Преподобный Иосиф и старчество

Чтобы личность преподобного Иосифа Песнописца, целокупный образ его был нам осязаемо памятен, в заключение необходимо коснуться еще одного свойства его души, о котором попутно упоминалось выше. Это – духовничество преподобного Иосифа, которое было ему поручено в Константинополе в отношении всего столичного клира. Уже говорилось, что он имел чудный дар прозорливости по отношению к тем душам, которые приходили к нему. Он видел тайные грехи, которые ему не открывали, и смиренно ждал, не обличал, долготерпел, вел душу к добровольному раскаянию и, как говорится в его жизнеописании, «успевал» в этом делании.

В канонах преподобного Иосифа Песнописца можно найти косвенное свидетельство сказанному. В отдельных тропарях своих канонов Преподобный указывает на дар ВИДЕТЬ грехи и помогать очищать их. Выше мы приводили воспевание святым Иосифом преподобного Петра Афонского за то, что тот являлся большим снабдением, находкой, отрадой для тех, кто втайне стяжал греховные скверны, за то, что они обретали молитвенника в преподобном Петре при условии, что ясно каялись в своих грехах. Аналогичную мысль высказывает преподобный Иосиф в каноне святому Иоанникию Великому, когда пишет: Душа твоя, светозарением Божественнаго Духа освещаема присно, душ зряше верно приходящих тебе советы, блаженне, пророческими прознаньми священно удивляема [736].

Сказанное отнюдь не означает, что Преподобный говорил о себе и своем сверхопытном знании душ человеческих; оно только свидетельствует, что всю свою жизнь преподобный Иосиф думал о приведении к Богу, об очищении, о спасении души человеческой; – и тогда, когда еще юным священноиноком был послан в Рим, схвачен морскими разбойниками и ввергнут в критскую тюрьму, где поддерживал горение человека к Богу, веру в Него и чистое исповедание имени Его; – и когда вернулся в Константинополь и основал свою малую обитель, соорудив церковь, посвященную апостолу Варфоломею; – и когда писал свои каноны и стал сосуд охранителем церкви Святой Софии; и тогда, естественно, когда поставлен был духовником константинопольского клира. Всюду, везде и во всем основным были поиск души человеческой, горение и боление о спасении этой души от тайных язв греха, самоутверждения и гордости. А о том, что эта темная прежде душа может быть просветлена и спасена Богу, свидетельствовали образы святых, которых он воспевал, жизнь которых он изучал, – а жизнь их изменялась, возвышалась, светлелась под действием Промысла Божия.

В этом последнем разобранном нами качестве души преподобного Иосифа Песнописца мы видим те основы высокого руководства к духовной жизни, которые были насаждены в золотую эру монашества на Востоке в пустынях и монастырях V–VIII веков, которые сохранялись позднее и в великих Лаврах в окрестностях больших городов – Студийской, Палестинской и других. Это то направление руководства в духовной жизни, которое известно под именем старчества и которое через преподобного Паисия Величковского было насаждено в России, принесши славные плоды духовного возрождения.

Преподобный Иосиф Песнописец представляется нам одним из духовных отцов и основателей старчества. Это последнее качество особенно приближает к нам и нашему времени многогранную и одновременно смиренномудрую личность преподобного Песнописца.

Возлюбивший Бога от юности, даже отрочества, переживший разлучение с родиной, обретший вторую родину в обители Солунской и нашедший душу свою в подвиге иноческом, преподобный Иосиф пронес через всю жизнь живую и действенную Христову любовь к душе человеческой. Ее он возлюбил и узнал в образе святых, которых воспел в своих песнях; ее он ценил и искал вокруг себя в любых условиях: в темницах, где неоднократно страдал, в обществе иноков, где проходил стадии своей монашеской жизни, в трудной и блестящей обстановке столичного Константинополя, – и всюду ее улавливал, стяжевал, находил. Ради спасения и обретения этой души он развивал в себе и чудный свой поэтический дар, который тщательно очищал и преимущественно употреблял на то, чтобы открыть и показать, яко благ Господь, и к этому Богу истинному, живому призвать души человеческие.

И потому, что зов этот вечен во все века, что душа человека та же и вовеки, что раньше, наследие преподобного Иосифа Песнописца достигает наших дней, не теряет силы своей в наше время и в наши же дни является источником чистого и радостного исповедания Бога, которое приходит к людям нашей эпохи через глубокое и серьезное самовоззрение, иными словами, путем деятельного и чистого покаяния.

В благодати Таинств Святой Церкви человек обретает Бога. И порукой тому – образ, жизнь и труды преподобного Иосифа Песнописца.

Часть II
Труды русских песнотворцев в Киевский период

Ранняя русская литература и песнотворчество

При изучении песнотворчества Русской Православной Церкви возникает ряд вопросов, знакомство с которыми, хотя бы неполное, представляется необходимым для того, чтобы углубление в суть изучаемого предмета было по возможности верным. Песнотворчество церковных авторов, составлявших службы русским святым, тесно связано с развитием всей древнерусской литературы в целом и в то же время имеет свои особые, строго очерченные задачи. Несомненно, что язык митрополита Илариона и авторов других оригинальных произведений – сказаний, летописей конца XI – начала XII века был более свободен в изложении избранного предмета, чем язык гимнографа, который должен был подчиняться законам составления текстов богослужебного характера.

Отсюда следующая группа вопросов, которые надлежит разрешить при изучении древнерусской богослужебной литературы. Для русского гимнографа уже имелся готовый образец литургических произведений, поскольку к концу X века, когда на Руси было принято христианство, в Византии было уже завершено, по существу, составление чина богослужения. Эти готовые образцы вместе с тем не могли быть механически переписаны русскими гимнографами при составлении служб русским святым; не говоря о том, что имелись местные особенности, присущие укладу Русского государства, которые не могли не быть отображены в соответствующем произведении, автор службы русским святым должен был писать не только канон (как основное богослужебное произведение), но и значительное количество стихир, седальнов и проч.

