Советники и резидентура в Кантоне

Начиная с 1920 г. Коминтерн устанавливает непосредственные связи с Гоминьданом. В 1920-1921 гг. посланцы Коминтерна Г.Н.Войтинский, Г.Маринг, К.Н.Соколов-Стахов встречались с Сунь Ятсеном и другими лидерами Гоминьдана. Судя по имеющимся отчетам, общее впечатление от встреч с гоминьдановскими представителями было благоприятным и выявило взаимную заинтересованность в постоянных связях и обмене информацией. Для этих целей в августе 1920 г. в Кантон под видом корреспондента Российских телеграфных агентств ДАЛЬТА (Дальневосточное телеграфное агентсво) и РОСТА, которые официально открылись в 1921 г., был направлен К.А.Стоянович. Агентства знакомили советских людей с положением в Южном Китае и снабжали Сунь Ятсена и южно-китайскую печать информацией о России.

Вот как описывает свою встречу 22 апреля 1922 г. в Кантоне со Стояновичем представитель Коммунистического Интернационала Молодежи и Дальневосточного бюро Коминтерна С.А.Далин, кстати, он почти единственный из многих, посещавших в те годы Китай, кто оставил в своих воспоминаниях информацию о Стояновиче:

«Отправился сперва в Дуншань (район Кантона, где жили европейцы «второго сорта». – В.У.). Здесь жил корреспондент ДАЛЬТА» К.А. Стоянович… Стоянович, как представитель непризнанной державы, жил со своей семьей, конечно, в Дуншане. Высокого роста, бородатый, приветливый, всегда готовый прийти к вам на помощь, он оставлял очень хорошее впечатление… Его единственным сотрудником по ДАЛЬТА был рыжий вьетнамец из тогда французского Индокитая. Он говорил по-французски, знал китайский язык и политическую жизнь Южного Китая. От Стояновича я получил первую информацию о положении на юге, которой я был огорошен. В довольно мрачных красках были изображены как сам Сунь Ятсен, так и его правительство. По словам Стояновича, оно проводило политику, враждебную рабочему классу. Сподвижников Сунь Ятсена он характеризовал как милитаристов американской ориентации. Симпатии Стояновича целиком склонялись на сторону Чэнь Цзюнмина (генерал, правитель части провинции Гуандун, ориентировавшийся на Англию; в 1925 г. его армия была разбита войсками Гоминьдана. – В.У.), который якобы поддерживал рабочее движение и близко стоял к кантонской организации коммунистической партии… Потом Стоянович изменил свою точку зрения и работал в контакте со мной… Его позиция являлась отражением чьих-то взглядов. Чьих именно, я еще не знал»[632].

В середине 1922 г. Стоянович из Кантона уехал в Шанхай и устроился в советское консульство секретарем[633].

При содействии РОСТА в Гуанчжоу была создана школа русского языка[634]. Понятное дело, что РОСТА мог использоваться и использовался как «крыша» для советских разведок.

Довольно откровенно основная цель связей Коминтерна с кантонским правительством и партией Сунь Ятсена раскрывалась в сообщении Соколова-Страхова о кантонском правительстве от 21 апреля 1921 г.: «Главным образом кантонское правительство может быть использовано нами как орудие для проведения национальной революции на Востоке, которая бы отбросила в результате Китай в стан врагов Антанты»[635]. При этом в сообщении в Москву утверждалось, что партия Гоминьдан «имеет программу, несколько сходную с нашими эссерами», но в то же время отмечалась «неясность и противоречивость тактических положений Китайской социалистической партии Гоминьдан»[636].

К осени 1922 – началу 1923 гг. Москва, видимо, приходит к окончательному решению, что опираться в своей политике в национально-революционном движении в Китае следует на Сунь Ятсена и возглавляемую им партию Гоминьдан. В отчетах Г. Маринга в Коминтерн в сентябре и октябре 1922 г. проходит мысль о том, что для партии Гоминьдан необходимо не только новое партийное, но и военное строительство[637]. Пожалуй, Маринг являлся одними из первых, кто понял, что в условиях Китая Гоминьдану не обойтись без военного строительства на новой основе. В декабре 1922 г. Маринг вновь встречается с Сунь Ятсеном, который одобряет переданные ему Марингом в состоявшейся беседе два предложения Коминтерна: 1) организовать политическую партию, способную объединить различные слои народа и прежде всего рабочих и крестьян; 2) создать военное училище для подготовки революционных кадров[638]. Однако в то время Сунь Ятсен не отозвался на предложение Маринга официально признать Советскую Россию и пойти на союз с ней. Видимо, это объяснялось не только его опасениями вызвать усиление империалистического вмешательства в дела Китая, но и его иллюзиями по отношению к империалистам и милитаристам. Вскоре же надежды Сунь Ятсена на возможность получить помощь от империалистических стран потерпели крах. Не получив запрашиваемых в США и Канаде военных инструкторов (некоторое число американских и канадских офицеров изъявляли желание отправиться в Кантон, однако их правительства запретили им служить у Сунь Ятсена), Сунь Ятсен обратился с аналогичной просьбой к Германии и Советской России. Из Германии ему удалось получить несколько добровольцев – авиаторов, но в оружии ему было отказано. Все надежды получить необходимую его правительству помощь советниками и оружием Сунь Ятсен теперь возлагал на Советскую Россию.

