Анатомическая схема с указанием телесных повреждений, причинённых Але Губиной во время нападения на неё 12 июня 1939 г..

Осмотр показал, что брюшная полость загрязнена травой, старой листвой и заполнена большим количеством крови. Вкупе с большим количеством открытых ран, длительное время находившихся в антисанитарной обстановке, это грозило сепсисом даже в случае успешной операции. От вставшей к операционному столу хирурга Зинаиды Негановой, молодой ещё женщины, которой в тот момент не исполнилось и 30 лет, потребовалось всё мастерство и хладнокровие, чтобы в ходе шестичасовой операции выполнить необходимые манипуляции с максимальной тщательностью. Её мастерство спасло девочке жизнь, несмотря на то, что все специалисты расценивали шансы на благоприятный исход хирургического вмешательства как весьма невысокие. Конечно, очень помогло и то обстоятельство, что не были повреждены внутренние органы - печень, кишечник, желчный пузырь.

Следов изнасилования или каких-то манипуляций в области половых органов найдено не было. Данное обстоятельство до известной степени сбивало с толку, поскольку затрудняло достоверное определение мотива совершенного посягательства. В Советском Союзе такого рода преступления - т.е. заставлявшие подозревать сексуальный мотив, но не содержавшие в явном виде состава половых преступлений - относили к категории "деяний, совершенных в условиях неочевидности мотива". Они оправданно считались наиболее сложными в раскрытии (подробнее детали этого явления рассмотрены автором в книге "Социализм не порождает преступности. Серийная преступность в СССР: историко-криминалистический анализ", выпущенной издательством "Кабинетный учёный" в 2016 г.).
Несколько дней жизнь Али висела на волоске, но постепенно состояние девочки стабилизировалось и понемногу стало выправляться, хотя продолжительное время не могло прийти в норму. Даже вечером 25 июня, т.е. спустя почти 2 недели со времени ранения, температура составляла 37,8°С, а пульс достигал 94 ударов в минуту. Отец девочки, Георгий Губин, очень сильно переживал из-за случившегося и корил себя за невнимание к ребёнку. Первые три дня он не отходил от кровати дочери и даже первые показания сотрудникам уголовного розыска дал в больнице. Трагедия с дочерью до такой степени потрясла его, что он дал зарок бросить пить спиртное, судя по всему, человек этот жил не без страха Божия в душе. Аля находилась в больнице ровно месяц и была выписана 13 июля.

Ножевые раны на правой стороне торса Али Губиной в районе подмышечной линии, причинённые девочке во время нападения на неё 12 июня 1939 г. Глубоких разрезов было несколько, кроме них, в области подмышки имелись многочисленные неглубокие царапины (никто из сыкарей и врачей, правда, так и не сосчитал их точное число). Совершенно очевидно, что преступник наносил ранения, сжимая нож левой рукой и находясь лицом к лицу с жертвой. В том, что злоумышленник не находился позади девочки, нас убеждает наличие длинной и глубокой раны подвздошной области, а также положение в котором она была найдена (на спине). Может показаться удивительным, но предположение о левшизме преступника не озарило светлые умы свердловских пинкертонов, хотя свидетельств тому мы и прежде видели немало, да и в последующем также столкнёмся с ними...

