоваться, сможет отдать все свои силы служению жизни, а не смерти. Новая фаза человеческой истории, если она наступит, будет не концом, а началом.

Пол и характер

 

Перевод Е. Рудневой

Издавна считается, что между представителями двух полов существуют врожденные различия, которые непременно ведут к основным различиям в их характере и судьбе. В Ветхом Завете говорится, что для женщины будет особенностью и проклятием: «к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою», а о мужчине – что ему надлежит трудиться со скорбью и в поте лица. Но в библейском тексте есть и другое высказывание о том, что каждый человек создан по образу и подобию Божьему. Лишь в наказание за непослушание мужчина и женщина были прокляты и осуждены на взаимные конфликты и вечные противоречия, при этом они понесли одинаковое наказание за моральный проступок. Оба этих тезиса, как об основном различии, так и об основной идентичности, звучали на протяжении веков, при этом в разные эпохи разные философские школы отдавали предпочтение то одному, то другому.

Особую важность эта проблема приобрела в философских и политических дискуссиях XVII–XIX веков. С точки зрения философов эпохи Просвещения, между полами не существовало врожденных различий (l’ame n’a pas de sexe [62]); что все имеющиеся различия обусловлены различиями в образовании и – как бы сейчас сказали – культурными различиями. В то же время представители философии романтизма начала XIX века придерживались противоположного мнения. Проанализировав различия характеров мужчин и женщин, романтики заявили, что основные различия все же имеют врожденную биологическую и физиологическую природу. Кроме того, они отстаивали точку зрения, что подобные различия характеров между полами существуют в любой культуре.

Несмотря на все достоинства приводимых аргументов – а романтики весьма глубоко проанализировали проблему, – обе точки зрения все же имели под собой политическую подоплеку. Философы эпохи Просвещения, особенно во Франции, стремились отстоять идею социального и, в некоторой степени, политического равенства мужчин и женщин. Поэтому они особо подчеркивали отсутствие врожденных различий, сделав это своим основным аргументом. Романтики же, будучи политическими реакционерами, использовали свой анализ сущности мужской натуры для доказательства политического и социального неравенства. Но хотя философы и наделяли «женщину» великолепными качествами, они утверждали, что в силу особенностей ее характера она не способна участвовать в политической и социальной жизни общества наравне с мужчиной.

В XIX веке политическая борьба за равноправие женщин и дискуссии по поводу врожденного или культурно обусловленного характера различий между полами так и не закончились. В современной психологии наиболее последовательным представителем точки зрения романтиков стал Зигмунд Фрейд. Но если романтики в своей аргументации использовали язык философии, Фрейд взял за основу научное наблюдение пациентов и психоаналитический метод исследования. Он предположил, что причиной устойчивых различий в характерах являются анатомические особенности полов. «Анатомия – ее судьба», – говорит Фрейд о женщине, перефразируя Наполеона. Психоаналитик Фрейд считал, что, когда в раннем возрасте девочка не обнаруживает у себя мужских гениталий, это открытие вызывает у нее сильный шок. Она чувствует, что ей недостает чего-то важного; она испытывает чувство зависти к мужскому полу за то, что судьба обошла ее. В случае нормального развития девочка пытается преодолеть чувство неполноценности и зависти к мужским достоинствам с помощью чего-то другого: привязанности к мужу, детям или к вещам. В случае, если не удается осуществить удовлетворяющую ее замену, у нее развивается невроз. Она продолжает завидовать всем представителям мужского пола, не оставляет желания быть мужчиной, склоняется к гомосексуализму, либо к мужененавистничеству, или пытается найти какие-то традиционно-культурные компенсации. Даже в случае нормального развития трагический окрас женской доли никогда полностью не исчезает. Женщина всю жизнь страдает от желания заполучить то, что для нее недостижимо.

Несмотря на то что ортодоксальные психоаналитики сделали эту теорию краеугольным камнем своей психологической системы, часть из них, ориентированная на культурологический аспект, оспаривала выводы Фрейда. Они утверждали, что в аргументации Фрейда есть ошибки как клинического, так и теоретического характера. На характер женщины в современном обществе оказывает влияние индивидуальный и культурологический опыт, в то время как Фрейд объяснял его биологическими причинами. Взгляды этой группы психоаналитиков были обоснованы антропологическими исследованиями.

Однако не исключена опасность, что некоторые последователи этих прогрессивных антропологических и психоаналитических теорий постараются полностью отрицать тот факт, что биологические различия оказывают влияние на формирование структуры характера. При этом они будут руководствоваться теми же доводами, что и представители французского Просвещения. Поскольку противники женского равноправия делают основной упор на врожденные различия, необходимо будет доказать, что все эмпирически наблюдаемые различия объясняются исключительно причинами культурного характера.

