Глава III. Поход Суворова от Немирова до Бреста.

 

Румянцев посылает Суворова на театр войны. План Суворова. Быстрый марш от Немирова до Ковеля. Победы при Дивине 8-го Сентября, при Кобрине 4-го Сентября, при Крупчицах 6-го Сентября и под Брестом 8-го Сентября. Впечатление, произведенное этими победами на поляков; приказ Косцюшки. Заключение о походе к Бресту.

 

 

Казалось бы знаменитого Суворова, отлично известного Екатерине, давно следовало послать для усмирения Польши; но его не посылали под многими предлогами. Он командовал войсками во вновь присоединенных от Турции областях (штаб в Херсоне, а потом в Немирове) и должен был там оставаться наготове, на случай объявления войны Турцией; вместе с тем на него была возложена постройка новых крепостей, а затем обезоружение польских войск, находившихся в подчиненных ему областях, что и было Суворовым исполнено весьма покойно и успешно на пространстве от Киева до Камевец-Подольска¹. Получая [33] известия событиях в Польше, полководец горел желанием принять участие в борьбе и негодовал на свое положение. Вот его выражения, рассеянные в письмах разным лицам: «я, по дару Измаила, во тме сидящий Тучков» (высший начальник инженерной части в то время); «я захребетный инженер и посему как в горячке»; «Бога ради избавьте меня от крепостей, лучше бы я грамоте не знал»; «напомните Турчанинову, я не инженер, а полевой солдат, не Тучков, а знают меня Суворовым и зовут Рымникским»; «в непрестанной мечте, паки я не в Польше; там бы я в сорок дней кончил»; Румянцеву он жалуется на «томную праздность», в которую невинно погружен со времен славного штурма Измаила, и просит: «изведите меня из оной; мог бы я препособить окончанию дел в Польше и поспеть к строению крепостей»².

Наконец, 1-го Августа Суворов окончил обезоружение польских войск, а 7-го Румянцев взял на себя почин в отправке Суворова на театр войны и послал ему предписание, в котором приказывалось: «сделать сильный отворот сему дерзкому неприятелю и так скоро, как возможно, от стороны Бреста и Подляского и Троцкого воеводств.... К сему назначению суть уже действительно два корпуса командированы (Буксгевдена и Маркова)… Ваше Сиятельство были всегда ужасом поляков и турок и вы горите всякий раз равно нетерпением и ревностию, где только о службе речь есть; а по моей ревности к лучшему оной, я должен всевечно желать, чтобы Ваше Сиятельство предводительство сих обоих корпусов только на сие время на себя приняли, видя, что Ваше имя одно в предварительное обвещение о вашем походе подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи»³. [34]

Несмотря на то, что Суворову давалось поручение второстепенное, а число войск небольшое (да и то с оговорками, «только на сие время»), он схватился за этот случай как за якорь спасения, конечно, надеясь придать своим операциям другой размер,

Замечательно, что распоряжение Румянцева почти совпало с таковым же из Петербурга, ибо того же 7-го Августа Императрица подписала на его имя рескрипт, в котором приказывалось занять Брест, а далее, между прочим, говорилось: «утвердясь в Бресте Литовском и укрепясь наинадежнейшим образом, надлежит обратить все старание к составлению тут запасов провианта»… для корпусов Дерфельдена и Ферзена⁴. Румянцев переслал этот рескрипт Суворову для исполнения, но «скоропостижного» полководца уже не было в Немирове и рескрипт догнал его на походе. Обозначение предела его наступления (Брест), выраженное в рескрипте, подействовало на Суворова весьма неблагоприятно. Вероятно, во время пребывания в м. Варковичи он написал следующее: «Невежды петербургские не могут дать правил российскому Нестору⁵, одни его повеления для меня святы... Мне погодить о себе публиковать, чтоб оставалось в запасе нечто нечаяности до первого побиения, коли и благословит Бог. Время драгоценнее всего. Юлий Цезарь побеждал поспешностью. Я терплю до двух суток для провианта, запасаясь им знатно на всякий случай. Поспешать мне надлежит к стороне Бреста, ежели между тем мятежники не разбиты, но не для магазейн-вахтерства (как прежде кондукторства); есть младшие, … или оставить все⁶. Там мне [35] прибавить войска, идти к Праге⁷, где отрезать субсистенцию из Литвы в Варшаву»⁸.

