Серия: «Вне всяких преград #2»

 

Название: Под запретом Автор: Сойер Беннетт Переводчики: Надежда,

Betty_page

Сверщик: Matreshka Редактор: kerreliana Корректор: Lili-fox Вычитка и оформление:

Matreshka

Обложка: Mistress Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и

Сцены сексуального

характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Два года назад у Эмили Бёрнэм произошло крушение идеалов, и она поняла, насколько ограниченными были ее жизненные интересы. И тогда она поставила перед собой цель, во что бы то ни стало стать

лучше. Сбросив с себя оковы

контроля, в которые ее заключила мать, она впервые делает глоток настоящей жизни. И ей нравится это.

Никсон Кэлдвелл отслужил в войсках морской пехоты, сумев

пережить два жесточайших срока службы в Афганистане. Он возвращается домой, окружая себя тем, что больше всего ему нравится... уединением. Это, несомненно, лучший способ избежать столкновения с непомерным грузом вины, который подавляет его изнутри.

Когда несчастный случай сталкивает Эмили и Никса, он вскоре

понимает, что больше не может

контролировать свою жизнь. Пытаясь вести борьбу со своей собственной болью, что разрушает его изнутри, он также пытается противостоять обаянию Эмили. Он страстно желает ее в свою кровать, но не хочет чувствовать в своем сердце.

Взяв все в свои руки, Эмили желает получить все, что готов

дать ей этот мужчина. Но сможет ли она довольствоваться лишь крошечной частью, которую предлагает Никс? Или она сможет заполучить его душу, которая, по мнению Никса, должна быть под запретом?

 

 

Содержание

Глава 2 глава 3 глава 4 глава 5 глава 6 глава

Глава 8 глава 9 глава 10 глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава

Глава Глава 25 26 глава Глава 27 Глава 28 Глава 29 Эпилог

Глава

Эмили

— Эмили... поторапливайся, или мы опоздаем!

Я тяжело вздыхаю, когда слышу, как меня зовет мама. Надеваю на себя драгоценности и мельком бросаю взгляд на свои часы Patek Philippe. У меня в запасе есть еще десять минут до выхода, поэтому я стискиваю зубы от того, насколько моя мать контролирует меня.

Делая глубокий размеренный вдох, я повторяю про себя, что осталась неделя, и затем я уеду отсюда.

— Я спущусь через минуту, мама! — изо всех сил стараюсь поддерживать иллюзию радости в

своём голосе, чтобы она не заподозрила, какие чувства я испытываю по отношению к ней на самом деле.

С того момента как я вернулась в Бостон, лето было просто отвратительным. Я очень хотела остаться в Нью-Йорке после окончания второго года обучения в Колумбийском, но мама настояла на моём возвращении, чтобы я могла посетить множество политических и общественных приемов вместе с моими родителями. Мой отец, конгрессмен Алекс Бёрнэм, в течение последующих двух лет будет пробовать баллотироваться в президенты, и моя жизнь, мои

решения были в руках моей матери, которая жаждала показать прессе, что мы идеальная семья.

Поэтому на протяжении всего лета меня приводили в порядок: оттачивая мои навыки, делая меня более элегантной и объясняя мне, как следует правильно вести себя перед камерой. За меня подобрали весь гардероб и нашли мне молодого, состоятельного парня, который сопровождал меня на приёмы. Мама не позволяла мне покидать дом, не проверив, одета ли я должным образом, и иду ли я с тем, с кем полагается.

Словно свинцовая ладонь, сдавливающая моё горло так, что я

задыхаюсь.

«Всего лишь одна неделя, — продолжаю твердить про себя словно мантру, — и затем я уберусь отсюда». Когда думаю о том, насколько я изменилась за последние несколько лет, мне кажется это нереальным. Раньше я обожала свою светскую жизнь со всеми ее достоинствами в виде дорогой дизайнерской одежды, высокомерных фальшивых друзей и вереницы приёмов и вечеринок. Теперь же, я готова отдать что угодно, лишь бы побыть нормальной и простой девушкой, которая учится в колледже, может уйти гулять с кем хочет или скрыться дома ото всех, когда этого хочет. Как же дорого

стоит удовольствие принимать решения самой.

Многими изменениями в характере я обязана моему брату Райану. Три года назад он встретил свою единственную и неповторимую любимую девушку Данни. Да, теперь я могу честно признать... поначалу она мне ужасно не нравилась, и сейчас меня одолевает стыд за то, что, не зная ничего об этой девушке, я стала осуждать ее. Я была словно послушная собачка, когда моя мать сказала мне, что Данни плохая и ее нужно ненавидеть, что я и делала.

