Новомученики и исповедники земли Ставропольской

При нераскаянности народа ему дается свобода падать в пропасть. Верные Господу Иисусу Христу после революции подвергались жесточайшим репрессиям, которые не обошли и Северный Кавказ. Бесследно исчезали не только люди — целые селения. В многонациональных Минводах мирно жили рядом немцы, армяне, русские; на склонах горы Верблюд выращивала виноградники колония итальянцев, в Пятигорске обосновалась община поляков — и всех разметал кровавый вихрь террора. Но особую ненависть новых властей вызывали православные христиане. Бесы действуют через людей, и подручные князя тьмы обрушили ярость на Церковь Христову через земных служителей своих.

Люди часто хотят совершать Божие дело своими силами, но не разумнее ли вверить себя Промыслу Божию? Так подъяремная Россия просияла созвездием новомучеников и исповедников, молитвами которых все мы сегодня живем и дышим. Не обошел венец сей и южные рубежи Отечества. Как и в первые века христианства, много священнослужителей, монахов, мирян пострадало здесь за Имя Господне.

Храм села Калиновского возглавлял священник Иоанн. Прихожане просили его не служить в столь тревожное время, но пастырь остался верен долгу. Осенью 1918 года в день его Небесного покровителя апостола Иоанна Богослова во время службы в алтарь ворвались бандиты. Схватив о. Иоанна, глумились над ним. За околицей страстотерпца усекли мечем. На земле долго не высыхали кровавые пятна.

В соседнем приходе служил священник о. Петр. Он не дал разорять храм: «Сожгите меня, но не трогайте церковь». За эти слова он был арестован и сгинул бесследно. В том же году о. Иоанна (Рябухина) из станицы Ессентукской красные порубили шашками за благодарственный молебен. Высокопреосвященнейший Иосафат, архиепископ Пятигорский и Буденновский, происходил из знатного княжеского рода. Власти не разрешали ему служить, и он просил милостыню на пропитание. Проживал с матерью-монахиней, вместе с ней арестован. Дальнейшая судьба их неизвестна.

После него Пятигорскую кафедру возглавил архиепископ Мефодий (Сидоров-Абрамкин). Когда Михайловскую церковь, где он служил, захватили обновленцы, перешел в Горячеводскую Успенскую церковь. Из-за страха перед властями Владыку никто не принимал на квартиру. В последнее время он ютился с престарелым отцом в проходном коридоре где-то в районе Кабардинки. В 1937 года владыку Мефодия арестовали. Люди видели его в следственном изоляторе, где, несмотря на сердечный приступ, архипастырь вместе со всеми стоял в переполненной камере. В Горячеводской церкви до сегодняшнего дня бережно сохраняется фотография замученного Владыки и его самодельная панагия.

Иеромонах Сасоний (Миронов) был насельником Сухумского монастыря. После разгона монастыря поселился у сестры на хуторе Виноградном. Он не выходил из дома, по ночам молился, вознося молитвы о страждущей под игом богоборства стране Российской. Арестован по доносу соседей, заметивших полуночный огонек. Уводя воина Христова, чекисты надругались над запасными Святыми Дарами, которые были найдены при обыске.

Другой подвижник благочестия этого края — иеросхимонах Стефан, проживший 97 лет. На Святой Горе он пробыл всего семь месяцев, а затем 43 года молился Богу в горах и пустынях близ Сухуми, Тбилиси, появляясь иногда во Второафонском скиту. Вместе с ним в горах подвижничал послушник Симеон (в мантии Исаак, в схиме Серафим). Затем о. Стефану был голос идти в мир, служить людям. В войну он в Кисловодске иногда служил в Крестовоздвиженской церкви. Одна из духовных дочерей перед смертью завещала ему свой домик. Так и жили, старец Стефан и монах Серафим, тайно от властей принимая народ. «Жизнь очень тяжелая в пустыне, она почти упразднится, — пророчествовал о. Стефан. — Но те, кто будет исполнять свое правило ежедневно, несмотря на мирскую суету, будут пред Господом как пустынножители, где бы ни жили. Истинные ревнители по Боге скроют себя среди мира»¹.

Когда в 1973 году батюшку Стефана хоронили, электрички остановились, по всему Кисловодску звонили в колокола. Сегодня на его могилке часовенка с куполом и крестом, внутри лампада. Могилка целебная. Один человек вылечил здесь себе слух, приложив к уху землю с могилки. В благодарность за исцеление он дал обет каждый год поминать батюшку. Но однажды 13 февраля в день памяти о. Стефана не приехал в Кисловодск, и болезнь возвратилась к нему. С тех пор день батюшкиной памяти не пропускает.

¹ Жизнеописание старца иеросхимонаха Стефана (Игнатенко). Сост. Г. П. Чиняковой. М., «Новая книга», 1996. С. 14.