Эта записка представляет документ в высшей степени замечательный. В ней ясно намечен весь план предстоящей войны: предметом действий сразу ставится Варшава, гнездо революции, и прежде всего намечается движение к Праге, чтобы отрезать Варшаву от Литвы и воспрепятствовать подвозу оттуда средств и прибытию подкреплений. Из той же записки видно, какое значение придавал Суворов внезапности появления (нечаянности), и действительно, — она есть лучший способ подготовки успеха. По этому поводу Суворов в своем катехизисе («Наука побеждать») выражается так: «Неприятель не ждет; поет и веселится; а ты из за гор высоких, из за лесов дремучих, через топи и болота, пади на него, как снег на голову. Ура! бей! коли! руби! неприятель в половину побежден, не давай ему опомниться. Гони, доканчивай! победа наша! у страха глаза велики»⁹.

Марш Суворова был быстр. Из Немирова он выступил 14-го Августа¹⁰ с 4500 чел. и 10 орудиями; на пути присоединились отряды Буксгеведена и [36] Маркова¹¹, так что составилось около 11 тыс. с 16 орудиями. Для обеспечения тыла в Немирове оставили генерала Дунина с 8 батальонами и 2 карабинерными полками¹². 22-го Августа Суворов прибыл в м. Варковичи, [37] т. е. в 9 переходов¹³ прошел 270 вер.¹⁴ или по 30 верст в сутки. Для оценки быстроты марша следует иметь в виду, что войска обыкновенно при походных движениях в течение недели употребляют 5 дней на поход, а 2 дня на отдых (дневки); за норму считается 100 верст в неделю, т. е. на прохождение 270 верст потребовалось бы 18 — 19 дней, вдвое более нежели у Суворова.

Употребив 23 августа на починку обоза и печение хлеба, он выступил 24-го из Варкович, сделал по весьма дурным дорогам в 5-ть переходов не меньше 125 верст¹⁵ и достиг Ковеля 28-го Августа. Опять простояв 2 дня для исправления обоза и заготовки продовольствия, русские тронулись в путь 31-го Августа, предшествуемые авангардом бригадира Исаева в 800 коней.

Люди были одеты в кителях, имели с собой плащи, но теплой одежды брать было не приказано, — ее подвезли впоследствии, только 15-го Октября. В снаряжение солдат входила запасная обувь, все необходимое для содержания себя в опрятности и на 8 дней сухарей; таким образом, имея в виду действовать на театре войны болотистом и лесистом, с дурными дорогами, Суворов постарался менее зависеть от обозов. При полках имелись сухарные фуры с 8-ми-дневным провиантом, по две лазаретных кареты, патронные и палаточные ящики и, сверх того, на каждую роту и эскадрон по одной офицерской повозке [38] и по одной артельной для котлов, круп и соли. Поставщики евреи поставляли по дороге все необходимое.

Так как приходилось командовать сборным отрядом, некоторые части войск еще не бывали под командой Суворова, то он с воспитательными целями счел нужным разослать свой военный катехизис, который офицеры и унтер-офицеры обязаны были знать наизусть, а рядовым приказано читать его ежедневно.

Дух войск действительно был превосходный. Напр., помещики имений, лежавших на пути, просили солдат в «залоги» для обеспечения себя от мародеров или излишних поборов. Ежедневно приходилось оставлять «залогов» от полка человек по восьми. Понятно, что этим людям предстояло беспечальное житье, обставленное даже роскошью; но солдаты с горькою досадою расставались с полками, негодуя, что им не придется принять участия в предстоявших победах под начальством непобедимого Суворова, который уже в то время делался легендарным народным героем¹⁶. О прочной связи солдат того времени со своими полками свидетельствует, напр., тот факт, что люди, захваченные поляками в Варшаве 6-го и 7-го Апреля и ушедшие из плена, являлись к начальству и хотели снова служить только в своих полках; если их назначали в другие, то они бегали¹⁷.

