Рассказ А. С. Лашкова, записанный на диктофон в 1989 году

 

В 1963 году я защитил кандидатскую диссертацию по исследованию кавитации ультразвуковым методом, который я, собственно говоря, и разработал, и получил авторское свидетельство.

Я никак не мог понять, отчего возникают кавитационные процессы. Откуда берутся пузырьки воздуха в сплошном потоке воды?

Этой теме я посвятил 30 лет жизни. Мне надо было найти причину, почему у нас развивается кавитация, без этого предложить какие-то технические решения было невозможно.

 

В 1975 году я завершил докторскую диссертацию, в которой обосновал идею провокации кавитации. До этого предполагалось, что ядром кавитации является свободный воздух в воде, его пузырьки микронного размера. Но на практике их оказалось очень мало, несколько штук в литре воды. А у нас кавитация была такова, что требовалось наличие в литре воды десятков и сотен таких пузырьков. Значит, надо было искать частицы каких-то более крупных размеров (до одного миллиметра), провоцирующие возникновение кавитации. Я не знаю, когда и как мне пришла в голову мысль рассмотреть воду, обыкновенную воду под микроскопом. И, взглянув в окуляр микроскопа, я поразился открывшейся удивительной картине «жизни в капле воды». Я любовался этим необычным миром, очень интересным и восхитительно красивым. Ну, прямо коровы на лугу пасутся. Трава – это, как мне потом объяснили биологи, фитопланктон, а коровы – это зоопланктон.

И тогда я понял, что именно эти живые организмы, называемые планктоном, как раз и являются причиной и источником кавитации. Ведь раньше мы в поисках этих воздушных пузырьков брали пробы воды как для химического анализа, ставили фильтры, отбрасывали всё лишнее и занимались только водой. В этом и была ошибка всех исследователей кавитации. И, по-видимому, биологов тоже. Им не нужно было изучать совместимость речного и озерного планктона (а тогда была такая гипотеза, с помощью которой пытались объяснить отсутствие в реке тех видов планктона, который имеется в водохранилищах перед гидростанциями), а сравнить две пробы воды: до и после прохождения её через турбину, и посмотреть, что и как в ней изменилось. Вошла с жизнью, вышла мертвой.

У меня сразу окрылись глаза. Во-первых, нашелся источник кавитации – крупные миллиметровые «коровы», которых в литре воды содержится до 100 штук. Во-вторых, оказалось, что турбины перемалывают эту микроскопическую жизнь так, что ничего не остается. На высоконапорной Нурекской ГЭС в воде даже бактерии были сломаны…

Из статьи А.С. Лашкова

 

В конце 70-х годов при проведении кавитационных испытаний гидротурбин Нурекской ГЭС на реке Вахш (высота плотины 300 м) было впервые обнаружено, что поступающая в гидротурбины свежая и живая вода (в ней обитали, сохраняя её таковой бактерии, фито- и зоопланктон) выходила из турбин без планктона. …Анализ проб воды, взятых перед и за гидротурбиной, показал, что фито- и зоопланктон разрушился кавитацией в мелкую структуру так, что невозможно было определить прежнийвидовой состав проб планктона. Вся биомасса фито- и зоопланктона (белки, жиры и углеводы) перешла в мелко дисперсионный коллоидный раствор, из-за чего в нижнем течении реки возник высококалорийный бульон, в котором бурно развивались прошедшие неповрежденными через турбины бактерии, микробы и вирусы.

 

Аналогичные результаты были получены при проведении испытаний на турбинах с меньшим напором – Чиркейской ГЭС (на реке Сулак, напор около 180 м), Усть-Илимской и Братской (напор около 90 м), Зейской ГЭС (около 60 м). При нормальных условиях эксплуатации в пробах воды, выходящей из турбин, было обнаружено лишь от 1 до 5 % первоначального фито- и зоопланктона. На низконапорных волжских ГЭС (напор от 15 до 25 м) сохранялось до 20 % планктона.

…Живой планктон безопасен для всего живого на Земле, в том числе и для человека. На раздробленном планктоне бурно развиваются бактерии, вирусы и микробы, в том числе и болезнетворные, которые создают токсичные органические соединения, опасные для здоровья людей и всего живого на Земле.

Не приняв меры к защите биосферы от этого фактора загрязнения, невозможно решить задачу восстановления на Земле нарушенное всеми видами деятельности человека экологическое равновесие в природе.

Из беседы с А.С. Лашковым

 

…Когда я понял, что именно турбины гидроэлектростанций уничтожают планктон, мне стало не по себе. Мы все считали, и это стало уже аксиомой, что ГЭС – экологически чистый источник энергии по сравнению с тепловыми электростанциями. А получается, что наоборот.

Ладожское озеро мы загадили практически за 40 послевоенных лет. Через каждые 12 лет увеличивалась концентрация мертвой органики, и теперь Ладога – отстойник. Когда планктон живой – он парит в воде. Когда мертвый – оседает на дно. А раздробленный кавитацией, он переходит в раствор. Вода гниет. Ибо некому питать её кислородом, некому выедать из неё бактерии. Гниющая вода, в которой преобладают бактерии, вырабатывает сероводород.

