Сергей Яшин. «Восстание крови».

 

Ученик Асмунда, безусловно, знал историю отношений своего рода с державой каганов. Он и его воспитатель ни за что не согласились бы с прозвучавшим полтысячи лет спустя определением Руси «Третий Рим» – хотя бы потому, что держава, величавшаяся Вторым, не вызывала у них сколь-нибудь теплых чувств. Но Святослав бы увидел много близкого его сердцу в годах молодости Вечного города, и особенно – в его отчаянной битве с городом-чудовищем, логовом надменных ростовщиков и торговцев – Карфагеном. Он не мог не видеть, не понимать, что война Руси и Хазарии, как и та, древняя битва, могла закончиться лишь гибелью одного из соперников.

В самом деле, что каганату гибель наемной армии, что – взятая крепость, одна или десяток? Чиркнет чудо-Юдо пальцем в тусклом пламени золотых перстней и бриллиантов, – и ощерятся копьями или зубцами крепостных стен новые головы, в стальной чешуе или в броне белого камня

Парадокс нашего повествования в том, что самая блестящая победа нашего героя оставила на удивление мало письменных памятников. Сообщение летописи – лишь чуть менее лаконичное, чем описания подвигов Игоря и Олега. «Пошел Святослав на хазар. Услышав об этом, хазары вышли навстречу со своим князем каганом, и сошлись биться, и одолел Святослав хазар, и град их [Итиль-Л. П.] и Белую Вежу [Саркел – Л.П.] взял». По этому отрывку очень сложно определить, как была разбита Хазария. Можно только сказать, что были взяты две главных крепости каганата. Фраза «со своим князем каганом» ясности не вносит. Не то летописец просто перевел наполовину двойной титул военного вождя хазар каган-бека, не то Святослав настолько устрашил врагов, что сам каган нарушил священное уединение, выехав к войскам.

Араб Ибн Хаукаль в своей «Книге путей и государств» сообщает больше, но свидетельство его путаней. Он смешал волжских булгар с дунайскими булгарами, и то относит восточный поход русов на 358 год хиджры, – 969 нашего исчисления, год похода на Болгарию – то переносит на Волгу рассказ о суровой расправе нашего героя с болгарскими мятежниками. Он утверждает, что, наряду с хазарами русы «истребили» булгар и буртасов, так что их «не осталось и следа». А ведь Булгария при сыне Святослава появляется в летописях, как сильное и богатое государство, а буртасы исчезнут из летописей, хроник и записок путешественников лишь после Батыя. Да и не было смысла воевать с булгарами - по свидетельству Ибн Фадлана, те ненавидели хазар так же люто, как и прочие данники, и не стали бы за них биться. Разве что путаник-араб имел в виду черных болгар, верных вассалов каганата, и впрямь исчезнувших после святославова похода.

Кажется, рассказ Ибн Хаукаля можно и позабыть, тем паче, что сам путешественник явно не бывал северней коренных хазарских владений в Предкавказье. Однако и наша летопись сообщает, что Святослав, во-первых, пошел за год до хазарского похода в землю вятичей, но не стал облагать их данью, во-вторых, он сперва взял «град» хазар – Итиль – и только потом Саркел, Белую Вежу. Вырисовывается связная картина. Святослав ударил на врагов с земель вятичей, присоединив к своим дружинам их ополчение, оттуда прошел по Волге, по землям булгар и буртасов, двинулся в низовья, к столице каганата. Где-то здесь он встретил и разбил хазарское войско во главе с самим каган-беком (а то и великим каганом).

Да и могло ли быть иначе? Лобовая атака на Саркел была мало того, что самоубийственно опасна – так и невыигрышна стратегически. Саркел стоял на днище естественного «мешка», образованного Северским Донцом и излучиной Дона. С севера в тыл наступающим могли через Дон ударить буртасы, с Юга, из-за Донца – те самые черные болгары. Врагу хазар пришлось бы постоянно беспокоиться за тылы – а Саркел был защищен и Доном, и стенами, возведенными по всем правилам фортификационной науки Петроной Каматиром. За ним лежали плодородные, богатые земли, откуда могли и подвозить припасы, и приходить подкрепления. Нападающие понесли бы здесь страшные потери, страшные и бессмысленные. Не здесь была заветная игла кошерищ, не здесь таился огненный палец Юда. Не крепость была сердцем каганата. Чтобы уничтожить каганат, надо было уничтожить торжище.

