III. Креативное письмо со звуковой опорой

Задание 9. Звуковые картинки.

Оснащение: музыкальное произведение (желательно без слов), лист бумаги, маркеры, карандаши или доступ к компьютерам.

Цель: нарисовать картинку (реально или в редакторе) (реальную картинку – сфотографировать, из редактора - скопировать и вставить в портфолио).

Описать ассоциации, которые вызывает музыка. Эта музыка может сопровождать какую-то историю, событие.

 

Объём: 10-12 предложений

 

 

Они сошлись: вода и пламень,

Она танцует, он – играет.

Звук плывет, и он не знает,

Что скоро все потеряет.

Льдинки выигрывают, ноги немеют, руки тоже теряют контроль. Струны уходят в свое отражение, звук умолкает, смертельный танец закончен.

 

 

IV. Креативное письмо со вкусовой опорой

Задание 10. Вкусный креатив 1.

Оснащение: конфетка (без обертки), лист бумаги, цветные карандаши/маркеры.

Цель: реклама вкусняшки.

Попробуйте конфету и опишите её вкус. Придумайте и нарисуйте ей название и обертку. Подберите рекламный слоган.

 

Объём: 10-12 предложений

На этой неделе нашему вниманию была представлена новая шоколадная конфета. Называется она «Кокосовое солнце». Она представляет собой круглое шоколадное солнце с кокосовой начинкой, тонкой карамелью и воздушным рисом.

«Кокосовое солнце – шоколалалэнд!»

V. Креативное письмо с опорой на текст

Задание 12. Восстановить историю

Оснащение: карточка с заданием

Цель: прочитав начало и конец истории, восстановить её середину.

 

1. Скомканная бумажка, валяющаяся на краю урны, была похожа на непроверенный лотерейный билет.

2.Каппельмейстер не поверил своим глазам, ведь еще пару минут назад он вынес все содержимое урны.

3.Когда он раскрыл бумажку, он увидел, что это не просто проверенный билет, но и выигрышный билет.

4. Сумму выигрыша он, конечно, еще не знал, но радовался так, словно там были все миллионы всех времен.

5.Лотерейное бюро, к счастью, находилось на нижнем этаже и он резво сбегал туда-обратно.

6. Когда он переступил порог своей квартиры, будучи обладателем 506-ти миллионов рублей, он обратил внимание на плачевное состояние своего жилища.

7. «Раз и навсегда я покину этот кошмар!»- воскликнул он в сердцах и начал паковать чемодан.

8. Все это время за ним наблюдала в окно Марго, покачиваясь на своей метелке и посмеиваясь себе под нос.

9.Чемоданы собраны, Мейстер счастливо захлопывает дверь, в надежде никогда сюда более не возвратиться.

10. «И не забудь вернуться к полуночи» - донеслось из распахнутого окна.

 

Задание 13. Другой жанр

Оснащение: рассказ Боба Шоу «Самый счастливый день» (жанр - научная фантастика).

Цель: прочитав рассказ, ответьте, пожалуйста, на следующие вопросы:

1. Почему мама так отрицательно и эмоционально реагирует на первый и последний день своего младшего сына в школе.

 

Потому что одного этого дня хватает для того, чтобы ее дети возвращались не теми, кем она их знала до.

2. Как Вы относитесь к идее овладеть всеми школьными знаниями за один день? Поразмышляйте и приведите аргументы за и против такого метода обучения.

Если этот метод позволил бы государству и обществу развиваться эффективнее и экономнее с точки зрения энергозатрат и других ресурсов, то почему бы и нет. В конце концов, не вечно же быть детьми.И любое дело требует жертв.

Изложите эту историю в другом жанре.

 

Джин Бэннон прижала к себе младшего сына. Вдруг начали слезиться глаза, она быстро-быстро заморгала. Восьмилетний Филип прижался к ее плечу. Его лоб был сухим и холодным, а волосы пропитаны свежестью — это напомнило ей запах белья, только что снятого с веревки во дворе. Джин почувствовала, что ее губы дро­жат.