85 % стока в Ладогу дают три реки – Волхов, Свирь и Вуокса. Они приносят основное количество свежей воды. Но на каждой из них – гидроэлектростанции. На Свири – две, на Вуоксе – две у нас и четыре у финнов. И одна, но самая мощная – на Волхове.

Весь сток этих рек – 70 миллиардов кубометров. В одном кубометре воды содержится 5 граммов планктона. Перемножьте эти две цифры, и вы получите 350 тыс. тонн мертвой органики. Вот сколько пищи ежегодно получают бактерии и микробы!

 

И вот смотрите, я, казалось бы, нашел причину мировой экологической катастрофы и способ оздоровить экологию водных бассейнов, улучшив работу турбин. В институте, где я работаю уже 25 лет, где вырос до руководителя лаборатории, вдруг стал неугодным, и меня просто стали выживать из коллектива.

Значит, я кому-то помешал. Кому?

Мы сегодня пестуем лауреатов всяких высоких премий, Героев Соцтруда, а сколько у нас академиков, которые получили это звание за строительство гидроэлектростанций… Очень было удачно всё сваливать на химизацию сельского хозяйства, на промотходы, на городскую канализацию… А гидростанции – вне критики, они – экологически чисты, аки агнцы божьи. И вдруг внутри системы появляется человек, причем член научно-технического совета Министерства тяжелого и энергетического машиностроения, и заявляет: «Мы этими станциями губим и уже почти погубили живую природу!». По прежним временам меня бы упрятали в лагерь или отправили в психушку. Но поскольку я предлагал выход и обращался к здравому смыслу, считая, что рано или поздно об этом речь все равно зайдет, то меня начали травить.

Пока у меня не было результатов, меня можно было считать фантазёром. Но когда я получил результат, закрепленный официальными актами, я стал врагом номер один.

Из всех директоров гидроэлектростанций один усть-илимский, Евгений Николаевич Гвоздев, согласился провести испытания моего метода. Но когда я приехал на ГЭС, там был уже другой директор, прежнего сняли, не знаю за что, но в том числе, наверное, и за это согласие. И новый директор Тульчинский прямо мне в глаза заявил: «На кой мне хрен твой эксперимент. У меня план ремонтных работ уменьшится, если из-за твоего метода кавитация снизится». И его можно было понять: рабочим надо платить, премию получать. А начальник управления по монтажу сказал: «Ты же нас губишь, мы же ремонтники, нам же ремонтировать надо. Лучше придумай что-нибудь, чтобы ремонтных работ было побольше». Вот так. Потому что всё построено на затратном механизме: чем больше капвложений, тем лучше всем.

 

…Меня «подвели» под конкурс. Накануне директор института получил материалы по открытию, великолепные отзывы из всех инстанций, в том числе и нашего института. Всё равно через неделю меня уволили, ничего не помогло – ни изобретения, ни открытие, ни тем более результаты.

Но за последние 15 лет, когда я для себя уже раскрыл причину кавитации, я встретился и познакомился с самыми крупными учеными-биологами страны, умными, думающими людьми, настоящими подвижниками своего дела. Галазий, Сорокин, Митрофанов, Ласторин, Винберг… Настоящего ученого видно сразу. Что сделал, например, Сорокин? Он сразу отправился на Красноярскую ГЭС. В 1984 поехал на Усть-Илимскую, потом на Братскую. Да, ему раньше в голову не приходило, что всё дело – в турбине. Он на эту машину и смотреть не хотел, не нравились ему все эти наши ГЭСы, можно сказать, нутром чувствовал, что они что-то портят. А когда мы предложили ему объяснение, он тут же захотел с нами работать.

 

 

Часть вторая. БОРЬБА

Из доклада д.т.н. В. С. Постоева, соавтора А. С. Лашкова по изобретению метода защиты планктона в гидротурбинах, на семинаре кафедры гидробиологии МГУ им. М.В. Ломоносова.

 

«Мы предложили метод защиты планктона в турбинах ГЭС. Он основан на принципе минимума потенциальной энергии. Если воду насытить в достаточном количестве пузырьками воздуха (газовыми ядрами кавитации), то кавитация в гидроустановках будет развиваться на воздушных пузырьках как на более слабых ядрах с меньшей затратой энергии по сравнению с кавитацией на планктонных ядрах. Это означает, что жидкость (вода) в зоне разрушения будет рваться не на планктонных, а на газовых ядрах. Для этого в начальную зону водовода нужно подавать через перфорированную разными отверстиями трубу воздух в объемном содержании, во много раз превышающем объемное содержание в воде планктона, чтобы пузырьки воздуха равномерно заполнили весь поток воды в момент прихода её к рабочему колесу турбины.

Мы испытали этот метод в июле 1982 года на Усть-Илимской ГЭС. Интенсивность кавитационной эрозии снизилась в 20-30 раз, в воде нижнего бьефа присутствовали живые планктонные организмы, КПД турбины вырос на 0,6 % (только за счет этого повышения эффект в 10 раз превысил затраты на подачу воздуха), значительно снизились вибрации и шум в помещении.

Однако сразу после обнародования этих данных мы были отстранены от дальнейших работ, а исследования были оборваны. Укоренившееся мнение о экологически чистом производстве электроэнергии на гидроэлектростанциях не позволило определенным лицам объективно оценить полученные впервые в мировой практике уникальные результаты как наших испытаний, так и гидробиологов».