Именно так поступил Святослав. Для проникновения на территорию врага наш герой выбрал земли народов, особенно не любивших каганат и его хозяев – вятичей и волжских булгар. Он прошел огненным смерчем по Волге, выжигая гнездовья рахдонитов. Разбил и обратил в бегство спешно собранные против него войска. Участь Итиля можно обрисовать одной фразой – археологи до сих пор ищут его останки. Затем ворвался в Предкавказье. Ибн Хаукаль говорит, что в этих местах русы «если что и оставили, так только лист на лозе», особое внимание уделяя мечетям, церквям и синагогам. Летопись – что Святослав разбил и превратил в вассалов воинственные племена Северного Кавказа – касогов-адыге и аланов, предков осетин. И только потом раздавил последний оплот рахдонитов – Саркел. Саркел, которому больше неоткуда было ждать ни припасов, ни подкреплений. Саркел, к которому впервые со дня основания враг подошел не с северо-запада, а с юго-востока, из коренных хазарских земель!

Держава-вампир, полтора столетия пившая все соки из соседей и данников, рухнула в один, 965 год.

Итак, что именно сделал наш герой, мы примерно можем представить. Осталось понять –как? И это в самом деле нешуточная загадка. Ведь русские дружины, пусть и подкрепленные ополчением вятичей, вряд ли могли потягаться в численности с ордами кочевых вассалов кагана. Не очень понятно, как они справились с кочевниками в их родном доме – степи. И наконец, русы, как единодушно свидетельствуют восточные авторы – Псевдозахария Ритор (VI век), Ибн Русте и Ибн Мискавейх (Х век) – не были хорошими конниками. Верхом они сражались неважно. Лев Диакон позднее говорит то же о воинах нашего героя. Как же им удалось победить выросших в седле степняков?

На первые две загадки ответить проще. Русы и не собирались состязаться со всеми полчищами каган-бека. Как Александр Македонский, под Гавгамелами, не собирался истреблять рыхлое, пестрое воинство Персидской державы. Он, с небольшой личной дружиной, ударил в центр, на гвардию «бессмертных» царя Дария. После того, как македонцы разбили и обратили в бегство царских телохранителей, остальная армия попросту разбежалась. Примерно так же, надо полагать, обстояло дело и в Восточном походе Святослава. Серьезным противником была тридцатитысячное наемное войско, охранявшее Итиль – и только оно. Это – ответ и на вторую загадку. Святославу не пришлось, или почти не пришлось воевать с кочевниками. Его противниками стали наемники, чьим домом была не степь, а казарма. Кочевых же вассалов каган-бек просто не успел мобилизовать. Как уже говорилось, свой путь к Итилю Святослав проложил по землям племен, никогда не бывшими верными подручными хазар. В землях буртасов он не встретил серьезного сопротивления, в землях булгар его и подавно должны были принять с распростертыми объятиями.

Но все это требовало скорости. Как войско Святослава – по тому же Диакону состоявшее, в основном, из пеших кольчужников – могло поспорить в скорости с наемной кавалерией Хазарии? И здесь нам приходит на помощь летопись. Она, как известно, говорит, что Святослав «ходил легко, аки пардус». Пардус – гепард, с которым на Руси охотились на степную дичь. Молниеносно быстрый в спринтерских рывках на короткие дистанции (до 128 км. в час), зверь этот быстро утомляется. Поэтому к месту охоты пардуса подвозили на коне, на специальном сидении позади седла. Вот мы и подошли к разгадке тактики Святослава. Его тяжелая пехота передвигалась от одного места сражения к другому верхом! Так они могли оказываться в самых неожиданных для врага местах, и не вымотанные дальним переходом, а готовые к бою. Ведь ездить - то на коне на Руси умели все без исключения мужчины!

Помощь в войне против каганата оказали и старые вассалы отца Святослава, печенеги. Именно Ибн Хаукаль, как мы помним, называл их «острием в руках русов». Другой араб, Ибн Мискавейх, пишет, что в 965 году на Хазарию напали «тюрки» – уж не печенеги ли имеются в виду? Впрочем, арабы иногда даже русов(!) называли «тюрками».

