О Станиславе Антоновиче Хохлове

Жизнь Станислава Антоновича Хохлова, жестоко и для всех нас горько оборвавшаяся в декабре 1996 года, делится на две неравные и очень разные части.

Первая – большая – часть, за исключением детства (несытого и небогатого, каким было у всех военное детство), прошла в Свердловске. Уже после того, как Станислав Антонович оттуда уехал, этому городу вернули его прежнее имя – Екатеринбург, а около сорока лет жизни Станислава Антоновича прошли именно в Свердловске, «столице советского Урала», оказавшемся волею судьбы и одним из центров отечественной юридической мысли.

Переехав потом в Москву, Станислав Антонович не чувствовал себя в ней провинциалом, но родившийся в небольшом Троицке на границе Челябинской области с Казахстаном, объездивший по командировкам едва ли не все заводские уральские города и даже в армии служивший в Перми, Станислав Антонович родиной своей считал Урал и к Свердловску сохранял теплоту, а может быть, и любовь.

Московской жизни Станиславу Антоновичу было отпущено чуть больше семи лет. И по делам, которыми он здесь занимался, и по людям, с которыми имел дело, и по занимаемому положению, и даже по материальному достатку его московская жизнь была непохожа на свердловскую. Но главное, чем отличались эти короткие московские годы от жизни в Свердловске, – колоссальная творческая самоотдача и последовавшее за ней признание – научное, человеческое, служебное Кажется, это были звездные часы Славы Хохлова.

Ранней осенью 1989 года кто-то из юристов Секретариата Президиума Верховного Совета СССР сказал, что меня разыскивает их новый сотрудник. Имя С.А. Хохлова тогда мне ничего не говорило: с середины 70-х годов за литературой «внутрисоветского» гражданского права я почти не следил. Пройдя длинным коридором третьего этажа бывшего Сенатского корпуса Кремля и заглянув в названный мне кабинет, Станислава Антоновича я не нашел, а от его соседа по комнате услышал короткое: «курит». На лестничной площадке стоял невысокий мужчина в очках, с худощавым лицом под большой и немного взлохмаченной шапкой вьющихся волос. Первый же короткий разговор (речь шла, кажется, о создании группы для работы над союзным законом о собственности) породил ощущение исходившей от Станислава Антоновича доброжелательности. Создавало это ощущение его необычайно живое лицо, в разговоре почти всегда чуть тронутое улыбкой, внимательный взгляд светлых глаз, негромкая речь, смягчавшаяся к тому же редким и не очень заметным заиканием. Последующие годы многое добавили к первому впечатлению, но и сегодня это ощущение непредвзятого доброго расположения к другим – первое, что возникает в памяти при мысли о Станиславе Антоновиче. Доброжелательность apriori была и наиболее заметной его внешней чертой, в ней отражалась и его главная человеческая сущность – добрый ум.

За первым знакомством вскоре последовала почти ежедневная совместная работа, сопровождавшаяся постепенным взаимным притяжением, но так, к сожалению, и не успевшим перерасти в дружбу.

Главным содержанием жизни Станислава Антоновича в эти московские годы была колоссальная по объему и совершенно новая по целям и сути законопроектная работа. Он был одной из «первых скрипок» в создании проектов общесоюзного (1990) и в особенности российского (1990) законов о собственности и новых Основ гражданского законодательства (1991). Затем он с головой окунулся в разработку нового Гражданского кодекса России, которым он был вынужден заниматься как «швец, и жнец, и на дуде игрец»: им написаны первоначальные проекты многих глав первой и второй частей Кодекса; он участвовал во всех обсуждениях проекта (будь то в своем кругу разработчиков, на встречах с голландскими, американскими или итальянскими экспертами, на парламентских слушаниях в Москве или Пскове, на заводах Нижнего Новгорода или Магнитогорска); он же нес на себе основной груз забот по организации всей работы над Кодексом; он, естественно, был назначен Президентом России одним из его представителей при рассмотрении проекта Кодекса в Государственной Думе[1]. К этому надо добавить работу

Станислава Антоновича над проектами большинства постановлений Комитета конституционного надзора СССР (1990-1991)2, его немногим известную роль одного из создателей интересного проекта новой Конституции России (1993)3 и совершенно неизвестное в России его активное участие в качестве полномочного российского представителя в подготовке модели Гражданского кодекса для стран СНГ (1994-1995).