В смутные годы, когда на народ русский была наложена епитимья, Господь посетил испытанием и Иерусалимского старца. «С бумагой, выданной Калининым, дедушку некоторое время не притесняли, — вспоминает м. Александра (город Кропоткин). — Но потом власти на это не посмотрели, говорили, что здесь церковь, совершаются богослужения, что Люба хуторских детей не только грамоте, но и Закону Божию обучает. Отца Феодосия несколько раз забирали в милицию, но всегда отпускали».

На Крещение в 1925 году, когда батюшка освящал воду, все явственно видели в крещенских струях множество чудесных рыбок и дивились тому. Старец горько заплакал и сказал: «Сколько много здесь рыбок, и все разбредутся, и останется только четыре рыбки». И весь народ с ним плакал, так печально он говорил, и батюшка благословил всех крестом из древа Мамврийского дуба, в котором была частица Животворящего Креста Господня. «Он заранее подготавливал нас, по его благословению собачек раздали, козочек», — вспоминает м. Александра.

За две недели до Пасхи о. Феодосий благословил матушек Елену и Тавифу (таково имя инокини Татианы в манатейном постриге) печь куличи и красить яйца. Они удивились: Страстная впереди, но ослушаться не посмели. Старец освятил все и убрал в шкаф. В Великую Пятницу освятил пасху, яички и сказал: «Будете разговляться, а меня с вами не будет. Поезжайте в Минводы, живите там». В этот миг в дверь постучали. Вошли трое военных из Новороссийска: «Собирайся, отец, в гости». — «Я вас давно поджидаю», — поклонился старец.

Он взял тазик, умыл пришельцам ноги — поразительно, что они не сопротивлялись, - потом накормил, сам им прислуживал. Войдя в келлию, взял крест, перекрестил на четыре стороны, благословил всех присутствующих: м. Тавифу, м. Анастасию, м. Фиону, м. Елену, м. Татиану, м. Наталию, послушниц Любовь и Анну. Матушки заплакали. «Не скорбеть, а благодарить Бога надо», — утешил их о. Феодосий. — Спаситель в эти дни страдал, а вы молитесь». Обернулся к военным: «Я готов».

Всякое естество ангельское удивися, како, Христу Богу подражая, со ученики Обоими умывшу нозе Иудины, — сынам противления, худшим Иуды сего, нозе умыл, христолюбиве Феодосие. Удивляющеся же сему, и мы Господу Богу кротких Кроткому вопием с Благоговением: Аллилуиа.

С арестом батюшки все разошлись кто куда и остались в лустыньке четверо: м. Тавифа, кухарка м. Наталия и Люба с Анной, что еще девочками прибежали в пустыньку. Так сбылась притча о четырех рыбках.

Отец Феодосий был по этапу отправлен в ссылку. Его везли через Новороссийск, Краснодар, Ростов. Говорят, одной женщине из пригородного поселка под Ростовом было откровение, и она, поспешив из дому, стала всем сообщать: «Выходите, сейчас через село будут везти старца чудотворного...»¹.

¹ В те годы аресты христиан были произведены по всему Кавказу. Новоафонским монахам, к тому времени изгнанным из родной обители, было предъявлено обвинение по ст. 58, пункты 10-11 (контрреволюционная пропаганда). Их приговорили к расстрелу. Приговор был произведен в исполнение в Новороссийске. По сведениям Центрального архива Федеральной службы безопасности, тела расстрелянных иноков захоронены в Новороссийске за кладбищем на старых каменоломнях. Другая часть арестованных осуждена на разные сроки лишения свободы. Из них вернулись немногие. В 1990 году все реабилитированы.

Сведения об о. Феодосии разбросаны по различным архивам, частично утраченным. Годы его заточения совсем не изучены. По некоторым сведениям, он попал на Соловки — что, впрочем, маловероятно, так как среди узников Соловецкого лагеря особого назначения имени его не встречается.

Когда о. Феодосия определили на поселение, Любовь собралась к нему на Север. «Люба божественная была, преданная, она и в ссылку за дедушкой поехала, а мы разошлись по домам», — вспоминает м. Александра. Увидев Любу, батюшка обрадовался как ребенок. Он был совсем заброшен, маленький, худенький. Люба поселилась вблизи места, где томились изгнанники, и служила батюшке.

По рассказу Софии Георгиевны Терновской, однажды проверять условия жизни ссыльных приехала Н. К. Крупская. Увидев девушку, возмутилась: «Что она здесь делает?» Решила, что Любу сослали сюда насильно. Узнав, что та добровольно помогает дедушке, приказала не обижать их.

Тем временем м. Тавифа и м. Наталия исполнили батюшкин наказ. Иконы, что были в пустыньке, раздали по церквам — в Крымскую, Абинскую, Новороссийскую, крест и чашу забрали с собой и переехали в Минводы, где купили небольшой домик. Анна Ковалева осталась сторожить пустыньку. По выходным ее навещала двоюродная сестра Мария. Однажды Анне принесли письмо от батюшки: «Уходи, надвигается туча». Она тут же покинула келлию. Только успела скрыться в тоннеле, как явились военные, но никого не обнаружили. Анна переселилась в Минводы, и батюшкина обитель обезлюдела.