Однако следует понимать, что за подобными дискуссиями стоит важная философская проблема. Тенденция отрицания каких-либо характерологических различий между полами, возможно, вызвана неявным согласием с одним из положений философии неравенства, а именно: чтобы требовать равенства, необходимо доказать, что между полами не существует характерологических различий, кроме тех, которые непосредственно обусловлены социальными факторами. Этот спор имеет весьма запутанный характер, поскольку одни говорят о различиях, в то время как другие, реакционно настроенные, имеют в виду неполноценность, – а точнее, такие недостатки, которые делают невозможным полное равенство с доминирующей группой. Например, утверждается, что якобы ограниченный интеллект женщин и отсутствие у них способностей к организации, к абстрактному или критическому суждению препятствуют их полному равенству с мужчинами. Одна идеологическая школа признает за женщиной интуицию, любовь и тому подобные качества, которые не помогают ей решать проблемы современного общества. То же самое часто говорится о любых меньшинствах. Таким образом, психологи и антропологи поставлены в такие условия, когда должны были доказывать отсутствие каких-либо основных различий между полами и расами, препятствующих достижению полного равенства. В такой ситуации либерально настроенный мыслитель был склонен свести подобные различия к минимуму.

Хотя либералы доказали, что не существует различий, которые могут обосновать политическое, экономическое и социальное неравенство, они оказались на стратегически невыгодной позиции защиты. Отрицание социально дискредитирующих различий не означает вообще отсутствия всяких различий. Тогда возникает правомерный вопрос: как используются имеющиеся или мнимые различия и каким политическим целям они служат? Даже если женщины отличаются по характеру от мужчин, что из этого следует?

В данной работе мы хотим показать, что определенные биологические различия приводят к характерологическим; что эти различия накладываются на те, которые обусловлены непосредственно социальными факторами; что последние гораздо сильнее биологических и могут их или усилить, или уничтожить, или изменить на прямо противоположные; и что, в конечном счете, характерологические различия между полами, поскольку они непосредственно не определены культурой, не имеют большого значения. Иными словами, характер, типичный для мужчин и женщин, в западной культуре обусловлен их социальными ролями, однако существуют характерологические оттенки, скрытые в половых различиях. И хотя эти оттенки несущественны по сравнению с социально обусловленными, их не стоит игнорировать.

Реакционно настроенные мыслители основываются на предпосылке, что при равенстве отсутствуют различия между индивидами и социальными группами. Поскольку подобные различия проявляют себя во всех областях жизни, философы приходят к выводу, что равенство невозможно. В то же время, когда либеральные мыслители отрицают наличие существенных различий в умственных и физических способностях и благоприятных или неблагоприятных случайных обстоятельствах конкретной личности, они только помогают своим оппонентам казаться правыми в глазах простых людей. Концепция равенства в религиозном понимании, а также современной прогрессивной традиции подразумевает равные права людей на свободу и счастье. С политической точки зрения под равенством подразумевается то, что ни один человек не должен использовать другого как средство достижения своих целей, а также ни одна группа людей использовать другую в качестве средства достижения своих целей. Каждый человек – сам себе вселенная и сам себе цель. Цель человека – реализовать себя со всеми присущими только ему особенностями. Таким образом, равенство – основа для наиболее полной реализации собственных особенностей. Результатом этого должно стать развитие индивидуальности.

Несмотря на то что существует целый ряд биологических различий, которые могут иметь отношение к различиям в характерах мужчин и женщин, в этой работе мы рассмотрим только одно. Наша цель – не исследование всей проблемы характерологического различия между мужчинами и женщинами, а лишь иллюстрация основного тезиса. Главным образом, нас интересует роль мужчины и женщины в сексуальном контакте и ее влияние на характерологические различия, которые только оттеняют основные различия, происходящие из их социальных ролей.