Так, состав песнописцев, участвовавших, например, в составлении службы святым апостолам Петру и Павлу, насчитывает до десяти отдельных имен. Здесь можно отметить, что стихиры на Господи, воззвах составлены Андреем Пирским и Иоанном монахом. Литийные стихиры принадлежат творчеству святых Андрея Критского, Арсения и Германа; стихира на литии помечена как Византиева. Стихиры на стиховне значатся опять под именем преподобного Андрея Критского, а «славная» – Ефрема Кария. Каноны святым Апостолам написаны Иоанном Дамаскиным и, наконец, в «славной» стихире на хвалитех указано имя Космы монаха, – не считая тех церковных песен, которые идут без обозначения[737].

Гимнограф же, который составлял службы русским святым, должен был иметь такой опыт, такой кругозор и такое художественное дарование, чтобы, излишне не повторяясь, составить хорошо построенную службу, не убавляя количества священных песен.

Необходимо отметить также, что русскому песнопевцу следовало принять уже готовую форму церковной службы, которая сама по себе в Византии слагалась на протяжении многих столетий, начиная с VI века и до конца века IX. Перед русским создателем церковно-богослужебного последования имелись, таким образом, образцы произведений различных по времени и силе художественного дарования святых и блаженных песнописцев Византии, и выбор поначалу должен был представляться весьма затруднительным.

В стихирах и канонах первого периода русской церковно-богослужебной письменности мы обнаруживаем определенное заимствование стиля и формы богослужебных произведений у греческих песнопевцев, хотя одновременно определяем и выраженную наклонность противостоять принятым образцам, не повторять дословно принятых выражений. Этого вопроса необходимо подробно коснуться при анализе соответствующих церковно-богослужебных служб русским святым.

Очередной группой вопросов, встающих при изучении русского церковного песнотворчества, является, по нашему мнению, необходимость соотнесения тех или иных богослужебных произведений с периодами русской истории.

Преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский, глубокий знаток песнотворчества и песнотворцев Греческой Церкви, полагал необходимым делить историю Русской Церкви и духовной литературы на несколько периодов[738]: I ПЕРИОД, домонгольский, который автор датирует 862[tt]–1237 годами; II ПЕРИОД, монгольский, определяется сроками 1238–1409 годов (до разделения митрополии). Далее выделяются: III ПЕРИОД – до введения Патриаршества, 1410– 1587 годы, и IV ПЕРИОД – от 1588 до 1719 года (период Патриаршества), и V ПЕРИОД, с 1720 до 1863 год – период Синодального управления[739].

Нам представляется, что выделение песнотворчества русского также должно идти по отдельным периодам формирования Русского государства[740] и прежде всего должен быть отчетливо выделен его первый раздел, который может быть обозначен как домонгольский период, по Филарету Черниговскому, и который одновременно соответствует периоду Днепровской, городской, торговой Руси историка В.О. Ключевского[741]. Выделение следующих периодов по историческому принципу представляется не столь обязательным. Для разработки позднейших гимнографических произведений Русской Православной Церкви может быть найден и определен иной ведущий признак. Такого принципа придерживается в исследовании русского литургического творчества Ф.Г. Спасский. Он отходит от деления, предлагаемого преосвященным Филаретом, и строит свой анализ как с учетом определенных исторических эпох, так и с учетом роли отдельных городов и имен отдельных гимнографов[742].

Среди песнотворческих произведений домонгольского периода, периода Днепровской Руси, по В.О. Ключевскому, наиболее ранней является Служба святым князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, которая относится к авторству митрополита Иоанна.

Здесь необходимо уточнить, что преосвященный Филарет Черниговский указывает митрополита Иоанна Киевского (1180–1189), связывая с ним написание канона святым Борису и Глебу[743], тогда как митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» со всем основанием заявляет, что творцом канона и всей Службы святым страстотерпцам мог быть только Иоанн I, который, долго пробыв в России, хорошо владел церковно-славянским языком, находясь на митрополичьей кафедре с 1008 года по 1035-й[744].

«Митрополит Иоанн I, – пишет преосвященный Макарий, –...если бы даже не был славянином, мог в совершенстве изучить славянский язык в продолжение своего двадцативосьмилетнего пребывания в России. По всем этим причинам мы не колеблемся признать службу на 24 июля в честь святых мучеников Бориса и Глеба самым первым и древнейшим литературным произведением в нашей отечественной Церкви, явившимся около 1021 г<ода>»[745].

К тому же начальному, домонгольскому периоду русского песнотворчества относится и Служба святому равноапостольному князю Владимиру, которую преосвященный Филарет Черниговский считает принадлежащей творчеству преподобного Григория, творца канонов, скончавшегося в начале XII века[746].

К гимнографическим произведениям разбираемого начального периода, несомненно, принадлежит и Служба преподобному Феодосию Печерскому.

Относительно служб жившим в тот же период Новгородским святителям у Филарета Черниговского нет точных указаний.

Если считать, что достоверными Службами, написанными в ранний домонгольский период, являются Службы: 1) святым Борису и Глебу, 2) преподобному Феодосию Печерско-му и 3) святому равноапостольному князю Владимиру, то представляется заслуживающим внимания нахождение в них общих черт, характеризующих раннюю эпоху формирования нашего государства, отражающих развитие идей христианского вероучения, воспринятого Русью после Крещения. Необходимо также дать оценку художественной ценности этих ранних произведений церковной письменности, могущих иметь отношение к установлению степени духовного развития народа в одном из основных проявлений его духовной жизни – в слове.