Сунь Ятсен тайно направляет Ляо Чжункая в Японию с особым поручением: детально обсудить вопрос о военной помощи РСФСР Гоминьдану с сопровождавшим Иоффе военным атташе. Преговоры имели место в Токио в сентябре-ноябре 1922 г. Ляо Чжункай обсудил с советским военным атташе вопросы об усилении военных связей с Россией.[639]

Линия по поддержку Гоминьдана в политике Москвы в Китае окончательно утвердилась к началу 1923 г. Так, 4 января 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) одобрило предложение НКИД на всемерную поддержку партии Гоминьдан и предложило Наркомату иностранных дел и делегатам РКП(б) в Коминтерне «усилить работу в этом направлении»[640].

При встрече Сунь Ятсена с А.А.Иоффе в январе 1923 г. в Шанхае, первый заявил, что планирует в ближайшее время реформы в армии и Гоминьдане и собирается организовать поход против реакционной милитаристской клики в Пекине (Северный поход), замышляемый с помощью Советской России. Один из вариантов плана похода замышлялся с Южнокитайской революционной базы с вовлечением в военные действия Советской России со стороны Маньчжурии. Однако у него недостаточно средств (он желал бы получить от СССР 2 млн. мексиканских долларов[641]) и нет специалистов, способных организовать армию, которая могла бы выполнить сложные задачи. Сунь Ятсен желал бы получить финансовую и «советническую» помощь из СССР[642].

Судя по письму Л.Карахана в Политбюро ЦК РКП(б) на имя Сталина от 7 марта 1923 г., в Москве высказывались отрицательно как по отношению к общим планам Сунь Ятсена, так и предложениям Иоффе[643]. 21 марта 1923 г. Л. Карахан по поручению советского руководства направил А.Иоффе инструкцию с пояснениями, в которых говорилось: «При сем посылаю Вам копию инструкции по вопросам, возбужденным Вами в Вашем письме № 8. Как Вы увидите из инструкции о плане поддержки Сунь Ятсена полностью в том виде, как они были предложены Сунь Ятсеном и переданы нам с Вашими замечаниями, они не приняты; но частично они приемлемы, и инструкция формулирует характер и размер помощи, на которую мы готовы пойти в настоящий момент»[644].

22 апреля 1923 г. Л.Карахан посылает в Китай письмо Я.Давтяну следующего содержания: «Нам необходимо во что бы то ни стало иметь с Югом постоянную связь, чтобы быть в курсе всякого изменения соотношения сил там. Поскольку мы все более и более значения придаем Сунь Ятсену и идеям на очень далеко идущую помощь ему, нам тем более важно находиться с ним в постоянном контакте и знать о состоянии его военных дел в районе его господства не только с его личных слов и информаций, получаемых через его агентов, но и путем непосредственного ознакомления с положением через наших агентов и представителей»[645].

1 мая 1923 г. правительство Советского Союза направляет Сунь Ятсену телеграмму с выражением готовности СССР оказать Китаю необходимую поддержку и помощь. Важнейшей формой помощи была посылка в Китай добровольцев - военных, политических и других советников [646]. Только с 1924 по 1927 г. советское руководство направило в Китай в общей сложности 135 советников, в том числе 40 из них были направлены в Национальные армии Фэн Юйсяна[647].

2 августа 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) по предложению Сталина принимает постановление назначить М.М.Бородина политическим советником при Сунь Ятсене. В пункте 2 постановления указывалось: «поручить т. Бородину в своей работе с Сунь Ятсеном руководствоваться интересами национально-освободительного движения в Китае, отнюдь не увлекаясь целями насаждения коммунизма в Китае»[648]. Видимо, здесь учитывалось содержание пункта 1 Коммюнике Сунь Ятсена – Иоффе от 26 января 1923 г., который, начиная с первой публикации Коммюнике в газетах «Правда» и «Известия» в 1923 г. и вплоть до середины 70-х гг., принципиально замалчивался в советской литературе. Там говорилось: «Д-р Сунь Ятсен считает, что в настоящее время коммунистический строй, или даже советская система не могут быть введены в Китае, так как там не существуют те условия, которые необходимы для успешного утверждения коммунизма или советизма. Эта точка зрения целиком разделяется полпредом РСФСР…»[649].