Сексуальное функционирование предполагает, что мужчина должен иметь эрекцию и сохранять ее на протяжении всего полового акта до наступления у него оргазма. Чтобы удовлетворить женщину, он должен уметь удерживать эрекцию довольно длительное время, пока у нее не наступит оргазм. Это означает, что для того, чтобы сексуально удовлетворить женщину, мужчина должен демонстрировать, что он способен иметь и удерживать эрекцию. В то же время, чтобы сексуально удовлетворить мужчину, женщина ничего не должна демонстрировать. Разумеется, ее возбуждение может усилить удовольствие мужчины, а некие физические изменения в ее органах, сопровождающие соитие, могут облегчить ему контакт. Поскольку мы рассматриваем чисто сексуальные моменты – оставляя в стороне психические и другие индивидуальные реакции – факт остается фактом: мужчине необходима эрекция, чтобы удовлетворить женщину; женщине ничего не требуется для удовлетворения мужчины, кроме желания. Говоря о желании, следует отметить, что готовность женщины удовлетворить мужчину зависит именно от ее желания; это осознанное решение, которое она может принять в любое время по своему усмотрению. Готовность же мужчины вовсе не зависит от его желания: он может иметь сексуальное желание и эрекцию против своей воли и может быть, наоборот, не способен к этому, несмотря на огромное желание иметь контакт. Более того, неспособность мужчины к действию невозможно утаить. В то же время отсутствие реакции у женщины, ее «неудача», хотя зачастую и угадывается мужчиной, не столь очевидна; женщина может и обмануть. При добровольном согласии женщины мужчина будет удовлетворен в любой момент, как только возжелает ее. Ситуация с женщиной совершенно иная: даже самое горячее желание с ее стороны не приведет к удовлетворению, если у мужчины не наступит эрекция. И даже во время полового акта удовлетворение женщины зависит от способности мужчины довести ее до оргазма. Таким образом, чтобы удовлетворить партнершу, мужчина должен что-то доказать, а женщина – нет.

Из этого различия в половых ролях проистекает и различие в специфических страхах, связанных с половой функцией. Эти страхи касаются самых уязвимых для мужчины и женщины моментов. Мужчина уязвим, поскольку обязан доказать свою состоятельность и избежать потенциальной неудачи. Для него половой акт – это всегда испытание, экзамен. Его страх – это страх неудачи. Страх кастрации представляет собой крайний случай, страх стать навсегда неспособным к акту.

Уязвимость женщины связана с ее зависимостью от мужчины. Опасность для женщины, в соответствии с ее сексуальной ролью, заключается не в том, чтобы оказаться несостоятельной, а в том, чтобы не «быть покинутой», обманутой, не потерять контроль над процессом, который должен привести ее к сексуальному удовлетворению. Неудивительно поэтому, что страхи мужчин и женщин относятся к разным областям: мужчина озабочен своим эго, престижем, своей значимостью в глазах женщины; женщина беспокоится о своем сексуальном удовольствии и удовлетворении [63].

Уместен вопрос: «Разве эти страхи не характерны только для невротических личностей? Разве нормальный мужчина не уверен в своей потенции? А нормальная женщина в своем партнере? Не навязывают ли нам образ современного мужчины, отличающегося повышенной нервозностью и неуверенностью в своих сексуальных способностях? Разве «пещерный мужчина» и «пещерная женщина», со своей «примитивной и неиспорченной сексуальностью, не были свободны от подобных сомнений и страхов?»

На первый взгляд может показаться, что так и есть. Мужчина, постоянно тревожащийся о своей потенции, относится к невротическому типу личности, так же как и женщина, которая постоянно боится остаться неудовлетворенной или страдает по поводу своей зависимости от мужчины. Здесь различия между «невротиком» и «нормальным» человеком носят скорее количественный, а не качественный характер. То, по поводу чего невротик постоянно тревожится, так называемый нормальный человек может не замечать и не обращать внимания. Это же относится и к женщинам. Кроме того, нормальные люди сохраняют спокойствие в обстоятельствах, которые вызывают тревожность у невротической личности. Нормальный мужчина не сомневается в своей потенции. Нормальная женщина не боится сексуальной фрустрации с мужчиной, которого она выбрала себе в партнеры. Выбор надежного мужчины, которому можно «доверять» в сексе, есть важная составляющая женского здорового сексуального инстинкта. Но это ни в коей мере не меняет главного – мужчина потенциально может потерпеть неудачу, женщина – никогда. Женщина зависит от желания мужчины, он от ее желания не зависит.

Есть еще один важный элемент в определении разных страхов у нормальных мужчины и женщины.

Различия между полами лежат в основе самого раннего и простого разделения человечества на отдельные группы. Мужчина и женщина необходимы друг другу для сохранения семьи и расы, для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Но в любой ситуации, когда две разные группы нуждаются друг в друге, между ними складываются отношения не только гармонии, сотрудничества и взаимного удовлетворения, но также дисгармонии и борьбы.

Сексуальные взаимоотношения между полами вряд ли могут быть свободны от потенциального антагонизма и враждебности. Мужчина и женщина способны не только любить, но и ненавидеть друг друга. Элемент антагонизма потенциально присутствует в их отношениях, и отсюда возникают страхи. Любимый (любимая) может стать врагом, и тогда мужчина или женщина станут уязвимы.