Походное движение обыкновенно совершалось таким порядком: впереди, верстах в 15-ти, шла конница с артиллерией; под прикрытием этого конного отряда двигались артельные повозки с котлами для каши, дабы успеть приготовить пищу для отряда на привале; пехота шла сзади; при ней обыкновенно ехал и сам главнокомандующий. Подъезжая то к одному полку, то [39] к другому, он разговаривал с людьми, узнавал старых солдат, бывавших с ним прежде в походах и сражениях, называл знакомцев по именам, вспоминал различные эпизоды боевой жизни, шутил. Все это производило сильное впечатление на войска, устанавливало прочную связь их с полководцем, которого они боготворили. Суворов имел магическое влияние на солдат. Понятно, насколько велико было огорчение того полка, мимо которого «отец Александр Васильевич» проезжал не останавливаясь и не разговаривая, — значит он был за что-нибудь на полк недоволен, Если Суворов усматривал беспорядок на походе, то проезжал, делая вид, что ничего не замечает, что будто бы дремлет; но после призывал к себе полковника и премьер-майора и давал им хороший нагоняй.

При дальнейшем движении от Ковеля вероятность встречи с противником была весьма велика, а потому шли в тишине, без песен, музыки, даже без сигналов. При остановке на ночлег, или вообще на отдых, отдавалось приказание: «выступать, как петух запоет». Когда приходило время выступления, то Суворов, хлопнув несколько раз в ладоши, пел петухом, и отряд, которому на изготовление полагалось всего 15-ть минут, выступал и продолжал марш. Такая странность полководца объяснялась желанием скрыть час выступления от поляков (солдат и офицеров), бывших в русских полках и вообще избежать возможности передачи сведений противнику, который в том крае имел много сочувствовавших делу восстания¹⁸.

Небольшой польский отряд (150-200 чел.) занимал м. Дивин, в 92 вер. от Ковеля, на пути русских. 3-го Сентября казаки внезапно атаковали поляков, из которых спаслись весьма немногие. Пленные и жители [40] показали, что верстах в 35-ти от Дивина, в Кобрине, стоит передовой отряд (человек 400) польского корпуса Сераковского. Генералы советовали Суворову произвести предварительно разведку, но хорошо знавший своего противника главнокомандующий не хотел терять времени, решил постоянно пользоваться неожиданностью, а потому приказал лишь выкормить лошадей и ночью же продолжать марш к Кобрину. Казаки в 4 часа утра 4 Сентября застали поляков врасплох и одним ударом порешили дело: люди спросонья засуетились, не успевали отвязывать лошадей от коновязей, но обрубали поводья или убегали пешие, так что казакам досталось до 800 лошадей¹⁹. Если бы Суворов пришел часа на два позже, то он не застал бы уже противника в Кобрине, так как Сераковский предполагал притянуть авангард к главным силам и даже отдал о том приказание.

В Кобрине русские захватили польский провиантский магазин, с порядочным запасом хлеба и овса, что было весьма на руку, ибо обозы еле тащились на изнуренных от бездорожья лошадях²⁰.

Подвигаясь вперед, Суворов 6-го Сентября разбил часть сил (вероятно авангард) корпуса Сераковского при монастыре Крупчицы, в 15 вер. от Кобрина, причем поляки потеряли до 3 т. чел.; урон русских показывается различно, от 800 до 700 человек ²¹. [41] Бой окончился в шестом часу по-полудни²², но еще раньше Суворов послал к Кобрину приказание — обязан с их прикрытием двинуться вперед, а ротным повозкам ехать как можно скорее. Благодаря распоряжению старого опытного полководца, уже через час по окончании боя артельные повозки прибыли, и тотчас начали готовить пищу усталым солдатам, сделавшим замечательный форсированный, суворовский марш на огромном расстоянии и успешно покончившим упорный бой.

Это была первая серьезная встреча с поляками.

Суворов лично руководил боем. Быстро разъезжая на казачьей лошади, он был везде, воодушевлял всех. Опытным своим оком он немедленно «замечал малейший застой наших против силы неприятельской; мгновенно являлся тут; несколько его слов: — вперед! коли! руби! бей! не давай опомниться! — вливали в воинов новую силу, удесятеряли храбрость, и неприятель грудами падал на месте». После боя под Крупчицами полководец в первый раз за время похода переменил на себе белье. Объезжая войска, он благодарил за одержанную победу, в каждом полку говорил речь, «краткую, огненную, которая проницала всю душу воина. Офицеры и солдаты, столпившись, окружали его так тесно, что лошадь его не могла повернуться. Это он очень любил; этого даже требовал. Вечером он еще раз объехал выстроенный к заре отряд, слез с лошади, и громко скомандовал: «к заре!» По пробитии на молитву, он сеял каску и, вытянувшись, громко и внятно прочел, вместо «Отче [42] наш», молитву: «Всемогущий Боже! Сподобившися святым Твоим промыслом достигнуть сего часа»…

Он побывал и на перевязочном пункте, велел собрать жителей для погребения трупов, собрать неприятельское оружие и немедленно переломать у ружей приклады, а у сабель эфесы²³.

