О путях возникновения, формирования и роста болезней.

Во всем мире люди болеют, страдают и умирают. Во всем мире все ищут выздоровления, в том числе православные люди. И во всем мире люди не очень хотят, мягко выражаясь, признать, что причина их заболеваний в них самих, в их греховных расположениях, хотя об этом ясно и многократно говорится в Священном Писании. Мне могут возразить, что болезни свойственны и святым и ведут к стяжанию венцов, что иногда они попускаются по особому промышлению Божию, с учетом жизненного пути человека, на котором болезни помешают ему реализовать свои греховные наклонности или послужат обнаружению Божьего всемогущества и милости, а также искуплению прегрешений и облегчению загробной участи ибо дважды за одно не наказывают. Эти возражения, как правило, имеют целью не поиск истины, а лишь обнаруживают эрудиции возражающих.

Для чего посылаются болезни тому или иному человеку? Очевидно, что если человек переносит их с радостью — то для награды; если задумается — то для вразумления, а если тяготится — то для наказания. Особенные случаи промыслительного заболевания я не рассматриваю, ибо святые отцы считают, что особенное, необычное не может быть общим правилом.

Что касается детских болезней, то о причинах их возникновения следует говорить отдельно: с одной стороны дети сами по себе безгрешны и даже не ходят на исповедь до достижения сознательного возраста, а с другой стороны, за грехи родителей воздается до третьего поколения. Означает ли это, что один человек наказывается за преступление другого? Отнюдь нет. Дети страдают не за то, а потому что их родители повредили свои душу и тело грехом, и это поврежденное состояние родителей сказалось на формировании и развитии детей.

Иллюстрацией этого может служить то, что происходит с детьми алкоголиков: не по воле врача дети становятся инвалидами, и не за то, а вследствие того, что родители не соблюдали советов врачей. В Священном Писании говорится о воздаянии потомкам, но не в виде угрозы, а предупреждения, в надежде, что напоминание о болезнях детей хотя бы приостановит рост родительской греховности.

Помимо рождения уже больных детей, родители обязательно передают потомству черты своих характеров, как положительные, так и отрицательные; последние, по мере своего роста, могут в дальнейшем привести к заболеваниям.

Но бывает, что болезнь вызывается не ростом греха в развивающемся ребенке, а в результате непосредственного эмоционально-нравственного влияния родительских грехов, которое осуществляется помимо воли родителей и независимо от нее и начинает сказываться на ребенке еще в период внутриутробного развития. Любые постоянные душевные качества родителей и их временные настроения оказывают влияние на формирование ребенка, оставляя след в его душе; и таким образом действуют качества не только родителей, но и всякого близкого человека.

Но что такое "настроение"? Всего лишь настрой на определенное качество. Происходит это приблизительно так же, как настройка музыкального инструмента или приемника на определенную длину волны. Человек, подобно камертону, отзывается, проявляет эмоциональную заинтересованность в том качестве, на которое настроен, и изыскивает причины для его активности как во внешних обстоятельствах, так и внутри собственной души.

Настраиваются же обычно на то, что по каким-либо причинам приятно, что "по нраву" человеку. Более или менее постоянные настроения формируют характер, который, в конечном счете, тоже, оказывается зависимым от того, что "по нраву" — от нравственности.

Казалось бы, что поделаешь с настроениями или с характером? Но любое настроение всегда во власти человека, в его произволении: всякий может настроиться на гневливость, спорливость, хвастливость, точно так же и на послушание, храбрость, скромность. Святые отцы прямо говорят о том, что в своем поведении и даже в мыслях человек приобретает навык либо добра либо зла. Любой взрослый человек волен увлекаться чужими и чуждыми настроениями, может и противостоять им. Ребенок беззащитен не только перед настроениями, качествами и поведением своих родных или посторонних людей, но даже и перед той безликой мерзостью, которая изливается на него с экранов телевизоров и запечатлевается в его душе.

Во всех случаях человек страдающий ищет избавления от страданий. Причину болезни и страданий легче всего можно отыскать, если знаешь принципиальное устройство человека, а способ лечения — если известно, что в окружении человека способствует, а что препятствует выздоровлению.

Православная Церковь всему этому учит, и для православного естественно обратиться в поисках ответа на свои вопросы и в поисках помощи именно к ее многовековому опыту.