И знаете, следовать приказам матери было совсем несложно. Я имею в виду, она рассказала мне, что

Данни работает в закусочной, красит волосы в фиолетовый цвет и на ее лице пирсинг. Одним словом, потаскушка и просто грязная дешёвка. Я думала, это было правильно, но было ли?

Все было очень-очень неправильно и не так, как казалось на первый взгляд.

О, как же я ошибалась. Как же я была наивна.

Я никогда не была по-дружески близка с Райаном, пока мы росли. Нас разделяло четыре года разницы, плюс он всегда не особо подчинялся родительским наставлениям.

В отличие от меня. Словно как та крыса, которая следовала за

Крысоловом, я бездумно подчинялась желаниям матери. (прим. перев. Гамельнский крысолов, гамельнский дудочник — персонаж средневековой немецкой легенды.)

Во всяком случае, Райан по уши влюбился в Данни, и я на тот момент совершенно это не понимала. Но я была заинтригована, снедаема любопытством, поэтому решила поговорить с ним об этом.

Именно за этим последовали два важных момента, которые помогли мне полностью переоценить и решить, каким я хочу быть человеком в будущем

Во-первых, Райан поговорил со

мной честно, скрупулёзно объясняя мне, почему он влюбился в Данни. Причины, которые он мне предоставил, были сказочными... Я не верила в существование такого. В мире, в котором я жила, люди встречались и женились не потому, что влюблялись или были покорены добротой, а из-за банковского счёта, и в том случае, если обе стороны устраивал капитал, что стоит за каждой из сторон, то свадьба и отношения одобрялись. Но Ри никогда не был таким... он всегда хотел влюбиться раз и навсегда и послать все к чертям, чтобы просто быть счастливым.

Райан сказал мне, что он

влюбился в Данни, потому что она добрая, душевная, умная и очень заботливая. Да, да, именно так, но я думала, что он говорит так, потому что просто с ней спал...

И я была неправа.

И во-вторых, на мои душевные перемены очень повлиял обед с Данни. После разговора с Райаном я решила узнать девушку получше и пригласила ее на обед. Меня до сих пор терзали мысли по поводу того, что как бы мы с матерью тогда не старались разбить и разлучить их пару, любовь все равно восторжествовала, и они снова сошлись.

Естественно, моя мать не знала

о встрече с Данни, это все происходило за ее спиной.

Я все ещё отчётливо помню тот день, когда я сидела напротив Данни. Она была божественно красива, но я уже и так знала это. Я видела ее, когда мы с матерью приходили к ней в закусочную, и я вела себя с ней как стерва. Я не извинилась в первые минуты, когда мы встретились, я все ещё жаждала убедиться, что все, что мне рассказал Ри, правда.

Во время обеда меня немного сбивали с толку ее фиолетовые кончики волос и колечко в носу, но в тот раз я слушала Данни, я имею в виду, слушала, что она говорит, как она говорит и о чем.

И к концу обеда я чётко поняла, почему Райан влюбился в неё без памяти. Чёрт, даже я полюбила ее, так как она настоящая, не скрывает ничего и говорит прямо без утайки, она не подшучивает и не издевается, ей не было разницы, во что я была одета и какие на мне были украшения. Я ей была важна как личность, как человек.

У неё было все, чего не было у меня. Она была безгранично доброй и никого не осуждала. Несмотря на то, что пережила в жизни, она смотрела на мир с широко открытыми глазами, в которых плескалась доброта, она воспринимала окружающую

действительность, будто это ее тихая гавань, и она не ждала подвоха. Данни просто жила. Она рассказывала мне о своей жизни, и я пару раз даже открывала рот от ужаса, мне было невдомек, как такая хрупкая девушка справилась с трудностями и сохранила способность улыбаться людям.

К концу нашего обеда произошло пару важных перемен. Я искренне извинилась перед Данни за свое поведение и за то, что думала о ней. Ну а Данни, с присущей ей добротой, даже не подумала принимать от меня извинения, сказав, что это все мелочи. Она прекрасно поняла, что я была просто под влиянием матери и

защищала ценности, которые близки нашей семье. А затем она сказала, что хотела бы подружиться со мной и забыть все, что было до этого.

Теперь понимаете, почему я просто влюбилась в неё?