Шесть лет пробыл о. Феодосий в ссылке. Когда срок кончился, они с Любой пустились в обратный путь.

Проезжая через Ростов, зашли навестить жену коменданта Вассу. Вернее, уже вдову — только что мужа похоронила, поминки справила — стоит, посуду моет. Вдруг отворилась дверь, заходит батюшка Феодосий. Васса всплеснула руками — стопка тарелок битая на полу. А время трудное, посуду у соседей назанимала — как теперь расплачиваться? Пригорюнилась Васса. Отец Феодосий наклонился, сгреб черепки, выпрямил спину — и вот протягивает ей чисто вымытые, невредимые, целехонькие тарелки...

Подвиг юродства

Перед возвращением о. Феодосия Анне Ковалевой приснился сон, будто батюшка служит молебен, а в руке сияющий крест, весь в бриллиантах, и он этим крестом всех благословляет. «Откуда у вас такое богатство?» — спросила во сне Анна. «Из ссылки привез», — отвечает ей батюшка.

Почему о. Феодосий благословил послушниц после его ареста перебираться именно в город Минводы? Как Челябинск и станция Кавказская, это скрещение многих дорог: на восток, в Среднюю Азию, в Закавказье. Сюда без помех могли добираться люди из Ростова, Новороссийска, Краснодара — исповедаться, причаститься, посоветоваться со старцем. В этом городе о. Феодосий прожил последние 17 лет своей жизни.

По прибытии в Минеральные Воды благодатный старец принял подвиг юродства. Теперь он ходил по улицам одетый в пеструю рубашку с яркими цветами и резвился с ребятами, которые прозвали его «дедушка Кузюка». Они знали, что у этого старичка всегда припрятаны для них леденцы. Хлеба не всегда хватало, а дедушка ходит, конфетки раздает: «Ну-ка, мокроносенький, иди сюда», — угостит, перекрестит, а сам тайно молится за дитя. Лакомства покупались на полученное подаяние, а ведь это были голодные годы.

Люди заметили, что некоторым ребятам о. Феодосий говорил Кузя, а некоторым Кузюка. Впоследствии из Кузи получался хороший человек, а из Кузюки так себе. В благословении старец никому не отказывал, горошинки давал каждому, но провидел будущее каждого. Усыпанный драгоценностями крест оказался крестом юродства — ежедневного умирания в духе.

Спастись хотяй Сам, и в богоборней стране душам многих спастись помощи, приял еси подвиг юродства, предивне Феодосие, да явиши Премудрости Божией святыя дары, вопиюще Ему, Триединому Господу нашему: Аллилуиа.

Так и жили: батюшка юродствовал, матушки работали в подсобном хозяйстве, м. Тавифа стала совсем старенькая, м. Наталия болела. Люба была за псаломщицу, ни одна панихида, ни одна вечерня без нее не обходились. Эти духовные дочери сопровождали старца весь остаток жизни.

Старец Феодосий причащался запасными Святыми Дарами, ими же причащал духовных чад. «Ангелочки с небочка Дары принесли», — прикровенно говорил он.

Через несколько дворов от батюшки, на улице Озерной, жила женщина, вернувшаяся из заключения. Забрала из приюта дочь-отроковицу, а жить нечем. Неподалеку располагалась воинская часть. Отчаявшаяся мать помыслила отвести туда девочку, дабы снискать пропитание блудом. Поздно вечером смотрит, бежит мимо сосед, узелок через забор бросает. Подняла, развернула, а там деньги, и немалые. «Совсем из ума выжил старик», — подумала, решив, что он перепутал ее двор со своим. Совесть была не до конца потеряна, и утром она постучалась в соседский дом: «Дедушка, вы вчера по ошибке принесли мне узелок с деньгами, вот возьмите». — «Когда дьявол вкладывает в ум человеку нехорошие мысли, то Господь говорит моему дяденьке и посылает в тот дом отвратить зло и погибель души», — ответил батюшка. Она не поняла, что он говорит о себе. «Никакого дяденьку я не видела, а вас, дедушка, видела, как вы в мои сени бросили этот узелок». — «Бери эти деньги, Господь послал тебе помощь, чтобы дочь не поверглась во зло».

Одному Господу ведомо, откуда он взял такую большую сумму денег, ведь жил бедно, ничего не имел. Время послевоенное, иногда за целый день не было даже куска хлеба, а тут такое богатство! Истинно слово Псалмопевца: «Юнейший бых, ибо состарехся, и не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы» (Пс. 36:25).

