Где заканчивается Великая Река?

 

Отремонтированный, законопаченный и перекрашенный корабль «Слава Атона» величественно скользил по речной глади на двух больших треугольных красных парусах. По форме корабль был чем-то средним между дроу, которые были в ходу на Тростниковом море, и гаиссами моряков и торговцев, курсирующими по Великой Реке, небольших размеров. У царского корабля задний мостик был ниже, чем у дроу, но его борта были выше, чем у гаиссы. Особенностью его были высокие реи, чтобы царские особы могли избежать ударов по голове при порывах ветра.

На заднем мостике были установлены десять кресел. В них устроились Сменхкара, Тутанхатон и шесть царевен. Сзади на досках сидели три кормилицы трех младших царевен. Одно из кресел занимал не член королевской семьи – на нем сидел Пасар, и это было невероятной привилегией. Правда, на самом деле это был всего лишь раскладной стул. Анхесенпаатон вымолила у своей старшей сестры эту милость. Сменхкару это позабавило, и он согласился без пререканий. Уадх Менех, узнав о нарушении протокола, посоветовал мальчику хотя бы не ловить рыбу с борта. Анхесенпаатон всех всполошила во дворце, когда принесла большого сома, подаренного Пасаром во время их последней совместной рыбной ловли.

Утром, в девятом часу, жара была еще терпимой.

Царевны, кормилицы и, конечно же, Пасар удивленно поглядывали на оба берега. Ребятишки, купающие буйволов. Деревни, пальмовые рощи, храмы, дикие утки, бросающиеся в воду так, будто собирались утопиться.

Неожиданно показался барельеф из бронзы и серебра.

Тутанхатон наблюдал за проворным мальчуганом, он видел, как они смеялись с Анхесенпаатон, перегнувшись через борт. Меритатон же наблюдала за своей младшей сестрой и завидовала ей: она была такой радостной в компании Пасара, что позабыла о своих переживаниях из-за дерзких замечаний мальчика несколько недель назад.

Меритатон исполняла обязанности матери семейства. Сменхкара решил немного отвлечься от дел и порадовать будущую супругу – он распорядился возобновить речные прогулки, что было одной из семейных традиций. Коронация должна была состояться, но еще не были определены ни место, ни время проведения торжественной церемонии обручения, потому что они не знали, какой будет реакция священнослужителей на то, что предложил Панезий.

Сменхкара планировал спуститься по реке до города Двух Собак, сойти там ненадолго, пообедать и отправиться назад с северным ветром, чтобы вернуться в Ахетатон еще до сумерек. Без сомнения, это мероприятие не соответствовало протоколу, поскольку все во дворце должны были соблюдать траур по царице. Но прогулка позволила сменить обстановку, которая становилась невыносимой для Меритатон и ее сестер. Три младшие сестры, в частности, сохранили о речных прогулках лишь смутные воспоминания, потому для них это был настоящий праздник.

Они горевали не так сильно, как старшие сестры, потому что лишились скорее образа матери, а не ее самой. Вскормленные и воспитанные кормилицами, они видели царицу, только когда она того желала, а это случалось нечасто. По сути, они были сиротами с рождения.

Никакие условности не могли испортить удовольствия от прогулки.

– А у тебя, Макетатон, есть друг для игр? – спросил Сменхкара у второй по старшинству сестры.

Та покачала головой и презрительно скривила губы. Она не считала возможным компрометировать себя, гуляя в саду с посторонними.

Сменхкара повернулся к Меритатон, по лицу которой бродила ничего не выражающая улыбка. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять: вопрос предназначался и для нее тоже. «Правда ли, что у нее нет друга для игр?» – снова подумал он, скользя взглядом по небольшой груди и упругим бедрам Меритатон. Да, протокол исключал возможность пребывания во дворце всякого мужчины, кроме чиновников. Единственное исключение делалось во время праздников, когда сыновьям высокопоставленных чиновников позволялось обменяться с молоденькими царевнами соответствующими случаю фразами, но происходило это под бдительными взглядами кормилиц и писарей. Однако Анхесенпаатон удалось обойти запреты!

А может, Меритатон предавалась некоторым незначительным удовольствиям со слугами…

– Ты, кажется, очень привязана к этому мальчику, – заметил он.

– Это потому, что он предан нам, – ответила она вполголоса.

Сменхкара удивленно поднял брови. Она рассказала ему о том, что узнала от Пасара: о визите Ая к Хоремхебу, обвинениях в отравлении Нефертити и о притворном скептицизме Хоремхеба. Сменхкара, казалось, был удивлен. Макетатон подслушивала их разговор. Меритатон подмигнула Сменхкаре и предложила размять ноги. Он пошел за ней к борту, противоположному тому, у которого Анхесенпаатон и мальчик наблюдали за волнами.