Недолго отдыхали победители, всего 8 часов, ибо уже в 2 часа по полуночи 7-го Сентября они двигались к д. Булькову, до которой было 21 верста; здесь отдыхали 4 часа, а в пятом часу пополудни прибыли к д. Трищин, где и расположились скрытно всего в 5 вер. от Бреста, занятого поляками, беспечность которых была настолько велика, что они обнаружили из всего отряда лишь партию казаков²⁴. На завтра предстоял бой с главными силами неприятеля. В это время на подкрепление к Сераковскому подошел из Литвы отряд Макрановского; всего собралось 6 тыс. регулярных и 10 тыс. косиньеров. Русских было не более 9 тыс. Поляки заняли крепкую позицию за болотами около Бреста. 8-го Сентября в 2 часа пополуночи Суворов двинулся к Бресту, а на рассвете атаковал поляков. Дело было кровавое; друг другу пощады не давали; бились 6 часов и преимущественно холодным оружием. Наконец, русские одержали полную победу, — поляки были разбиты на голову. Из всего корпуса Сераковского осталось не более 1000 человек; пленных взято около 500 чел. На огромное расстояние кругом Бреста поле было покрыто трупами. Поляки потеряли всю артиллерию (28 орудий) и 2 знамени. Сам Сераковский с некоторой частью пешей и конной гвардии убежал в Седльце. Потери русских показаны в реляции 95 чел. убитыми и 228 ранеными, в том числе бригадир Поливанов; но кажется в [43] действительности потери были больше, определяют даже до 1000 чел.²⁵.

Победа под Брестом произвела сильное впечатление на поляков. Сам Косцюшко первое время был в угнетенном состоянии духа. Еще недавно, в Августе он в народном собрании ободрял народ речью, что в Сентябре турки объявят войну России и «Суворов занят сим и в Польше быть не может»²⁶. Затем, распустили слух, что идет не знаменитый Суворов, а его однофамилец, простой казачий генерал. После Бреста для всех стало ясно, какой именно Суворов идет на Польшу. Овладев собою, Косцюшко поспешил в Седльце, чтобы ободрить войска, не дать распространиться панике. Расспросив о причинах поражения, он нашел, что никто не виноват, все сражались прекрасно, а несчастие произошло от перевеса противника в числе. Для ободрения начальников Косцюшко наградил многих знаками отличия, придуманными им самим; знаки состояли из золотого кольца с надписью «Отчизна своему защитнику». Несмотря на все меры Косцюшки, дух сильно упал в польских войсках. Это видно из приказа Косцюшки в Гродно по Литовской армии, которую он теперь отдал под начальство Макрановского и разделил на 2 дивизии: одна — Ясинского, а другая Вавржецкого вместе с Гедройцем.

Вот приказ Косцюшки, написанный вскоре после поражения под Брестом: «Предостерегаю все войско; если кто будет его тревожить разговорами о том, будто против москалей нельзя удержаться, или во время битвы станет кричать, что москали у нас в тылу, москали нас отрезывают, и тому подобное, тот по донесению команды будет тотчас заключен в оковы, отдан [44] суду и, по доказательстве виновности, расстрелян. Приказываю генералу Макрановскому, чтобы во время битвы часть пехоты с артиллериею всегда стояла позади линии с пушками, заряженными картечью, из которых будут стрелять в бегущих²⁷. Всякий пусть знает, что идя вперед, получает победу и славу, а подавая тыл, встречает срам и неминуемую смерть. Если между служащими в войске есть такие, которые убеждены, что москалей нельзя побить, люди, равнодушные к отечеству, свободе и славе, те пусть за ранее объявят об увольнении своем из службы. Мне больно, что я принужден устанавливать такие строгие правила». Косцюшко нашел нужным припомнить сотоварищам и благословенную в их памяти эпоху польского разорения. «Какие-нибудь десятки ваших предков могли завоевать целое государство Московское, привести в оковах царей его, назначать москалям владык, — а вы, потомки тех же самых поляков, можете сомневаться в успехе борьбы за отечество, свободу и домы ваши, за кровных и друзей, и считаете непобедимыми эти хищные шайки, которые берут над вами верх только при вашей трусости»²⁸.