Заплакала женщина, опустилась перед старцем на колени. «Бога благодари и Пречистую Матерь за Их милосердие к нам, грешным, а дочь учи благочестию», — благословил о. Феодосий. Так он повторил подвиг Николая Чудотворца, не позволившего обедневшему отцу ввести дочерей в грех, тайно подбросившего им три узелка со златом. Впоследствии дочь этой женщины стала хорошей женой и матерью.

Гонит хозяйка корову из стада — глянь, дедушка Кузюка бросает что-то в сенцы и убегает. Смотрит — белая простыня. Пожала плечами: «Юродивый, что с него возьмешь». Утром сына привезли мертвого: убило сцепкой вагона, вот и пригодилась простыня.

В другой раз о. Феодосий зашел к соседу, взял веник и давай мести из всех углов. «Совсем с ума сошел ваш дедушка, вы его одного не пускайте», — отвел он домой старца. И что же? На другой день приехала милиция, конфисковала имущество, а соседа сослали в Сибирь.

Как-то ночью батюшка пришел к железнодорожнику Петру и говорит: «Пойдемте на угольный склад, скорее, скорее». Его дочь Люда поднялась и пошла с батюшкой. Вдруг вспомнила и говорит: «А книжку угольную мы не взяли». — «Сегодня она не нужна, иди быстрее».

Подходят к воротам склада, а у ворот молодой человек. Батюшка говорит: «Что ты хочешь сделать с собой, подумал ли, куда пойдет твоя душа? Ведь у тебя семья, а ты собрался душу свою отдать дьяволу, воспитывай двоих детей своих и молись Богу!»

Люда всмотрелась, а над головой на воротах петля из веревки. Человек собирался на виселицу, а батюшка почувствовал духом, спас его душу, не дал ее в добычу геенне огненной.

Идет по улице бабушка Евфимия, а голова болит так, что на белый свет смотреть тошно. Навстречу старичок: «Что, головушка болит?» Взял, крест-накрест прижал. «Как придешь домой, прочитай трижды «Богородицу», положи три поклона и до самой смерти здорова будешь». Она исполнила, и хворь тут же прошла. Все в доме убрала, ужин приготовила. Приходит дочь с работы, а мать веселая, по хозяйству хлопочет. «Старичок один вылечил», — сказала она. «Это дедушка Кузюка, все его знают, он многих излечил», — догадалась дочь.

Младенческая чистота духа появлялась у многих блаженных девственников — Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского. Вот и батюшка Феодосий был обращен к миру лицом детской непосредственности. Ходит по улицам, собирает грязные тряпки: «Тряпочки можно помыть, постирать, они Боженьке пригодятся». Близ дома протекала река Жимуха. Войдет о. Феодосий но колено в воду, штанишки закатает и в жидком мусоре полощется. Люди до Любы бегут: «Твой дедушка опять постирушку затеял, как бы не простудился». — «Божье дело делаю», — упирается он. Еле домой его уведет, а батюшка выстиранные тряпки на заборчик сушиться вешает, крестит, что-то бормочет. Души заблудшие очищал, кого-то погибшего из ада вымаливал, что мог, исправлял в судьбах людских заступническим предстательством. Так и жил в уничижении, отмывая души от духовной скверны.

«Вернувшись из ссылки, дедушка не забыл нас, писал письма в Кропоткин, — вспоминает м. Александра. — Они начинались так: «Благословение и мир Божий!» Когда я вышла замуж, о. Феодосий приехал к нам. На вокзале подошел к кассе и говорит: «Дедику 140 лет». Милиционер тут же говорит: «Пропустите, пропустите». Он повенчал нас с мужем, правда, без колец, с кольцами трудно было, покрестил ребеночка нашего. По благословению дедушки семейная жизнь моя сложилась счастливо, муж всю жизнь меня грубым словом не назвал, а если на сердце накатит, говорил: «Шурочка, давай-ка посчитаем до десяти».

Георгия и Меланию батюшка благословил переселиться всем семейством в Минводы. Хозяйка к тому времени занемогла, страдала кровотечениями. Войдя в дом, батюшка сказал: «Поднимайся, Мелания, ходи», — и она встала и служила домашним.

Дочке Соне было тогда десять лет. «Паломники приезжали, останавливались в нашем доме, а вечерами тайно по одному и пробирались к батюшке», — вспоминает теперь София Георгиевна Терновская. Она помнит» как батюшка однажды стоял во дворе, а по осеннему небу летел косяк перелетных птиц. Он насыпал им зерна, птицы клевали. «А теперь летите». Стая поднялась и полетела. Следом второй косяк. Отец Феодосий их также посадил, насыпал зерна. «А теперь летите с Богом». Птицы послушались.

Батюшка частенько разговаривал с животными. У них три кошечки жили. Бывало, хлеба им в борщик накрошит: «Ешьте, только с молитвой». Петушку говорит: «Пой, только Бога знай».

В 1936 году Георгия Алексеевича хватил удар. Когда приехал врач на линейке, о. Феодосий трижды с кадилом в руках обошел повозку и трижды тихо пропел «Вечную память». Его сын Николай догадался, что батюшка предсказывает этим смерть отца, и очень испугался. Хозяина увезли в лечебницу.

