Модель взаимодействия между попытками решения и устойчивым существованием фобических расстройств

 

Обстоятельства способны сделать нас счастливыми

или несчастными гораздо менее, чем наша вера в это,

а вот предвосхищение будущих обстоятельств нашей

фантазией необыкновенно могущественно.

Гуго фон Гофмансталь

Теперь, после того как в терминах взаимодействия между устойчивым существованием и предпринятыми попытками решения проблемы мы описали перцептивно-реактивные системы, свойственные пяти различным типологиям фоби­ческих расстройств, являющихся объектом нашего исследо­вания, нам представляется полезным обобщить их киберне­тическое функционирование и их обычную временную пос­ледовательность посредством наглядной схемы (см. рис.).

 

 

Когда извращенная игра уже установилась, то, как ут­верждает Сальвини, «значение, придаваемое угрожаю­щим событиям, реальным или воображаемым, управляет­ся не только воспринятыми из культурной среды верова­ниями, но и тем, каким способом функционирует наше мышление, а именно: как оно реорганизует информацию, находящуюся в его распоряжении, в зависимости от ее со­держания.

В конечном результате, для того чтобы человек интерпре­тировал события как угрожающие (что может быть более или менее оправданно), важную роль играют следующие моменты: приписывание событиям случайности, разделение их на категории, процессы логической дедукции, перформативные акты*, тенденция придавать законченный смысл и описательную структуру эпизодам и неоднородной после­довательности событий, обращение к схематическим сте­реотипам и прототипам.

 

* Подробно об этом см, Нардоне, Вацлавик, 2006, с, 24. — Прим. пер.

 

С точки зрения содержания подобные «умственные схе­мы» приводят в действие и оценку фактов, в смысле их изби­рательности и оценки важности, они также добавляют недо­стающие элементы и придают значение, снимая возможные несоответствия, с тем, чтобы сделать их непротиворечащими теории об ожидаемой реальности» (Salvini, 1991, 15).

Другими словами, когда ригидность системы восприятия реальности и реакций на нее уже сформировалась, человек вынужден спонтанно перерабатывать любой воспринятый стимул или информацию, пропуская их через фильтр и де­формирующую линзу страха. В этом случае имеет место самый настоящий «перевод» действительности на язык стра­ха, который преображает таким образом действительность в нечто адекватное и соответствующее собственным ригид­ным перцептивно-когнитивным структурам.

Здесь читатель, проследив, насколько определящим в поддержке проблемы является то, что человек предприни­мает для ее решения, может задаться вопросом: что же заставляет людей упорствовать в повторении некоторых ти­пов поведения или некоторых действий, в то время как иног­да сами же эти люди признают их дисфункциональность для решения проблемы? Как получается, что стадающий агорафобией человек упорствует в своей стратегии избе­гания и обращения за помощью, даже если он осознает, что подобные действия поддерживают его проблему? Как по­лучается, что страдающий обсессивно-компульсивным расстройством человек продолжает выполнять свои риту­алы, имеющие отношение к пугающей его действительно­сти? Как получается, что человек с манией ипохондричес­кого страха упорствует в поиске какой-либо конкретной болезни, несмотря на опровергающий диагноз?

Подобные вопросы представляются совершенно закон­ными; поскольку для всех нас является естественным пред­положение о том, что человек, являясь существом мыслящим и осознающим, должен бы, получив определенную инфор­мацию и осознав определенные процессы, быть способным к управлению ситуацией в направлении благополучия.

На эти вопросы можно ответить, обращаясь к некото­рым важнейшим причинам. Первой из них является тот факт, что большинство людей, опираясь на устаревшие психологические и медицинские концепции, зачастую затрудняется понять и принять альтернативные точки зре­ния. Однако это одна из самых несущественных причин, которая, с моей точки зрения, объясняет лишь малую часть случаев. В большинстве же случаев действует конструкти­вистское правило, согласно которому осознание и знание чего-либо не означает способность к выполнению этого. Как сказал бы фон Форстер, «правильно с точностью до наоборот», а именно: «если хочешь увидеть (и узнать), на­учись действовать». Следовательно, даже люди богатой культуры и острого ума, способные к пониманию сложней­ших механизмов, которые часто бывают повторяющими­ся, самотворящими и парадоксальными, чаще всего осоз­нают происходящее, но не в состоянии действовать иначе. Идея о том, что в процессе изменения происходит переход от мысли к действию, уже не актуальна, она устарела в све­те конкретного опыта вмешательства. Как мы увидим в дальнейшем, действительное изменение предусматривает не только когнитивное изменение, но прежде всего изме­нение в восприятии, задействующем эмоциональные про­цессы, которые, в свою очередь, влияют на познаватель­ные процессы и поведение. Чтобы стать реальным, подоб­ное изменение перцептивно-реактивной системы должно пройти через конкретный опыт.