Так выглядела завязка этой истории и нельзя не признать, что в произошедшем было много неясного. Осмотр места обнаружения раненой девочки ничего ценного с точки зрения расследования обстоятельств случившегося не дал. Причина оказалась тривиальна - сбежавшиеся к раненой девочке со всех сторон нетрезвые любители отдыха на природе вели себя как стадо говорящих слонов и затоптали все следы.
(...)
Сотрудники уголовного розыска затратили около 10 дней на то, чтобы опросить до полусотни лиц, побывавших возле раненой девочки, восстановить в общих чертах последовательность событий и разобраться в том, кто из свидетелей где находился и что видел. К 23 июня 1939 г. паззл сложился в следующую картину.
Алю Губину обнаружил некий Семён Перемышлин, 39-летний рабочий треста "Стройбыт", который отправился в лес с целью, как он выразился "посмотреть на гуляющих". Мотив, конечно, довольно странный для прогулки в одиночку, а потому трудно отделаться от ощущения, что Семён Иванович чего-то недоговаривал. Впрочем, не это выглядело в его рассказе самым странным. Удивляло другое: потратив на прогулку в одиночестве час или даже более, Перемышлин в какой-то момент услышал крики и пошёл на голос, в результате чего под одной из сосен обнаружил девочку - это и была Аля Губина, раненая к тому времени. Вот в каких выражениях поведал об этом во время допроса сам Перемышлин (стилистика оригинала сохранена): "Я услышал в лесу крик ребёнка. Я решил посмотреть. Подойдя поближе, я увидел валяется ребёнок, девочка, захватив руками живот. В метрах в 50 в низине я видел компанию выпивающих. Когда я подошёл вплотную, увидел - девочка окровавлена и исцарапано лицо. Я тотчас же решил пойти в барак к себе и сказал в общежитии двум парням. (...) Когда я обнаружил девочку, то кровь у неё не шла, была уже засохшая, в руках у неё ничего не видал. За исключением компании пьяных я никого поблизости не видал. Не видал также и пастухов. Как могла очутиться девочка в лесу не знаю."
Вы только вдумайтесь на секунду, что же именно сделал Перемышлин: обнаружив раненую девочку, он повернулся и... отправился в барак "Уралтрансстроя" на улице Льва Толстого, в котором проживал! Он не оказал страдавшей ни малейшей помощи, не вынес её к людям... к дороге... не поднял тревоги... не сорвал с себя рубашку, чтобы зажать кровоточащие раны! А ведь раны были ужасные, перечитайте описание выше! Это какое надо иметь каменное сердце, чтобы оставить кричащего ребёнка умирать в одиночестве и отправиться домой? Да как такое возможно? - и это самый очевидный вопрос, приходящий в голову при попытке анализировать данную ситуацию. Конечно, можно обоснованно указать на страх "маленького человека" перед Системой, напомнить о тогдашнем всевластии и произволе НКВД и сказать в оправдание, что Семён Перемышлин просто испугался быть обвинённым в преступлении, которого не совершал. Это разумная точка зрения, ведь пословица "коготок запутался - всей птичке пропадать" родилась вовсе не на пустом месте! Но в данном случае речь идёт о спасении жизни слабого беззащитного ребёнка и мы видим полное самоустранение от происходящего, всякое отсутствие сострадания. От места, где лежала бедная Аля, до барака Перемышлина не менее 350 м. и очень сомнительно, что он преодолел их бегом. Шёл обычным шагом, ну, возможно, чуть ускорился от влонения, заявился в свой барак и надумал сообщить о раненой девочке каким-то незнакомым людям, дабы те отправились ей на помощь. Только оцените эту ситуацию - человек самоустраняется от оказания помощи и посылает куда-то там в лес, искать под сосной, каких-то незнакомых ему парней. А после этого поступает ещё интереснее: видимо, хорошенько обдумав ситуацию, он принял решение вернуться и... прошёл те же самые 350 м. в обратном направлении. И далее Перемышлин находился возле девочки, непонятно, правда, зачем, помогать он ей не помогал, "скорую помощь" встречать не пошёл. Заметьте, он не пошёл даже в школу №5, расположенную поблизости от того места, где была найдена Аля, чтобы попытаться оттуда позвонить в "скорую помощь"... Перемышлин не побежал к дороге, чтобы встретить машину "скорой помощи" и даже не заявил о себе милиции, его нашли, можно сказать, против его воли. Перемышлин слонялся туда-сюда, смотрел по сторонам, давал окружающим умные советы, которые никто у него не спрашивал, но при этом сам ничего дельного не предпринимал.
Странное какое-то поведение. Честно говоря, подобные действия сильно напоминают ужимки опытного уголовника, который "разводит" и "подставляет" лохов вокруг, а сам внимательно следит за ситуацией и ждет момента, когда можно будет из создавшейся ситуации поиметь какой-то профит. Но Семён Перемышлин был несудим, так что записывать его в "блатные", вроде бы, оснований нет. Тем не менее, с этим мужичонкой что-то очень не в порядке. И для следствия, разумеется, очень важно было разобраться что же именно. По меньшей мере по двум причинам: во-первых, Перемышлин мог сам быть каким-то образом причастен к случившемуся с Алей Губиной, alibi он не имел, так что Семён оказывался в равном с прочими потенциальными подозреваемыми положении; а во-вторых, он мог видеть настоящего преступника либо во время совершения преступления, либо при отходе того с места преступления. Т.е. Семён Иванович мог оказать следствию огромную помощь, а поэтому важно было понять, что это за человек и почему он вёл себя так, как вёл?