— Погляди на нее,— сказал Дуг Бэннон насме­шливо.— Уже начинает хлюпать. А что бы творилось, если бы Филип уезжал в школу на много лет?

Он наклонился к ней, сгорбившейся, прижавшейся к мальчику, погладил по голове. Веселый взгляд его был полон уверенности и достоинства. Оба старших сына улыбались, на лицах было выражение превосходства.

— Мама — тип, расточительный эмоционально,— ска­зал десятилетний Бойд.

— Это свидетельствует о духовной готовности при­нести себя в жертву,— сказал одиннадцатилетний Тео­дор.

Джин беспомощно посмотрела на них. Взгляд их умных глаз был полон того, что она научилась ненави­деть с тех пор, как они прошли через «РойалРоуд»,— этого проклятого снисхождения.

— Мальчики! — резко бросил Дуг Бэннон.— Больше почтения к матери!

— Благодарю,— сказала Джин, на самом деле не чув­ствуя благодарности. Она знала, что Дуг одернул сыновей не из-за того, что она волнуется, а чтобы сгладить любые возможные трения, которые могли бы отрица­тельно повлиять на развивающиеся характеры мальчи­ков. Она прижала к себе Филипа так сильно, что маль­чик начал неуверенно высвобождаться, напоминая ей, что так и так, скорее всего через несколько лет, ей при­шлось бы с ним расстаться...

— Филип,— прошептала она с отчаянием в его холодное ухо.— Что вы видели в фильме, на котором были вчера?

—Пиноккио.

—Правда, было интересно?

—Ради бога, Джин! — Дуг Бэннон резко оторвал их друг от друга.— Пойдем Филип, ты не можешь опоздать к началу своего единственного дня в школе.

Он взял Филипа за руку, и они пошли по блестящему, слегка пружинящему полу к холодной зеленой приемной «РойалРоуд». Джин смотрела, как они идут рука в руке, чтобы влиться в собравшуюся в приемной толпу детей и родителей. Филип, как обычно, немного косолапил, и она поняла — вдруг внезапно укололо в сердце,— что он боится предстоящего. Но все равно не обернется...

— Ну, пришла и его очередь,— с гордостью сказал десятилетний Бойд.— Надеюсь, папа приведет его завтра на практику. Мне пригодилась бы его помощь. В моем бюро больше места,— сказал одиннадцати­летний Теодор.— А кроме того, на будущей неделе мы заканчиваем подготовку нового Устава о поручительстве, и я буду занят дюжиной дел о возмещении убытков. Так что он больше понадобится мне, чем тебе.

Оба были младшими совладельцами в юридической фирме Дуга Бэннона. Джин посмотрела на умные лица своих детей, и вдруг ее охватил страх. Она отвернулась и отошла в сторону, стараясь сдержать рыдания. Вокруг стояли родители — самодовольные, торжествующие. Она смотрела на них, и ей все труднее становилось сдержи­ваться.

В конце концов, она воспользовалась единственным возможным путем к бегству: вошла в почти пустой выс­тавочный зал «РойалРоуд». Гордую историю академии иллюстрировали под аккомпанемент мягкого механичес­кого шепота сверкающие голограммы.

Дальше был выставлен портрет Эдварда Мартинелли, основателя академии и руководителя группы ученых, работавших над совершенствованием метода корковых манипуляций. Его голос, записанный на пленку за нес­колько месяцев до смерти ученого, зазвучал в ушах Джин:

«С тех пор, как знание стало самым мощным оружием из доступных человеку, его главным союзником в борьбе за существование, люди искали способ ускорения про­цесса обучения. В середине двадцатого века общество достигло точки, когда от людей свободных профессий требовалось тратить треть своей активной жизни на непродуктивное усвоение знаний...»