Ибн Хаукаль сообщает также, что русы захватили земли каганата, и те из беженцев, кто захотел вернуться на родину после войны, просили у них дозволения. Русы согласились, на условиях признания их, русов, власти. Очень знакомо. Помните Бердаа? «На вас лежит обязанность повиноваться вам, а на нас – хорошо относиться к вам». Это сообщение трудно переоценить. Речь, стало быть, шла не просто о грабительском налете или возмездии. Святослав сделал земли угнетателей своей державой. В особенности это касалось земель у Дона и Сурожского (Азовского) моря. Хазарские Саркел и Самкуш стали русскими городами Белая Вежа и Тьмуторокань. Их славянское население из забитых данников-полурабов превратилось в полноправных подданных Киевского князя. И Ибн Хаукаль называет «Русской рекой» уже не Дон, как Масуди, а Волгу.

Святослав достойно продолжил дело отца и его воспитателя, Вещего Олега. Не Дон, а Волга стала при нем восточным рубежом Русской земли.

Были у его первого похода и другие последствия. Но о них поговорим в отдельной главе.

 

3. Гибель чуда-Юда.

 

Еще напор – и ворог мрет,

Перунов мор – врагу удел!

С. Городецкий. «Перун».

Святослав подвел своим походом черту под вековым противостоянием Руси и Хазарии, под двумя столетиями хазарского ига. Но не только.

Каганат был частью, и, вероятно, гарантом монополии рахдонитов на торговые сношения Востока и Запада. «Основным товаром» Европы при господстве этих посредников были рабы. Надо ли объяснять всю чудовищность подобного положения? Часто говорят, что арабские, европейские, американские работорговцы обессилили Африку, затормозили ее развитие, подорвали силы. Что ж, какова тогда роль рахдонитов в том, что начало Средневековья зовется Темными веками? В Х веке, вместе с каганатом, рухнула и рахдонитская монополия. В следующем столетии в Европе расцветают торговые города, цеховые ремесла, искусства. Наступает расцвет Средневековья, рассвет после ночи Темных веков.

Случайность? Или не мы одни задолжали памятник Святославу Храброму?

О роли каганата в жизни славян мы уже хорошо знаем. Эта книга написана не зря, если читатель найдет, что ответить на становящиеся расхожими смердяковские рассуждения о Хазарии, защищавшей-де славян от кочевников. Мягко говоря, такое лечение хуже всякой болезни, такая защита опаснее всех опасностей.

Но корни вражды лежали глубже и торговых выгод, и государственных интересов. Мы говорили, что у славян были причины призвать варягов, но были причины и у варягов прийти на зов. От богатства варяжских берегов, – помните восторги Герборда и Эббона? – от набегов на города христианской Европы, от господства над ее торговыми путями – в глушь, ельники и болота, на изматывающую войну с сильным и беспощадным врагом.

Слишком разным был взгляд на мир двух народов. Между «хорошо» и «плохо» двух вер пролегло слишком большое расстояние. Даже мир оказался тесен для него.

Одни относились к рабам, как к детям. Даже слова для обозначения тех и других почти одинаковые: чадь, челядь, отроки холопы-хлопы-хлопцы. «С рабами они обращаются хорошо, и заботятся… - удивляется Ибн Русте, и пытается объяснить. – потому что торгуют ими». Неуклюжее объяснение. Мало кто не торговал рабами в тот век, и никто не торговал ими больше хозяев каганата. Но Ибн Русте отчего-то пишет такое только о русах.

Другие к детям относились, как к рабам. Вспомните детей, которых продавали матери-хазарки.

Одни клялись – врагу, побежденному врагу! – «доколе мир стоит, доколе Солнце светит».

У других был ежегодный праздник – Йом Кипур – для освобождения от любых клятв и обещаний.

«Мертвые сраму не имут» нашего героя – и «лучше же псу живому, чем льву мертвому».

«…А на нас – обязанность хорошо относиться к вам» – и «а в городах сих народов… не оставляй в живых ни одной души».

Бескорыстие витязя – и наемная армия каганата. Князь, идущий в бой впереди дружины – и безликая власть его безымянных владык.