Безусловно, этот персонаж привлёк к себе большое внимание следственных органов - Перемышлина в июне и июле неоднократно допрашивали и сотрудники уголовного розыска, и следователь-практикант Свердловской областной прокуратуры Готовцева, проводились новые допросы и много позже - осенью 1939 г. - но полной ясности относительно истинных намерений этого человека так и не возникло. Семён Иванович выражался косноязычно, избегал любых двусмысленностей и явно пытался казаться глупее, чем он есть на самом деле. Он не отступил от данных вначале показаний и никак не проговорился, что и позволило ему в конечном счёте избежать неприятных последствий. Согласно его заявлениям, неоднокранто повторенным на разный лад, он не видел ни самого нападения на Алю Губину, ни нападавшего. Он также не видел во время своих блужданий по лесу никаких подозрительных людей - никто не бегал с ножом, никто не снимал с себя окровавленную одежду, никто не мыл руки в луже, словом, ничего, выходящего из ряда вон.
Тем не менее, в высшей степени странное поведение Семёна Перемышлина с неизбежностью требует какого-то разумного объяснения.
(...)
Самое первое, что приходит на ум в этой связи - у Семёна в лесу была встреча с любовницей. Жесточайший жилищный кризис, обусловленный стремительной урбанизацией (перетоком населения из сельской местности в города), создал в Советском Союзе для активных мужчин средних лет серьёзную проблему - даже при наличии любовницы с ней было негде уединиться. В гостиницы селили только иногородних, почасовая сдача номеров была категорически запрещена и нарушение этого запрета грозило обвинением в содержании притона. Жильё в своём подавляющем большинстве было коммунальным, по типу общежитий, попытка привести к себе любовницу на час или два грозила моментальным разоблачением бдительными соседями. А потому у простого советского человека одним из самых романтичных приглашений для любимой женщины являлось приглашение на пикник, ну, разумеется, с последующим продолжением общения в приемлемом для обоих формате. Как только наступали тёплые деньки тысячи советских граждан, склонных к блуду, выдвигались на лоно природы. Туда же выдвигались и любители подсмотреть за этим самым делом, таких тоже хватало... Поэтому первое предположение, связанное со странным поведением Семёна Перемышина, лежит именно в плоскости специфики его половой жизни, а именно - либо он имел любовницу и тайно встречался с нею в лесу, где-то неподалёку от места нападения на Алю Губину, либо он просто увлекался подглядыванием за парочками, занимавшимися сексом на пленэре. В принципе, для женатого мужчины 39 лет, каковым являлся Перемышлин, оба предположения выглядят равно достоверными и недоказуемыми, но... в общем, похожими на правду.
Тем не менее, как кажется автору, подобное предположение является отнюдь не самым предпочтительным. Встреча с любовницей - или подглядывание за другими любовными парочками - не объясняет стремление Перемышина оставить раненую девочку и вернуться домой. У этого странного поступка, скорее всего, существует иное, куда более достоверное объяснение. Стремление прогуляться в одиночку по лесу и понаблюдать за отдыхающеми могло преследовать цель куда более криминальную, нежели тривиальное подглядывние - Семён мог обворовывать подвыпивших людей. Июнь - месяц жаркий, неумеренная выпивка на природе грозила сморить любого, перебравшего норму... Подойти и тихонько обыскать спящих совсем несложно и даже ненаказуемо, даже если кто-то из них проснётся, всегда можно объяснить свои действия заботой о ближнем, дескать, ребятки, солнце голову напечёт, вам бы в тенёк перебраться! И если Перемышлин действительно кого-то успешно "обшманал" и имел при себе украденные ценные вещи, то его желание скорее добраться домой вполне объяснимо. Он не мог вызывать милицию или "скорую помощь", имея в карманах ворованные вещи, мало как ситуация повернётся, вдруг милиционеры пожелают его обыскать или кто-то из обворованных переполох поднимает! Ему надо было вернуться домой и спрятать украденные вещи, а после этого он мог уже спокойно возвращаться к раненой девочке и наблюдать за дальнейшим развитием событий.
(...)
Хотя Перемышлин утверждал, будто не видел напавшего на Алю Губину, верить ему полностью нельзя, вполне возможно, он наблюдал за совершавшимся на его глазах преступлением, думая, будто подсматривает половой акт. Лишь после того, как преступник покинул место нападения, Перемышин мог подойти ближе и понять, чему же именно стал свидетелем. От попытки схватить преступника его мог удержать здравый смысл и опаска самому быть заподозренным в нападении на девочку.

Хитромудрого Семёна Перемышлина уголовному розыску, быть может, так и не удалось бы отыскать, если бы его сосед - Александр Рычагов - не принял самое деятельное участие в спасении девочки. Строго говоря, во многом благодаря именно Александр Ивановичу она вообще осталась жива.