Джин перестала вслушиваться в старательно модули­рованный голос. Она уже дважды слышала эту запись. Примененные академией дополнительные средства: мно­гослойный гипноз, психохимия, электронная модифика­ция белковых цепочек в мозгу, многократная запись—все это ее не интересовало, все было неважно по сравнению с конечным результатом. А результат был таков: любой ребенок при соответствующем уровне интеллекта мог обладать всеми формальными знаниями, которые получал бы десять лет в школе, а потом в уни­верситете,— через два часа после начала их записи в его мозгу.

Однако, чтобы быть принятым в эту академию, ребе­нок должен обладать коэффициентом интеллекта не менее 140 и иметь семью, которая может себе позволить выплатить наличными полную сумму, примерно равную стоимости обучения обычным способом. Именно поэтому лица родителей в приемной сияли такой гордостью. Потому и Дуг Бэннон, известный своей флегматич­ностью, смотрел на всех твердым, ясным взглядом чело­века, который выполнил свой долг. Он был отцом трех сыновей без единого недостатка, у каждого — коэффи­циент, позволяющий зачислить его в группу гениев. Он удачно провел их через сложную процедуру отбора, которая многим преграждала путь в «Решал Роуд». Нем­ногие мужчины могли похвалиться такими достиже­ниями, и немногим женщинам представилась возмож­ность разделить с ними эту честь.

«Но почему же,— думала Джин,— это случилось именно со мной? И с моими детьми? Почему я не так одарена умом, как Дуг? Тогда «РойалРоуд» прибли­жала бы ко мне детей вместо того, чтобы...»

Движущаяся дорожка тихо несла ее, а живая выставка убедительно шептала о преимуществах «РойалРоуд» над старой, изжившей себя, преступно расточительной системой обучения. Голос говорил о невероятном счастье Филипа, родившегося в то время, когда благодаря высо­чайшим достижениям человеческой техники он мог полу­чить ученую степень в области права за два коротких часа. Джин не слушала, глубоко погрузившись в отчая­ние.

Сразу же после церемонии вручения диплома Джин извинилась перед Дугой и детьми и, прежде чем они успели запротестовать, поспешно вышла из зала и верну­лась в машину.

Она закурила и сидела тихо, глядя на сверкающие автомобили по соседству, пока не подошел Дуг с ребя­тами. Дуг сел за руль, а мальчики разместились около него, смеясь и толкаясь. Сидя позади, Джин чувствовала себя отделенной, отрезанной от остальной части семьи. Она не могла оторвать взгляда от красивой головы Филипа. Ничто еще не указывало на перемены, про­исшедшие в его мозгу, он выглядел как обычный здоро­вый восьмилетний мальчик...

— Филип! — выкрикнула она, охваченная внезапным порывом.

— В чем дело, мама? — повернул он голову.

Слыша слезы в ее голосе, Теодор и Бойд тоже оберну­лись. Три розовых, почти одинаковых лица глядели на нее с холодным любопытством.

— Ничего, я...— душащая судорога гортани не дала ей закончить.

— Джин! — В голосе Дуга Бэннона звучало уже раз­дражение, он сжал руль, костяшки пальцев просвечи­вали сквозь кожу цвета старой слоновой кости.

— Это нормально, папа,— сказал десятилетний Бойд.— У большинства женщин обрыв психической пуповины вызывает обычно сильное потрясение.

— Не беспокойся, мама,— сказал Филип. Он похлопал Джин по плечу таким странно взрослым жестом.

Она отстранила его руку. По ее щекам потекли горя­чие слезы, которые на этот раз она не хотела сдерживать. Она могла бы и не смотреть на него, заранее зная, что глаза восьмилетнего сына умные, доброжелательные и — старые.

 

 

Жили –были дед да бабка и звали их Джин и Дуг. И было у них трое сыновей: Теодор, Бойд и младшенький Фил. Двое старших сыновей уже получили образование и достойно трудились на благо семейной компании во главе с Дугом. И вот настал черед Фила присоединить свои усилия. Но перед этим ему нужно посетить царство знаний, где он, съев лишь одно яблоко, сможет стать обладателем всех знаний мира.
Джин же видела в отправлении сыновей в Царство знаний свое вечное проклятье. Как она ни старалась, все ее дети, овладев семи знаниями, один за одним предпочитали ей компанию. Она же не видела в ней ничего интересного для себя. Потому что она всегда была создана для материнства, но не для дел.