2 сентября 1923 г. в Москву из Китая приехала военная делегация Гоминьдана, возглавляемая начальником Генерального штаба армии Южнокитайского правительства Чан Кайши, в ее составе генерал Шэнь Юанью, журналист Ван Дэнюнь и Чжан Тайлэй. Делегация в СССР находилась около трех месяцев и была принта М.И. Калининым, Г.В.Чичериным, секретарем ЦК РКП(б) Я.Э.Рудзутаком, заместителем председателя Реввоенсовета СССР Э.М. Склянским и главкомом С.С.Каменевым, наркомом просвещения А.В. Луначарским, председателем Реввоенсовета СССР Л.Д.Троцким.

9 сентября 1923 г. во время приема военной делегации Склянским и Каменевым Чан Кайши изложил главные цели прибытия делегации в Москву:

1)Делегация желает, чтобы Реввоенсовет послал на Юг Китая возможно большее количество людей для обучения китайской армии по образцу Красной.

2)Делегация желает, чтобы Реввоенсовет дал возможность ознакомиться представителям Сунь Ятсена с Красной Армией.

3)Делегация просит совместного обсуждения плана военных действий в Китае»[650].

Что касается первых двух вопросов, то из ответов Склянского следовало, что никаких затруднений в их реализации у советской стороны нет и что некоторое количество советских работников уже послано на Юг Китая. Однако в связи с тем, что Советский Союз не располагал большими кадрами людей, знающих Китай и его язык, не имеет возможности послать на Юг Китая значительное количество военных руководителей. Поэтому Склянский предложил организовать специальные военные школы для китайцев в Советском Союзе. Вопрос о количестве учащихся-китайцев в военных учебных заведениях будет зависеть от того, «какими средствами сможет располагать Реввоенсовет для указанных целей»[651]. При повторной встрече делегации с Склянским и Каменевым ей было сообщено, что Реввоенсовет «считает возможным посылку китайских товарищей в Россию для размещения в военных учебных заведениях». В частности, в Академию Генштаба 3 –7 человек, в военные училища – от 30 до 50 человек[652].

Рекомендуя М.М. Бородина Сунь Ятсену, Л.М. Карахан писал 23 сентября 1923 г.: «Тов. Бородин - один из старейших членов нашей партии, много лет участвовавший в революционном движении в России. Считайте, пожалуйста, т. Бородина не только представителем правительства, но и моим личным представителем, с которым Вы можете говорить так же дружественно, как со мной»[653]. 39-летний Бородин выехал в Китай в начале августа 1923 г. вместе с Караханом. 2 сентября они прибыли в Пекин. Бородин вначале поехал на Северо-Восток, беседовал с Чжан Цзолинем, затем выехал в Пекин и Шанхай. В Шанхае Бородин встретился в советстком консульстве со Стояновичем. Узнав, что он долгое время жил в Кантоне, и, видимо, вспомнив из своих бесед с Войтинским и Далиным после его официального назначения советником к Сунь Ятсену эту фамилию, а также оценив его знание китайской обстановки, Бородин принял решение о квлючении Стояновича в свою группу советников. Это будет отмечено и «Перечне эпизодов» Стояновича. «Приезд в Шанхай миссии Бородина, Германа и Поляка. Мое прикомандирование в качестве нач. информбюро миссии т. Бородина. Возвращение в Кантон. Ведение политических переговоров с Сунь Ятсеном о приеме т. Бородина. Восстановление старых связей. Знакомство т. Бородина с лидерами рабочих организаций[654].

29 сентября из Шанхая Бородин на маленьком судне отбыл в Гуандун и 6 октября 1923 г. прибыл в Гуанчжоу. Группа советских политических и военных советников должна была принять участие в реорганизации Гоминьдана с целью превращения его в партию блока Гоминьдана и КПК, орган единого антиимпериалистического фронта. Понятное дело, что советники подбирались по нескольким каналам: ВЧК-ОГПУ, ГРУ, структуры Коминтерна. Это подтверждает в своих «Записках» А.И.Черепанов, когда их - четырех слушателей военной академии А.И. Геккер повел в штаб РККА на «смотрины» к Я.К.Берзину и их участь была решена, они ехали в Китай[655]. Советники являлись поставщиками различной информации и разведданных с места событий. Имелся специальный секретный документ, который обязывал их выполнять определенные разведывательные функции на месте. Он назывался «Инструкцией военным советникам в Китае касательно их отношений с Разведывательным управлением» и былнайден при захвате советского посольства в Пекине. Из-за важности данного документа, который строго регламентировал деятельность военных советников в Китае, он приводится почти целиком:

«1.Обязанностью каждого инструктора является: а) делать все возможное для знакомства с военной организацией и силой армии, в которой он работает, а также и с армией противника; б) постоянно и систематически собирать точную и новую информацию относительно этих армий, в соответствии со специальной программой агентов-резидентов Разведывательного управления; в) передавать эту информацию лицам, которые будут ее отсылать в Разведывательное Управление; г) всегда оказывать любую помощь лицам, которые отсылают информацию в Разведывательное управление.