Если же вспомнить, что одновременно с главной работой над проектом ГК Станислав Антонович все время выполнял многообразные и многотрудные обязанности исполнительного директора Исследовательского центра частного права (1992-1996), а позже и ректора Российской школы частного права (1995-1996), сам готовил заключения по проектам важнейших правовых актов, читал лекции в Московском университете и делал множество других менее заметных дел, то придется повторить уже прозвучавшее выше слово «самоотдача». Это было постоянное, ежедневное (часто без выходных и без отпуска) использование для общего дела, ради общих интересов своих сил, знаний, опыта, памяти, умения преподавать, создавать сложнейшие правовые конструкции и просто писать деловые бумаги. Стало все это возможным потому, что Станислав Антонович оказался подготовлен к этому всей предыдущей жизнью.

В 1990-1991 гг. Станислав Антонович был заместителем начальника Секретариата Комитета конституционного надзора СССР. В силу ряда причин – занимаемой должности, близости к председателю Комитета и, прежде всего, постоянной готовности и желания делать то, что он считал самым важным, Станислав Антонович оказался вовлечен в подготовку к рассмотрению Комитетом (включая подготовку проектов постановлений) вопросов, решение которых стало серьезными шагами на пути к правовому государству. Достаточно напомнить о запрещении применять неопубликованные нормативные акты, затрагивающие права, свободы и обязанности граждан, об исключении из законодательства положений, допускавших признание человека виновным в совершении преступления до вынесения приговора, об отмене правил о прописке, ограничивавших свободу передвижения и выбора места жительства, и др.

См. список трудов С.А. Хохлова (п. 53) на с. 464 настоящего сборника. Станислав Антонович участвовал также в работе Конституционного совещания и групп, занимавшихся редакцией текста проекта новой Конституции Российской Федерации. Эта напряженная работа, потребовавшая мужественного отстаивания своих убеждений, была отмечена присвоением Станиславу Антоновичу звания «Заслуженный юрист. Российской Федерации».

У него была превосходная цивилистическая школа. У ее истоков стояли ученые старшего поколения – Б.Б. Черепахин, Я.М. Магазинер, A.M. Винавер. Их трудами в Свердловском юридическом институте было воспитано первое послевоенное поколение цивилистов, два блестящих представителя которого – С.С. Алексеев и О. А. Красавчиков – стали для Славы Хохлова его Учителями, а первый и другом на всю жизнь. Студентом и аспирантом Станислав Антонович получил, а будучи научным сотрудником и преподавателем, постоянно расширял те основополагающие знания о положительном гражданском праве и его теории, без которых серьезная профессиональная работа в цивилистике невозможна. Он унаследовал свойственное его учителям глубокое уважение к гражданскому праву как одному из величайших достижений человеческой мысли и перенял присущую им смелость творческого исследования этой сферы права.

Сейчас, когда книжные прилавки ломятся от юридической литературы на любой вкус (чаще не очень притязательный), уже трудно представить, что не так давно рукописи даже известных цивилистов годами не могли попасть в планы издательств. Однако юридические вузы и в это время имели в деле публикации научных работ небольшую отдушину в виде возможности издавать учебные пособия, материалы научных конференций, практикумы, лекции и т.п. В таких брошюрах с мягкой обложкой были опубликованы едва ли не все работы Станислава Антоновича, написанные за последние двадцать лет свердловского периода его жизни (1968-1988).