А после обеда произошло нечто такое, что ввело меня в замешательство и полностью уничтожило моё представление о наших ценностях, я поняла, что всегда вела себя как полнейшая стерва. Посмотрев на то, как Данни принимает людей такими, какие они есть, в том числе и меня, я поклялась себе, что изменюсь. От прежней высокомерной Эмили не останется и следа. Мне нужно было разрушить

все те стереотипы, что я выстроила вокруг себя, и мне нужно стать хорошим человеком, более открытым. Ко всем людям.

И следующие два года, которые я провела, обучаясь в Колумбийском университете, были самыми счастливыми в моей жизни. Я поставила перед собой цель быть более открытой с людьми. Я хотела попробовать все, в чем себе отказывала.

Свобода была опьяняющим чувством.

Я была вдалеке от родителей, что позволило мне познакомиться с хорошими, веселыми и интересными людьми. Определённо, если бы я

привела моих друзей домой, моя мать бы их возненавидела. Мысль, что это разочаровало бы мою маму, наполняла меня отчаянной радостью, и это подтверждало, что больше нет идеальной Эмили, но есть новая, простая и открытая, добрая Эмили.

Но самое лучшее в этом то, что Райан подписал контракт с «Нью- Йорк Рейнджерс»1, а Данни вернулась в Джульярд, поэтому я проводила с ними очень много времени. Я много упустила до этого, поэтому была рада, что мы наверстали и построили с Райаном более тесные доверительные отношения, а с Данни стали

лучшими подругами.

Только одна вещь расстраивала и омрачала моё существование на тот момент: мне необходимо было вернуться на летние каникулы в Бостон.

Не поймите меня неправильно. Я обожаю Бостон и люблю родителей, несмотря ни на что. Но это, к сожалению, означало, что мне придётся вернуться под гнет тотального контроля моей матери. И теперь я тщательно играла свою роль. Роль высокомерной Эмили, которой больше не было. Скорее всего, моё будущее уже было распланировано, где меня ожидал Голливуд и богатый жених, поэтому

возле матери мне приходилось вести себя высокомерно, как и подобает светской львице. Я даже могла перекинуться парой слов с моими бывшими друзьями, и они все ещё считали меня прежней, общаясь со мной как раньше.

Слава богу, мне осталась всего неделя каникул, и я отправлюсь обратно в Колумбийский. Я безумно скучала по Нью-Йорку. Скучала по Райану и Данни, скучала по своей забавной соседке Фил.

Фил была ярким примером моего рвения стать лучше, получить опыт в том, чего никогда не умела — не осуждать. На первом курсе мы были заселены в одну комнату, и мы

стали отличной проверкой на прочность друг другу. Думая сейчас о нашей первой встрече, я удивляюсь, как мы не поубивали друг друга.

Родители не потрудились помочь мне при заселении, поэтому я попросила Райана и Данни. Спустя десять минут дверь, после их ухода, с грохотом распахнулась. Я в это время как раз застилала кровать, и, выпрямившись, увидела стройную, высокую девушку, которая замерла на пороге комнаты. Она была одета в потертые джинсы Levi's, простую белую футболку и старенькие кроссовки. Она была очень симпатичной, обладала восхитительной кожей с оливковым

оттенком, и у неё была крайне провокационная прическа — короткий ёжик. На лице не было макияжа, но ей этого и не надо, у неё была природная красота и шикарные пронзительные голубые глаза.

Как только я отвела взгляд и прекратила ее разглядывать, услышала колкую издевку, обращённую ко мне, но знаете, не скажу, что была шокирована ее словами.

— Оу, вы только посмотрите, да меня поселили с мисс Светская львица

Я оглядела себя, но толком не поняла, как она догадалась о стоимости моих вещей. На мне были

джинсы от True Religion, но они стояли триста долларов. Я внутренне чертыхнулась и застонала, когда поняла, что была одета в блузку от Chanel, которую подобрала мне мама, шарфик от Hermes, а завершали образ изящные туфельки от Louis Vuitton, а на руке красовались эксклюзивные часы от Patek Philippe.

Но я не могла дать ей унизить меня, поэтому ответила не менее колко:

— Кажется, я застряла тут со стервой, которая относится к людям предвзято!

В первые десять секунд я напряжённо ожидала, что она меня ударит или ещё что-нибудь, но она

ничего такого не сделала, на ее лице растянулась хитрая ухмылка, и она проговорила:

— Кажется, ты не заносчивая сука, и довольно смелая, поэтому ты мне нравишься.

Затем она бросила сумку на кровать, развернулась и подошла ко мне, протягивая руку.

— Я Фил Ларсон.

Я подала ей руку и сказала:

— Эмили Бёрнэм.