2.Как правило, согласно инструкции, они не выполняют работы секретных агентов и не принимают участия в такого рода работе, но их обязанностью является указывать на тех, кто может быть использован как секретный агент «резидентуры» Разведывательного управления и в каком-то отношении помочь их представителям в дальнейшем, строго соблюдая правила секретности.

3.Инструкторы должны доставать и передавать через своих старших «резидентов» Разведывательного управления все официальные уставы, инструкции и законы, бюджеты, книги, журналы военно-политического и военно-экономического характера, карты, технические характеристики артиллерии и т.д., как только они будут опубликованы, либо новые дополнения к уже имеющимся документам такого рода, указывая на изменения, которые были сделаны,и имеющиеся отличия между новым и предыдущим изданиями.

4.Инструкторы должны всеми возможным способами быть информированы обо всех новых военно-технических изобретениях и улучшениях (модификациях) в сфере военно-технического оборудования, вооружения и т.д., и они должны информировать своих высших руководителей об этом, давая детальное описание, фотографии, эскизы (наброски), а по возможности и образцы.

5.Созданная «резидентура на местах» контактирует со старшим инструктором местного отряда или региона и поддерживает тесные связи и обменивается информацией с ним.

6.Разведывательная работа инструктора выполняется следующим образом:

а) он должен вести подробный дневник всего, что он делает, всех людей, с кем он встречается, со всеми его беседами и впечатлениями;.

б) он должен составлять короткие изложение (конспект) и доклад (не менее одного раза в месяц) относительно его собственных отрядов и их противника, так же как и общей ситуации относительно различных военных группировок, их взаимных отношений, и их отношений с иностранцами. Он должен также сообщать свое мнение по всем вопросам, в том числе как они могут влиять на усиление или ослабление военной силы;

в) он должен писать отчеты (даже не приведенные в должный порядок, сырые материалы) как только он получит и аккумулирует информацию (не реже чем один раз в три месяца) военно-статистического и географического характера, с детальным описанием региона (провинции), занятого армией и соседних провинций, уделяя специальное внимание коммуникациям (железнодорожным конструкциям, описанию дорог и обзору их);

г) он должен периодически делать короткий доклад (не реже одного раза в месяц) относительно революционного движения крестьян (бандитов и «красных пик», и т.д.) в этом регионе, относительно буржуазных организаций (секретных сил армий) и т.д.;

д) он должен готовить специальный доклад относительно шпионских организаций (руководящих органов, руководителей, сети, работы) и контрразведывательной работы в его армии и армии противника;

ж) он должен записывать в форме отчетов все свои официальные беседы с различными людьми - китайцами и иностранцами.

7. Все такого рода сообщения и уведомления посылаются инструкторами через своего начальника группы (старший офицер местного отряда или региона), который передает это местному «резиденту» для обобщения, или, когда нет времени сделать это, то посылает их в Пекин военному атташе (центральная резиденция Разведывательного управления в Китае).

8.Расходы на покупку уставов, карт, образцов и т.д. делаются за счет Разведывательного управления. Инструктор должен, тем не менее, первоначально получить согласие «резидента». Он может послать свои образцы без заранее полученного разрешения только в случаях, когда они могут быть получены бесплатно.

6 сентября 1926 г.

Пекин»[656]

Подлинность этого документа подтвердила российский историк-китаевед, долгое время занимающаяся изучением биографии Блюхера, А.И.Картунова, которая нашла проект данной инструкции в нашем архиве и готовится его опубликовать.

Летом 1923 г. в Южный Китай была направлена первая группа советских военных специалистов - слушателей Академии Генерального штаба РККА в составе пяти человек: Я.Г. Герман[657], В.Я. Поляк, А.И.Черепанов, Н.А.Терешатов, П.И. Смоленцев (последний в 1925-1928 гг. - на работе в Разведывательном управлении Штаба РККА)[658].

16 апреля 1924 г. М.Бородин и Л.Карахан телеграфировали в Москву:

«1. Необходимо командировать в Кантон группу активных военных работников в количестве 50 человек. 2. Возглавить ее товарищем, имеющим большой боевой опыт и в то же время способным импонировать Сунь Ятсену»[659].