На фоне нынешних фолиантов с тиснением и золочеными орлами на обложке эти брошюры выглядят непритязательно, но в России, слава богу, «по одежке» только встречают. А под ней такая живая и интересная мысль молодого ученого, избравшего для своего дебюта проблему, которая и сегодня, и спустя десятилетия будет привлекать внимание к его работам. Проблема эта – гражданско-правовое регулирование создания и реализации индивидуального оборудования – рождена от «брака» технического прогресса с рыночной экономикой и в эгом смысле современна. Но ее главные слагаемые, такие как определение правовой природы (квалификация) договора, разграничение договоров, смешанные договоры и др., это вечные вопросы теории гражданского права. Взявшись за их решение, Станислав Антонович сразу же заявил себя как серьезный цивилист-теоретик.

Трудно назвать удачей то, что почти все время после окончания института Станиславу Антоновичу пришлось одновременно и заниматься научной работой и преподавать: такая возможность есть у каждого вузовского преподавателя. Тем не менее, сколько каждый из нас встречал и доцентов, и профессоров, лишь по необходимости тянущих лямку «вузовской науки»! Но Станиславу Антоновичу, которому и научный анализ, и обучение студентов оказались равно интересны и дороги, постоянное сочетание этих занятий принесло неоценимую пользу. Его творческое мышление никогда не ограничивалось рамками одного или нескольких правовых институтов. Работая над одним из них, он всегда держал в голове весь систематизированный инструментарий гражданского права, что давало ему неоценимую для «законопроектчика» возможность быстрых и точных сравнений, аналогий, ассоциаций, противопоставлений и находок.

Профессионально плодотворной для Станислава Антоновича оказалась и необходимость, уже будучи «остепененным» цивилистом, всерьез заняться на кафедре С.С. Алексеева общей теорией права, а затем с высот этой наиболее абстрактной правовой науки спуститься вновь и надолго на грешную землю хозяйственного законодательства. Станислав Антонович нередко вспоминал, как вместе с моим однокашником В.И. Кофманом, превосходным, тонким цивилистом, они «облазали чуть ли не все уральские заводы», занимаясь так называемыми хоздоговорными работами. Только зная об этих поворотах в судьбе Станислава Антоновича, можно не удивляться необычайно широкому диапазону его научных интересов -от организации подготовки на предприятии бланков хозяйственных договоров до судьбоносных формулировок конституции отечества Но чем бы ни приходилось Станиславу Антоновичу заниматься, особую привязанность он всегда сохранял к договорному праву. Примечательно, что свободно владея всеми институтами этой отрасли гражданского права, для себя он избрал в ней область под совсем не эффектным названием «организация договорной работы». Она привлекла Станислава Антоновича как раз своей приземленностью, своей насущной потребностью практикам, то есть тем, чем отталкивала многих других за недостатком практического опыта либо из-за профессионального снобизма. В этой области он создал три глубокие монографические работы[2]. Ей же, кажется, он хотел посвятить и докторскую диссертацию, хотя участие в работе над проектами Конституции и Гражданского кодекса позволяло выбрать для этого формального акта тему более импозантную.

С первой крупной законопроектной работы, в которой уже в Москве участвовал Станислав Антонович, с работы над проектом Закона СССР «О собственности в СССР» начало складываться то небольшое сообщество российских цивилистов, которому затем было суждено сыграть заметную, если не ведущую роль в становлении и развитии нового гражданского законодательства России. Именно с этим коллективом людей были в наибольшей мере связаны семь последних лет жизни Станислава Антоновича, его ежедневный труд, его заботы и, наверное, самое большое творческое удовлетворение. Поэтому сказать об этом необычном во многих отношениях коллективе надо чуть подробнее[3].

Здесь нет необходимости перечислять тех, кто вошел в эту группу – они авторы этой книги. Сформировалась она, главным образом, в работе над проектом Основ гражданского законодательства СССР и республик 1991 года, этого необычного «союзного закона с республиканской судьбой»[4], и затем менялась уже незначительно.

Образование такого сообщества из людей, принадлежащих к трем разным поколениям и к трем разным цивилистическим школам, и создание в самом конце 1991 года на его основе Исследовательского центра частного права при Президенте России было на фоне распада солидных юридических «контор» и постепенного обветшания маститых научных институтов своего рода феноменом. И естественен вопрос, что послужило фундаментом нашего объединения и сплотившим нас «связующим раствором»?