Поневоле вспомнишь, как Честертон говорил в своем «Вечном человеке» о вражде Рима и Карфагена. Главу, посвященную этому противостоянию, он назвал «Схватка Богов и бесов». Лучше него не скажешь, и я не прошу прощения за обширную цитату, а прошу – за то, что не могу привести главу целиком. Она стоит многих исторических трудов, стоит, наверное, и этой книги; жаль, что историки не учат ее – скольких ученых нелепиц и академических благоглупостей избегли бы они!

«Нам вечно твердят, что люди воюют из материальных соображений. Но человек не умирает из материальных соображений, никто не умирает за плату. Не было платных мучеников. Призрак «чистой», «реалистической» политики невероятен и нелеп… Почему бы война не начиналась, то, что ее поддерживает, коренится глубоко в душе. Близкий к смерти человек стоит лицом к лицу с вечностью. Если даже им движет страх, страх должен быть прост, как смерть.

Люди сражаются особенно яростно, когда противник – старый враг, вечный незнакомец, когда в полном смысле этих слов они «не выносят его духа»… Если я скажу, что это религиозная война, вы начнете возмущаться и толковать о сектантской нетерпимости. Что же, скажу иначе: это разница между жизнью и смертью, между тьмой и дневным светом. Такую разницу человек не забудет на пороге смерти, ибо это спор о значении жизни.

В такой войне сталкиваются два мира, как сказали бы сейчас, две атмосферы. Что для одних воздух, для других – отрава. Никого не убедишь оставить чуму в покое.

Врагу, а не сопернику отказывались подчиниться римляне. Не о хороших дорогах вспоминали они и не о деловом порядке, а о презрительных, наглых усмешках. И ненавидели дух ненависти, владевший Карфагеном».

Возможно, я не убедил еще читателя, что в приведенной цитате можно с чистой совестью заменить римлян на русов, Карфаген – на Хазарию. Что ж, приведу еще одно доказательство. Оно косвенное, как многое в этой книге. Что ж поделать, если, как и патера Брауна, «все то, что «не является доказательством», как раз меня и убеждает» («Странное преступление Джона Боулнойза»).

В Хазарии должны были скопиться неимоверные сокровища. Вдумайтесь – страна два века была посредником, алчным мытарем в торговле Европы и Азии, подделывала арабские дирхемы, торговала людьми, вела грабительские войны. Хазария рухнула. Где же ее сокровища? Они не «всплывают» в экономике той или иной страны. Да рахдониты и не могли их вывезти – «легкий, как пардус» не дал им времени на сборы и бегство.

Победители каганата, русы Святослава, описанные Львом Диаконом, выглядят не богаче, а беднее русов Игоря, описанных Ибн Фадланом.

Так где же золото каганата? Один писатель построил на этой тайне весь сюжет многотомного романа. Но ответа не дал. Ответ, как водится, не в длинных и заумных новых романах, а в старой простенькой сказке.

У многих народов есть легенды о битве со змеем или драконом; чуть меньше легенд, в которых гад многоголов; чуть меньше – тех, где змей способен отращивать снесенные богатырем головы. Но, – поверьте на слово прочитавшему не один десяток сборников сказок, былин и преданий, – только у одного народа жены убитых змеев стараются погубить богатырей, превращаясь в роскошную, шелками и бархатом убранную постель, яблоню с золотыми яблочками, колодец родниковой воды с золотой чаркой. И у этого единственного народа, у русских, этот сюжет появляется лишь в сказках, меченных именем чуда-Юда.

Младший богатырь – Иван Крестьянский сын, Иван Быкович и т.д. – разоблачает козни змеих, изрубив постель, яблоню и колодец.

Враг. Не противник, не соперник – именно Враг.

Враг, чьи ноздри ранит само твое дыхание, твоя жизнь («Фу-фу-фу, русским духом пахнет!»).

Его ключевая вода – яд для тебя.

Плоды его садов – отрава.

Роскошь его жилищ – погибель.

Воплощенная скверна, от любых следов которой мир надо очищать огнем и железом.

Помните, у Ибн Хаукаля: «если что и оставили – так только лист на лозе»?

Сколько древней, не остывшей за тысячелетие, непримиримой ненависти – «ненависти к аду и делам его», как выразился все тот же Честертон, - сохранила эта сказка! Вот оно, русское «esse delendam»!