В начале октября 1924 г. туда прибыли во главе с В.К. Блюхером (Галиным) (вместо погибшего П.А. Павлова) другие военные специалисты и политработники - Т.А. Бесчастнов (артиллерийский советник), В.П.Рогачев (1892 г. рождения, окончил Военную академию РККА, в 1925 -1926 гг. заместитель начальника Южнойкитайской группы военных советников в Кантоне, в 1926-1927 гг. помощник военного атташе посольства СССР в Китае, в дальнейшем на службе в РККА), Г.И. Гилев (военный советник Гуанчжоуской группы, преподавал в школе Вампу, участвовал в боевых операциях в Гуандуне в качестве советника по артиллерии), М.Я. Гмира (1900 г. рождения, выпускник Киевского военного училища, был слушателем филологического факультета Ленинградского университета), И.Я.Зенек[660], Ф.Г.Мацелик [661], И.Н. Зильберт[662], Я.Полло[663] (1896 г.), А.И. Черепанов (1896 г.), П.И.Смирнов (Светловский, советник по делам флота), Н.А.Шевалдин (Прибылев, пехотный советник, 1892 г.), Е.А. Яковлев (инженерный советник (1880 -1951гг.), Реми (Д.Угер), М.Чубпрева (Сахновская), М.Г.Снегов (Светов -1893 г.), М.Ф.Куманин (Зигон - 1897 г.), военный разведчик В.Н.Панюков[664]. Заместителем начальника группы был М.Г.Ефремов[665]. При Бородине некоторое время работали Тарханов (Эрберг)[666], несколькими годами раньше работавший генеральным секретарем комсомола, с женой Милкой Зубиетовой, Е.С. Йолк[667], покинувший Институт востоковедения в Ленинграде с женой-китаисткой Тамарой Владимировной, М. Волин (настоящая фамилия Беленький С.Н., 1896 г. рождения, сотрудник аппарата Бородина, корреспондент ТАСС в Кантоне, в 1927 -1929 гг. директор НИИ по Китаю), которые одно время выпускали на русском языке журнал «Кантон», где печатались статьи, суммировавшие опыт работы советников в Китае. Всего в 1920-1927 гг. вышло десять номеров журнала, печатавшегося на ротаторе в нескольких десятках экземпляров[668].

Главным военным советником вначале был назначен комкор П.А. Павлов[669]. 18 июля 1924 г. он выехал из Гуанчжоу на юго-восток Гуандуна в Шилун для изучения положения на фронте и при переходе с лодки на пароход на реке Дунцзян трагически погиб.

По распоряжению Сунь Ятсена в Кантоне были устроены торжественные похороны, на которые Сунь прибыл в сопровождении ЦИК Гоминьдана. Сунь Ятсен прочел надгробное слово Павлову. Похороны были очень торжественны. Этим Сунь Ятсен пытался дать понять ведущим капиталистическим странам, которые отказали ему в помощи, что он не боится империалистов и что у его правительства с Советским Союзом складываются особые доверительные отношения. Сунь Ятсен отправил Советскому правительству телеграмму: «Глубоко горюю о потере генерала Павлова, который является первой жертвой России ради Китая в его борьбе за свободу…»[670]

Правительство Сунь Ятсена обратилось с просьбой к СССР заменить безвременно погибшего П.Павлова другим видным военным деятелем. Уже 2 августа 1924 г. в Москве было принято решение направить в Кантон с ответственной миссией начальника Южнокитайской группы советских военных советников В.К.Блюхера (под псевдонимом Галин)[671]. Узнав о решении откомандировать Блюхера в Кантон М.Бородин, внимательно следивший за тем, кого ему планируют направлять из Москвы, выражая сомнение в правильности выбора, писал 20 августа 1924 г. полпреду СССР в Пекине Л.Карахану: «Окажется ли Блюхер на своем месте, несмотря на его колоссальный опыт, энергию и способности, - вопрос сильно меня занимает. Нам необходимо помнить, что военная работа в Кантоне одна из главных. Человек на своем месте может очень много сделать. Посмотрим»[672]. Как показала практика, Блюхер оказался «на своем месте», а авторитет его в Китае был огромен.

В августе 1924 г. Стоянович вдруг заявил, что по состоянию здоровья ему надо покинуть миссию Бородина в Кантоне и перебраться в Шанхай. Хотя действительно здоровье Стояновича было неважным, он страдал болями желужка, но причиной его отъеда из Кантона скорее всего было другое. Как считает автор книги о Стояновиче А.Н.Авдонин, ему стало известно о приезде на место главного военного советника В.Блюхера, а он во время гражданской войны на Урале, будучи командующим П армией на Восточном фронте, по неизвестным для нас причинам, сместил В.Блюхера. Тогда В.Блюхер вместе с Кашириным[673], объединив многочисленные партизанские вооруженные отряды, вынужден был совершить свой легендарный рейд по тылам белых армий и сейчас, в ореоле военной славы, прибывал оказать военную помощь Китаю. Ничего хорошего встреча с Блюхером для Стояновича не обещала, тем более что никто из окружающих не знал прошлого Стояновича -Яковлева, а Блюхер знал и мог нарушить конспирацию. Поэтому в августе, за несколько дней до прибытия в Кантон В.Блюхера, Стоянович перебрался в Шанхай[674].