И вот семья, в полном сборе, взобралась на повозку и тронулись в путь-дорогу. Встретили их там радушно, как и всех, кто стремился к знаниям. Хлеб-соль- все, как полагается. Народу во дворце было не сосчитать, очередь за яблоком тянулась от самого ворот. Джин с трудом удерживала слезы, наблюдая, с каким аппетитом Фил уплетал яблоко и как яснел его взгляд. Все, еще один сын на съедение кампании-дракону готов.

вот и сказке конец, а кто слушал молодец.

 

Задание 14. Несуществующее животное

Оснащение: рассказ Ильи Марьянкова «Борщ»

Цель: прочитайте рассказ и опишите несуществующее животное, которое Вы бы сами купили на этой ярмарке.

Дополнительное задание: напишите разговор с продавцом

8-10 предложений

 

Да, ярмарка в этом году удалась на славу. Десятки лотков уютно расположились в центральном парке города, предлагая гостям сотни различных нужных и не совсем, смешных и стильных, красивых и безобразных товаров. Конечно же, все вырученные средства шли на поддержание городского детского приюта — это была такая же традиция, как и сама ярмарка. По этой причине люди и не жалели денег на всякий хлам — дети это цветы жизни.

 

Джозеф Эверстон который год приходил в центральный парк, придерживаясь определенной программы. Начиналась она ровно в 11:55. Сперва он покупал и, не спеша, съедал хот-дог, запивая его теплым лимонным чаем, после чего он сидел на лавочке, наблюдая за резвящейся ребятнёй до 12:30 и шел смотреть театрализованное представление, подготовленное воспитанниками приюта. Затем, Джозеф проходил мимо торговых рядов и опускал $ 50 в копилку для пожертвований. Не то чтобы он не интересовался товаром, предлагаемым или, скорее, навязываемым со всех сторон студентами, пожилыми людьми, школьниками. Просто он считал, что продавцы вполне могут прибрать к рукам его деньги. Копилка была объективно надежней.

 

Но в этот раз его планы нарушил скромный плакат: «Экзотические домашние питомцы». Он указывал на небольшой лоток, стоящий чуть в стороне, в секции местного медицинского института. Эверстон никогда прежде не видел животных более экзотических, чем тараканы на кухне его матушки, поэтому он не смог устоять от искушения подойти.

 

— Добрый день, — приветливо улыбнулся он стройному, слегка бледноватому молодому человеку в узких, весело поблескивающих на солнце очках.

 

— Добрый день, сэр, — юноша поклонился своему гостю, что выглядело несколько архаично, но оставляло теплое, приятное чувство. Внезапно Джозеф решил для себя, что он обязательно что-нибудь купит у этого симпатичного молодого человека. — Рад, что вы подошли. Признаться, сегодня ко мне еще никто… ммм… не заглядывал.

 

— Вы иностранец?

 

— Да. Как вы узнали? — Похоже, что продавец слегка смутился. На щеках даже появился легкий румянец.

 

— Ну, у вас не местный акцент. И еще вы как будто слова забываете, — улыбнулся Джозеф. И тут же спохватился. — О нет, что вы, что вы! Не подумайте ничего! Я, можно сказать, люблю иностранцев! С ними всегда так интересно разговаривать! Не то что с местной публикой…

 

Юноша улыбнулся и протянул руку. Помедлив мгновенье, мистер Эверстон пожал ее. Ладонь молодого человека оказалась на удивление прохладной и нежной, такие руки редко бывают у мужчин… Ну, по крайней мере, — у мужчин традиционной ориентации. Впрочем, Джозеф не имел ничего против геев тоже.

 

— Алексей, — произнёс слегка нараспев парень.

 

— Джозеф, — и оба улыбнулись друг другу. — Приятно познакомиться.

 

— Как и мне, сэр, — кивнул продавец. — Итак, я могу вам чем-то помочь, Джозеф?