Кому-то может показаться чересчур натянутым, чересчур романтичным такое рассуждение. Что ж, мы охотно верим в «Аннибалову клятву» или знаменитое присловье Катона, но поверить в то, что и наши предки были людьми, многим не под силу. Напомню пример из другой, более близкой к нам эпохи.

В XVI-XVII веках Белая и Малая Русь были землями Польско-Литовского государства, Речи Посполитой. Спесивые шляхтичи желали жить роскошно, но обеспечивать средства для этой роскоши не умели и не желали. Вместо этого они отдавали землю, с деревнями хлопов-крепостных, «на откуп», то есть в аренду иудейским купцам и ростовщикам. Как хозяйствовали на арендованной земле достойные преемники рахдонитов, хорошо описал Гоголь в «Тарасе Бульбе»:

«Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно обозначил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не осталось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось и оставалась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство».

Таких «Янкелей» были десятки и сотни. Отсылаю читателя к работам Костомарова; там это описано подробнее и научней. Не буду говорить о черном, довлевшем над откупщиками, подозрении, подозрении воистину карфагенском, отдававшем залитыми детской кровью алтарями Молоха. Скажу о другом, несомненном. Арендаторы додумались до того, до чего в свое время не додумались рахдониты. А именно – они взяли на откуп церкви. Поставьте себя на место хлопов. Представьте: чтобы помолиться в церкви, окрестить дитя, обвенчаться, отпеть и похоронить покойника, чтобы сделать все эти вещи, для христианина естественные, как солнечный свет и необходимые, как воздух – вы должны заплатить иноверцу. Да не просто иноверцу – потомку Иуды, потомку тех, кто кричал: «Кровь Его на нас и на детях наших!» (Мф. 27:25)! А поскольку денег у вас нет – их вытянул тот же иноверец – то ваш малыш может умереть некрещеным (представьте детскую смертность в описанных Гоголем условиях!), и попадет в ад или превратится в мелкую нечисть; вы с любимой останетесь жить во грехе и погубите душу; ваш старый отец будет зарыт неотпетым на неосвященной земле, как самоубийца, как павший скот!

Вполне естественно, что в годы Колиивщины или Хмельничщины гнев повстанцев-гайдамаков тяжелее и страшнее всего обрушивался на откупщиков. Сочувствовать ли жертвам собственной алчности, дело, читатель, ваше. Я затеял все это отступление для другого.

Гайдамаки, конечно, были страшные, дикие люди, почти звери, хуже – бандиты. Они охотно грабили панские усадьбы-фольварки и купеческие караваны. Но, вламываясь в дома откупщиков, они не брали себе ничего. Грабители и душегубы брезговали добром «врагов бога». Все имущество ломали, сваливали во дворе в кучи, и сжигали.

Может быть, сходство русов Святослава и гайдамаков не исчерпывалось усами, чубом на бритой голове и серьгой в ухе? И – сами-то вы, читатель, не побрезговали бы на их месте? Может, сестру вашей бабки продали за эти монеты? Может, эта шуба – из соболей, купленных у вашего деда-купца на фальшивые деньги; те деньги, за которые его сварили в масле в немецком городе? Может, этим, расшитым золотом поясом, расплатились с наемником за вспоротые животы беременных славянок, за пойманных на копье малышей?..

Помните норманнское «мы не станем носить в кошельках мертвых друзей!»?

Слишком тяжелым было хазарское золото. Тяжелым, как восемь поколений убитых или сгинувших в рабстве сородичей.

Об участи рахдонитов долго говорить не стоит. Просто поблагодарим предков за чистоплотность. Они не стали смаковать кровавые детали – не захватнической войны, справедливой мести! – в десятках «книг», «псалмов» и «пророчеств». Остался лишь космически страшный образ в былине «Федор Тырянин» – образ вражеской крови, чуть не поглотившей богатыря.

Расступалася Мать Сыра Земля

Как на все четыре стороны.

Пожирала в себя кровь жидовскую,

Жидовскую, басурманскую,

царя иудейского.

Погибли, впрочем, не все хазары – Святослав был милосердней ветхозаветных героев. Кто-то, как мы помним из Ибн Хаукаля, бежал, чтоб потом вернуться под власть русов. Кто-то так и остался – в Хорезме, в Крыму. Кое-кто попал в плен. Мы можем уверенно говорить об одной такой пленнице. Ее Святослав подарил матери; вскоре хазарка стала любимой рабыней, «милостницей» Ольги и ее ключницей, завхозом, говоря на современный лад. Звали везучую рабыню Малкой.