Ответ на этот вопрос (возможно, не вполне совпадающий с мнением моих товарищей) можно, пользуясь модной слабостью к аббревиатурам, обозначить тремя «П».

Первое из них – профессионализм. Профессионализм такой высокой степени, которая не позволяет ни на минуту усомниться в нем, дает возможность поднимать любые вопросы без стеснения и опаски, что они могут показаться глупыми или наивными, и исключает благостное единомыслие. Проекты, над которыми мы работаем, рождаются в спорах, часто ожесточенных, но никогда – в ссорах. Отзвуки этих споров можно найти и в этой книге – в работах самого Станислава Антоновича, в статьях Г.Е. Авилова, Г.Д. Голубова, Е.А. Суханова.

Второе «П» обозначает порядочность – едва ли не главную ценность человеческой натуры. Кажется, ни у кого из нас не было оснований усомниться в этом свойстве друг друга. Дай Бог, чтобы так было и дальше!

И, наконец, третьим «П» я бы обозначил патриотизм в самом благородном и не затрепанном смысле этого слова. Речь идет о ясном понимании того, что:

- экономическая революция в России не может быть успешной без адекватного новому экономическому и общественному строю гражданского законодательства, создание которого поэтому не терпит отлагательства;

- по ряду глубоко лежащих причин (одна их них – богатейшая отечественная правовая культура, предать которую забвению было бы преступлением) слепое перенесение на российскую почву пусть даже совершенных чужеземных законов невозможно, а предложение «варягам» написать для России рыночные законы к тому же еще и постыдно;

ради создания нового гражданского законодательства России, отвечающего ее правовой традиции и насущным потребностям, надо поступиться собственными интересами – научными и материальными, карьерой и душевным спокойствием, отдыхом и здоровьем.

Помимо этих начал, объединяющих нашу группу цивилистов, моим товарищам присуще обостренное чувство справедливости – необходимый атрибут всякой юридической профессии, но условие sine qua non для законопроектчика и судьи, а также то, что можно назвать «чувством правовой нормы» – умение отлить мысль в формулу закона, качество, редко встречающееся даже среди видных правоведов.

Столь подробный рассказ об этом не совсем обычном объединении людей едва ли был бы здесь уместен, если бы Станислав Антонович был лишь его участником. Но он, никогда не старавшийся быть замеченным и не делавший намеренно ничего, чтобы играть первые роли или занимать первые места, стал душой и нравственным камертоном нашей небольшой группы цивилистов, а затем и всего коллектива Центра частного права. В короткий срок он получил признание, обрел привязанность и даже любовь людей, многие из которых были старше его, обладали большим жизненным опытом и общепризнанными в науке именами.

Что же притягивало нас к Станиславу Антоновичу? Почему, приходя в Центр, никто не мог пройти мимо всегда открытой двери его кабинета, не мог не зайти к нему, чтобы увидеть его добрую улыбку, когда он, отрываясь от очередной бумаги, быстро менял очки, не мог не перемолвиться с ним хотя бы несколькими словами, если не было повода для более серьезного разговора?

Для многих моих коллег очевидно, что, потеряв Станислава Антоновича, мы потеряли в нашей науке величину крупную и своеобычную. Он обладал редким профессиональным даром, в котором соединялись тонкая аналитическая мысль, стремление к точной юридической конструкции и обязательное предвидение жизненных последствий нормативного решения. По природе он был прежде всего теоретиком-цивилистом. Это становилось очевидным, когда, работая с ним, вы по быстроте его реакции и качеству предлагаемых решений понимали, что большинство даже «свежих» проблем он не просто видит, а уже основательно продумал. Даже в его немногочисленных и, как правило, в цейтноте написанных работах о новом Гражданском кодексе можно найти немало теоретических положений «крупного калибра».

Станислав Антонович принадлежал к высшему разряду ученых – о занимавших его проблемах (а его интересовало все в гражданском праве и многое за его пределами) он не переставал думать никогда. Это постоянное состояние творческого мышления позволяло ему проектировать нормы, писать статьи, давать интервью, выступать с лекциями и докладами, казалось бы, без всякой подготовки, без поиска литературы, составления конспектов и т.п. Ясная мысль и определенная позиция рождались вроде бы экспромтом, «из головы», прямо на ваших глазах.