 

— Я даже не знаю… — Эверстон замялся. Он впервые задумался над тем, что же он рассчитывал тут увидеть и что, собственно, собирался приобрести.

 

— Тогда скажите, каких животных вы предпочитаете? Ползающих, бегающих, плавающих? Ммм… Простите… Как же это будет… А, шустрых? или не очень?

 

— Хм… Знаете, я даже не могу предположить… Может быть, ползающих?

 

— Одну минутку.

 

Алексей полез под свой прилавок и вскоре извлек из-под него достаточно вместительный аквариум. По его дну, периодически едва заметно подпрыгивая и мягко пружиня, перетекал из одного угла в другой… Честно, назвать это зверем, просто не поворачивался язык. Какое-то желе или студень весьма неаппетитного вида. Это было бордово-алой расцветки и постоянно меняло свою форму. В голову приходило только одно сравнение — амёба.

 

— Господи, что ЭТО?! — Джозеф и сам понимал, что подобная реакция глупа и наивна, но ничего умнее сейчас воспроизвести не смог.

 

— Борщ.

 

— Что?

 

— Борщ, — невозмутимо повторил продавец. Он слегка потряс клетку, и существо замерло в одном из углов. — Простите, он немного нервничает. Обычно он менее активен.

 

— Так оно еще и мальчик?! — мужчина склонился над аквариумом и принялся разглядывать неведомого борща.

 

— Честно сказать, я сам не знаю его пола. Просто привык считать, что это он, — улыбнулся Алексей. — Мне кажется, что борщ — гермафродит. Вот только он еще ни разу не размножался…

 

Мистер Эверстон тем временем продолжал разглядывать неведомую зверушку. Он попытался обойти лоток так, чтобы обзор был максимально хорошим, но существо неизменно переползало в противоположный угол. Наконец Джозеф просто попытался взглянуть на него сверху, и в тот момент, когда его лицо практически коснулось стеклянной крышки аквариума, борщ прыгнул. От неожиданности мужчина вскрикнул и отшатнулся от лотка, едва не упав, а юноша засмеялся.

 

— По-моему, вы ему понравились! — сквозь непривычно звонкий и веселый смех пробормотал он.

 

— Понравился? Да разве это… Это была не попытка нападения? — проворчал Эверстон, наблюдая, как размазавшийся по крышке студень сползает обратно на дно. Наконец борщ стек, обиженно что-то пискнул и завозился в центре аквариума, ползая кругами.

 

— Что вы, сэр! Он слишком дружелюбен, чтобы нападать на кого-то! Знаете, в природе у борща просто нет… ммм… естественных врагов, вот матушка и не наделила его способностью обороняться. Максимум, что он может сделать, — это ущипнуть вас. Ну, то есть, выделить слабенькую кислоту, которая не приведет ни к чему, кроме раздражения. Обычно он ею переваривает пищу.

 

— Да? — Джозеф скептически смотрел на это чудо природы. — А чем он питается?

 

— В основном — вареными овощами, — Алексей приоткрыл крышку аквариума и засунул в него руку. Борщ, видимо обрадовавшись, подпрыгнул, булькнул и моментально забрался на ладонь. — Картошка, капуста… как ее… эта… свекла! В основном свекла. Можно иногда дать кусочек отварной говядины, но он ее долго и плохо переваривает, так что увлекаться не стоит. Да и жирным становится, замучаетесь оттирать.

 

— Забавно… Первый раз встречаю такое… существо. — Джозеф внимательно следил за тем, что делал продавец. А юноша вытащил борща из его клетки и принялся легонько щекотать пальцем. Зверю это явно нравилось, поскольку он начал вибрировать и тихонько, но мелодично насвистывать какой-то мотив. — Скажите, а еще кто-нибудь у вас есть?

 

— Да, конечно! — Алексей пересадил поющего борща на плечо и вытащил еще один аквариум. В этой стеклянной клетке была вода и в ней перемещалось… Сначала мужчина решил, что это просто растительное масло, потом понял, что движения этого масла вполне осознанны и даже создают какой-то рисунок. Червь? Еще один борщ?