— Прости меня, если была резка, — немного смущенно проговорила она. — Это одна из моих ужасных привычек, от которой я стремлюсь избавиться, но пока не очень хорошо получается.

Я не знаю, что подтолкнуло меня так ответить, но я непринужденно продолжила:

— Ну что ж, Фил, а я богатая, заносчивая стерва, и я тоже изо всех сил стремлюсь стать другой, измениться, но мне это иногда тяжело дается.

На лице Фил вспыхнула коварная улыбочка.

— С этим я определенно смогу тебе помочь, можешь положиться на меня.

Я улыбнулась и начала заправлять кровать.

— Так твоё имя Фил? Это что-то сокращенное от Филломена или чего-то в этом роде?

— Нет, ты не отгадала. Моё имя даже похуже того, что ты назвала. Прежде всего, называй меня Фил. Ф- И-Л, не забывай. Моё полное имя Филит (прим.пер. Filet с анг. филе).

Я буквально открыла ошеломленно рот.

— Твои родители назвали тебя в честь куска мяса?!

— Ага. Но они не называли меня именно Филит. Они назвали меня Миньон. Это имя я не просто ненавижу, я даже готова избить любого, кто меня так назовет. Когда я училась в школе, меня называли Филе-Миньон (прим.ред. Филе- миньон — кусок говядины, отрез тонкой части вырезки. Используется

для приготовления деликатесных блюд из натурального мяса — стейков «филе-миньон»), поэтому сокращенно Фил. И вот сейчас это прозвище привязалось ко мне, поэтому все называют меня просто Фил.

— Хорошо. Значит просто Фил.

Покачав головой, я освобождаюсь от воспоминаний о Фил, в последний раз придирчиво оглядываю себя в зеркале и беру свою сумочку, прежде чем спускаюсь вниз по лестнице. Я правда безумно скучаю по Фил, но я подбадриваю себя, потому что увижу ее уже всего через пару дней. Мы быстро сблизились и стали лучшими

подругами. После первого курса мы съехали из общежития и сняли себе квартиру. Это помогало мне чувствовать себя более взрослой и самостоятельной.

Я усмехаюсь про себя, когда спускаюсь по лестнице. Я даже не могу представить, что бы случилось, если бы я привела сюда Фил и познакомила со своими родителями. Я даже знаю, что они сказали бы, какая она тупая и ограниченная, и не может входить в мой круг общения. И естественно, у идеальной во всех отношениях Селии Бёрнэм случился бы сердечный приступ, если бы я посмела привести сюда Фил.

Я достигаю последней

ступеньки и вижу, что мама уже практически извелась от ожидания. Она очень привлекательная женщина, но на ее лице постоянно отстраненная, холодная маска безразличия, и знаете, я не припоминаю, чтобы она сменялась на более оживлённые эмоции.

— Честное слово, Эмили, почему ты всегда опаздываешь, — с упреком говорит мама.

Я вздыхаю.

— Я не опоздала, мама. Я спустилась в ровно оговорённое время.

Она берет свою сумочку и, проходя мимо большого зеркала в холле, быстрым взглядом

осматривает себя. Поправляя свою идеальную прическу, она приглаживает и поправляет ладонью воображаемые выбившиеся из прически локоны, затем разворачивается и говорит немного сердито:

— Ты же знаешь, что я ужасно не люблю опаздывать, а что если мы попадем в пробку?

Теперь я вздыхаю немного громче.

— Значит, тебе следовало мне сказать, чтобы я спустилась чуть раньше запланированного времени.

— Не смей поучать меня, — жёстко выплевывает она. — В данный момент я нахожусь под

ужасным давлением, потому что именно я организатор благотворительного вечера, который посвящён Бостонской больнице, и мне сейчас меньше всего надо, чтобы ты нервировала и давила на меня ещё больше.

Это означало, что нет смысла даже открывать рот, поэтому я кратко выдавливаю сквозь зубы:

— Да, мама. Прости, мама.

Но мне даже не жаль, сейчас мне совершенно безразличны ее слова.

Да, я прекрасно понимаю, что это очень плохо, но знаете, иногда мне кажется, что только так я могу вытянуть из неё хоть какие-то

крупицы эмоций, пробраться к ней под кожу и увидеть, какая она на самом деле за фасадом холодной, равнодушной маски. И если я смогу увидеть там что-то правдивое, настоящее, значит, она умеет чувствовать хоть что-то кроме презрения, осуждения и антипатии по отношению к другим людям

Я следую за ней к выходу из дома, и мы садимся в лимузин, который, похоже, ожидает нас тут уже некоторое время. Когда мы усаживаемся, тут же поднимается перегородка, которая отгораживает нас от водителя, и она впивается в меня своим взглядом.