– Откуда все это известно мальчику? – спросил он.

– Он сын смотрителя Зала для приемов. Он иногда там спит в комнатке для хранения белья, которая примыкает к главному залу. Именно оттуда он и слышал все разговоры.

Сменхкара скрестил руки и задумался. Значит, Хумос, Нефертеп и Хоремхеб сговорились устроить регентство Нефертити. Заговором, из-за которого могли возникнуть мощные восстания, безусловно, руководил Ай. Зная его упрямство, можно было предположить, что он снова попытается повернуть все по-своему.

Потому что теперь Ай стал его заклятым врагом. Сменхкара знал этого человека: гордый, амбициозный и решительный.

Пасар, повернувшись, смеялся, так что были видны его зубы. Сменхкара взглянул на него. Такой хрупкий мальчик играл столь важную роль в интригах власть имущих, значения которых он наверняка не был способен понять!

– Теперь ясно, почему ты так привязана к нему. Я найду официальный способ приблизить его к нам…

– Нет, – возразила Меритатон, – это вызовет подозрения. Пусть лучше его считают просто другом для игр Анхесенпаатон. Но послушай, где ты поселишь высших жрецов?

Сменхкара понял, что имела в виду Меритатон.

– В Зале для приемов можно разместить только пятнадцать человек. Я прослежу за тем, чтобы там поселили самых влиятельных. Мы подумаем, где поселить остальных.

– Надеюсь, Пасар сможет их подслушать.

Оказывается, этот мальчик был на вес золота.

«Какая же все-таки странная ситуация: с помощью ребенка бороться со старым тираном!» – подумал Сменхкара.

Они вернулись к креслам. У Тутанхатона был задумчивый вид. Анхесенпаатон лишь рассеянно улыбалась. Она знала, что была предназначена Тутанхатону. Меритатон, должно быть, догадалась о причине грусти мальчика, поэтому она позвала Анхесенпаатон, ссылаясь на то, что та мешала матросам. Девочка все поняла, села рядом с маленьким принцем и улыбнулась ему.

– Куда мы приплывем, если спустимся по реке до конца? – спросил Тутанхатон своего брата.

– К Большому Зеленому морю.

– Река впадает в Большое Зеленое море?

– Да, – ответил Сменхкара.

– Значит, оно большое?

– Очень большое.

– Больше всего царства?

Сменхкара не имел об этом ни малейшего представления, никогда не задавался этим вопросом и не знал никого, кто бы дал на него ответ.

– Я не знаю, – ответил он.

Это были недопустимые слова в устах будущего богоподобного царя.

– А почему мы туда не плывем?

– Это займет много времени. Я хочу, чтобы мы вернулись к вечеру. К тому же этот корабль не подходит для путешествия по Большому Зеленому морю. Мне говорили, что оно бурное и опасное.

– Я никогда не видел Большого Зеленого моря.

– Я тоже, – сказал Сменхкара, раньше об этом никогда не задумывавшийся.

– Мы не могли бы как-нибудь туда отправиться?

– Конечно.

– Где заканчивается Большое Зеленое море?

– Я не знаю.

– А кто-нибудь знает?

– Я спрошу об этом.

Еще не доплыв до города Двух Собак, все проголодались, и Сменхкара решил причалить в пустынном месте. Пассажиры разбежались, чтобы справить за деревьями естественную нужду. Затем все вернулись на корабль. Открыли корзины с едой. В них были мясо белой птицы, вареные яйца, хлеб, свежий сыр, дыни, финики и фиги, а также кувшины с пивом и вином.

На обратном пути Пасар стал бросать хлебные крошки в воду – на радость Анхесенпаатон, потому что рыбы высовывали головы из воды, хватая их. Вскоре все знатные пассажиры принялись кормить рыб, что развлекало матросов.

Макетатон предложила снова сойти на берег, но Меритатон воспротивилась этому. Тогда считалось бы, что царская семья покинула территорию дворца, а это во время траура было запрещено по протоколу.

Теплый бриз и вино убаюкали пассажиров на обратном пути. Тутанхатон заразил Анхесенпаатон и Пасара идеей увидеть Большое Зеленое море.

Сменхкара предался ностальгическим воспоминаниям о былых ночных прогулках с царем.

Какое беззаботное было время!

Меритатон думала о Неферхеру, обещая себе увидеться с ним вечером, чтобы умерить его волнения, связанные с переездом в Фивы. Они все отправятся в Фивы – она это понимала. Тактика Сменхкары состояла в том, чтобы использовать этот переезд для сближения со священнослужителями, в результате Ай окажется в проигрыше.