В Петербурге победы Суворова вызвали самую живую радость. Екатерина пожаловала победителю дорогой алмазный бант к шляпе и три пушки из числа отбитых у неприятеля²⁹; Румянцев благодарил Суворова и делал самую лестную оценку его подвигов. Недоброжелатели должны были признать его успех³⁰.

Победоносное движение Суворова к Бресту имело весьма большое стратегическое значение. Прежде всего, теперь русские занимали линию р. Буга, как это было повелено [45] Императрицей в обеспечение приобретений по назревавшему третьему разделу. Захватив Брест, Суворов становился на фланге польских отрядов, действовавших в Литве против Репнина, и угрожал им возможностью отрезать связь с Польшей; облегчал Ферзену отступление из Польши в Литву по более короткому пути и в будущем естественным образом восстановлял связь Ферзена с Репниным; наконец, подготовлял операцию к Варшаве, долженствовавшую решить войну. По словам графа Безбородко, победа Суворова при Бресте сделала в Польской войне переворот³¹.

Особенно замечателен выбор направления для марша от Ковеля или лучше сказать от Выжвы. Отсюда Суворов мог бы двинуться к Бресту более прямым путем, но тогда он подвергал бы опасности свой тыл, свои сообщения, со стороны отрядов Сераковского и Макрановского, которые после неудач под Слонимом, собирались в пространстве между Дивиным и Пружанами на операционном направлении Брест-Пинск, для нападения на сей последний, что было хорошо известно как Репнину, так и Суворову. Правда, он просил Репнина послать подчиненные ему отряды из Пинска и других пунктов к Бресту себе на подкрепление и для совместного очищения края от неприятельских партий, даже писал в этом смысле непосредственно к начальникам этих частей войск, но, не рассчитывая на содействие Репнина, не выжидая движения вперед указанных отрядов, Суворов сам выбирает несколько более кружное направление на Дивин и Кобрин с целью нанести здесь удары неприятельским партиям (о них он имел сведения от шпионов) и обеспечить таким образом свой тыл. Если бы со стороны Репнина последовало распоряжение, [46] согласное с просьбой Суворова, то движением на Дивин и Кобрин он выходил к ним на соединение, Словом, выбор направления сделан полководцем на основании глубокого расчета и отлично соображен с обстановкой.

Что касается тактической стороны действий за время похода к Бресту, то они запечатлены энергиею, отвагой, приноровлены к свойствам впечатлительного и полурегулярного врага, отличаются необычайной быстротой, широким применением внезапности. Быстрота маршей уже была выяснена раньше, и она являлась совершенно необходимой: — противник, хотя и знал о движении Суворова, но не ожидал его столь быстрого прибытия, считал, что он находится еще далеко, а потому и был застигнут врасплох в нескольких боях; нападения Суворова были так быстры, что для достижения внезапности он даже жертвовал сосредоточением своих сил и атаковал «с чем Бог послал». Так как приходилось атаковать преимущественно в лесных и болотных дефиле, лобовая атака которых редко сопровождается успехом и всегда сопряжена с значительными потерями, то Суворов главный удар возлагает на обходные колонны, соединяя с фронтальным нападением. Топи и болота, якобы непроходимые мало смущают полководца, отлично знающего театр войны и свойства местности еще по предыдущим своим походам вовремя войны с поляками в 1768-72 г. Зная вместе с тем, что именно можно потребовать от его закаленных войск, он напрягает все усилия для выполнения обхода, действующего ошеломляющим образом на хорошо известного ему впечатлительного противника.

Из всех родов оружия Суворов извлекает то, что они могут дать, особенно искусно применяет он конницу, которая действует и на коне, и пешком, и на всякой местности, нанося врагу тяжкие удары.

 

Примечания

 

¹ Как Румянцев, так и власти в Петербурге были очень довольны действиями Суворова. Н. И. Салтыков, в письме Румянцеву от 9-го Июля (Секрет. журн., лист 100) прямо пишет, что освободясь от присоединенных войск «избавились болячки».