— Ты уже решила, какую

выберешь специальность после окончания Колумбийского? Пришло время сделать заявление для прессы.

Я прекрасно понимаю, что это означает. Она не спрашивает у меня, она хочет, чтобы я ответила положительно на то, что она выбрала для меня. Она ожидала, что я пойду в юриспруденцию или медицину. Или, она была бы ужасно счастлива, если бы я встретила богатого холостяка, он бы на мне женился, и мы бы растили идеальных малышей.

— Я все ещё не приняла решения, — бормочу я невнятно.

Вообще-то это не совсем так, решение я приняла уже много месяцев назад: я хочу пойти учиться

на журналиста, потому что мечтаю быть спортивным обозревателем, правда, для моих родных эта новость будет подобно грому среди ясного неба, эффект будет тот же, как если бы я им сказала, что хочу стать стриптизершей.

— Как это ты ещё не решила?! Мы же уже говорили об этом! Ты можешь выбрать одно из двух: юриспруденцию или медицину.

В данный момент я не настроена ругаться с ней, поэтому просто говорю:

— Я не могу выбрать из двух. Я ещё думаю, взвешиваю все за и против...

— Ну что ж, не думай слишком

долго, потому что я хочу озвучить это прессе, как только ты окончательно определишься с выбором. Этот милое крохотное домашнее событие может пойти на пользу карьере отца. Репутация играет важную роль, нам нужно показать, что мы достойная семья.

Естественно. Все это только ради того, чтобы помочь воплотить мечты отца стать политиком и прийти к власти. Никто и не думает о моём внутреннем счастье и равновесии, а также удовольствии от работы.

Продержись ещё одну неделю, и ты уедешь отсюда, будешь свободна.

Мама внезапно меняет тему разговора на ещё более отвратительную.

— Эмили, ты помнишь, что в выходные твой папа дома, и мы собирались посетить званный ужин, приуроченный к сбору средств у Стэна и Марго Крафтов. Я пригласила Тодда быть твоей парой.

Я краснею, затем начинаю раздраженно говорить:

— Что? Тодда?!

— Да, именно его, милая, он такой очаровательный молодой человек, и, если ты дашь ему шанс, он тебе докажет это.

Я ужасно раздражена, и это ещё мягко сказано.

— Ты не можешь сводить меня с моим бывшим парнем, мама. Ты попросту не имеешь на это права! Я никуда с ним не пойду.

Она даже не моргает, когда мгновенно отвечает:

— Это даже не обсуждается, ты обязательно пойдешь с ним. Потому что его отец — один из важнейших политических спонсоров твоего отца. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоить себя. Я дружила и встречалась с Тоддом Фулгрэмом в старшем и выпускном классах школы. Сначала наши отношения были нормальными, даже приятными, но потом мы провели ужасные летние каникулы перед

колледжем. Он был очень мил, щедр и образован, даже иногда забавен. Он добивался от меня в течение многих месяцев, чтобы именно ему я подарила свою первую ночь.

Вскоре я сдалась его напору и подарила ему свою девственность. Это было ужасно.

Затем он стал невыносимым.

Тодд стал злым и постоянно пытался в своих разговорах оскорбить или задеть меня. Он, казалось, большую часть времени, был недоволен мной, родителями и всем окружающим миром. Я могла сдерживать силу его гнева, потому что была честной и умела реагировать на его выпады. Я была

идеальной парой для него.

Секс с Тоддом был ужасным, потому что он удовлетворял только свои потребности. Я никогда не испытывала с ним оргазм, потому что мужчина, который делает все свои интимные дела в рекордно короткий срок — две минуты, не будет уделять времени моим желаниям. После того как я первый раз поддалась его уговорам заняться сексом, потом все стало только хуже, он стал давить на меня еще больше. Иногда я чувствовала, что занятия сексом со мной его отягощали. К счастью, наша близость не была частым событием. Но это нисколько не беспокоило меня, потому что я не

чувствовала, что что-то с ним теряю или упускаю, ничего ценного наши отношения мне не принесли.

Прошлая Эмили могла и не учесть наличие скучного секса. Я имею в виду, если оглянуться на интересы, которые раньше превалировали в моей жизни, то головокружительный секс явно не был в списке интересующих меня вещей. Мне были важны богатство, счёт в банке, социальное положение в обществе и, если смотреть относительно моих прошлых интересов, то Тодд Фулгрэм был для меня лучшей партией. Но единственное, что меня смущало — его агрессия. Все началось с устных

оскорблений, но думаю, рукоприкладство было не за горами. Нет, он никогда не поднимал на меня руку, но мог жёстко схватить меня, когда был выпившим. А пил он много и часто.