Она вздохнула.

Когда корабль причалил в Ахетатоне, Меритатон почувствовала облегчение. Эта прогулка вызвала у нее лишь грусть.

Она с нетерпением ждала, когда все уснут во Дворце царевен, чтобы встретиться со своим возлюбленным.

 

– Мой царь, мой повелитель! – шептал Аа-Седхем в сумерках при золотом мерцании лампы, – молю тебя…

Удивленный Сменхкара повернул к нему голову.

– Мой царь, мой повелитель! Эта страна опасна.

– Опасна?

– Мой царь, мой повелитель, целую ноги твои! Во многих провинциях не признают царскую власть. Разбойники нападают на гарнизоны и казначейства. Никто тебе об этом не говорит, как никто не осмеливался делать это во времена правления твоего брата, великого усопшего царя, из-за боязни разгневать его. Убей меня, но вначале выслушай.

– Убивать я тебя не собираюсь, даже напротив, – возразил Сменхкара, садясь и кладя руку своему лекарю на грудь. Но откуда тебе известны вещи, о которых мне никто не говорит?

– У писарей есть родственники и друзья в провинциях. И даже находясь в Ахетатоне, мы поддерживаем связь с писарями из министерств и других номов. Неделю назад Главный писарь храма Пта в Мемфисе написал моему брату, Главному писарю храма Атона, чтобы сообщить, что начальник казначейства из провинции Красного Ибиса сбежал вместе с деньгами.

– Что? – вскричал возмущенный Сменхкара. – Но почему же мне об этом не сообщили? Почему ты сам мне ничего об этом не сказал?

– Мой царь, мой повелитель, я знаю, что твоего советника Тхуту уведомил об этом городской голова Мемфиса. Он вызвал Маху, начальника охраны, который сообщил ему, что проворовавшийся начальник казначейства находится сейчас в гостях у сына Нефертепа. Ничего не было предпринято, так как общеизвестно, что ты пытаешься помириться с верховными жрецами.

Сменхкара был взбешен – он оказался заложником своей тактики примирения со священнослужителями.

Он встал и принялся мерить шагами комнату.

– Мой царь, мой повелитель, мой возлюбленный! – продолжил Аа-Седхем. – Неделю назад ты меня еще не удостоил своей милости. Мое имя не было тебе известно. Как бы я мог все это тебе рассказать? По какому праву? Если бы узнали о моих признаниях, меня посчитали бы сумасшедшим или просто убили бы.

– Мой брат был прав, ненавидя этих священнослужителей! – снова вскричал Сменхкара. – Они все одинаковые!

– Не все, нет!

– Значит, десятки писарей и чиновников в курсе преступлений, о которых трону ничего не известно? – Сменхкара был крайне возмущен.

– Ты об этом не знал, когда был регентом?

– Нет, мне было известно только о преследованиях священнослужителей моим братом.

– Не многие осмелились бы доложить ему о состоянии дел в царстве. Помнишь ли ты, как после смерти твоего брата Тхуту, который тогда был лишь распорядителем, приказал перевезти в Архив множество документов из Царского дворца?

Сменхкара собрался с мыслями. Он вспомнил, что целые пачки Документов тогда были вывезены, а он не обратил на это внимания, так как считал, что это были никому не нужные документы.

– Кроме всего прочего там были рапорты номархов о нападениях вооруженных банд за два последних года и отчеты о несоответствиях в налоговых счетах, – продолжил лекарь. – Тхуту было поручено их изъять.

– Кем поручено?

– Это мне неизвестно. Но подозреваемых хватает. Многие заинтересованы в распаде царства. Недовольство переходит во враждебность к трону, и найдутся желающие использовать это, чтобы показать свою силу и навести порядок.

Удрученный Сменхкара сел на ложе.

– Ты хочешь сказать, – прошептал он, – что, едва я надел корону, как она уже может достаться другому.

– Нет, мой царь, мой повелитель, мой возлюбленный! Я не хочу приносить плохие новости. Я хочу быть лишь кошкой, охраняющей твой чердак.

Сменхкара улыбнулся и погладил Аа-Седхема по щеке.

– Каких крыс ты сможешь поймать?

Приближенный к телу царя помедлил с ответом.

– Два могущественных человека нацелились на трон, мой царь, мой повелитель. А ты разве не знаешь, кто они?

– Кто?

– Ай и Хоремхеб.

Сменхкара кивнул. Он так и предполагал.

– Эта проблема не решится сегодня вечером. Отдохни, мой царь, мой возлюбленный. Грядущие дни будут долгими.