Однако страхи у мужчин и у женщин разные. Если мужчина главным образом боится «потерпеть неудачу», не справиться с задачей, то внутренним стимулом, защищающим его от этого страха, является желание всегда быть на высоте положения. Мужчина страстно желает доказать себе, любимой женщине, всем другим женщинам и всем другим мужчинам, что он соответствует ожиданиям. Он пытается избавиться от страха перед возможностью сексуальной несостоятельности, конкурируя в других сферах жизни, где успех достигается силой воли, физической силой, умом. С этим стремлением завоевать высокое положение тесно связаны его конкурентные отношения с другими мужчинами. Опасаясь возможной неудачи, он стремится доказать, что лучше других мужчин. Если мужчина по своей природе донжуан, он осуществляет это непосредственно в сексуальной сфере, обычный мужчина – опосредованно, убивая врагов, охотясь на оленей, зарабатывая больше денег или успешно проявляя себя другими способами, чтобы превзойти соперников.

Современная социально-экономическая система основана на принципах конкуренции и достижения успеха; идеологические установки нацелены на ее восхваление, поэтому стремление к престижности и конкурентоспособности твердо укоренилось в рядовом человеке западной культуры. Даже если бы не было различий в половых ролях, эти стремления существовали бы в мужчинах и женщинах в силу действия социальных факторов. Это влияние настолько сильно, что можно усомниться, действительно ли стремление к престижу обусловлено сексуальными факторами, которые мы обсуждаем. Однако дело не в том, насколько эта конкуренция усиливается под действием сексуальных факторов, сколько в признании того, что на развитие конкуренции влияют не только социальные факторы.

Стремление мужчин к высокому положению и престижу объясняет такое специфическое качество, как мужское тщеславие. Принято считать, что женщины более тщеславны, чем мужчины. Хотя и противоположное мнение может быть справедливо, нас интересует не степень, а природа тщеславия. Для мужского тщеславия характерно стремление покрасоваться, продемонстрировать, как у него все хорошо получается. Он пытается убедить всех и каждого, что не боится неудачи. Это тщеславие окрашивает все поступки мужчины. Вероятно, нет ни одной области деятельности, от занятия любовью до военных действий и интеллектуальной деятельности, в которой в той или иной степени не проявлялось бы мужское тщеславие.

Другим проявлением мужского стремления к престижности является чувствительность к насмешкам, особенно исходящим от женщин. Даже трус может совершить геройский поступок из страха быть осмеянным женщиной, поскольку страх стать смешным может оказаться сильнее страха быть убитым. Это – типичная модель мужского героизма, который в отличие от женского окрашен тщеславием.

Настороженность мужчины в отношении женщин и его страх быть осмеянным способны вызвать у него чувство ненависти. Эта ненависть выполняет защитную функцию и порождает стремление доминировать над женщиной, иметь над ней власть, заставить ее почувствовать себя слабой и неполноценной. Если мужчине это удастся, ему больше не нужно бояться. Ведь если женщина будет бояться его – бояться быть убитой, избитой или подавленной, – она не сможет насмехаться над ним. Власть над человеком не зависит ни от силы страсти, ни от сексуальных или эмоциональных факторов. Власть зависит от таких факторов, которые настолько надежны, что не вызывают сомнение. Кстати, патриархальный библейский миф, провозглашающий власть над женщиной, служит мужчине утешением, даже несмотря на Божье проклятие.

Женское тщеславие качественно отличается от мужского. Мужское призвано показать его состоятельность и успешность; женское тщеславие характеризуется потребностью привлекать и доказывать себе, что она способна привлекать. Разумеется, мужчина тоже должен сексуально привлекать женщину, чтобы завоевать ее. Это особенно характерно для культур, в которых сексуальная привлекательность предполагает чувства и предпочтения.

Однако у мужчины есть и другие способы завоевать женщину и сделать ее своим сексуальным партнером – это физическая сила или, что более важно, социальное положение, богатство. Возможности сексуального удовлетворения мужчины не зависят только от его сексуальной привлекательности. В то время как сексуальная удовлетворенность женщины всецело зависит от ее привлекательности. Ни сила, ни обещания не могут сделать мужчину сексуально состоятельным. Стремление женщины быть привлекательной обусловлено ее сексуальной ролью; и отсюда проистекают ее тщеславие и озабоченность своей сексуальной привлекательностью.

Женский страх зависимости, фрустрации, ее положение постоянного ожидания зачастую выливается в желание, которое особо подчеркивал Фрейд: желание обладать пенисом [64]. Однако это желание не основано на ощущении, что женщине не хватает чего-то того, что есть у мужчины. Правда, часто имеются и другие причины: желание не