За месяц до того момента, как я должна была отправиться в колледж, между нами произошла ужасная ссора. Он с силой толкнул меня к стене, отчего я ударилось головой о картину, висящую на стене, после чего она с грохотом упала на пол. Но я не стала терпеть такого отношения, я ударила его коленом по яйцам, и он

выскочил из	моей	комнаты. Я
посчитала,	что	это наше
окончательное	и	официальное

расставание.

С того момента я тщательно старалась избегать его. Но после произошедшего он стал преследовать меня. Умолял меня, чтобы я приняла его обратно, придумывал жалостливые и неправдоподобные извинения. Я, если честно, даже не знала, почему. Мне всегда казалось, что он не очень любил меня, Тодд всегда был недоволен мной, и ему никогда не было до меня дела. Да, не стану отрицать, что прошлая Эмили обязательно бы возгордилась ощущением своей незаменимости, но той девушки больше нет. Из-за того что произошло между мной и Тоддом, я не сказала родителям

настоящую причину нашей ссоры, а впоследствии и разрыва отношений. Но судя по всему, мне придется отстаивать свои желания сейчас, потому что мама так просто не отстанет, пока я все-таки не дам ему второй шанс.

Но самым ужасным обстоятельством среди череды неудач было то, что Тодд тоже учился в Колумбийском. Когда мы были вместе, мы мечтали, что будем учиться в одном учебном заведении, чтобы надолго не разлучаться, у нас были общие мечты, которые казались нам самым желанным событием на тот момент.

К большому сожалению,

Колумбийский не очень большой университет, поэтому мне приходилось нередко сталкиваться с Тоддом. Когда его видела, я сразу уходила в другую сторону. Он даже пару раз пытался подкараулить меня и поговорить, но, слава Богу, поблизости всегда кто-то оказывался. Но самое забавное произошло, когда я была с Фил, а Тодд осмелился подойти ко мне. В тот день она напугала его до чертиков. Фил посмотрела на него свирепым взглядом и рявкнула: «Держись подальше от неё, гребаный гавнюк, или как-нибудь я проберусь в твою комнату, когда ты будешь спать, и отрежу твои яйца».

О, как же я люблю Фил!

И представляете, больше я не видела Тодда на протяжении всего лета, он был подозрительно тих и спокоен. Прекратились странные, надоедливые эсэмэски о том, как он скучает по мне, больше не было голосовых сообщений, где он умолял о встречи со мной. А теперь... моя полоумная мать, хочет, чтобы я дала ему шанс и пошла с ним на вечер, как с моим спутником?! Я еле могла сдержать подкатывающую тошноту, когда думала о нем.

Я пытаюсь как можно более любезнее дать отпор матери.

— Я не могу пойти с Тоддом. Общение между нами не

складывается. Как насчёт кого- нибудь другого?

Вот теперь я могла убедиться на данном примере, что наша мама никогда не прислушивается к тому, что мы говорим. Она слегка хмурится и говорит:

— Ни за что. Он просто идеальный молодой человек. Не огорчай меня, Эмили, или ты пожалеешь.

— Я не собираюсь идти с ним, мама. Можешь забыть про это, — говорю я в порыве отчаянной храбрости.

В одно мгновения ее глаза превращаются в две льдинки, которые напрочь лишены эмоций.

Пару минут она выдерживает молчание, в процессе бисеринки пота покрывают мой лоб, руки становятся холодными и липкими от пота, и затем она сладким голосом отвечает мне:

— Ты обязательно пойдешь с ним, Эмили, и более того, ты сделаешь это с улыбкой на лице и нежностью в глазах. А если ты решишь не послушать меня и не пойдешь с Тоддом в субботу на званый ужин, тогда в понедельник я встречусь с адвокатом и самолично заморожу твой трастовый фонд.

Ее слова имеют эффект разорвавшейся бомбы, и я замолкаю. Я полностью ошеломлена ее

словами. Я изо всех сил пытаюсь не быть больше такой помешанной на материальных благах, и мне не нужны кучи дизайнерской одежды и драгоценностей, но этот трастовый фонд позволяет мне не зависеть от родителей. К тому же не так легко избавиться от вредных привычек, что в моём случае — обеспеченное существование. Когда по закону я вступлю в законные права пользования трастовым фондом, я смогу быть полностью свободной от их приказов и пойти учиться на журналиста.