 

 

ЧАСТЬ II
ЛОТОСЫ АНУБИСА

 

Возвращение шакала

 

После десятого траурного дня прошло уже две недели, но настроение у всех в двух дворцах оставалось все таким же мрачным, атмосфера была напряженной.

Пребывая в Царском доме, Сменхкара никак не мог избавиться от подозрения, что строительство Зала коронации и храма Атона в Мемфисе были ловушками, подстроенными Тхуту, чтобы возбудить гнев священнослужителей и привести к свержению Сменхкары или к его убийству. Аа-Седхем мог успокоить его только в ночное время. Кроме того он опасался, что Панезий потерпит поражение в переговорах со священнослужителями, когда те прибудут в Ахетатон. В таком случае он будет вынужден короноваться во дворце, и тогда он окажется в изоляции, как и его умерший брат в свое время. А ведь он стремился положить конец распрям, чтобы упрочить трон, обезопасить его от бунтов священнослужителей и военных.

Во Дворце царевен Меритатон, уверенная в том, что ей придется отправиться в Фивы, и холодеющая при мысли, что больше не увидит Неферхеру, пребывала в мерзком расположении духа, и это отражалось на ее сестрах. Даже Анхесенпаатон стала неуживчивой: она устроила небольшой скандал, требуя приготовить рыбу, так как Пасар ее ел. Меритатон удалось убедить сестру в том, что от употребления рыбы руки и ноги становятся толстыми, что совершенно недопустимо для царевны.

В провинциях тоже было неспокойно. А чего еще можно было ожидать? Одни из священнослужителей опасались ловушки, других раздирало желание увидеть Ахетатон, столицу царя-еретика. Они верили, что этот город был создан самим Апопом до того, как его пронзило копье Сета, и что в нем царят порок и сумасшествие. Но они боялись нарушить обязательства перед народом. То ли набравшись смелости, то ли не в силах превозмочь любопытство, жрецы наконец стали собираться в путь с торжественной медлительностью, как и требовали обстоятельства. Почти все священнослужители отправились на кораблях с писарями. И пока они собирались, прошел целый месяц.

Уадх Менех, тайно надлежащим образом проинструктированный Сменхкарой, выбрал из священнослужителей тех, кто будет поселен в Зале для посетителей, всего их было двенадцать человек. Остальные тридцать были размещены с согласия Панезия в комнатах писарей при храмовом комплексе Атона. Панезий сиял от удовольствия, так как он выступал в роли великого устроителя национального примирения.

По совету Аа-Седхема Сменхкара отправился на собрание всех этих коротко остриженных голов и даже предоставил им большой зал дворца. Начались крики: прибывшие хотели посовещаться подальше от нескромных ушей и предпочли бы собраться в одном из помещений для писарей в храме.

Все эти перемещения проходили без особых столкновений. Распорядитель тем временем оказался в затруднительном положении из-за Нефертепа, который вышел из себя, узнав о начавшихся работах по постройке храма Атона в Мемфисе.

– Это провокация? – спросил он Панезия, как только оказался с ним наедине.

– Брат, мы хотим гармонично настроить небесные арфы.

Чтобы защитить свои тылы, Сменхкара решил поговорить с Хоремхебом, Нахтмином и Анюмесом, главой восточных гарнизонов. В присутствии Тхуту и Майи он торжественно объявил о предоставлении средств для армии и, в частности, для усиления конницы.

– Господин Ай знает об этом? – спросил Нахтмин, намекая на тот факт, что Ай был официально назначен командиром конницы.

– Нет. Я собираюсь реорганизовать конные войска, – лаконично ответил Сменхкара.

В это же время рабочие и скульпторы выбивались из сил, сооружая огромный зал для гипотетической коронации в Ахетатоне. Сменхкара посетил строительство накануне. Разве мог кто-нибудь представить, что это было всего лишь средство давления на священнослужителей?

Тем не менее он решил послать Майю и главного дворцового интенданта в Фивы осмотреть постройки, в которых будут принимать царя, царевен и их большую свиту в случае, если бы Панезий побудил жрецов покаяться. Сообщили, что Хумос, верховный жрец храма Амона в Фивах, только что сошел на берег в Ахетатоне.

Один день понадобился посланникам, чтобы убедиться в том, что бывшая царская резиденция Аменхотепа Третьего достойна нового царя и не слишком пострадала за пятнадцать лет забвения. Конечно, бывшие царские слуги, да и просто воры, завладели значительной частью имущества, которое не было перевезено в Ахетатон, но это не имело большого значения. Следуя инструкциям Сменхкары, Майя решал, какие из зданий могут стать Царским дворцом, Царским домом и Дворцом царевен. Будущий царь намеревался разделить свою резиденцию и дворец, как было при его брате и к чему он привык. Было бы верхом неприличия, если бы Аа-Седхем по утрам сталкивался с царицей в коридорах. Главному интенданту было дано задание подготовиться к возможному переезду.