Александр был тем самым человеком, кто вызвал "скорую помощь". О том, что в лесном массиве у посёлка лежит раненая девочка он услышал от Перемышлина. Тот как раз явился в барак и у входа растолковывал двум неизвестным подросткам - впоследствии так и не найденным - как отыскать раненую девочку. Бросив все дела, Александр Иванович помчался к месту, указанному Перемышлиным (последний при этом остался в бараке!). По пути он встретил милиционера, одного из нескольких прибывших в Пионерский посёлок для поисков Али, и сообщил ему, что найдена раненая девочка. Вдвоём они побежали сначала в школу №5, оказавшуюся запертой, затем в магазин, в котором, как оказалось нет телефона, а после этого - в другой магазин, из которого, наконец, и позвонили диспетчеру городской станции "скорой помощи". После этого милиционер побежал в лес, к тому месту, что ему описал Рычагов, а сам Александр остался у дороги встречать медицинскую машину.
В общем, Александр сделал всё то, что должен был сделать Семён Перемышин. Ничего не скажешь, молодец!
Опрос свидетелей показал, что неподалёку от того места, где была найдена раненая Аля Губина, буквально на удалении 50 м. отдыхала развесёлая компания, состоявшая примерно из 5 или 6 мужчин и женщин. Их удалось отыскать и допросить, строго говоря, они даже и не прятались, а в числе первых подошли к раненой девочке. Было бы замечательно, если бы эти люди смогли сообщить сотрудникам уголовного розыска какое-нибудь ценное наблюдение, но... чуда не случилось! Во-первых, изрядно подвыпившие люди были слишком заняты собой, а во-вторых, место, где они сидели, находилось в небольшом распадке, низине, из которой нельзя было видеть нижнюю часть дерева, под которым лежала девочка.
Однако, сам по себе факт присутствия в непосредственной близости от места нападения этой шумной компании, говорил о многом. Преступник показал себя чрезвычайно дерзким и по-настоящему одержимым. Решиться на подобное нападение в непосредственной близости группы людей мог далеко не каждый.
Беседа следователей с самой Алей - увы!- ясности в картину произошедшего не внесла. Девочка умела говорить, но ничего о преступнике сообщить не смогла. Придя в себя после операции, она не помнила ни нападавшего, ни нападения, ни того, что последовало далее. Попытки поговорить с девочкой предпринимались даже в сентябре, то есть спустя 3 месяца со времени происшествия, но память о событиях 12 июня к Але так и не вернулась.
Так в общих чертах выглядели те исходные данные, опираясь на которые правоохранительным органам пришлось приступать к расследованию этого преступления. Немаловажную информацию о преступнике мог бы дать криминалистический и поведенческий анализ обнаруженных следов и улик, но тут опять мы вынуждены прибегать к сослагательному наклонению, поскольку никто подобной работы в тогда не провёл, да и провести, судя по всему, не мог. Между тем, заслуживают быть отмеченными следующие немаловажные детали:
1) Очевидная локализация ранений на правой стороне головы и торса жертвы наводит на мысль об удержании преступником ножа в левой руке. Как отмечалсь выше, леворукость в то время являлась весьма редким явлением, которое могло быть использовано как серьёзный ориентирующий следствие признак. Первые серьёзные подозрения о левшизме преступника могли бы возникнуть у следственных органов ещё при расследовании попытки убийства Раи Рахматуллиной, но для этого оба эпизода - нападения в мае и июне - следовало связать. Руководство уголовного розыска на это не решилось и нападения на Рахматуллину и Губину считались никак между собою не связанными и расследовались раздельно.
2) Помимо возможного в обоих случаях левшизма преступника, между упомянутыми выше эпизодами имелось и другое немаловажное сходство. Але Губиной были нанесены поверхностные ранения головы, в т.ч. волосистой её части и глазного века. Эти травмы весьма напоминали нанесённые Рае Рахматуллиной, хотя их было меньше и помимо них имелись глубокие проникающие раны, отсутствовавшие у Раи. Наконец, оба эпизода объединяло душение жертв, хотя в случае с Раей Рахматуллиной из-за небрежного судебно-медицинского освидетельствования факт душения не был зафиксирован и о нём стало известно много позже. В целом, отмеченные совпадения позволяли вполне обоснованно рассматривать по крайней мере два этих случая, как связанные между собою.
3) На интересные размышления следственных работников могло бы натолкнуть изучение одежды Али Губиной. Девочка во время похищения была одета в платье в сине-белую клетку и розовую нижнюю сорочку из ситца. Может показаться удивительным, но обе детали одежды не были запачканы кровью ребёнка, а кроме этого, они не имели разрезов, соответствовавших ранам Али, что выглядит на первый взгляд довольно странно. И платье, и сорочка имели один-единственный след от прокола ножом и разрыв от горла до подола. Это позволяет уверенно утверждать, что ранениям предшествовало раздевание жертвы, а это однозначно указывает на сексуальную природу нападения. Т.о. образом "неочевидный" мотив на самом деле был вполне очевиден. Преступник сначала проткнул платье и нижнюю сорочку ножом, намереваясь, видимо, их разрезать, но потом изменил намерение и разорвал одежду руками. Можно сказать, что убийца вынул девочку из одежды, словно конфету из обёртки. Предварительное раздевание жертвы является очень важным свидетельством криминальной активности и позволяет предположить, что преступник имел намерение совершить с жертвой половой акт, но по какой-то причине этого не сделал (возможно, ему что-то помешало, например, отсутствие эрекции или спугнуло, например, появление неподалёку людей). К сожалению, этот чрезвычайно важный вывод следствие сделать не могло по той постой причине, что одеждой Али Губиной никто из следственных работников не заинтересовался. Её забрали с места преступления и сохранили родители девочки и лишь через несколько месяцев одеждой, наконец-таки, заинтересовались представители правоохранительных органов (о чём в своём месте будет сказано подробнее).
4) Очень важным и весьма специфичным элементом поведения преступника, прямо вытакающим из предыдущего пункта, является указание на последовательность его действий - сначала он раздевал жертву, возможно, душил, после этого наносил ранения ножом и только после этого, возможно, должен был последовать половой акт. По всей видимости половой акт должен был иметь место с трупом, поскольку причинение тех ранений, что были обнаружены у Али Губиной, почти не оставляли ей шансов на выживание. И вот тут приходит на ум прямая аналогия с нападением на Герду Грибанову 11 месяцами ранее. Герда тоже была полностью раздета и на предметах её нижней одежды не оказалось крови. Нападение на Алю Губину очень напоминало убийство Герды Грибановой с той разницей, что в июне 1939 г. нечто помешало преступнику реализовать замысел и преступление осталось незавершенным. Т.о. весьма вероятным могло стать предположение о совешении нападений на Грибанову, Рахматулину и Губину одним лицом.