² Петрушевский «Генералиссимус князь Суворов», С.-Петербург, 1884 г., т. II, стр. 23, 41.

³ Московск. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, №81.

⁴ То же № 80.

⁵ т.е. Румянцеву.

⁶ Намек на его деятельность по постройке крепостей (инженерные кондукторы — чертежники) и на то, что он не желает ограничиться только устройством продовольственных магазинов.

⁷ Предместье Варшавы на правом берегу Вислы.

⁸ Петрушевский, т. II, стр. 51.

⁹ «Рассказы старого воина о Суворове», Москва, 1847 г., стр. 9 — 10.

¹⁰ Московск. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, после документа за №30 лежат бумаги, озаглавленные «Крупчицкая реляция»; она начинается так: «Ее Императорского Величества часть войск выступила из Немирова 14 числа августа к Варковичам» … То же самое число показано во всех печатных источниках, напр. Петрушевский, т. II, стр. 47: «Отечественные записки», 1863 г., Декабрь, стр. 479; Е. Фукс «История генералиссимуса, князя италийского, графа Суворова-Рымникского», Москва, 1811 г., ч. I стр. 105; Friedrich Аnthing «Versuch einеr Kriegs Geschichte des Grаfen Аlexаnder Suworow Rуmnikski», Gothа, 1795—99, III Theil, 15. Только один Д. Ф. Масловский в примечании 81-м, на стр. 100 говорит: «По указанию г. Петрушевского, выступил 14 Августа; но из предписания Дунина видно, что он выступил 11-го Августа»; соответствующей цитаты из предписания не приведено. Мы предпочли придержаться тексту реляции, упомянутой выше.

¹¹ Выше (стр. 22) было уже упомянуто о повелении фельдмаршалу Румянцеву занять его войсками линию р. Зап. Буга вниз до Бреста, откуда далее вниз по течению должны были расположиться войска Репнина. Во исполнение этого повеления, дабы не только остаток Волыни, но и «воеводство Бржеское в узде держать», Румянцев назначил два летучих корпуса (Буксгевдена и Маркова) к Бресту-Литовскому и Владимиру-Волынскому (повеления Румянцева от 25-го июня, 11 и 25 Июля в Московск. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, №83), которые должны были «действовать общественно с бригадиром Дивовым», находившемся в Пинске и подчиненным Репнину. Резервом этим двум летучим корпусам служил 3-й корпус генерал-майора графа Разумовского у Острога (повеление Румянцева от 11 Августа, там же); кроме того фельдмаршал приказал еще 24 Июля (документ там же) Суворову отправить к Полонному два донских казачьих полка при походном атамане подполковнике Ребрикове. Однако корпуса Буксгевдена и Маркова не расположились так, как указывал им Румянцев, ибо в повелении Буксгевдену от 4 Августа из Слонима (Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 4, бумага без номера, но лежит после № 279) Репнин уведомлял, что польский генерал Сераковский с 20 т. и 38 ор., после столкновений с Дерфельденом у Слонима, отступил и «расположился между дд. Селца, Шерешова, Береза и Дзядина корчма и показывает виды напасть к Пинску»; вследствие этого Репнин не советовал идти к Бресту, как было назначено Буксгевдену, а лучше двинуться прежде к Пинску, соединиться с Дивовым, и совокупно действовать против неприятеля, отражая от границы (и здесь видно стремление Репнина к пассивной обороне границ); Дерфельден же в это время будет действовать от Слонима в «спину» Сераковскому. Результатом внушений Репнина явилось то, что даже 13 Августа Буксгевден находился только в Ковеле, а Марков в Чарторийске (Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 4, №266), к большому неудовольствию Румянцева (Москов. Арх. Гл Штаба, опись 196, связка 8, №82, письмо Румянцева от 20 Августа). Буксгевден присоединился к Суворову в Ковеле 28 Августа, а корпус Маркова (без своего начальника, который заболел) спустя несколько дней в Быжве (Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, «Крупчицкая реляция» — без номера, лежит после №30).