Сменхкара слушал отчет Майи как военачальник, принимающий доклад разведчиков об укреплениях города, который он собирался осаждать.

Временами ему удавалось совладать с подозрениями и страхами, и тогда он ощущал уверенность, начинал надеяться на лучшее. Коронация ознаменовала бы наконец возрождение царской власти, опирающейся на два столпа: священнослужителей и армию. Да, он стал бы достойным преемником своего брата.

Меритатон встревоженно следила за всеми перипетиями не только потому, что приближалась дата вероятного разрыва с Неферхеру, – кроме того ей казалось, что будущий царь плавает в водах, кишащих крокодилами и бегемотами.

«Возможно ли, – думала она, – чтобы отравители вдруг все исчезли?» Пентью был в конечном счете только орудием злых сил, которые, конечно, не испарятся сразу же, словно под воздействием заклинания.

Некоторые сплетни кормилиц, которые передавал слуга из Царского дома, заставили ее задуматься. Приближенный к телу царя действительно очень хорошо заботился о своем господине – он даже спал с ним.

В это время вновь объявился ее дед Ай.

 

Сменхкара узнал о прибытии Ая в Ахетатон от Аа-Седхема как раз когда главный повар принес ему на завтрак стакан миндального молока, булочку с медом и свежие абрикосы. Это было утро того дня, когда жрецы повторно собрались в зале для писарей, расположенном рядом с храмом.

Аа-Седхем считал, что ему удается обманывать окружающих, так как он никогда не демонстрировал свою интимную близость с будущим монархом. Поэтому его присутствие утром в апартаментах царя было исключено. При Хранителе гардероба и слугах он выказывал все требуемые обычаем знаки уважения.

– Божественный повелитель! – воскликнул он. – Я счел нужным сообщить тебе, что в царском дворце присутствует высокий гость.

Лишь один человек, не принадлежащий к правящей династии, имел покои во дворце. Сменхкара нахмурил брови и вопросительно посмотрел на Аа-Седхема, который беспристрастно добавил:

– Речь идет о господине Ае.

Старый шакал не смог оставаться в стороне от дел царства, особенно в такой ответственный момент, как назначение нового царя и выбор места его коронации. Оставалось узнать, каковы были его намерения теперь, когда в Царском совете он остался в меньшинстве.

– Я хочу, чтобы мне сообщали о каждом его шаге, – заявил встревоженный Сменхкара.

– Он сейчас во Дворце царевен, – поспешил сообщить Аа-Седхем, предугадав решение своего повелителя.

Сменхкара кивнул, встал и начал совершать омовение, чтобы как можно раньше попасть в свой кабинет. Тхуту в спешке прибежал туда – ему уже сообщили о прибытии Ая.

– Мы его заставим отказаться от царских апартаментов, божественный повелитель?

– Конечно нет. Он – отец умершей царицы и дед будущей царицы, – ответил Сменхкара. – Собери Царский совет, Ая следует исключить из него. Пусть это будет сделано до конца дня.

Открытый конфликт ничего хорошего не мог принести. Следовало вырвать когти у старого шакала.

 

Перед тем как встретиться с дедом, Меритатон придала своему лицу одно из любимых выражений матери – одновременно приветливое, высокомерное и огорченное. Она приказала поставить на террасе одно напротив другого два кресла, подальше от нескромных ушей.

Ее встречи с Аем были эпизодическими, а взаимоотношения поверхностными, так же как и у ее сестер. Все сводилось к банальным визитам вежливости во время праздников и траура. При этом трем возможным царицам вручались подходящие случаю подарки, например, одинаковые серьги, горшочки с нардом, зеркала. Но никогда не было личных встреч и ни малейшего намека на отеческую нежность.

А после ужасного признания Пентью она одна знала, что сделал Ай, – это он организовал отравление Эхнатона. А такие поступки отнюдь не способствуют возникновению и укреплению привязанности.

Он прибыл в сопровождении двух носильщиков опахал. Это была царская привилегия, но пока никто не осмелился ее оспорить. Ай остановился у дверей вместе со своим секретарем и двумя вооруженными охранниками.

– Девочка моя! – произнес он, обняв будущую царицу за плечи, когда они уже вышли на террасу. – Моя печаль безгранична. К моим страданиям добавляется еще и осознание того, что тебе приходится переживать в эти ужасные дни.

«Семнадцать дней испытывать удвоенную печаль! Это, пожалуй, многовато», – подумала Меритатон, которой была понятна цель визита ее деда. Она пригласила его сесть.