 

27 сентября 1924 г. Блюхер прибыл в Пекин, а через несколько дней он выехал в Кантон, куда прибыл в конце октября. Вместе с Блюхером была его жена Галина Кольчугина. Она выросла в Харбине, там получила среднее образование, училась вместе с Казаниным[675].

Первая, длившаяся несколько часов, беседа Блюхера с Сунь Ятсеном состоялась в начале ноября на борту советского учебного военного судна «Воровский». В заключение беседы Сунь Ятсен обратился к Блюхеру с просьбой: «Останьтесь здесь и помогите своим опытом нашему делу. Я верю Вам и уверен в Вас»[676]. Главные усилия Блюхера на первом этапе работы были направлены на укрепление обороны Кантона и строительство армии Южнокитайского правительства. Блюхеру «с самого начала удалось взять правильную линию поведения», по словам военного атташе А.Геккера, как по отношению к советским военным работникам, так и по отношению к китайским военным[677].

По прибытии в Кантон Блюхер внимательно оценил обстановку, сложившуюся там, затем сделал вывод в телеграмме от 7 декабря 1924 г. на имя Карахана, что «опираясь лишь на рабоче-крестьянское движение и прогрессивную часть купечества, удержать Кантон под нашим влиянием надежды мало. Продолжительный период основной, решающей судьбу Кантона силой будет военная». Он считал, что необходимо «срочное окончание формирования дивизии Чан Кайши и создание крепкого ядра кантонской армии, для чего в ближайшие месяцы нужна наша серьезная помощь». Причем здесь он имел в виду «массированную военную помощь». В уже упомянутой телеграмме Блюхер представил перечень видов оружия и боеприпасов, а также другой военной техники и денежных средств, необходимых для создания дивизии Чан Кайши и крепкого ядра кантонской армии. В телеграмме были названы даже адреса, где находится просимое им оружие[678].

Л. Карахан, отреагировав на полученную телеграмму 20 декабря 1924 г., пишет Г.Чичерину: «Посылаю Вам телегр. Блюхера. Я целиком присоединяюсь к его просьбе и прошу ее поддержать в военведе. В Москве. я надеюсь, ни у кого нет сомнения, что мы здесь недаром бросаем нашу помощь и что результаты ее ощутимы уже сейчас. Мы должны продолжать [помощь] с той же энергией”[679].

Первая партия оружия численностью в 10 тыс. винтовок была доставлена в Кантон уже в октябре 1924 г. на пароходе “Воровский”. Она предназначалась для школы Вампу и для формирования первой ударной дивизии правительственных войск. В дальнейшем поставки оружия продолжались. По данным военного советника А.Я.Калягина, только в октябре 1926 г. Москва поставила 24 самолета, 157 полевых пушек, 48 горных пушек, 128 минометов, 295 станковых пулеметов, 73 993 винтовки, 110 тыс. ручных гранат, 124 млн винтовочных патронов, 50 тыс. снарядов артиллерийских, 500 пудов пороха. Причем, вооружение, предоставляемое СССР, по данным Калягина, соответствовало высшим стандартам того времени, обладало отличными техническими данными и во многом превосходило аналогичные образцы вооружения милитаристских армий. Так, армии китайских милитаристов в те годы самолетов вообще не имели, а станковый пулемет только начали осваивать[680]. В Кантон также пароходами из Владивостока и Батуми доставлялись бензин, керосин, мазут, уголь, лес. Советское правительство отпустило Гуанчжоускому правительству кредит на сумму 10 млн юаней на создание Центрального банка[681].