Вероятно, он в большей мере, чем многие, был подготовлен к тому, чтобы создать серьезные теоретические работы по новой российской цивилистике. Но препятствием этому стало другое его достоинство, встречающееся не чаще, а может быть и реже, чем дарование теоретика, – неколебимое убеждение в том, что на первом месте стоят интересы дела, на втором – дела и нужды учеников и учителей, друзей и коллег, и лишь на последнем – свои успехи и упущенные возможности, свои радости и печали. Забота «о себе любимом» в последнюю очередь, своего рода «антиэгоцентризм» – качество, редчайшее даже у людей, убежденных в своей интеллигентности, было неотъемлемой чертой характера Станислава Антоновича и объясняет многое в его поступках и в отношениях с окружающими.

Создание нового гражданского права пореформенной России Станислав Антонович считал самым важным и достойным делом, какое только может выпасть на долю цивилиста. Ради него он откладывал на несостоявшееся «потом» докторскую диссертацию, лишь молча улыбаясь или отшучиваясь в ответ на назойливые напоминания друзей. Ради возможности заниматься этим делом он отказывался от многих заманчивых предложений. Лишь немногие знают, что он, например, отказался от предложения баллотироваться в члены российского Конституционного Суда.

Среди разных обязательств, поручений, заданий и прочих дел Станислав Антонович всегда был готов взять на себя ношу самую тяжелую и принять предложение наименее заманчивое. Это проявлялось едва ли не во всех его поступках – от готовности поселиться в наименее удобном номере гостиницы до согласия написать те главы или статьи проекта ГК, за которые ввиду их очевидной трудности никто не брался.

Называть авторов конкретных частей проекта российского ГК вряд ли следует. И не только потому, что закон автора не имеет.

Дело в другом: написанный кем-то первый вариант тех или иных норм Кодекса проходил через такое сито многих коллективных обсуждений и в большинстве случаев подвергался стольким переделкам, что чаще всего менялся до неузнаваемости. Тем не менее память, да и сохранившиеся бумаги позволяют при необходимости установить имена первоначальных авторов проекта. В отношении Станислава Антоновича это справедливо сделать не только потому, что его нет в живых. Высокое качество сделанного им влекло наименьшее число последующих изменений и переработок. Это относится и к первой статье, написанной им вместе с С.С. Алексеевым, и к огромному (почти в сто статей) разделу II («Право собственности и другие вещные права»), одни главы которого были разработаны им самим, а другие вместе с В.В. Витрянским, и к нормам об удержании кредитором имущества должника (§ 4 главы 23), и к некоторым общим положениям о договорах (главным образом, в главе 27), и к правилам о продаже недвижимости и предприятия (§ 7 и 8 главы 30), о ренте (глава 33), к целому ряду норм в главах, посвященных банковским сделкам (главы 42, 44 – 46). Из этого длинного (и не полного!) перечня можно заметить, что Станиславу Антоновичу меньше всего удалось заниматься как раз тем, что было особенно любо его сердцу – общими положениями обязательственного, прежде всего договорного права. В то же время большинство сделанного им – положения новые для нашего гражданского закона, не имеющие аналогов в двух прежних отечественных ГК.

Забвение собственных интересов, полная самоотдача, работа на износ – все это сочеталось у Станислава Антоновича с удивительно внимательным, заинтересованным, добрым, каким-то даже теплым отношением к тем, с кем ему приходилось работать. И ко всему этому – удивительное чувство такта: опасение обидеть, нежелание показаться назойливым или просто любопытным. Древние слова «aut bene, aut nihil» он относил не столько к умершим, сколько к живущим, предпочитая осуждению чужих поступков сдержанное молчание или огорчительную усмешку. Он никогда ни перед кем не стремился показать свои знания или достижения. Так, уже привыкнув к тому, что на встречах с иностранцами Станислав Антонович не любит говорить по-английски, я вдруг обнаружил, что он почти свободно понимает английскую разговорную речь, легко читает на этом языке профессиональную литературу и хорошо ориентируется в английском гражданском праве. Между тем случаев подчеркнуть это, упомянув к тому же о своей длительной стажировке в Англии, у него и раньше было предостаточно.