– Мой любимый дедушка, твое сострадание – как чудодейственный бальзам!

– Это забота о нашем будущем заставила меня покинуть свое убежище в Ахмине, – продолжил Ай, беря руки Меритатон в свои. – О, как же страдает душа твоей матери-царицы оттого, что ты выходишь замуж за такого недостойного человека!

Она чуть заметно вскинула брови. Он что, пришел, чтобы помешать их браку? Что же он может предложить взамен? Целая гамма противоречивых чувств и мыслей нахлынула на нее и стала кружиться, как скопления травы и корней на Великой Реке во время паводка. Но даже сила потока не способна разорвать эти ничтожные переплетения трав, и после беспорядочных кружений их прибивает к прибрежным зарослям.

– И чем же он недостоин? – спокойно спросила она.

– Мерит! – воскликнул он взволнованно. – Этот человек – опасный интриган! Убийца! Он отравил твою мать, я знаю это! Вдобавок ко всем своим преступлениям он собирается беспрекословно подчиниться требованиям жрецов, которых отвергал твой отец. Он намеревается сделать центром царства Фивы! Ахетатон опустеет из-за него! Он хочет отказаться от культа Атона! Неужели тебе не ясны его намерения?

Меритатон смотрела на него, не говоря ни слова, как если бы она размышляла о том, что он сказал. На самом деле она пыталась разгадать планы своего деда. Верил ли он, что ему удастся обмануть ее, обвиняя Сменхкару? Она не спешила открывать ему то, что услышала от Пентью; это лишь подвергло бы ее собственную жизнь опасности. У нее закружилась голова: в каком же змеином гнезде ей приходилось сражаться! Опасаться быть отравленной или убитой своим собственным дедом!

– Я знаю, у тебя благородная душа, девочка моя, ты достойная дочь своей матери. Ты не можешь представить черноту души Сменхкары. Но я пришел открыть тебе глаза. На тебе лежит огромная ответственность за царство, ты наследница своего отца, и власть принадлежит тебе в силу твоей благородной крови.

– Ты действительно думаешь, что он отравил мою мать?

– Я знаю это! – резко ответил Ай.

Меритатон еле сдерживалась. Вот уже много дней она испытывала страшную усталость от людей. Но это не относилось к Неферхеру.

– И что ты предлагаешь? – спросила она, внешне все еще оставаясь спокойной.

– Откажись выходить за него замуж! По тем причинам, о которых я сказал. Я смогу убедить Царский совет лишить его права наследования трона.

Он принимает ее за дурочку? Уже ничего нельзя было повернуть назад. Меритатон знала, каков состав Совета, и удивлялась, почему Сменхкара до сих пор не выгнал интригана.

– Но кто тогда будет преемником моего отца?

Ай пристально смотрел на нее. Его глаза пылали огнем.

– Разве ты не понимаешь, девочка моя? Нужен опытный человек, человек, действительно обладающий властью.

Так вот оно что – он сам хотел заполучить трон.

– Кого ты предлагаешь? – спросила она.

– А ты как думаешь?

– Себя?

Ай согласно кивнул.

– Себя.

Он снова взял ее за руки.

– Это единственный способ сохранить наследство твоего отца!

– Царство, которое он нам оставил, находится в довольно плачевном состоянии.

– Вот именно! Последние несколько лет власть была в грязных руках этого негодяя, который заявляет, что он наследник Эхнатона. Сменхкара только ускорит крах царства! Ты не можешь позволить ему сделать это!

Значит, она должна выйти замуж за своего деда для того, чтобы он мог законно наследовать трон. Ай ждал ответа; она не торопилась, выжидала.

– Но все равно необходимо найти общий язык со жрецами…

– Да, но не идти у них на поводу. Только сильный человек сможет добиться примирения и сделать это так, чтобы это не казалось трусливой уступкой.

Она с огромным трудом продолжала играть свою роль. Меритатон снова вспомнила признания Пентью в царском кабинете: Сменхкара был невиновен в преступлениях, в которых его обвинял Ай. Неужели она позволит, чтобы этот беззлобный молодой человек пал жертвой махинаций старика, сходящего с ума по власти? И для чего? Священнослужители и армия в любом случае окажутся в выигрыше. Ай был бы вынужден, так же как и Сменхкара, отказаться от культа Атона и оставить Ахетатон.

Но, в отличие от Ая, Сменхкара был невиновен.

На террасе появилась Макетатон, узнавшая о беседе своей сестры с дедом. Меритатон быстро сказала ей, что они увидятся позже.

– Надо действовать быстро! – повелительным тоном заявил Ай. – Ты должна сегодня же принять решение. А после этого Царский совет будет у меня в руках.