Ещё десять месяцев.

Я смогу выдержать и не сломаться.

Осталась всего одна отвратительная неделя подчинения матери и мерзкое свидание с Тоддом Фулгрэмом, и я наконец вырвусь из клетки.

 

 

 

Глава

Никс

Я вытряхиваю на пол кучу бесполезных вещей из картонной

коробки и начинаю искать среди этого барахла то, что мне необходимо. Мой указательный палец на правой руке порезан и обернут бумажной салфеткой, чтобы временно остановить кровь, пока левой рукой я пытаюсь найти в куче хлама пластыри.

Я прекрасно понимаю, что найти их совершенно нереально. Чёрт, да в моём доме сейчас ничего невозможно найти после ужасного происшествия, которое произошло три месяца назад, когда на втором этаже прорвало трубы, и весь этаж был затоплен, вследствие чего большая часть потолка на первом этаже обрушилась.

Все, что успел спасти, я разложил по картонным коробкам и переехал временно пожить в квартире у брата, которая располагалась на берегу реки Гудзон с отличным видом на Манхэттен. Только одна вещь омрачала моё временное проживание в квартире, там абсолютно не было места, где побегать Харли.

Сейчас эта ленивая большая собака спит под персиковым деревом в саду. Слава Богу, что Линк очень любит собак и не возражает, что Харли живёт со мной в его квартирке. В противном случае, мне бы пришлось спать в сыром доме на листах фанеры, которые специально

подготовлены, чтобы покрыть пол второго этажа.

Так, это бесполезная трата времени. Я никогда тут не найду пластырь. Ну и что мне делать? Я поступлю, как секретный агент МакГайвер2— побыстрее выберусь из этого дерьма.

Я выхожу из дома и направляюсь в свою мастерскую, где и порезался. Я ковал тонкий листовой металл, чтобы изготовить из него бензобак для сделанного на заказ мотоцикла, и, небрежно проводя рукой по острому концу, порезал палец. Это происходило уже в миллионный раз, ведь при работе с металлом это не редкость.

Я беру скотч и подхожу к раковине. Бросаю окровавленную салфетку в мусорную корзину, пока промываю палец под краном. Затем беру ещё пару салфеток, тщательно накладываю на место пореза, отрываю кусочек скотча зубами и, наконец, оборачиваю вокруг салфеток на пальце. Я не беспокоюсь о том, что могу заразиться столбняком, поранившись о металл, потому что по роду занятия я постоянно делаю

противостолбнячную прививку. Ничего, до свадьбы заживет.

Переводя взгляд на металлическую заготовку для бака, я растерянно провожу здоровой рукой

по волосам. Но непослушные длинные пряди опять лезут в глаза. Мысленно подмечаю, что пришло время посетить парикмахера. Я не стригся с того момента, как два года назад вернулся со службы. Устало вздыхаю и провожу рукой по лицу, ощущая мягкую бороду, и понимаю, что не брился уже около недели. Так бывает, когда я работаю над какими- то новыми деталями. Я теряю ощущение времени. Это значит, что я не только не бреюсь, у меня едва хватает времени на еду и сон.

Сегодня работа над баком у меня не ладится, как бы я ни старался. К тому же я порезал палец, что говорит о необходимости отдохнуть. Скорее

всего, нужно перекусить, но сейчас мне лень тащиться в дом на кухню. Моя кухня — единственное место в доме, которое не пострадало, когда прорвало трубы, поэтому, по крайней мере, пока я работаю в мастерской, у меня есть возможность перекусывать, не отвлекаясь на поездки в закусочную.

Не желая возвращаться в дом, я открываю маленький холодильник, что находится у меня в мастерской, и достаю «Будвайзер» — обалденное пиво, самое лучшее среди остальных марок. Откручиваю крышку и делаю жадный глоток.

Точно. Это намного лучше, чем сэндвич.

Неторопливо подойдя к моему глубокому креслу, я опускаюсь в него и устраиваюсь поудобнее, пристально смотря на заготовку для бака. Это вполне простой заказ, да я мог бы сделать его с закрытыми глазами, но что-то не даёт мне покоя, поэтому работа затягивается и совершенно не ладится. Затем я обвожу взглядом свою мастерскую и улыбаюсь. Это мой рай, моя тихая гавань. Здесь я могу наслаждаться уединением, думать над тем, что терзает и не даёт покоя моей душе, работать с металлом, ковать и обрабатывать листы, превращая невзрачные куски металла в предметы искусства.