 

— А это что?

 

— Щи, — невозмутимо ответил продавец. — Мне кажется, что это амфибия, но оно явно не желает эээ… вылезать из воды. Честно говоря, про нее я знаю гораздо меньше. Щи плохо идет на контакт с людьми. Питается исключительно вареной капустой и ничем другим.

 

— Хм… Нет, спасибо. Щи, пожалуй, оставьте для эстетов или любителей медитации.

 

— Тогда, возможно, вас устроят коти? — Небольшая пауза, и на прилавке появился еще один аквариум. На его дне, среди разодранной в хлам газеты, копошились три непонятной формы темненьких существа. Периодически они молниеносно перемещались по дну аквариума в другую его точку и продолжали увлеченно… жевать? Джозеф не мог точно сказать, что делали эти… коти.

 

— Это — коти? — он ткнул пальцем в аквариум, и у этого места немедленно собрались все три особи, чуть-чуть подпрыгивая и издавая воркующе-рычащие звуки.

 

— Да. Котлеты. Или сокращенно коти. Они хищники, поэтому так и реагируют на ваш палец. Набрасываются на все, что движется. — Молодой человек смущенно улыбнулся и щелкнул по противоположной стороне аквариума. Все три коти стремглав бросились на звук. — В еде они неприхотливы, но 70 % их рациона должно составлять мясо в любом его виде. Более желательно, конечно, мелко нарубленное или пропущенное через мясорубку. Они просто обожают свинину!

 

— И… А… Они очень опасны? — Эверстон никак не мог поверить, что такие мелкие суетливые существа могут быть хищниками.

 

— Ну как сказать… Коти плохо прыгают, так что пока они в… аквариуме, то все в порядке. Но если одна убежит… честно, за последствия ручаться не могу. По своему опыту знаю, что они легко перегрызают куриные кости.

 

— Нет… — мужчина поежился. Заводить таких опасных зверей он пока не рискнёт. — Пожалуй, от них я тоже воздержусь… А есть что-то еще?

 

— К сожалению, больше ничем не могу помочь… — голос юноши разом погрустнел. Похоже, что он действительно хотел помочь мужчине обзавестись экзотическим питомцем. — Чебурека у меня взял знакомый, а шаньга вчера погибла. Глупенькая совсем была, молодая. Жалко…

 

Мистер Эверстон вздохнул, сочувствуя Алексею. Действительно жалко, когда гибнет столь редкий зверек, пусть он о нём никогда и не слышал. Даже борщ, на секунду замолчавший, затянул протяжный и грустный мотив. Этот зверь был намного умнее остальных. Решено!

 

— Я возьму борща! — кивнул сам себе Джозеф. — Уж больно милый малыш.

 

Борщ замолчал, а затем радостно запрыгал на плече Алексея и забулькал. Нет, этот зверь точно не так прост, как кажется! Юноша, видя реакцию питомца, засмеялся.

 

— Знаете, а вы определенно ему нравитесь! Я рад, что борщ нашел своего хозяина!

 

— Сколько он стоит?

 

— Пятьдесят два доллара ровно. Вот, возьмите, я тут написал кратко, как за ним ухаживать и как кормить. Да, и, пожалуйста, зовите его Борщ. Он привык к этому имени.

 

— Спасибо за совет, Алекс. — Эверстон протянул молодому человеку деньги. — А скажите, если не секрет, где вы набрали этой живности?

 

— Ну… — юноша замялся. — Понимаете… Я пойму, если вы передумаете, но… вам я откроюсь. Вы же знаете, что в местном мединституте есть кафедра биологических исследований? Так вот, там у нас есть общий холодильник… Мы им почти не пользуемся… Даже забыли, что он существует… В общем, я так скажу — не стоит оставлять свой обед в холодильниках надолго. Ну и стоит проверять сии устройства… ну хотя бы раз в месяц. Но уж точно не раз в три года.