На третий день о. Феодосий сказал Мелании, чтобы муж ее написал исповедь на любом языке (Георгий Алексеевич в совершенстве знал несколько языков). Тот выбрал греческий. Прочитав, о. Феодосий сказал его супруге: «Мелания, иди скорее и скажи Георгию, что он не все вспомнил, ему нужно вспомнить очень важное». Умирающий долго лежал, наморщив лоб. Наконец, в ужасе сказал: «Да-да, я одно не вспомнил, забытое», — и приписал по-гречески. «Теперь все», — остался доволен о. Феодосий и властию, данной ему от Бога, разрешил его.

На четвертые сутки благословил сестру Софии Георгиевны Александру отнести отцу в больницу святую воду и антидор. Та попросила разрешения помыть голову, но батюшка велел бросить все и скорее идти.

Александра смутилась: как скрыть это от других больных? «Господь все управит», — сказал старец.

И действительно, все сложилось само собой: четверо соседей встали и сами вышли из палаты, кто за передачей, кто на процедуры, и она беспрепятственно преподала отцу святыню. Пока она дошла домой, раб Божий Георгий скончался. Отец Феодосий знал час его кончины и потому торопил дочь дать ему святую воду и антидор.

После смерти Георгия Алексеевича вдова его приняла монашеский постриг с именем Мария. Так сбылось предсказание Георгия Победоносца: «Называй себя Мария». Она отошла ко Господу десять лет спустя, в 1946 году. София Георгиевна проживает в городе Минеральные Воды. Старец предсказал ей долгую жизнь.

Будни военные

Когда началась Великая Отечественная война, отец Феодосий сказал: «Молитесь Богу, просите смерти с покаянием, скорби неизбежны». Когда немцы подступали к Минводам, о. Феодосий подбежал к детсаду и кричит: «Гулю-гулю, деточки, бегите за мной, бегите!» Дети забавы ради бросились за дедушкой, воспитатели за детьми. В это время в здание детсада угодил снаряд и никто не погиб.

Городская больница находилась рядом с железнодорожными путями. На рельсах стояли три вагона со снарядами. Глядит стрелочник: идет дедушка Кузюка, одной рукой сжимает крест, другой вагоны толкает. «Ну, дед, чудной, сдвинуть ли ему такую махину?» — подумал железнодорожник, и глазам своим не поверил: вагоны как игрушечные сдвинулись с места. Чуть позже на то место упала бомба, не причинив больнице особого вреда.

Работала здесь медсестрой Елена. Дома у нее было четверо ртов: престарелая мать, сестра-калека, двое детей, а паек скудный. Однажды сынишка потерял карточки и она с горя решила: кормить нечем, голод неизбежен, всех умертвлю, себя последнюю. Когда все уснули, приготовила яд. В полночь кто-то стучится в ставни. Выглянула, а там старец в цветной сорочке, горсть конфеток-горошинок протягивает: «На вот тебе кусок хлеба и по три конфетки-горошинки, дай всем во имя Пресвятой Троицы, и у тебя никогда не будет выводиться хлеб».

Запалила свечу, пересчитала — ровно 15 горошинок, всем по три, не больше, не меньше. В это время проснулся старший мальчик. Она дала ему три леденца. «Старичок какой-то принес». — «Я знаю, кто принес — это дедушка Кузюка, он всегда дает такие конфетки, — расплылся в улыбке полусонный ребенок. — А еще он сказал, чтобы нам сделали крестики, и добавил, что наш папа вернется с фронта живой».

Утром, придя на работу, Елена рассказала сослуживцам про странного посетителя. Санитаркой с ней работала послушница о. Феодосия Анна. Она ответила, что хорошо знает этого человека, и с разрешения дедушки привела к нему Елену.

«Что же ты надумала, губить четыре человека? — с укором сказал батюшка, встретив ее на пороге. — Они были бы в раю, а куда бы пошла твоя душа? Теперь у тебя не будут переводиться продукты, голода не будешь знать никогда, даже сама будешь помогать людям, только Богу молись». — «Голод кругом, откуда возьмется хлеб?» — «Нет невозможного для Господа, только веруй».

В те месяцы Минводы часто бомбили, а больница была рядом со станцией и люди боялись туда ходить. Елену стали приглашать по станицам, хуторам, давали продукты, так что она без труда содержала семью и даже помогала голодающим, по слову старца.

Одна женщина, Зинаида, переехала было поближе к батюшке в Минводы, но здесь было трудно жить, она не могла работать и во время войны поехала в Ростов, где у нее было три сестры. Однако сестры плохо к ней отнеслись, не помогли и она умерла. Через некоторое время Мария Ковалева видит во сне: стоит на пороге Зинаида, вся черная, одни глаза блестят да губы, просит: «Помоги мне». — «У тебя три сестры, что ж они не помогут? А я на больничном, чем я тебе помогу?» — «Никто мне не поможет, только ты».