¹² У Дунина остались в Немирове пехотные полки: Староингерманландский, Полоцкий и Алексопольский — 6 баталионов, 2 баталиона Белорусского егерского корпуса и карабинерные полки: Стародубовский и Острожский. Суворов взял с собой: Херсонский гренадерский полк (4 батальона), 2 баталиона Белорусского егерского корпуса, Переяславский конно-егерский (10 эскадронов), Черниговский карабинерный (5 эскадронов), Мариупольский легко-конный (5 эскадронов); итого 6 баталионов, 20 эскадронов, 10 орудий и 4 сотни казаков. На пути присоединились: Ряжский, Азовский пехотные полки и 1 баталион Смоленского мушкетерского, Кинбурнский драгунский (10 эскадронов), Глуховский карабинерный (5 эскадронов), Ольвиопольский гусарский (3 эскадрона), Александрийский легко-конный (5 эскадронов); итого 5 батальонов, 23 эскадрона, 6 орудий и казаки. Всего: 11 баталионов, 43 эскадрона, 16 орудий и 5 казачьих полков бригадира Исаева. Все эти войска составили дивизию под начальством генерал-поручика Павла Сергеевича Потемкина, который был таким образом подручником Суворова и освобождал последнего от массы второстепенных распоряжений по войскам. Масловский, стр. 461 — 462.

¹³ Масловский (стр. 462) считает 10 переходов; но если принять его дату выступления из Немирова, т. е. 11 Августа, то до 22 Августа выходит 12 переходов. Мы придерживаемся реляции.

¹⁴ В реляции сказано до 300 верст, а перед тем зачеркнутая цифра 284. Мы получили цифру 270 верст измерением по карте в масштабе 10 верст в 1 дюйме.

¹⁵ В реляции показано 146 вер.

¹⁶ «Рассказы старого воина», стр. 12, 21, 22.

¹⁷ Моск Арх. Гл. Шт., опись 196, связка 5, №80.

¹⁸ «Рассказы старого воина», стр. 17 — 18.

¹⁹ Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, «Крупчицкая реляция». Опись 193, связка 130, № 6, 8, Отношение Суворова к Тутолмину от 10-го Сентября. Опись 196, связка 8, после «Крупчицкой реляции» лежит рапорт бригадира Исаева от 4-го Сентября, где говорится, что спаслось поляков не более 50 чел.; командовавший ими ген. Рущиц ушел за 1½ часа до боя в Брест, а полковник Рущиц тоже ушел, но раненый пикою; у нас легко ранено 2 казака, полк. Борис Греков, да убит один пятидесятник. У неприятеля убито 8 оф. и более 200 ниж. чинов; в плен взято: полк. Верещака, 3 оф., наместников и товарищей 20, рядовых 63. В том же Архиве, опись 196, связка 4, № 333 — 336 заключают донесения полков о потерях в людях, лошадях и имуществе, а также о количестве выпущенных патронов и зарядов.

²⁰ Friedrich Аnthing, III Theil, 20.

²¹ В этом общем очерке мы не описываем боев в подробности, однако позволили себе привести здесь следующую частность: «Кинбурнский драгунский полк под командою секунд-майора Киндякова, спешивается, солдаты переходят вброд, рубят хворост, бросают на протоки, делают гать, переводят по ней лошадей: за ними по этой гати переходит украинский легко-конный полк под командою подполковника князя Одоевского». Костомаров, стр. 815.

²² Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, «Крупчицкая реляция».

²³ Рассказы старого воина, стр. 29 — 33.

²⁴ Крупчицкая реляция, — Говорят, что Сераковский провел эту ночь в игре и пьянстве. «Отечественные записки», 1863 г., Декабрь, стр. 480.

²⁵ Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 4, №349. Рассказы старого воина, стр. 35 — 40. «Отечественные Записки», 1863 г.. Декабрь, стр. 480. Костомаров, стр. 816 — 817. Петрушевский, т. II, стр. 60 — 70.

²⁶ Москов. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, показание шляхтича Дашкевича.

²⁷ Как низко должны были упасть правительственные силы армии, если пришлось прибегнуть к таким позорным мерам.

²⁸ Костомаров, стр. 817 — 819.

²⁹ Московск. Арх. Гл. Штаба, опись 196, связка 8, №116.

³⁰ Гр. Н. И. Салтыков пишет Репнину: «весьма гремит оный». Секретный журнал Салтыкова, лист 135. Петрушевский, стр. 71 — 72.

³¹ Петрушевский, стр. 82.