 

*** *** ***

 

Человек состоит из души и тела. Душа для своей деятельности располагает желательной, мыслительной и раздражительной силами, а подчиненное душе тело — физическими силами и органами чувств. Назначение человека до грехопадения прародителей — радость и счастье, после воплощения Иисуса Христа — служение Богу через выполнение Его заповедей. После исхода из земной жизни человека ожидает или Царствие Небесное, уготованное праведникам прежде сложения мира, или уготованное диаволу и аггелам его место вечных мучений, в зависимости от плодов земной жизни человека. Плоды жизни оцениваются как по делам, так и, в значительно большей степени, по расположению сердца человека. Последнее особо важно отметить, ибо очень часто в наши дни можно видеть совершение внешне добрых дел при полном отсутствии должного внутреннего расположения. К примеру то, что принято считать благотворительностью, может совершаться и по тщеславию, и по корысти (для уклонения от налогов), а непротивостояние злу, "всепрощение", может иметь в своей основе не смирение, а обыкновенную трусость.

Любое душевное качество, положительное или отрицательное (отрицающее соответствующую добродетель), воплощается, обретает плоть в поведении человека. Святые отцы говорят, что запечатленное в душе ищет воплощения во внешнем. В какие душевные качества и стереотипы поведения воплотится внедряемое в юношески восприимчивые души то, что предлагают современные теле- и видеопрограммы — страшно даже представить. Еще в древности говорили, что учение (чему угодно) в молодости — это резьба на камне, а учение (или переучивание) в старости — рисунок на песке.

Но, как бы там ни было, получается, что любые действия можно охарактеризовать с самых разных точек зрения, зачастую взаимно исключающих друг друга. Единственная налицо верная оценка, помимо всех прочих, — нравственная оценка рассматриваемого поступка. Любым и каждым своим поступком человек совершает (сознательно или несознательно) служение положительному или отрицательному нравственному качеству, которое действует желательной силой души. Будь это желание (направление желательной силы души к внешнему), произволение (направление той же силы к тому, что представляется правильным, а не к чему оно влечется привычно — самопроизвольно) или потребность (что предполагает наличие дающего потребное при нахождении желательной силы внутри сердца), — в любом случае имеет место определяющая роль нравственности, нравственных качеств, которые можно смело считать мотивом любого поведения. Правда, не в лабораторных условиях, а в реальной жизни отмечаются и борьба, и сомнения. Человек почти всегда пытается из различных вариантов поведения выбрать субъективно оптимальный, и он всегда и безусловно свободен в своем выборе. Но выбор непрост: здесь и борьба грехов за пальму первенства между собой, которую люди воспринимают, как борьбу с грехами, здесь и противостояние грехов и добродетелей, здесь имеет значение и выраженность, как грехов, так и добродетелей и многое другое.

Грехи не бывают "одной силы". Рост их власти (чем и определяется сила) над человеком наиболее кратко и исчерпывающе показан у преп. Филофея Синайского. Он говорит: "Наперед бывает прилог (приражение, действие, когда брошенная вещь ударяет в то, на что брошена); потом сочетание (сдвоение: внимание сковано предметом, так что только и есть душа да предмет, приразившийся и ее занявший); далее сосложение (предмет, приразившийся и внимание занявший, возбудил желание и душа согласилась на то — сложилась); за сим пленение (предмет взял в плен душу, возжелавшую его и, как рабу связанную, ведет к делу); наконец страсть (болезнь души), частым повторением (удовлетворением одного и того же желания) и привычкой (к делам своим оно удовлетворяется) ставшей чертой характера. Добродетели растут по иным законам, поскольку для их возрастания потребен труд и милость Божия.

Не мотивированных нравственностью, "бездумных" поступков просто не бывает, и даже когда создается такое впечатление, оно ошибочно. Например, юноша гуляет с девушкой или товарищем по парку, к ним подходит посторонний человек и просит прикурить, а в ответ получает удар в челюсть. Первая реакция: "Простите, я не подумал!" Т.е., думал, да и не один раз, как будет защищать друзей или подругу от хулиганов, которые попросят прикурить. И давно обдуманная мысль мгновенно пронеслась по накатанным рельсам и привела к имеющемуся в мыслях результату. Главное здесь то, что мысль эта вдохновлялась опять-таки нравственно-душевными качествами.