Утром Мария пошла к батюшке, рассказала ему свой сон. Батюшка отслужил Зинаиде погребение. Через некоторое время Мария вновь узрела ее во сне, Зинаида пришла светлая, радостная: «Ты мне очень помогла, мне стало намного лучше, но помоги еще». На этот раз батюшка отслужил панихиду. Ночью Мария вновь увидела Зинаиду. «Как мне теперь хорошо», — сказала она. Во время войны о. Феодосий показал себя одним из самых ревностных молитвенников о победе России. Матушка Серафима пришла узнать, как молиться за родного брата, который погиб неизвестно где, и отпевать ли его заочно. Отец Феодосий увидел ее и говорит: «Серафима, я за всех воинов отслужил погребение и за твоего тоже».

Раба Божия Александра по навету попала в тюрьму. Соседка по камере, монахиня, научила ее молитве «К кому возопию, Владычице». Однажды ночью, когда все уснули, они преклонили колена перед маленьким бумажным образком. Вдруг открывается дверь, входит Милостивая Владычица Богородица и с Нею о. Феодосий, оба в сиянии несказанном. «Завтра пойдешь домой», — сказал старец. Шура оцепенела. Придя в себя, рассказала матушке, однако та ничего не видела, явление было одной Александре. Назавтра ее освободили.

Раба Божия Антонина

Антонина Порфирьевна Донченко стала ездить к о. Феодосию еще до войны. Жила она в Новороссийске и в течение трех лет в каждый отпуск навещала батюшку. От дома до дома приезжала всегда натощак. Однажды два дня сидела в Тихорецкой, не могла закомпостировать билет. Отчаявшись, призвала отца Феодосия: «Помолись, дедушка, чтобы я доехала».

Минуты не прошло, как к ней подошел юноша: «Я не еду, меня отозвали, возьмите мой билет». Она вынула кощелек, подняла голову — нет никого, а билет рядом лежит на скамейке. «Куда делся парень, что только что был здесь?» — спросила она у сидящих рядом. Те сказали, что никакого парня не видели. Когда вошла к о. Феодосию, батюшка заулыбался: «Чудом приехала, Антонина, чудом приехала. А я-то слышу, деточка кричит: Божичка, помоги, дедушка, помоги, вот Алгел-Хранитель и помог тебе приехать».

В момент знакомства с великим старцем Антонине было 24 года, невенчанный муж ее за растрату сидел в тюрьме, на руках маленькая дочка. Однажды она с таким раскаянием за незаконное сожительство приступила к Святым Христовым Тайнам, с такой решимостью дала обет служить Богу, что о. Феодосий назвал ее своей духовной дочерью.

«Когда скорби понесешь, в молодости или в старости?» — спросил он. Антонина выбрала первое. «На сегодняшний день ты как маленький ребенок не имеешь греха, в чистоте живешь, но идешь в мир грешить. Когда впадешь в тяжкий грех, не отчаивайся, подними руки ко Господу, крикни: «Помоги, Господи!», — и Он простит». — «А какой у меня будет грех?» — «Ты впадешь в блуд». — «Никогда такая не была и ни за что этого не сделаю!» — с негодованием отвергла Антонина старческие слова. Ей бы упасть в ноги отцу своему духовному, попросить святых его молитв, да минует ее чаша сия, но понадеялась на свои силы. Устоять в добродетели можно только при содействии благодати Божией, а благодать даруется за смирение, у Антонины же по молодости лет кротости не было.

Освободившись, гражданский муж не признал супругу, сошелся с другой. Антонине хотелось доказать, что она не хуже, и в отместку ему второй раз вышла замуж. Через три дня напала гитлеровская Германия, новобрачного взяли под ружье и он сложил на войне буйну голову. «Вот и весь замуж, — вспоминает матушка Антонина. — А греха хватила на душу: какой он мне муж, ведь это блуд».

Незадолго до начала войны о. Феодосий предсказывал: «Будет бойня, страшная, как Страшный Суд. Людей, какие для Бога не дороги, кто Бога не знает, как пепел ветер разнесет и признака их не останется. Л кто призовет Имя Божие, того Отец Небесный спасет от бедствий». — «Дедушка, я к вам, наверное, больше не приеду и вас больше не увижу. Я, наверное, жива не останусь», — сказала Антонина. — «Нет, Боженька не сказал, что не останешься. Останешься живая, еще приедешь к слепому и глухому старику», — ответил о. Феодосий и протянул ей узел с землей: «Как приедешь домой, возьми эту землю, ходи по городу и посыпай понемножку».

«Это было за год до войны, а он уже предал земле Новороссийск, то есть отслужил погребение убиенным, а ведь они были еще живы. Я бы не смогла ходить по городу во время войны. Вот как старец предвидел, сколько людей поляжет в нашем городе Новороссийске», — вспоминает А. П. Донченко.