 

Алексей смущенно улыбнулся, снял ликующего борща со своего плеча и снова посадил в аквариум, на этот раз небольшой и с удобной ручкой для переноски. Аккуратно пристегнув крышку, он передал его ничего не понимающему Джозефу и улыбнулся.

 

— Заботьтесь о нем хорошо, Джозеф. Уникальные звери не должны пропадать.

 

 

Описание животного:

Серо-коричневое нечто с тремя лапками и лысой головой. Звуки издает необыкновенные, отдаленно напоминающие пение перепела. На каждой лапке по коготку, неопасному и не острому. Называется зверек «сурина» потому что похож на обезьяну и суриката. Звали бы его пушистик из-за пышной шерстки. Размер зверька невелик – чуть больше лапы пеликана. Родом зверь из Эфиопии и поэтому очень теплолюбив.

 

-Добрый дкень, чем могу помочь?

- Здравствуйте я бы хотела узнать, что это за маленькое чудище у вас на витрине в аквариуме бегает вместе с хомячками.

- Ааа. Это сурина –гордость нашего магазина. Она неджавно приехала к нам из Эфиопии. Нам пришлось стоять в очереди за ней потчти трое суток.

- Как интересно, а почему она издает такие странные звуки?

- Мы точно не знаем, но предположений на этот счет великое множество. Мне кажется наиболее справедливым, что это рудиментарный птичий инстинкт ВАедь вы не знаете, но у нее в роду были африканские перепелки.

- Я почему-то никогда не встречал подобного зверька, даже когда посещал Африку пару лет назад.

- Ну, это н беда. Вы можететукпить этого малыша и встречать его каждый день у себя дома.

-Благодарю, но я пожалуй воздержусь. Спасибо, что открыли для меня нечто новое.Всего доброго!

- До сбидания!

 

Задание 15. Какой конец?

Оснащение: рассказ Игоря Росоховатского «Учитель»

Цель: прочитав рассказ, закончить его 2-4 предложениями.

Прочитав оригинальный конец, выскажите, пожалуйста, свое мнение о прочитанном рассказе.

 

—Уйди, дурак!

—А еще кто?

Послышались два удара. Плач. Крик:

— Знаешь, кто ты?

— Скажи, скажи. Что, забоялась? Скажи, трусиха! Ну, говори!
— Я на бегу свалил хрустальную вазу, и она красиво зазвенела и затенькала в разных местах комнаты.

— Говори, кто я! Горбун, да? Калека, да?!

Град хлестких ударов сыпался на кого-то.

Я знал не только их силу, но и заряд злобы, знал, чего мож­но опасаться. Отшвырнув стопку книг и еще что-то, мешающее добраться до двери, ударил в нее плечом, не говоря ни слова, бросился к мальчику. Увидел острый горб и длинные цепкие руки...

Я никак не мог его удержать и стиснул так, что он начал задыхаться. Только тогда драчун ощутил мое присутствие и про­хрипел:

— Пустите!..

Я молчал, сжимая его, и мне казалось, что держу звереныша. Стоит на мгновение отпустить — и он опять бросится на жертву. Я не мог оторвать взгляда от окровавленного лица девочки, ко­торую он избил.

— Пусти...

Его тело обмякло, почти повисло в моих руках, и, сделав над собой усилие, я расслабил объятие, повернул его к себе лицом, заглянул в упрямые, сухие, бесцветные глаза.

— Девочку? Ты посмел бить девочку? Девочку, которая в два раза младше тебя?

Я никак не находил нужных слов. Ярость клокотала во мне, искала выход, и я несколько раз крепко встряхнул его, прежде чем овладел собой. Он стоял полузадохшийся, обессиленный, но не укрощенный.

— Пусть не дразнится. А то покажу... какой я... калека...

Я не объяснял ему, что девочка не называла его ни горбуном, ни калекой, что он все придумал, что сам назвал себя. Любые объяснения были бесполезны — в этом я уже не раз убеждался. Его перевели в мою группу, доверили мне, как самому выдержанному из воспитателей, и всего за каких-нибудь три месяца он "перевоспитал" меня и превратил в неврастеника.