– Мне надо подумать, – уклончиво ответила Меритатон.

– Нет! – воскликнул Ай. – Я хочу, чтобы ты решила немедленно!

Выходит, что только она была в состоянии остановить ужасное колесо войны, которое запустил Ай.

– Отец, я считаю, что ты ошибаешься, считая Сменхкару преступником, – сказала Меритатон, глядя прямо в глаза своему деду.

– Что? – он был ошеломлен. – Ты сомневаешься в моих словах?

– Я собственными ушами слышала рассказ Пентью о заговорах, которые привели к отравлению моих отца и матери! – громко заявила она. – Это ты отравил моего отца!

– Что ты такое говоришь?

Он смотрел на нее с открывшимся от удивления и испуга ртом. Как шакал, готовящийся проглотить кролика и обнаруживший вдруг за спиной своей добычи кобру.

– Именно то, что ты только что услышал, – твердо сказала Меритатон. Ее лицо было искажено гневом.

– Ложь! – крикнул он. – Ты все придумала! Ты одержима Апопом! Ты не можешь это доказать! Пентью умер!

Значит, он не знал о воскрешении бывшего лекаря.

– Нет! – резко выдохнула она. – Пентью не умер.

Он недоверчиво смотрел на нее. Самый опасный свидетель его преступлений жив? Стена молчания выросла между старым честолюбивым вельможей и его внучкой.

– Но ведь Сменхкара отравил его! – воскликнул Ай.

– Нет, – возразила Меритатон. Теперь у нее был взгляд, как у Нехбут, богини-ястреба, чья голова возвышалась на всех коронах всех египетских фараонов. – Они пили один и тот же напиток. Хочешь, я попрошу его прийти, чтобы ты увидел его своими глазами?

Ай резко встал и покинул террасу. Носильщики опахал, ожидавшие его у дверей, поспешили за ним.

Меритатон осталась одна. Она сидела на террасе и смотрела на Великую Реку и рыбацкую лодку, которая неторопливо скользила по ней. В небе кружили коршуны.

Теперь Ай знал, что внучка была в курсе его преступных деяний. Он навсегда стал ее врагом.

Немного позже Уадх Менех попросил Меритатон о встрече. Он был растерян.

– Что же произошло, госпожа? Твой дед ушел в неописуемом гневе. Я хотел ему вручить вот этот рескрипт, но он прогнал меня, словно слугу, – обиженно произнес он.

– Где он?

– Он сел на носилки и отправился к своему кораблю.

Она кивнула и взяла рескрипт из рук Уадха Менеха, достала его из футляра и прочитала. Только сейчас она все поняла.

– Отнеси это на корабль, – приказала она. – Нет, пусть это сделает простой писарь.

Уадх Менех вытаращил глаза при мысли о таком оскорблении.

– Мой дед больше не является членом Царского совета, – объяснила она.

Уадх Менех стоял, выпятив нижнюю губу, и, казалось, не понимал, что она ему говорила.

Утомленная царевна медленно встала и в сопровождении своей главной служанки отправилась в Царский дом, чтобы рассказать Сменхкаре о, без сомнения, последнем разговоре со своим дедом.

 

Архивные документы

 

Совещание жрецов закончилось раньше, чем ожидалось: на четвертый день, ближе к вечеру они назначили трех делегатов для представления своих решений августейшему принцу Сменхкаре: это были Хумос, Нефертеп и Панезий. Их решения были сформулированы в трех пунктах петиции, которые были торжественно озвучены Панезием в царском кабинете в присутствии Тхуту, Майи, Нахтмина, Аа-Седхема и Уадха Менеха. Хоремхеба найти не смогли.

Из первого пункта следовало, что великие жрецы искренне рады восшествию принца на трон его брата, молились и совершали жертвенные возлияния богам за процветание царствования Эхнеферура, возлюбленного Неферхеперура, выбор божественного имени которого являлся счастливым предзнаменованием.

Во втором пункте выражались их пожелания, чтобы церемонии царского бракосочетания и коронации состоялись в столице царства – Фивах, согласно древней традиции.

Третий пункт касался доли жрецов от военной добычи. Почтенные священнослужители хотели, чтобы их часть составляла Десятую долю от общей добычи.

Кроме того, не могло быть и речи о строительстве храма Атона в Мемфисе и храма Амона в Ахетатоне.

Панезий отвесил глубокий поклон Сменхкаре и вручил свиток Тхуту, который, в свою очередь, передал его Сменхкаре. Будущий царь пробежал глазами написанное и отдал свиток Первому писарю.

Молчаливый и нахмуренный Тутанхатон ловил каждое слово.