Были, однако, и те, чья участь была еще менее завидна, чем у бывших владык каганата. Я о славянских наемниках армии каган-бека. Об их судьбе не сохранилось прямых сообщений. Но догадаться легко – она, думается, вполне подобна судьбе греческих наемников, воевавших в персидском войске против Александра Македонского. После победы великодушный Александр отпустил по домам пленных персов, кое-кого даже взял на службу, пленных же греческих наемников поголовно казнил. В Болгарии мы увидим, как Святослав обходился с предателями. Вряд ли он был мягче во время хазарского похода. Так что, повторяю, завидовать судьбе славян-наемников я бы особенно не стал. И скорбеть о ней – тоже.

Чудо-Юдо погибло. Рухнуло царство воплощенной скверны, почти на тысячу лет отодвинулось ее воцарение. Ученые считают сказку про бой с чудо-Юдом на Калиновом мосту следом обрядов посвящения. Что ж, пусть так. Посвящением, испытанием была для юной Руси схватка с чудовищным каганатом. Мы сумели пройти через него.

Благодаря Святославу.

 

 

СЕРЕДИНА ЗЕМЛИ МОЕЙ

 

 

4.СЫНЫ СВЕТА, ЖИТЕЛИ ТЬМЫ.

 

Пусть ляжет на уста молчания обет.

Зажжем светильники и вознесем молитвы.

Мы знаем – близится мистический рассвет:

Мы собрались на мессу Бога битвы.

Пусть ночь темна и траурна палитра,

Но скрыть ли сумеркам божественный Завет?

Неся причастье закланных комет,

На Хара Березайт восходит светлый Митра.

С. Яшин «Литургия Митры».

 

1. Путешествие топарха.

 

Склоняли выю греки и хазары

Перед мечом с насечкой черт и рез.

А. Широпаев “Русь”.

Прихотливы бывают пути исторических источников. Окажись под рукой топарха – губернатора Климатов, крымских владений Византии, лист чистой бумаги, то есть, конечно, пергамента…

Но вот не оказалось. И черновик важного документа оказался начертан на чистых страницах подвернувшейся под руку книжки. Благодаря чему и уцелел, избежав обычной участи черновиков. Чистовой вариант, надо думать, сгинул после взятия турками Константинополя. Завоеватели много дней тогда топили городские бани императорским архивом и книгами дворцовой библиотеки. Остается лишь сожалеть об уникальных источниках, навсегда утраченных для науки.

Не стану задерживаться на спорах историков вокруг этого документа, названного условно «Запиской греческого топарха». Их, как всегда, немало. А узнали мы из самой «Записки» вот что…

Жил-был топарх. Жил не тужил, управлял богатыми землями, да радовался, что столица далеко. А значит, он, топарх, вроде как сам себе хозяин. Но однажды сильно об этом пожалел.

Напали на земли по соседству с топарховыми Климатами злые варвары. То есть раньше они были не злые. Раньше они проявляли «справедливость» и «законность»; и «города и народы добровольно к ним присоединялись». «Теперь же все нарушилось: они проявили несправедливость… в отношении к подданным, вместо того, чтобы заботиться о благе подвластных городов и к собственной выгоде управлять ими в добром порядке, они положили поработить и разорить их». Города эти «под предлогом нарушенной клятвы сделались добычей насилия и меча».

Знакомо, правда, читатель? Точно то же мог бы написать сосед Бердаа… если бы Бердаа соседил с владениями ромеев. Но уж очень похоже на русов! И эта – былая – обязательность, и забота о подданных; и свирепая кара за «нарушенную клятву».

Тут топарх начинает путаться. Ясно одно – он столкнулся с одним из отрядов варваров, и столкнулся на уже разоренной ими земле. Впечатление складывается, что топарх решил под шумок прирезать к имперским владениям разоренную варварами землю – и наткнулся на них самих. Потерпев поражение в первой стычке, топарх спешно отступил за стены разрушенного города. А наутро вновь выступил на врага, справедливо полагая, что на руинах чужой крепости долго не просидишь. Было у него – сотня всадников и втрое больше пеших лучников и пращников. Только явить свою удаль в битве войску топарха не пришлось – варвары за ночь куда-то ушли.