Другая причина, без особых сомнений позволяющая по­нять, каким образом действует «на уровне повторений не­функциональной стратегии» описанное выше упорство, заключается в том, что предпринимаемые фобическими субъектами попытки решения оказывают основной эф­фект, заключающийся во временном уменьшении симпто­ма, в иллюзии спасения от страха, в ощущении защиты. Это означает, что в случае приступов паники человек инстинк­тивно осуществляет действия, которые как можно быстрее позволили бы ему добиться снижения симптома, принесли бы облегчение. В этот специфический момент человек не мыслит в терминах долгосрочности, не разрабатывает стра­тегии, он только реагирует на основании собственного вос­приятия в данный конкретный момент.

Предпринятые попытки решения, которые на деле обес­печивают гомеостазис проблемы и лишь усложняют ее, действуют, прежде всего, в качестве средства, позволяю­щего в данный момент избежать страха. В этом заключает­ся главная причина их устойчивого существования.

Генри Лаборит, один из самых авторитетных современ­ных биологов, таким образом описывает механизм побега: «с помощью коры головного мозга осуществляется пред­восхищение ситуации, благодаря памяти об опыте полез­ных или вредных действий и благодаря разработке страте­гий, способных осуществить их или избежать их. Органи­зация действия осуществляется на трех уровнях. На первом, самом примитивном уровне действие организует­ся автоматически с помощью внешней или внутренней сти­муляции, без способности к адаптации. На втором уровне действие организуется на основе предшествующего опы­та, благодаря памяти о тех приятных или неприятных, по­лезных или вредных характеристиках ощущений, которые были получены в результате прошлых действий. Третий уровень — это уровень желаний. Он связан с воображае­мой конструкцией, которая предвосхищает результат дей­ствия и стратегию, которую необходимо задействовать, чтобы обеспечить положительный результат или же чтобы избежать вредного стимула. Первый уровень относится только к настоящему моменту, второй уровень добавляет к действию в настоящий момент опыт прошлых действий, тре­тий уровень относится к настоящему моменту, предвосхи­щая будущий результат благодаря прошлому опыту». (Laborit, 1982, 19-20).

Следуя этому блестящему представлению организации действий, предложенному Лаборитом, и добавляя к нему непосредственный клинический опыт прослеженных нами случаев, нам кажется, что человек, после того как он уста­новил, согласно схеме Лаборита, последовательность дей­ствий, позволяющих ему снизить ощущение паники, про­являет тенденцию к ее повторению.

Вновь и вновь подобная повторяющаяся зафиксирован­ная схема взаимодействий обуславливает ригидность дей­ствий и ответных действий: она становится своего рода ав­томатической организацией, подобной организации перво­го уровня по Лабориту. Другими словами, то, что первона­чально является способом, разработанным с тем, чтобы из­бежать ощущения страха, после его утверждения и подкрепления опытом и социальными отношениями стано­вится спонтанной и неконтролируемой реакцией: превра­щается в систему восприятия реальности и реакций на нее, ригидную и неподдающуюся изменению с помощью логи­ческого мышления.

В ответ на вопросы, поставленные в начале этого пара­графа, можно сказать, что предпринятые попытки реше­ния человеку, их осуществляющему, вначале представляются несомненно полезными и функциональными. Следо­вательно, люди продолжают повторять подобные дисфун­кциональные попытки решения, основываясь на их преды­дущей функциональности и на основании того, что в момент кризиса они заключают в себе единственный репертуар реакций, способных снизить ощущение, страха.

Для того чтобы разрушить ригидное дисфункциональ­ное равновесие, задаваемое присущей субъекту перцеп­тивно-реактивной системой, необходимо вмешательство, нацеленное на решение сложных проблем, описанных выше, обладающее особенными характеристиками, спо­собными привести человека к изменению его способа восприятия окружающей действителности, а следовательно — и его способа реакций на нее.

Эти характеристики терапевтического вмешательства должны быть следующими:

а) способность к разрушению замкнутого круга гомеостатических взаимодействий между устойчивым существо­ванием проблемы и предпринятыми попытками ее решения;

б) способность обойти сопротивляемость к изменениям, характерную для любых систем и особенно свойственную таким сложным системам, как человеческие системы, и способность вносить изменения таким образом, чтобы субъект не отдавал себе в этом отчет;

в) способность к продуцированию конкретного опыта изменений в восприятии внушающей страх реальности и в реакциях на нее;

г) способность обеспечить после происшедших измене­ний возможность восстановления собственных личных эмоциональных и поведенческих ресурсов и восстановле­ния самооценки.

Исходя из этих перечисленных характеристик, в резуль­тате нашей работы по типу «исследование-вмешательство», нам удалось разработать специфическую модель терапев­тического вмешательства в случае тяжелых фобических расстройств, позволяющую произвести их быстрое и эф­фективное лечение.

 

 

Глава 3