Когда Блюхер в октябре 1924 г. прибыл в Кантон, то вместе с Бородиным он находился там всего две недели, затем последний уехал на Север. Когда во второй половине мая 1925 г. Бородин вернулся в Кантон, отношения между ним и Блюхером обострились. Как повествует советник Г. Скалов, по возвращении Бородина, тот повел дело к тому, чтобы подчинить себе всю работу не только группы политических, но и военных советников. Трения между двумя главными советниками переросли в непримиримые противоречия, и Блюхер вынужден был уехать в Пекин, затем вернуться на Родину на лечение. Эти данные подтверждаются советником А. Хмелевым. «Во времена Галина, и в особенности в то время, когда он возглавлял политическую и военную работу, все руководство было сосредоточено в одних его руках, — говорилось в его Докладе о поездке в Кантон в октябре месяце 1925 г.». – «С приездом Бородина была попытка разделить работу между Блюхером и Бородиным. Однако она не дала положительных результатов». Хмелев считал, что в Кантоне была создана «единоличная диктатура тов. Бородина». — «Когда я вел с ним (Бородиным. – В. У.) разговор на эту тему (о разделении политической и военной работы в Кантоне. – В. У.), — докладывал Хмелев, — то он определенно заявил, что в кантонских условиях он не считает возможным разделение власти на военную, непосредственно подчиненную пекинскому центру, и политическую. Он даже ставил вопрос так: если бы ему пришлось уйти из Кантона, то допускает возможность назначения такого лица, который смог бы объединить как политического, так и военного руководителя. Выделить же военную работу считает совершенно невозможным… Военный отдел тов. Бородин прибрал к своим рукам как следует… Военные работники обезличены …при создавшихся условиях даже лишены права непосредственной телеграфной переписки с Пекином. Вся переписка идет только от имени Бородина. Даже решение вопроса о том, какую почту следует послать в Пекин, Бородин оставляет это за собой… Положение явно ненормальное, — делает вывод Хмелев. — Если не в вопросах политического характера, то во всяком случае в вопросах строевого характера и чисто военного – самостоятельность военных работников должна быть сохранена»[682].

К июню 1924 г. в Гуанчжоу работали 25 советников из СССР[683], однако этого количества, как считали на месте, явно было маловато. Так, в рапорте советскому военному аташе Егорову советник Кисанька докладывал: «Нам удалось захватить хорошие места в различных отделах национально-революционной (гоминьдановской. – В. У.) армии. Но пока невозможно проникнуть глубже для захвата полного контроля из-за недостатка советников и почти полного отсутствия переводчиков»[684]. К апрелю[685] 1926 г. их было уже 58 человек[686] — 27 специалистов и 21 человек выполняли техническую работу[687]. Как писал Карахан в письме от 29 мая 1925 г. Сталину, наших инструкторов мы должны «разбросать повсюду, где они могут влиять и работать»[688]. Всего же в период революции 1925—1927 гг. в Китае работали по нашим данным около 150 военных и военно-политических советников и инструкторов.[689] Бывший военный советник А. Благодатов приводит данные на 93-х советников и 8 военных переводчиков и китаеведов, участников тех событий[690] признавая, что этот список далеко не полный.

По данным А. Благодатова, значительная часть советников, работавших в те годы в Китае (около 50%), состояли слушателями 4-го и 5-го выпусков Военной академии РККА.[691]. Средняя зарплата советника в месяц составляла около 200 долларов[692].

Старшим советником школы Хуанпу (Вампу) был назначен В. Я. Поляк. После его ухода в июне 1924 г. в аппарат главного военного советника группу советников в школе Хуанпу возглавил А. И. Черепанов. Вместе с Н. И. Терешатовым он руководил организацией тактической, стрелковой и строевой подготовки, в октябре 1924 г. той же работой стал заниматься прибывший в школу Н. А. Шевалдин, в 1926—1927 гг. — В. М. Акимов. С 1924 г. по 1926 г. военным советником в Гуанчжоу и преподавателем в школе Хуанпу был Ф. Сахновский[693]. Вместе с ним была его жена — Мира Сахновская[694].

С октября 1924 г. тактику в школе преподавалИ. Г. Палло (1891—?), окончил курсы «Выстрел», участвовал в боевых операциях в Гуандуне в качестве советника дивизии, а затем в Северном походе, награжден по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 24 марта 1927 г. орденом Красного Знамени, в дальнейшем на службе в РККА. Незаконно репрессирован[695]. Средствами войсковой связи помогали овладеть курсантам Н. А. Кочубеев, а с 1925 г. — участник гражданской войны в России, военный советник М. И. Дратвин (1893). Лекции по артиллерии читал Т. А. Бессчастнов (1893—1947), старший артиллерийский советник Гуанчжоуской группы. В ноябре 1925 г. главным советником по политической работе в школе был назначен С. Н. Наумов (Калачев — 1890 г.)[696]. Постановкой обучения инженерному (саперному) делу в Хуанпу занимался Е. А. Яковлев. В 1926 г. до начала Северного похода старшим советником в школе был М. Ф. Куманин. После него группой советников руководил старший советник при начальнике Главного штаба М. Г. Ефремов[697]. К разработке программ подключались также в 1926 г. И. Я. Разгон (Ольгин), помощник Н. В. Куйбышева по политической части, В. П. Рогачев, И. К. Мамаев (1894—?)[698]. По линии 4-го Управления с середины 1925 г. работал болгарин Христо Паков, который обучал молодых китайских курсантов из школы Хуанпу летному делу и строил аэродромы. До этого Христо Паков закончил авиационную школу в СССР[699].