Первый слуга Атона, таким образом, выполнил свою миссию: в обмен на коронацию в Фивах Ахетатон оставался неприкосновенным, ни о какой постройке храма Амона в этом городе не могло быть и речи. Здесь властвовал Атон: можно было стереть его изображение с царского знамени, но он все равно оставался единственным богом.

Лица всех присутствующих выражали удовлетворение.

Но ни у какой мумии в мире не было таких остекленевших, ничего не выражающих глаз, какие в этот момент были у Сменхкары, несмотря на его улыбку. Он усиленно избегал смотреть в глаза Хумосу и Нефертепу, двум отравителям Эхнатона. И Нефертити.

Раздался его замогильный голос. Сменхкара заявил, что его сердце также радуется решениям верховных жрецов царства, но что третий пункт должны обсудить делегаты от священнослужителей с Казначеем и Царским советником Майей.

Три верховных жреца снова поклонились. Тхуту объявил, что согласно воле принца церемонии состоятся в Фивах через восемь дней; главным будет Хумос. Это был для него настоящий реванш, он просто сиял. Верховные жрецы удалились, чтобы присоединиться к своим соратникам.

В этот же вечер Панезий организовал банкет в честь сорока двух верховных жрецов. Он обходился без писаря, который должен был доложить Сменхкаре об окончательном решении: оно было нелегким. Нефертеп просил разрушить храм Атона в своем городе и построить храм Пта в Ахетатоне. Панезий считал, что эти два требования не так уж важны ввиду большой победы, которую они одержали, обязав принца короноваться в Фивах. В конце концов Хумос согласился с этим доводом: главным было то, что трон возвращался под покровительство Амона.

Сменхкара продиктовал для Меритатон краткое содержание этих договоренностей, а затем пригласил Тхуту, Майю, Аа-Седхема и Уадха Менеха на ужин. Главный распорядитель казался таким же растерянным, как и его господин, но ему не удавалось это скрывать.

Во время десерта Тутанхатон, который сидел по правую руку от своего брата, наклонился к нему и спросил вполголоса:

– Кто выиграл? Они или мы?

– Наверняка они. Но в конечном счете и мы тоже.

– Значит, наш брат ошибался?

– Нет. Это я ошибался, поддерживая его.

– Почему?

– Потому что главное – это сохранить трон.

Юный принц задумался над этими противоречивыми словами, потом обнял своего брата и дал знак Первому слуге, что хочет уйти. День был изматывающим.

Сменхкара также ушел рано. Аа-Седхем присоединился к нему.

– Я устал.

– Но ведь все повернулось к лучшему, мой царь, – заметил Аа-Седхем. – Панезию удались переговоры. Ай потерпел поражение благодаря Меритатон, которая отныне принадлежит тебе. Твоя корона засияет на Двух Землях. После этих бурь солнце будет освещать твое царствование тысячи тысяч лет.

– Аа-Седхем, о каком триумфе может идти речь, если выигравшего возводит на престол убийца его брата?

Лекарь молчал.

– Видел ли ты то, что видел я? – снова начал Сменхкара. – Видел ли ты банду убийц, собравшихся у меня в кабинете? Помимо Хумоса и Нефертепа, отравивших царя и собиравшихся то же самое сделать со мной, там были их сообщники Майя и Тхуту, которые отправили на тот свет Нефертити, а теперь только и ждут возможности добраться до меня! В этом сборище убийц не хватало только Пентью!

– Пентью? – удивился Аа-Седхем, так как его господин ничего не рассказал об откровениях бывшего царского лекаря.

– Он был с ними заодно, – уклончиво сказал Сменхкара. – И он снова станет их сообщником, как только представится такая возможность.

– О мой царь и повелитель, мой возлюбленный, огонь победы очистит тебя от этого бесчестья.

Но Сменхкара оставался все таким же хмурым. Он был полон подозрений насчет Тхуту. Править царством с двуличным советником ему казалось хуже самоубийства. Он не прекращал говорить себе: поразительная преданность Тхуту, которую он проявлял во время его короткой опалы, объяснялась тем, что он знал о преступном заговоре. Тут же он принялся вслух возражать сам себе:

– Если бы он сообщал моему брату о докладах, которые получал! Если бы только он предупреждал об этом меня, когда я был регентом, ничего бы не случилось! Мой брат был бы жив! И нам не нужно было бы покидать Ахетатон. И я не должен был бы договариваться с отравителями и подлыми жрецами.

Аа-Седхем пораженно наблюдал за этим неистовым приступом подозрительности.

– Мой царь, мой господин, спокойная вода является более правдивым зеркалом, чем вода, потревоженная ветрами страсти.

– Почему возвратился Ай? – резко воскликнул Сменхкара, как будто не слышал увещева<