5) Наконец, внимательный осмотр одежды Али мог дать следственным работникам ещё одну серьёзную зацепку. Ширина разреза, обнаруженного на платье и нижней сорочке составляла 8 мм. - это были ширина лезвия ножа, которым пользовался преступник. Понятно, что нож с такой шириной лезвия не мог быть большим, скорее всего, это был перочиный нож, с которым он, по-видимому, имел привычку ходить. Это означало, что при задержании подозреваемого сотрудникам милиции следовало обращать внимание на содержимое его карманов. Конечно, само по себе наличие перочиного ножа ещё ничего не доказывало, но учитывая, что о преступнике на тот момент времени вообще ничего не было известно, наличие в кармане подозреваемого перочиного ножа могло до известной степени помочь следователям правильно сориентироваться.
Подводя итог изложенному выше, отметим, что следствие при должном внимании к мелочам, уже в середине июня могло вполне оправданно сделать важные выводы о присутствии в Свердловске сексуального преступника, совершающего время от времени нападения на малолетних детей с целью их убийства и совершения в последующем полового акта с трупом. Можно было связать в единую цепочку нападения в июле 1938 г. на Герду Грибанову, Раю Рахматуллину в мае 1939 г. и Алю Губину в июне.
(...)
К сожалению, обо всём этом можно говорить только в сослагательном наклонении, потому что такого рода выводы и предположения сделаны не были.
(...)
Как же повел розыск преступника свердловский уголовный розыск?
Проницательный читатель без труда найдёт правильный ответ: родителей пострадавшей девочки спросили о том, кого они подозревают в нападении? Этот вопрос и в самом деле был любим сотрудниками НКВД того времени... Когда об этом спросили родителей Али они повели себя по-разному. Отец поначалу ответил, что не допускает возможность сведения с ним счётов путём нападения на его младшую дочь. А вот его жена Татьяна Колмогорцева, мачеха Али, взяла быка за рога и за словом в карман не полезла. Она заявила, что подозревает в попытке убийства неких Старкову и её сожителя Богданова, которые испытывают к их семье враждебные чувства "из-за квартиры".
История довольно гнусной коммунальной склоки коренилась в следующем: Старкова, уборщица в общежитии, где проживали Губины, давно претендовала на комнату №6, как самую просторную и удобную. Как только весной 1939 г. комната освободилась Старкова туда вселилась, как тогда говорили, заняла жилплощадь явочным порядком. Разумеется, подобное самоволие не могло обойтись без содействия коменданта общежития Александра Шаламова, который благоволил уборщице из-за всякого рода продуктовых подношений. Взяток, говоря просто… Старкова призвозила ему из деревни сметану, творог, молоко - в общем, всячески задабривала. После освобождения комнаты №6 она внесла туда свои вещи и отказалась пускать кого-либо ещё. Георгий Губин получил в администрации железнодорожного депо 19 марта ордер на заселение в эту комнату, но попасть туда не смог, ибо комендант Александр Шаламов отдал ключи уборщице и заявил, что комната заселена. А значит, туда входить нельзя, там чужие вещи, войдёшь - и обвинят в краже! Губин, правда, зашёл и втащил собственные вещи, в результате в комнате площадью 12 кв.метров в положении проживающих оказались 9 человек (это общее число членов семей Губиных и Старковой). И никто никому не хотел уступать, ибо жилищный вопрос в те предвоенные годы стоял в крупных советских городах очень остро. Пытаясь разрешить возникший конфликт интересов - надо сказать, очень острый конфликт! - Губин обратился к участковому милиционеру с просьбой помочь выселить гражданку Старкову, да только участковый руками развёл, иди-ка, мол в суд! Губин и пошёл…
Дело неожиданно быстро разрешилось. Уже 27 мая - т.е. за две недели до трагедии - районный народный суд постановил злополучную комнату №6 передать Губину. Старкова тут же сдала ключи и выселилась, а Шаламов в кругу друзей заявил, что отомстит. Непонятно, правда, кому и за что, но - отомстит!