Светлый, не столько критический, сколько созидательный ум, глубокая порядочность, скромность, доброта и мягкость в общении сочетались у Станислава Антоновича как у подлинного интеллигента с твердостью убеждений, верностью принципам и, что особенно важно, смелостью в их отстаивании. Никто не был свидетелем тому, чтобы Станислав Антонович робел перед высоким начальством или, тем более, готов был ему угодить изменением своей позиции или умолчанием о ней. А в наиболее сложные моменты политической борьбы, когда жизнь и совесть требовали прямого ответа на вопрос «с кем ты», Станислав Антонович совершал поступки не только честные, но и смелые. В дни августовского путча (1991 г.) при самом активном участии С. А. Хохлова готовился ряд документов Комитета конституционного надзора СССР, обращавших внимание на неконституционность введения в стране чрезвычайного положения и других действий пресловутого ГКЧП. Позднее С.А. Хохлов срочно едет в Душанбе и готовит там заявление председателя Комитета о неконституционности введения режима чрезвычайного положения в Таджикистане и незаконности актов, принятых в условиях этого режима. Когда два года спустя, октябрьской ночью 1993 года москвичи по призыву Е.Т. Гайдара собираются к зданию Моссовета, в их числе оказывается и С.А. Хохлов.

Неожиданными для многих оказались организационные способности Станислава Антоновича. Замысел создания Исследовательского центра частного права, а затем и разработки президентской программы «Становление и развитие частного права в России»[5] принадлежит, наверное, в равной мере С.С. Алексееву и Станиславу Антоновичу. Идеи необходимости обеспечить единообразие гражданского законодательства в Содружестве Независимых Государств и начать в России подготовку цивилистов высшей квалификации возникли у нас уже в ходе подготовки проекта ГК России и рождались при самом непосредственном участии Станислава Антоновича. Но все эти идеи воплощались в проекты документов – указов и распоряжений Президента России, постановлений российского Правительства, соглашений глав правительств государств – участников СНГ, и других актов его мыслью, его слогом, его руками. Он заслуженно стал первым ректором Российской школы частного права и вынес на своих плечах основные трудности организации работы Школы и преподавания в ней.

Станислав Антонович не был златоустом. Он не искал для своих выступлений красивых вводных фраз, чтобы сразу овладеть вниманием аудитории, иногда употреблял слова, уместные в просторечьи, но задевавшие слух в научной или политической дискуссии. Его речь привлекала не яркостью выражений или громкостью голоса (его он, кажется, никогда не повышал) – слушать Станислава Антоновича заставляло напряжение его мысли. У него не было пустых выступлений и он никогда, даже читая лекцию несколько часов, не говорил «по написанному». Опытный преподаватель, он любое выступление строил по четкому плану, легко переходил от теоретических и общих рассуждений к подтверждающим их фактам, без затруднений выстраивал собственный пример, чтобы пояснить смысл сложного утверждения или нормы.

В этой книге приведены три выступления Станислава Антоновича и две его статьи, представляющие собой отредактированные стенограммы лекций, прочитанных в Высшем Арбитражном Суде. Разная аудитория – депутаты Думы, судьи одного из высших судебных учреждений страны, научные работники, юристы коммерческих организаций, вчерашние студенты... Трудно не заметить, как по-разному обращается к ним Станислав Антонович: разная степень сложности изложения, тонкости юридического анализа и аргументации, разная тональность подбираемых слов.

