Политический язык и семантическая политика

Семантическая политика — это оперирование символами в сфере политического языка, т.е. инсценирование смыслов и значений политических языковых символов. Речь идет о наиболее рафинированной форме “символической политики сверху”, которая лишена явной театральности, а потому успешно скрывает свои инсценировки на микроуровне обычного языка. Однако этот язык, прежде всего под влиянием электронных СМИ, ныне сплошь эстетизируется и резко меняет свой социальный статус. Традиционный политический язык ценил аргументацию, был близок к текстам и опирался на научные теории. Именно это придавало политической речи авторитет. Но после краха великих утопий язык становится “разменной монетой” политического бизнеса. Великие словеса идеологических обещаний уже никого не трогают; теперь они кажутся не просто бессмысленными, а предательскими и циничными. Поэтому новый языковый стиль делает ставку не на аргументы, а на эффекты и эмоции, главным образом, на искусно сыгранную искренность личного сочувствия или смущения. Политический язык “великих ораторов” уступает место стилю, в котором говорящий как бы скрывается за тем, что осуществляется без его участия. Язык становится анонимным и, как следствие, выступает средством конвергенции, гибридизации и символического выравнивания партийных идеологий. Политика все больше сводится к разнообразным языковым играм. При этом страстные речи и широкие жесты становятся дешевым продуктом серийного производства и массового потребления. Причем потребляются они как “одноразовые стаканы”, вроде бы с иронией демонстрируя публике пародию на некогда сакральный смысл идеологических истин. “Судьбоносные” политические заявления и обещания рассчитаны на сиюминутное потребление, на время пресс-конференции или для съемки эффектного телекадра (к примеру, знаменитые “твердые и ясные” заявления российского Президента). Интересно, что публика “поглощает” даже очевидный бред властей как что-то естественное и неизбежное, причем не только в России. Это значит, что политические речи часто воспринимаются не более чем декор, шумовой эффект для реальных действий.

Господство инсценированных образов придает политическому языку новый, прагматический смысл; оно оккупирует привычные политические понятия в целях манипуляции общественным сознанием. Эта практикаи получила название семантической политики, и зачатки ее следует искать в американской политической культуре, где всегда присутствовал живой интерес к новым коммуникативным технологиям. Одно из удачнейших определений этой политики содержится в выступлении бывшего генерального секретаря немецкого ХДС К.Биденкопфа, который объяснял сдачу власти социал-демократам простой манипуляцией словами своих конкурентов. Чтобы вернуть власть, лидер христианских демократов призывал партию к организации своего рода “семантической контрреволюции”. Биденкопф говорил на съезде своей партии буквально следующее: “Язык, дорогие друзья, — это не только средство коммуникации. Как показывает полемика с левыми, язык является также важнейшим стратегическим средством. То, что происходит сегодня в нашей стране, является революцией нового типа. Это революция общества посредством языка. Насильственное занятие цитаделей государственной власти не является более предпосылкой революционного преобразования государственного порядка. Революции свершаются сегодня иным способом. Вместо правительственных зданий теперь занимаются понятия, при помощи которых эти правительства правят” (14).

Итак, главным средством политического воздействия в эпоху СМИ служит не сама аргументированная речь, но стратегия, направленная на оккупацию значений слов и всевозможные смысловые манипуляции. Власть в коммуникативном обществе — прежде всего монополия на обозначение происходящего, это власть тех, кто в СМИ “называет вещи своими именами”, кто “оккупирует” смыслы слов. В центральных органах ХДС была даже учреждена “Рабочая группа семантики”, в задачу которой входил не поиск альтернативного идеологического дискурса, а семантическая перемена полярности слов, изменение смыслового акцента, манипулятивная игра со словами. Цель состояла в том, чтобы придать наличному тексту или дискурсу определенный ценностный флёр, сообразный с актуальными настроениями публики. Аналогичным образом действовали и российские правые в период президентских выборов 1996 г. К примеру, акцентирование “социальных” и “нацио­наль­ных” вопросов у ДВР, НДР и др. должно было оспорить идеологическую монополию “левых патриотов” на социальную защиту обнищавшего в ходе “шоковых терапий” населения, и притом оспорить мгновенно и играючи, без объявления каких-либо продолжительных дискуссий со своими идеологическими противниками.

Решающую роль в семантической политике играют политические метафоры с их значительным суггестивным потенциалом. В отличие от классических идеологий, метафоры рассчитаны не на удовлетворение “пытливого ума”, а на обыгрывание глубинных инстинктов и желаний публики. Наиболее ярким примером этого может служить известная рекламная метафора, сделавшая блестящую политическую карьеру во многих постсоциалистических странах Европы: “Молодое поколение выбирает PEPSI”. Это выражение обладает как явным, так и скрытым (а потому еще более действенным) метафорическим смыслом. Видимая метафора — это PEPSI как символ молодости, “идентификационный знак” молодежи. Здесь как будто еще нет никакой политики. Но вот скрытый метафорический смысл является сугубо политическим: для разочаровавшегося в социализме молодого поколения восточноевропейских стран PEPSI стала символом западного образа жизни, символом надежды на лучшую, более интересную и красивую жизнь. Но выбор западного образа жизни в социалистических странах с авторитарной системой правления имел совершенно конкретный политический смысл: переход к демократии и открытому обществу. В крайне повелительном утверждении: “Молодое поколение выбирает PEPSI” выбор политической свободы идентифицируется со свободным потреблением PEPSI. В конечном счете в массовое молодежное сознание трансполируется политический смысл лозунга: “Молодое поколение выбирает демократию, как [выбирает] PEPSI”.

Именно благодаря метафорическому способу выражения (речевому или визуальному) удается эффективно сообщать устойчивые смыслы политической информации. Существующая власть, всегда отчасти дискредитирующая себя в глазах избирателей, особенно нуждается в меткой сигнальной метафоре, оправдывающей ее политику, тогда как оппозиция еще может взывать к здравому рассудку и способности к рассуждениям избирателей, дабы побудить их задуматься о реальных последствиях проводившейся политики. Однако и оппозиция нуждается в метафорах, в привлекательной и понятной форме выражающих ее политическое и идеологическое кредо, ведь для большинства людей метафоры являются единственно доступным каналом политической информации. Однажды запущенная в обращение метафора становится идеологическим пунктом кристаллизации, вокруг которого, по мере потребления информации, организуется широкая общественность (6, с.153). Заметим: не серьезная, “книжная” идеология выступает здесь центром притяжения, но одна или несколько ярких метафор, растиражированных СМИ в образах политической рекламы. Конкурирующие партии группируются вокруг своих идентификационных метафор, так что в обществе разворачивается настоящая “война метафор” — помимо (или вместо) традиционной борьбы идеологий.