Слева: карта Свердловска с указанием мест похищений и нападений на детей в 1938-1939 гг. (изображение кликабельно). Условные обозначения: "*1" - место похищения 12 июля 1938 г. и последующего убийства Герды Грибановой, "*2" - место похищения 10 февраля 1939 г. Бори Титова, "*3" - место нападения 1 мая 1939 г. на Раю Рахматуллину, "*4" - место похищения 12 июня 1939 г. Али Губиной. Место нападения на Нику Плещееву во дворе дома по улице Анри Марти не обозначено, т.к. об этом инциденте правоохранительные органы летом 1939 г. ещё ничего не знали. Можно видеть, что с течением времени преступник начинал всё более отдаляться от района первоначальной активности, что указывало на появление специфического опыта и готовность затрачивать больше времени на поиск жертв. Справа: карта Пионерского посёлка (другое название той поры - Новый посёлок), одного из районов Свердловска, с обозначением мест похищения Али Губиной (знак "*1") и обнаружения её тяжелораненой в зелёном массиве примерно в 150 м. от школы №5 (знак "+2"). Расстояние между этими точками более 600 м. При похищении Бори Титова злоумышленник преодолел бегом с жертвой на руках дистанцию более 400 м., теперь же расстояние увеличилось в 1,5 раза. Это обстоятельство ясно свидетельсвовало о росте его криминального опыта, самоуверенности и дерзости. Анализ географической локализации мест нападений позволял с уверенностью заключить, что злоумышленник не проживал в Пионерском посёлке, но сотрудникам уголовного розыска такого рода соображения не отягощали работу. Они истово принялись отрабатывать "коммунально-бытовую" версию, которая при расследовании как предшествующих эпизодов, так в последующих, по умолчанию признавалась самой достоверной и перспективной. И безрезультативной...

Это такая была присказка, а сказка началась 12 июня. Когда сотрудники уголовного розыска принялись устанавливать alibi действующих лиц, выяснилось, что никто не мог определенно сказать где же находился комендант Шаламов? А между тем, его искали с самого исчезновения девочки, дабы он привлёк к поискам всех проживающих в общежитии. Но никто Александра Сергеевича не видел и никто не мог сказать, куда же он подевался?