С помощью наших советников школа Хуанпу к началу Северного похода подготовила и выпустила около 6 тыс. пехотных и артиллерийских командиров, саперов, связистов и политработников[700].

Военным советником по военно-морскому флоту Гуанчжоуской группы был А. Н. Грей (1898 г.) Он участник Первой мировой войны и гражданской войны, ведал вопросами перевозки оружия морским путем[701].

В 1925—1926 гг. военным советником Гуанчжоуской группы был В. А. Степанов[702].

У В. К. Блюхера в штабе, который одно время находился в Ханькоу650а, работали Браиловский, Н. Г. Васильев, переводчик Э. М. Абрамсон (1898—1941) (псевдоним Мазурин, Ма Сун), секретарь-адъютант Блюхера М. Я. Гмира (1900 г., по образованию военный инженер). Вместе с В. Блюхером также работали поляк Федор Майцейлик, Дроздов (псевдоним Кон), М. И. Казанин[703], военный топограф бюро военного атташе С Протасов (1897 г.), А. И. Черепанов[704], Ф. И. Ольшевский (1890—1938) (псевдоним Войнич), М. Г. Снегов (Светов) (1983 г.) — военный советник штаба Гуанчжоуской группы, Г. Б. Скалов[705], командир штаба Гуанчжоуской группы, шифровальщик И. Зотов (1900—1927.), который был отравлен на банкете в Ханькоу в августе 1927 г., начальник штаба Калганской группы, советник при начальнике связи НРА А. Корнеев (1890 г., — псевдоним Андерс, Кук), начальник оперативно-разведывательного отдела в штабе Гуанчжоуской группы латыш Струмбис[706] с женой Верой, А. В. Благодатов[707], с которым приехала его жена Даровская Дина Яковлевна[708].

Во время проведения Северного похода советниками при корпусах были: 1-м (командир Хэ Инцинь) – А. И. Черепанов; 2-м (Лу Дипин) – И. Я. Зенин; 3-м (Чжу Пэйдэ) – Ф. Г. Майцейлик; 4-м (Ли Цзишэнь) – В. Н. Панюков и В. Е. Горев[709]; 5-м (Ли Фулинь) –А. Б. Портненко; 6-м (Чэн Цянь) – Н. И. Кончиц и А. Н. Черников[710].

В войсках командира 17-й дивизии войск Гоминьдана. У Тэчэна работали военные советники: Чалов, Рудаков, Никулин, Моисеев[711], вице-консулами в Ханькоу были А. Б. Бакулин (Буров) и Битиев, в 1926—1927 гг. генеральным консулом там же был латыш О. Ю. Пличе[712].

Начальником группы советских военных советников в Северном Китае с апреля по июль 1925 г. был В. К. Путна[713].

После прибытия группы советских советников в армию Гоминьдана встала задача по созданию современной системы разведки и контрразведки для успешной борьбы с преступностью, уголовниками, шпионами, по добыванию правдивой информации о противнике. Раньше этим занимался Департамент общественной безопасности, но он, по мнению наших специалистов, с делами явно не справлялся. Организованной разведывательной работы в Гуандуне не существовало. В армии генералы имели довольно хорошо налаженную разведку, а в главном штабе разведка отсутствовала. Разведка генералов основывалась не на платных агентах, а на друзьях и знакомых, которые информировали их о всех важных событиях и фактах. Причем, это была личная агентура генерала и кроме него ее никто не знал. Поэтому с устранением того или иного генерала разведка разваливалась и оставалась неиспользованной[714].

«Восполнить этот пробел можно лишь объединив в один аппарат разбросанные везде организации и отдельных членов Гоминьдана и получить от них нужную информацию, — говорилось в секретном «Докладе о разведывательной работе в Гуандуне за ноябрь 1925 г. — Причем, учитывая психологию китайцев, нужно полагать, что организовать это в виде работы какого-либо учреждения едва ли удастся, а вероятно придется сделать в виде осведомления кого-либо из популярных членов Гоминьдана, которому будут писать в порядке дружеской информации»[715].

Другой формой улучшения разведывательной работы в Гуандуне было создание трехмесячных школ контрразведывательной и разведывательной службы. Задачей школы было выпустить теоретически подготовленных руководителей контрразведывательных и разведывательных групп, а также рядовых агентов и уполномоченных. Создавалось два факультета: контрразведывательный и разведывательный. Состав их набирался из хорошо проверенных людей: студентов, младшего и среднего комсостава, членов профсоюзов, крестьянских организаций, забастовщи<