Часто низменные побуждения пытаются проявиться вовне, минуя контроль сознания. Это им удается, но несомненно то что внутренне, украдкой, сознание соглашается с ними, и, как бы не обращая внимания, все сваливает в "подвал подсознания".

Конечно, мотив легче возобладает, если качество на уровне страсти, а не на уровне сосложения, но в любом случае мотивами наших поступков являются наши же нравственные качества.

Дополнительные сложности в решении данного вопроса вносит происхождение качеств: то ли они получены в период внутриутробного развития и входят в ядро личности, в то самое пресловутое "Я", то ли являются приобретенными личностью в процессе ее жизнедеятельности. Последние легче поддаются исправлению, а первые, имея "фоновой" характер, с большим трудом распознаются, тем более при распространенной ныне материалистической ориентации даже "духовных лиц".

Допустим, что человек согрешил. Чем? Душой или телом? В первую очередь, разумеется, душой, а затем греховные расположения души воплотились. Телесной болезни еще нет, ибо тело инертно и обладает колоссальным запасом прочности (устойчивости к повреждающим факторам), а психопатология уже имеется, хотя и не ощущаемая вначале больным и не замечаемая близкими.

Приятно ли ощущение боли, хорошо ли ее испытывать? Очевидно — нет. Но боль необходима, так как дает сигнал о повреждении тела, об опасности.

Хорошо ли испытывать страх (тревогу, ужас)? Нет, но тревога информирует о наличии опасности душевной, о повреждающем душу факторе, который сам по себе еще не вырос настолько, что его можно видеть невооруженным глазом. Это — предупреждение о том, что в душе не все в порядке.

То же значение имеют и другие обязательные эмоциональные последствия греха: напряжение, стыд и т.д. В принципе, этими состояниями могли бы заниматься психиатры, да они и занимаются: назначают успокаивающие, нейролептики, барбитураты, и затемнив первые проявления болезни, дают ей возможность пройти незаметно доклинический период развития и потом, заявить о себе во весь голос. Вообще-то, гораздо лучше было бы, если бы этим вопросом занимался священник, пользуясь знаниями, которые оставили для нас Святые Отцы. А они, в тех случаях, когда не знали как поступить, какая мысль правильна, советовали посмотреть на свое же эмоциональное состояние при обращении к одной мысли, потом — к другой, и посчитать греховной именно ту мысль, которая сопровождалась тревогой, сомнениями, приподнятостью, как бы ни казалась она хороша. "Не слушай бесов (т.е. не принимай их внушений), даже когда они говорят тебе о посте и молитве" — советовали святые отцы, свидетельствуя, что демонические силы могут прикрываться для погубления человека в мысленной брани благими целями и мотивами.

Найти общий язык с психиатрами при обсуждении духовных вопросов весьма трудно. Взять хотя бы истерию: во всех учебниках и научных трудах красной нитью проходит описание "театральности", нарочитости поведения истерика, поиск зрительской оценки; иначе говоря — делание тех или иных дел напоказ. Но ведь эти проявления достаточно откровенно свидетельствуют о том, что святые отцы называют тщеславием и что является тяжелейшим грехом! А психиатры этого видеть не хотят (или не могут?), и даже архимандрит Киприан в своей работе "Пастырская Психиатрия" считает возможным заявить что "аскетику, в сущности, не интересуют: навязчивые идеи, фобии, неврастения, истерия и т.д". Все им перечисленное — это либо прямые проявления греха, либо его последствия. Что же говорить о шизофрении, лечение которой психиатры считают своей прерогативой, хотя не имеют ни малейшего представления об ее этиологии, и крайне скудное — о патогенезе, ибо понимание их дается знанием духовных законов, а получаемое врачами образование — сугубо материалистично.

Кроме того, в психиатрии, мягко выражаясь, не поощряется психологизирование, под которым понимаются попытки логически обосновать и объяснить мысли, высказывания, поступки больного. Такой подход делает психиатрию чисто описательной наукой. занимающейся только симптоматикой, внешним проявлениям болезней, но не их причинами. Уже по одному этому надеяться на понимание данной наукой природы душевных болезней нет никаких оснований.