Одним из последних публичных выступлений С. А. Хохлова была его речь на открытии Российской школы частного права 17 октября 1995 года[6]. Станислав Антонович уже чувствовал себя плохо и приехал на открытие Школы из больницы. Но его состояние, о котором можно было догадаться по его виду, никак не отразилось на тех высоких словах, с которыми он обращался к слушателям. А Станислав Антонович, кто сам больше других «вложил душу в создание этой Школы», говорил о том, что «частное право – это, прежде всего, право свободной личности, право честного человека, свободного от вмешательства в его частные дела...», о том, что в России наконец создан «полнокровный Гражданский кодекс», о «светлых идеях частноправовой культуры, которая должна... развиваться в России», говорил о необходимости «высокого юридического профессионализма» как «умения и желания делать с помощью права дело и добро».

Олицетворением именно такого высокого юридического профессионализма был Станислав Антонович Хохлов.

А.Л. МАКОВСКИЙ

[1] Выступление С.А. Хохлова на заседании Государственной Думы при обсуждении части первой Гражданского кодекса см. на с. 378-384 настоящего сборника.

[2] Организация и техника договорной работы на предприятии. – Свердловск: СЮИ, 1982; Организация договорной работы в народном хозяйстве. – Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1986; Договорная работа. – Свердловск: СЮИ, 1986.

[3] Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик – первый кодифицированный акт гражданского законодательства, рассчитанный на рыночную экономику, были приняты Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г. (Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, 1991, № 26, ст. 733) и должны были вступить в действие на всей территории СССР с 1 января 1992 г. В связи с распадом СССР это не произошло. Но Верховный Совет Российской Федерации постановлением от 14 июля 1992 г. предусмотрел их применение на территории Российской Федерации «впредь до принятия нового Гражданского кодекса...» (Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ, 1992, № 30, ст. 1800; 1993, № 11, ст. 393), а Верховный Совет Республики Казахстан постановлением от 30.января 1993 г. – на территории Казахстана «временно, до принятия Гражданского кодекса... «(Ведомости Верховного Совета Республики Казахстан, 1993, № 4, ст. 71).

После распада Союза стал «иностранцем» один из создателей цивилистической школы в Казахстане, блестящий ученый и изумительный человек алмаатинец Ю.Г. Басин, материальные трудности сделали невозможным постоянное участие в нашей работе одного из сильнейших российских цивилистов – теоретиков петербуржца Ю.К. Толстого, ушел в деловую практику, а затем в судейскую работу умеющий соединять высокую теорию с реальной правовой действительностью Д.Н. Сафиуллин. Но уже во время работы над первой частью Гражданского кодекса в нашу группу естественно влились превосходные цивилисты А.С. Комаров и М.Г. Розенберг, чьи научные интересы и практический опыт лежат главным образом в сфере международной торговли, иностранного и международного частного права. Был принят на работу Станиславом Антоновичем и стал незаменимым помощником при подготовке проекта ГК О.Ю. Шилохвост.

[4] Распоряжение Президента РФ от 27 декабря 1991 г. № 133-рп.

[5] Утверждена Указом Президента РФ от 7 июля 1994 г. № 1473 (Собрание законодательства РФ, 1994, № 11, ст. 1191).

[6] См. с. 375-377 настоящего сборника.

О ЗНАЧЕНИИ ОБЩИХ ПОЛОЖЕНИЙ ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА.
Ю.Х. Калмыков

Понятие «общие положения гражданского права» может быть использовано:

- для характеристики норм и институтов, входящих в часть первую Гражданского кодекса РФ, а в учебных планах юридических вузов обычно обозначаемую как «Общая часть гражданского права»;

- рассмотрения правовых норм, включенных в раздел первый Гражданского кодекса, который так и называется – «Общие положения»;

- рассмотрения правил, входящих в состав лишь первых двух глав, которые сами выступают под общим наименованием «Основные положения». В каждом из таких подходов есть свой резон и своя логика. В первом случае анализу приходится подвергать три крупных раздела ГК, посвященных общим положениям, праву собственности и общей части обязательственного права.

Меньшая сфера влияния у норм и институтов, объединяемых первым разделом ГК; он охватывает «Основные положения», «Лица», «Объекты гражданских прав», «Сделки и представительство», «Сроки Исковая давность», И все же правила, закрепленные в этом разделе имеют наиболее универсальное значение и без них невозможно эффективное использование всех остальных институтов гражданского права.