Топарх остался укреплять стены города и строить башню, но на душе у него было более чем неспокойно. Он понимал, что бросил вызов страшной силе. Ведь только в соседних с его Климатами землях было опустошено 10 городов и 500 деревень. Карателям была «недоступна пощада». Поэтому топарх послал гонцов к своим «советникам» из местной знати. Как часто бывает в глухих провинциях, слово местных магнатов и плантаторов звучало не тише указов из далекой столицы. И сейчас совету предстояло решить ни много, ни мало, вопрос о дальнейшей судьбе края. О подданстве.

Имперский чиновник, понятно, призывал обратиться за помощью в Константинополь. Местная же знать, «или потому, что будто бы никогда не пользовались императорскими милостями, и не заботились о том, чтобы освоиться с цивилизованной жизнью, а прежде всего стремились к независимости, или потому, что были соседями царствующего к северу от Дуная, который могуч большим войском и гордится силой в боях… так или иначе решили заключить с ними (варварами – Л. П.) мирный договор и предаться ему («царствующему на север от Дуная – Л. П.), и сообща пришли к заключению, что и я должен сделать то же самое».

И отправился приневоленный «советниками» топарх в неблизкий и опасный путь «по вражеской территории», мириться с теми, кого столь неосторожно задел. Настолько опасным представлялся путь, что чиновник богоспасаемой православной державы прибег к астрологическим изысканиям, проще говоря, гадал по звездам. Сатурн оказался в Водолее.

Я не поклонник и не знаток астрологии; мне неведом смысл этой подробности. Те мои знакомые, которые в ней смыслят, уверяли меня, что положение такое очень благоприятно («Сатурн в своем доме»), в особенности для договоров, установления границ и тому подобной дипломатии. Что ж, возможно, так оно и есть, если только толкование этой позиции не изменилось за тысячу с лишним лет. Топарха она, очевидно, если и не ободрила, то укрепила в принятом решении. Порадовал результат топарховых изысканий и историков. Книжка, страницы которой использовал он под черновик, Х века. Особенности почерка «Записки» говорят, что писали ее не позже начала следующего, XI столетия. Найти же на этом отрезке время этой астрологической позиции оказалось проще простого. Это 964-967 годы, либо 993-996. Последние отпадают. В конце Х века рядом с Крымскими владениями Византии не было никаких ранее «справедливых» и могучих варваров, рассвирепевших на своих данников из-за «нарушенной клятвы»; да и «к северу от Дуная» тогда не было «могучих большим войском и гордящихся силой в боях» правителей. Левченко, тот самый, что обнаружил посольский статус Ольги во время ее Царьградской поездки, предположил было, что речь о непомерно знаменитом сыне нашего героя. Но в 90-е годы Х века он никак не мог отогнать от границ бывших вассалов своего отца и деда. О «силе в боях» говорить не приходится: самое яркое летописное свидетельство на этот счет говорит, как он… прятался от врагов под мостом. Только попытайтесь представить на его месте Олега, Игоря или самого Святослава! Никто и не считал его при жизни не то, что великим или славным – сколь нибудь заметным воином и полководцем.

Зато слава нашего героя долетела до Византии. И именно таким – «могучим», «гордым», «сильным в бою» - рисуют его византийские хроники.

Итак, «царствующий» – это Святослав. Тогда соседние с Климатами земли – Хазария. А. Н. Сахаров предполагает, что речь идет о тех самых хазарских беженцах, вернувшихся под клятвой повиновения русам в родные места. Они, по мнению исследователя, эту клятву не сдержали, и, вполне естественно, поплатились за это. Может быть, так. Но может быть, «записка» просто отразила впечатление византийцев от разгрома Хазарии. По-древнерусски клятва и миропорядок назывались одним словом «рота». И причина истребления варварами-русами богатых городов Хазарии, коими, по мнению ромеев, следовало бы «управлять… к собственной выгоде в добром порядке», в нарушении хазарами законов миропорядка. Тогда сообщение «Записки» следует поставить в ряд с сообщениями Ибн Хаукаля и русской сказки.