«Следующий случай: батюшка предсказал голод, — продолжает она. — Говорит мне: «Будет голод. Припаси хлеба для своей семьи». Я приехала домой, маме все рассказала. У нас была большая свинья, мы ее продали, а хлеба купили. А начальник, где я работала, смеется, говорит: «Только дождалась мяса и продала. Зачем тебе столько кукурузы и пшеницы? Еще, наверное, двоих свиней будешь кормить». А я говорю: «Сами будем кушать, потому что будет голод, не будет урожая». — «Подумаешь, Бог знает, будет или не будет урожай». А я у начальника всегда просила больше земли для огорода, а тут совсем не хочу брать. Он меня спросил: «Сколько тебе земли?» А я говорю: «Нисколько. Зачем брать, если не будет урожая». Он только посмеялся надо мной. А когда все случилось: засуха, все засохло, и цены так стали подыматься на хлеб с каждым днем, что дошло до того, что баночка кукурузы поллитровая стоила 40 рублей, тогда мой начальник вызвал меня в контору и спросил: «Скажи, откуда ты все знала, что будет голод и не будет урожая?» А я говорю: «Да просто так». — «Да нет, это не просто так, что ты даже хлеба припасла». А когда его посадили за продукты — три человека написали на него, якобы он у рабочих отнимал граммы, то есть недовешивал продукты, крупу, муку, масло, рыбу, и его посадили, то он сказал своей жене: «Никуда не ходи, а иди только к тете Паше (мать Антонины. —А И.) и что тетя Паша скажет, то делай».

И его жена со слезами пришла к нам. Моя мама сказала: «Если он не отнимал у рабочих эти граммы, то он и сидеть не будет». А мне говорит: «Напиши молитвы «Отче наш», «Богородицу» и «Живый в помощи». Пусть читает и он скоро будет дома». И я тут же написала дедушке письмо и дедушка ответил, что он невиновен и скоро будет дома. И когда нас всех рабочих допросили: брал ли он граммы, обвешивал ли, то все рабочие сказали, что нет, и его освободили. Сколько было радости! А когда моя мама ушла в лес и не вернулась, так этот начальник плакал за моей мамой и говорит: «Нет, нет, не верю, чтобы такие люди у Бога пропадали». Начальник думал, что моя мама все знала и предсказывала истину. А ведь это не мама, а отец Феодосий».

«Моя сестра жила с мужем, у них было трое детей, все маленькие, — продолжает Антонина Порфирьевна. — Муж ее сильно пил, жену бил и детей, ночевали по соседям. Ей изменял, часто дома не ночевал. И вот моя сестра написала дедушке письмо: «Уже невозможно жить с мужем, я его брошу». А он ей пишет: «А разве можно отнимать у детей отца? Неси свой крест до конца. Пускай дурень дурманится на свою голову». И нас всех-всех перечисляет по имени о здравии, а его за упокой. А ведь он жив. И тут в скором времени война, и его убили. Слова отца Феодосия сбылись, додурманился».

Старец пошел в рощу по дрова с одной монахиней и стал под корень рубить молодые деревья. «Батюшка, жалко такое молодое рубить». — «Вот так скоро Господь будет рубить под самый корень все юное, крепкое, но безбожное». Через месяц-другой напали фашисты.

«Во время войны к нам попросилась женщина с ребенком, — рассказывает далее Антонина Порфирьевна. — Беженка постоянно плакала. Спрашиваем, о чем она, а она боится открыть, что еврейка, думает, мы ее выгоним. Муж успел ее вывезти, а родных не успел. Две сестры, брат и мать остались в Одессе, город захватил немец и она о них ничего не знает. Вот по ним она и плакала, с каждым днем скорбь ее увеличивалась и утешить ее никто не мог, пока я ей не сказала, что знаю святого старца, которому все на свете открыто, надо ему написать. Тогда она во всем призналась и сама написала дедушке: «Дорогой дедушка, у меня родные остались в Одессе, я не знаю, живы или нет, не знаю, как их поминать, о здравии, или об упокоении?» И даже имена их не назвала. Зато отец Феодосий всех перечислил по имени и сообщил, что они живы-здоровы, поминать о здравии. А когда кончилась война, муж разыскал и забрал ее, все в самом деле оказались живы. И когда она приезжала благодарить отца Феодосия, столько всего попривозила, но дедушка тут же роздал неимущим, их было много после войны. Оказалось, что эта еврейка и ее родные — православные христиане, и дедушка нас с ней назвал сестрами, и мы с ней до сих пор как родные сестры». Отец Феодосий всегда обращался к Антонине в письмах: «Моя внучечка, моя дорогая, моя золотенькая», а когда она согрешила, написал: «Безумная Антонина, не знаете ли вы, кто она такая есть?» Вот что она получила вместо золотенькой. Она в Новороссийске, он в Минводах, а все про грех ее знает. Получив письмо, Антонина ужаснулась глубине своего падения.