Я приобрёл эту мастерскую, после того как отслужил в корпусе морской пехоты. Я все еще гибок и молод телом, но ужасно стар и измучен сердцем и душой в свои двадцать четыре года. За два срока службы в Афганистане я скопил огромную сумму денег, что выплачивалась мне за особо опасные задания. Я купил это место по дешевке, хотя мог позволить себе что-то получше, потому что дом требовал капитального ремонта. Но я приобрёл именно этот, потому что мне безумно понравился гараж и мастерская на заднем дворе. Я сразу понял, что это идеальное место, чтобы организовать тут мастерскую.

Когда люди видят, чем я зарабатываю на жизнь, а потом слышат, что я служил в морской пехоте, они автоматически начинают считать, что я занимался там сварочными работами. Но их суждения далеки от истины, а я не собираюсь их переубеждать. Это только распалит их интерес к моей службе, и они попытаются расспросить меня об этом из любопытства, а говорить о службе я не люблю. Поэтому мне проще молчать, чтобы не провоцировать людей на дальнейший разговор или расспросы.

Знаете, все было не так просто, когда я отслужил и вернулся из

армии, мои навыки, полученные на службе, здесь были бесполезны. Пораскинув мозгами, я понял, что очереди из работодателей, которые жаждут взять на работу бывшего солдата, не предвидится, потому что никому не нужно умение стрелять на тысячу метров по мишени или выполнять затяжной прыжок с парашютом. Мои выгодные достоинства, которые так ценились на службе, тут, нахрен, были никому не нужны. Скажите, кому пригодится умение уклончиво отвечать на вопросы или мужественно выносить все превратности судьбы. Ну, если только не на Уолл-Стрит, но я не готов до конца жизни носить

гребаный неудобный костюм.

И тогда я подумал о том, что умею лучше всего. О металлообработке. Мой отец всю жизнь работал сварщиком, поэтому я прикинул и решил, а почему бы и нет. Если эта специальность была хороша для моего отца, то почему бы и мне не попробовать.

За исключением одной детали, фактически я не пошёл по его стопам. Мой отец на протяжении тридцати лет работал на верфи, сваривая обшивки барж и других судов, а это достаточно изматывающая работа, к тому же это очень скучно, и нет способа выразить свою фантазию.

Поэтому я решил использовать свой сертификат сварщика для изготовления изделий из металла. Это включат в себя довольное широкое определение, от изготовления деталей для мотоциклов и самих мотоциклов до произведений искусства из тонкого листового металла. Я скопил достаточный капитал за время службы, поэтому у меня было время найти своё призвание в этом бизнесе. Знаете, дела мои шли отлично для человека, у которого за плечами кроме программы школьного образования и двух сроков службы не было больше ничего. Мои самые дешевые модели мотоциклов

продавались от двадцати пяти тысяч долларов и выше.

Я живу жизнью, о которой мечтал. Занимаюсь любимым делом, получаю за это отличные деньги, ни перед кем не отчитываюсь и ни от кого не завишу. Что может быть лучше?

Мой взгляд падает на край стола, на котором лежит кипа документов, с которыми мне придётся разобраться в самом скором времени. Мне нужен кто-то, кто сможет привести в порядок этот завал.

К счастью, оплата за мою работу производится автоматическим зачислением оговоренной суммы на мой счёт, так что одним волнением

меньше. Но я игнорирую выполнение некоторых безобидных вещей: заполнение бланков налога на продажу, проверку выписок со счетов и заполнение бланков заказа. Мне кажется, я могу попробовать разобраться с этим сегодня, пока отлыниваю от работы по сборке бака для мотоцикла.

Эта мысль занимала мою голову не больше двух секунд и затем быстро испарилась. Я лучше спокойно посижу и посмотрю на незаконченный бак, расслабленно потягивая пиво, чем займу себя обременяющей бумажной работой.

Только я делаю последний глоток «Будвайзера», как слышу, что

кто-то стучится в дверь. Я поднимаюсь и выглядываю в окно.

Оу, чёрт.

Я спешно присаживаюсь обратно в кресло, пытаясь практически раствориться в нем, надеясь, что она не станет меня тут искать.

Проходит пару секунд, и я слышу:

— Никс…ты тут?

Чёрт, чёрт. Вот это невезуха.

Нехотя поднимаюсь на ноги и открываю дверь мастерской.

— Что тебе нужно, Лила? — говорю я, как можно вежливей, насколько это вообще возможно для Никса Кэлдвелла.

— Это так ты меня приветствуешь, дорогой? — Она проводит кончиком пальца по моей груди, и я не могу сказать, что