Многозначителен и титул, которым награждает – в официальном документе! – топарх нашего героя. В начале книги мы говорили, с какой неохотой ромеи признавали царский титул за чужими правителями, даже христианами. Очень долго византийцы не признавали имени царя за царем болгар, за кайзером Оттоном. А тут вдруг язычник – и «царствующий»!

Но вернемся к топарху. Он проехал через некую «Черную крепость» – Маврокастрон – к «поселению» Бориону в устье Днепра. Там топарх со спутниками перезимовали. Местные жители, узнав о цели поездки, приняли чиновника очень радушно и гостеприимно. Его снабдили фуражом, припасами, проводниками. Выезжавшему топарху «рукоплескали», глядя, «как на близкого себе и возлагая большие надежды». Легко понять радость людей из неукрепленного селения на самой дороге из Руси в Крым. Война Климатов с русами сулила Бориону разрушения и гибель, мир – жизнь.

«Царствующий на север от Дуная» принял топарха милостиво, удостоил беседы. Он согласился оказать Климатам свое покровительство, оставить топарху его власть и даже не возражал против присвоения им одной из запустевших после похода русов хазарских областей. Так что для Климатов все кончилось благополучно.

Но сама ситуация, с точки зрения Константинополя, была, безусловно, нездоровой. Чтобы имперский чиновник – ладно бы еще просто вел переговоры с варварами! Но чтобы он самочинно ездил к их вождю за решением судьбы имперских владений?! Величал его «царствующим» и получал от него подтверждение титула и власти?! Этак он вскоре и вовсе решит, что его столица не на Босфоре, а там, «на север от Дуная»! Сегодня он ездит к варвару за покровительством – завтра станет отправлять ему налоги!

Опытный чиновник, топарх не мог не понимать, что его, пусть единственно верное в этих условиях, поведение, выглядит очень подозрительно. Оттого и путается в черновике доклада, яростно вычеркивает строки, никак не может определиться с порядком изложения событий («Записка» начинается возвращением топарха в Климаты и заканчивается «советом» и кратким описанием поездки к «царствующему на север от Дуная»), оттого и валит всю вину на «советников», отчаянно подчеркивая свою верность престолу. Оттого и расписывает радость и поддержку населения – не было вы истории деспотии, не ссылавшейся на «глас народа», «интересы нации», «общественное мнение». И даже свои упражнения в звездочетстве приплетает затем же: «Это не я! Я не виноват! Так решили звезды, так решила сама Судьба!».

Нет, все же это замечательно – чиновник православной империи включает в доклад отрывок из гороскопа, без пояснений и комментариев, явно рассчитывая на сведущее в звездной премудрости начальство. Когда читаешь негодующие излияния нынешних пастырей по поводу «языческого засилья суеверий и астрологии», вспоминается родина православия – богоспасаемая Византия…

Кто-то может спросить: а почему, в таком случае, топарх не попытался попросту утаить свое путешествие в Киев? Вопрос, конечно, очень наивный. Доносительство во Втором Риме процветало, если не со дня его основания, то со времен Юстиниана Великого. Того Юстиниана, что, по словам Прокопия Кесарийского, постановил отдавать всякое спорное дело на расследование донесшему первым. Единственным шансом топарха было как раз донести первым, успеть представить имперским властям свою версию событий. Иначе –двойное обвинение – в сепаратных переговорах с врагом, и в попытке их утаить. Явная измена, со всеми вытекающими…

Неизвестна дальнейшая судьба топарха. Поверили ли его оправданиям, сохранил ли он пост, свободу и жизнь? Одно несомненно: после «Записки» власти, если и пропустили мимо ушей грохот рухнувшего каганата, уже не могли оставить без внимания вышедшую к северным рубежам Восточного Рима державу.

Тем паче, что во главе империи в кои то веки стоял не бражник и не книжник, не завсегдатай кабаков или библиотек, а боевой офицер, полководец. Впрочем, новый император и извилистая дорожка, приведшая его на трон – уже совершенно другая история.

 

 

2. Судьба императоров.

 

И не завертывай ты во улицы мещанские,

А во те переулочки Маринкины.

И курва б…дь Маринка Игнатьевна

Отравила, провела до девяти молодцов,

Все царевичей-королевичей,

Отравит тебя во десятыих.