«Дедушка, у меня горе, — пишет через некоторое время. — С работы уволили, потому что производство эвакуировали, в дом попала бомба, все смешалось с землею, хорошо, что мы были в убежище, только поэтому остались живы». — «Это не горе, а горе тогда, когда в аду гореть будем», — ответил о. Феодосий, намекая, что пора покаяться. Но Антонина еще не могла решиться, только после войны в Минводы поехала.

Остановилась у матери Людмилы, которая давала приют странникам¹. Та рассказала, что дедушке запретили принимать, слишком много народу ходит, поэтому идти к нему надо рано, до восхода солнца.

Ворота были отворены, дверь в комнату распахнута, все запоры сняты, а сам о. Феодосий возле домашнего

¹ Духовная дочь о. Феодосия Людмила Федоровна Молчанова (1896-1967), которую все любовно называли «мать Людмила», родом была из Ростовской области. Приезжала к батюшке еще в Горнюю пустыньку, где он ее исцелил. У Людмилы изо рта вышел клуб как бы шерсти, и она уверовала. По благословению о. Феодосия семья Молчановых переехала на постоянное жительство в Минводы: муж Петр Андреевич (он работал ревизором на железной дороге), Людмила Федоровна, их дети. Мать Людмила была преданной ученицей старца Феодосия. Покоится рядом с его могилкой.

престола стоит, ласково смотрит на внучечку. Она низко опустила голову. Иконочки те же, дедушка тот же, только она уже не та. «Заблудилась?» — «Простите меня, дедушка». Старец исповедал ее и сказал: «Прощаются тебе грехи и разрешаются». Приобщил Святых Христовых Таин, но золотенькою не назвал. Она приняла это в смирении: вот что значит падение.

«Есть грех по естеству, а есть через естество», -объяснил ей отец Феодосий. По естеству — это как бы по случайности, если кого осудил, обидел. Вечером почитай «Отче наш», «Богородицу», «Верую», положи 12 поклонов, и Господь простит. А через естество — это воровство, убийство, прелюбодеяние и другие тяжелые грехи, их необходимо исповедовать у священника».

Получив прощение, Антонина как на крыльях летела. Смертный грех свалился у нее с плеч. «Теперь казалось, только радоваться и идти с миром, но радость моя внезапно омрачилась, и я пришла в еще худшее состояние, чем была. Я не поверила старцу и осудила его», — вспоминает Антонина Порфирьевна. «Разве мог Господь так быстро простить? — сказала она Ковалевым. — Дедушка просто утешает». — «Как он может сказать неправду, что ты такое говоришь?» — ужаснулись те.

Назавтра приходит к о. Феодосию, а он от нее убегает. Потом спрашивает: «Как тебя зовут?» — «Антонина». — «Бог простил тебе грехи?» — «Откуда мне знать, дедушка, ты знаешь и Бог». — «Ничего не пойму: сама говоришь, что тебе Бог не простил, да будет по твоим словам, как ты говоришь, что Бог тебе не простил. Ходишь, как баба базарная: бе-бе-бе». И убежал от нее. Батюшка не любил, когда много языком мололи, посылал таких болтушек травку под окном щипать.

Старец Симеон Благоговейный говорил, что никогда нельзя сомневаться и переспрашивать: хорошо ли сказал мне это мой духовный отец? Слова неверия духовнику пагубны для души. Именно это наиболее часто случается с новоначальными. Антонина стояла неподвижно, будто камень упал ей на голову. Потом ушла, как ума лишенная.

«Мне казалось: я лишилась и Бога, и отца Феодосия. И я эту ночь как бы с живым Богом говорила, как будто Он передо мною: «Божичка, прости меня, прости меня! Если Ты мне простишь, то и дедушка мне простит. А если Ты мне не простишь, то и отец Феодосий мне не простит. Господи, прости меня, что я осудила святого старца и не поверила ему. Неужели все кончено и все те грехи снова на мне, как святой старец сказал: да будет по твоим словам, как ты говоришь, что Бог тебе не простил. Божичка Милостивый, что же мне делать теперь? Неужели нет прощения? Всего я лишилась, все кончено для меня. Божичка Милостивый, Ты же за грешников пострадал! Да буду и я в том числе! Прости меня, помилуй, Ты же Милосердный». Всю ночь кричала Антонина ко Господу, крестилась, клала поклоны. Только тот по-настоящему молится, кто чувствует себя виноватым пред Небесным Отцом.

Чуть свет она опять стучится в заветную дверь: «Прости меня, дорогой дедушка, такую безумную». — «Как тебя зовут? — опять спрашивает старец. — «Антонина». — «Нет, ты Варвара», — покачал головой о. Феодосий и перекрестил ее: «Прощаются грехи и разрешаются».

Не потому ли назвал ее Варварой, что все п