Общепризнанно, что для шизофреника его внутренний мир — ценность огромная настолько, что внешнее имеет гораздо меньшее значение: не внутреннее приводится в соответствие с объективной реальностью, а окружающее интерпретируется в направлении угодном миру внутреннему. Представления и мысли больного шизофренией более значительны для него, чем собственно реальность. Но ведь это — чистейшей воды мечтательность, через которую, по словам святых отцов, как через мостик, в душу проникает множество бесов!

Аутизм, столь типичный для поведения шизоида и шизофреника — это ведь всего-навсего усердно рекламируемая некоторыми психоаналитическими школами самодостаточность, доведенная до своих логических пределов.

Необычность мышления шизофреников, их вычурные манеры, при которых зрители не нужны вообще, прямо-таки кричат о том, что шизофреники считают себя людьми необычными, которых и походка, и мимика и жестикуляция должны отличать их от всех остальных хотя бы в собственных глазах (основание этому — своеволие).

Самомнение проявляется различно, но как ни странно, именно оно является причиной бредовых построений. При этом кажется естественным: если человек резко отличается от окружающих в лучшую сторону, в сторону превосходства, то его должны сопровождать явные поклонения и рукоплескания — или скрытые преследования, травля, сводящие на нет плоды успехов (мечтательных).

А самомнение естественно влечет за собой своеволие, как одно из необходимых качеств, составляющих шизофренический характер: мечтательность, своеволие, самомнение. Уберите хотя бы одно из означенных нравственных качеств, и от болезни останется только плохой характер.

Иногда приходится слышать, что психические болезни попускаются, якобы, "для пользы души". Считаю, что о пользе душевного заболевания для человека после всего сказанного может говорить только тот, кто не имеет ни малейшего представления о сути болезни. А если принять катастрофическое влияние больного на окружающую среду: семью, работу, то говорить просто не о чем.

У невротика всегда обнаружится в характере заносчивость, частичная или тотальная, а полиморфность (многообразие) симптомов, как и при истерии, определяется точкой приложения, выраженностью греха и его сочетанием с другими качествами.

Об эпилепсии не говорю, поскольку ее причины лежат в так называемом "эпилептическом характере", который настолько типичен, что диагноз эпилепсии может быть поставлен при течении болезни даже без судорог и не вызывать сомнения.

Остальные психические заболевания достаточно просты, если смотреть на них сквозь призму святоотеческого учения о грехах. И мучаются эти больные, чаще всего, не из-за факта греха или его последствий, а из-за невозможности согрешать сколько душе угодно.

Под силу ли разобраться во всем этом современному традиционному психиатру? Сомневаюсь.

Есть еще одна, уже объективная, причина, по которой хотелось бы видеть занимающимся душевнобольными людьми именно священника, и которую нужно иметь ввиду любому врачу. Об этом говорил митрополит Виталий (Устинов). Святые отцы настойчиво предупреждают: если пастырь (в нашем случае — врач) относится с любовью к врачуемым, то, по законам любви, он разделит с ним труд перенесения скорбей и болезней; если же с осуждением — то Господь попустит незадачливому пастырю (врачу) впасть в те же согрешения, дабы не превозносился. Помимо этого, если любой человек дерзнет обличать чьи-либо грехи, то возбуждающие эти грехи бесы нападут на него с удвоенной силой. В какой-то степени для священника, в зависимости от его собственного отношения, защитой от этой опасности является его сан.

Болезни могут врачеваться или человеческими, или Божественными или бесовскими силами. К бесовским прибегать недопустимо, к человеческим — иногда непосильно. Остается Божеское заступление через обращение к таинствам. Это то, что можно сказать о душевных болезнях, где имеет место сознательное или бессознательное рабство греху.

Соматически заболевания по своему развитию (патогенезу), существенно отличаются от болезней, имеющих исключительно душевную природу, вызывая объективные страдания, являющиеся следствием греха. Безропотное перенесение этих страданий можно рассматривать как воздаяние за грех во времени, устраняющее нужду в воздаянии за то же в вечности. Ввиду этого, потребно обнаружение греха (грехов), вызвавшего (вызвавших) болезнь. И труды покаяния, и собственно грех должны быть определены достаточно точно, ибо сколько ни кайся в трусости, опасливость не уменьшится, а разрешается на исповеди только исповеданный грех.