Разумеется, по этому поводу были допрошены как сам комендант Шаламов, так и его супруга - Ольга Андриановна. Последняя рассказала, что муж днём занимался ремонтом швейной машинки, а потом лёг спать, поскольку ему надо было идти на работу в ночную смену. Проснулся он якобы около 18:30 - это со слов жены - то есть ранее того времени, когда была найдена Аля Губина.
Сам Александр Шаламов рассказал о том же самом несколько иначе. Согласно его версии событий, к нему днём приходил товарищ по фамилии Быков и предлагал купить пива, но Шаламов отказался, поскольку в магазинном киоске за пивом в это время пришлось бы отстоять очередь. Увы, это диалектика социализма - рабочий люд поутру массово бежал похмеляться. После этого разговора он якобы улёгся спать, поскольку ему надо было выходить в ночную смену и проснулся около 19 часов. Собственно, после 19 часов его уже видели многие свидетели, так что этот момент времени подтверждался объективно. Всё же остальное вызвало самый пристрастный интерес уголовного розыска.
Ну в самом деле, жена говорит о ремонте швейной машинки, а муж рассказывает о визите друга с предложением попить пива... уж не намеревался ли Шаламов ссылкой на друга обеспечить себе alibi? Почему Шаламов не открывал дверь своей комнаты, когда стучали? Сам же Георгий Губин и стучал после того, как узнал об исчезновении дочери! Да и помимо него в дверь комендантской комнаты колотили люди. Может быть, комендант в это время попросту отсутствовал? Может быть, он убивал девочку?
Разумеется, некоторую толику подозрений в адрес коменданта добавило и то обстоятельство, что он первоначально пытался скрыть существование конфликта с Георгием Губиным, заявляя, будто отношения с его семьёй у него вполне нормальные. Что, конечно же, не соответствовало истине. Но бедолагу коменданта можно понять (хотя и не оправдать) - он опасался говорить о существовавшей враждебности, опасаясь попасть под подозрение. То, что уголовный розыск узнает обо всём и без него, Шаламову, похоже, в голову не приходило. В общем, перед нами образчик опрометчивого поведения не очень умного человека, яркий пример того, как не следует себя вести с работниками следствия.
Но глупое поведение Александра Сергеевича не оправдывает недоработок самого уголовного розыска, сотрудники которого на проверке коменданта Шаламове застряли плотно и надолго. "Отрабатывали" бедолагу по полной программе, поскольку месть Губину представлялась серьёзным мотивом. У Шаламова изъяли паспорт, отобрали подписку о невыезде, периодически вызывали на допросы, хорошо ещё, что в изолятор не определили! Сначала с комендантом работали сотрудники уголовного розыска, затем его передали областной прокуратуре, которая повела следствие с середины июня. На разработку версии мести было потрачено много времени и сил - и всё без толку! Этот напрасный труд ещё раз показывает, сколь важно для следствия правильно определить мотив действий преступника.
(...)
Помимо упомянутых выше Перемышлина и Шаламова немалое внимание следствия привлёк и весьма любопытынй рассказ 7-летнего Коли Порогова, который сотрудникам уголовного розыска передала его мать. Мальчик утверждал, будто слышал как некая Дарья Сурчанинова во время разговора со своей соседкой Марией Приваловой обмолвилась: "Сегодня ходила в лес за сучьями и видела мужчину, который девочке давал конфет, а потом зарезал".
Оставить такое заявление без должной проверки было недопустимо. Дарья Елизаровна Сурчанинова была разыскана и тщательно допрошена. Женщина всё отрицала. По её словам за сучьями она 12 июня вообще не ходила, поскольку набрала их накануне. О том, что кто-то угощал девочку конфетой, а потом зарезал она вообще не говорила, хотя слышала такие пересуды. Вот любопытный фрагмент её показаний: "Услышала я об обнаружении девочки у водокачки у одной женщины, фамилии её не знаю, говорила о том, что якобы нашли в лесу израненую девочку. Заманил её в лес мужчина. Была тут <при этом разговоре> гражданка Комарова, живёт по Красина, 21-23. И более ни от кого ничего не слышала." Т.е. дама повела себя хитро - она категорически отвергла свою осведомлённость о деталях преступления, но при этом признала, что разговоры про мужчину, угощавшего девочку конфетами, ведутся и она их даже слышала. Женщина как будто бы подстраховывалась на тот случай, если будет доказана её неправота.
Судя по всему, Сурчанинова действительно ходила в лес во время нападения и что-то видела, но от сотрудничества со следствием уклонилась. Вряд ли 7-летний мальчишка выдумал те слова, которые передал матери и бабушке, придя домой. Был у Дарьи Елизаровны разговор с соседкой, причём именно такой, как передал Коля Порогов, но почему женщина не пожелала помочь правоохранительным органам можно лишь догадываться.
(...)
Преступник слышал пересуды горожан о нападениях на детей и однажды на вопрос, что он думает о происходящем? ответил со скорбью в голосе: "жалко детишек". Его жертвам до известной степени пока что везло, все они, за исключением Герды Грибановой, оставались живы. Но подобное везение не могло повторяться постоянно. Попробовавший крови изверг в своих фантазиях и мрачных желаниях заходил всё дальше. Пока он оставался на свободе, новые убийства детей оставались всего лишь вопросом времени.

8. "Она данного мужчину догнала и может его опознать..."

Рита Ханьжина 30 июня 1939 г. пропала без вести почти мистическим образом. Она даже не выходила на улицу и мать поначалу решила, что девочка находится где-то в доме.

Семья Ханьжиных - муж, жена и дочь - проживали в доме №62 по улице Ивана Каляева. В тот день у родителей маленькой Риты - ей через 2 месяца должно было исполниться 4 годика - был выходной. Отец - Констанин Моисеевич Ханьжин, 29 лет - обучался на высших сельскохозяйственных курсах и 30 июня получил стипендию. Оставив часть денег дома, он отправился на местный рынок купить брюки и две кепки в подарок братьям, к которым собирался в скором времени поехать. Константин вышел из дома около часа дня и должен был возвратиться около двух пополудни. Супруга его - Александра Макаровна, 23 лет - в это время занималась стиркой. Маленькая Рита всё время была рядом, причём рядом в буквальном значении слова, на кухне сидела на стуле, на расстоянии вытянутой руки от матери.
Такая вот бытовая зарисовка из повседневной жизни обычной свердловской семьи.
Около 14 часов на кухню вышла соседка Ханьжиных, которой надо было пообедать перед уходом на работу. Коммунальная кухня была тесной и дабы не толкаться Александра Ханьжина отправила дочку в комнату, пообещав, что они сейчас сядут пить чай. Буквально через минуту или две дочь попросила отпустить её в сени, мать согласилась, но наказала Рите никуда из сеней не выходить. Пересуды об исчезновении детей волновали всех, буквально каждый день молва приносила новые истории, к которым никто не знал как относиться - то ли это досужие сплетни и чей-то вымысел, то ли и в самом деле в Свердловске какие-то изверги нападают на маленьких детей? Газеты и радио молчали о такого рода происшествиях, но "народный телеграф" существовал сам по себе и не нуждался в официальных подтверждениях. Так что Александра Ханьжина знала, что дочку отпускать на улицу без сопровождения взрослых нельзя.
Рита была послушной девочкой, но чтобы исключить всякую возможность её самовольного выхода на улицу, мать сняла с ног дочери ботиночки, носки, а также штанишки. Рита осталась в красном сатиновом платье с белыми цветочками и серо-белом байковом джемпере с красным шёлковым воротником.
Минут пять Александра Ханьжина занималась делами по хозяйству, а затем понесла ведро с помоями во двор. Пройдя через сени, она дочь не увидела, но не придала этому значения. Лишь вторично пройдя через сени с другим ведром, она задумалась, куда же могла пойти дочь? Мать решила, что девочка из сеней вернулась в комнаты и даже осмотрела их... И только после этого сообразила, что девочки в доме нет.
Так совершенно тривиально началась эта драма.
Александра Ханьжина бросилась на улицу, где повстречалась с одной из соседок - Апполинарией Кинёвой - хорошо знавшей Риту, поскольку та часто играла с её сыном. На вопрос, не видала ли она Риту? Кинёва ответила утвердительно, по её словам она только что видела девочку во дворе дома №59 по улице Ивана Каляева, там она сидела с каким-то мальчиком. Александра Макаровна бросилась к указанному дому, благо расстояние было совсем невелико - не более 50 м. Убедившись, что детей во дворе нет, женщина начала стучать в двери жильцов, узнавая, не заходила ли к ним девочка 3-4 лет? Быстро переговорив с жильцами и ничего не узнав о дочери, Александра выскочила обратно на улицу и бросилась с расспросами к прохожим. В это время появился возвращавшийся с рынка Константин Ханьжин. Часы показывали 14:15, Александра рыдала, кричала, что дочьку похитили, и муж был не в силах её остановить.

Дом №62 по улице Ивана Каляева в Молотовском районе г.Свердловска, в котором семья Ханьжиных летом 1939 г. снимала комнату. По мнению следствия, именно отсюда, из прихожей в квартире на первом этаже этого дома неизвестный