Сначала я еще держался, говорил себе: он не виноват, он калека, его замучили на операциях в клиниках, пытаясь исправить легкие, сердце, позвоночник, железы... Он родился паралити­ком — последнее звено в цепи деда-алкоголика и слабоумного отца, давшего ему словно в насмешку имя библейского красав­ца — Иосиф. Его вырвали из оков паралича, есть надежда, что удастся в будущем еще несколькими операциями исправить горб. Но как исправить его тупость? Его дикую злобу и к взрослым и к детям? Я пробовал вовлечь его в свой кружок рисования и лепки, но даже безмолвные изображения людей вызывали у него припадки ярости, и он в мое отсутствие нарочно портил холсты, разбивал гипсовые фигурки. Только животные не пробуждали у него злости. Заметив это, я поручил ему ухаживать за кроликами, но одного из них он сразу же изжарил на костре. На мои нраво­учения ответил, уставясь в землю и облизываясь: «Вкусно».

И даже после этого я все еще на что-то надеялся: так вели­ка была моя самоуверенность. Я не хотел сдаваться, признаться себе, что тут нужны нечеловеческие нервы и терпение. Хотя бы для того, чтобы к длинному списку его жертв не присоединился еще и сведенный с ума воспитатель.

— Пошли! — крикнул я, волоча его за руку.

Я втащил Иосифа в кабинет директора. Выражение моего лица было достаточно красноречивым, и директор опустил голову.

— В специнт! — рявкнул я.— Умываю руки!

— Да, да, хорошо, дорогой, только успокойтесь,— директор подвинул мне стакан воды, и я его выпил залпом.

Воспитанник, смотревший на нас с откровенным любопыт­ством, несколько приуныл. И его лицо, которое оживляла лишь злость, стало тупым и жалким.

В эту ночь мне было не до сна. Унижение, досада, сомнения не давали покоя. Подушка становилась горячей, и я переворачи­вал ее. В конце концов, я начал видеть в темноте и обнаружил, что авторучка, которую безуспешно искал в течение трех дней, завалилась под кресло и блестела там, как таинственное око.

Я понял, что никакие усилия не помогут мне уснуть и, на­бросив халат, резко щелкнув выключателем, пошел в свою ма­стерскую, Гипсовые слепки подозрительно уставились на меня пустыми глазницами, разноцветные лица смотрели с холстов. Здесь были сотни набросков, сотни лиц и выражений, схваченные на бу­маге, на холсте, вылепленные в глине, пластмассе, вырезанные в камне. Так я пробовал создать тот единственный облик учителя, на который детям достаточно было бы взглянуть, чтобы по­верить ему.

Но у меня он получался или уродливым или слишком краси­вым, что, по сути, не так уж далеко одно от другого. Иногда мне казалось, что наконец-то кусочек чуда свершился: этот нос на рисунке — его нос, этот лоб — его лоб. Но как только я соеди­нял их в портрете, мои надежды рушились, Я говорил себе: не будь ослом, ты поставил перед собой задачу, посильную лишь для большого мастера... Не помогало. Тогда я начинал хитрить: бедняга, как ты не понимаешь, задача вообще невыполнима, та­кого облика не может быть. Но так как я хитрил с самим собой, то тут же отвечал: он ведь возникает в моем воображении. Поче­му же я не смогу перенести его в материал?

Я смотрел последний набросок, еще вчера казавшийся почти удачным: часть лица, губы и подбородок... Но Сегодня я не мог не спросить себя: а Иосиф поверил бы этим губам?..

Рассвет пришел как избавление. Одеваясь, я твердо сказал себе, что вчера поступил правильно, что, в конце концов, не мог поступить иначе, что ни один человек не вынесет Иосифа. Но идя по узкой дорожке через сад к зданию канцелярии, я все-таки жалел гнусного мальчишку. Я знал, что в специнте Иосифу будет неплохо. Просто он ни над кем не сможет издеваться. Там не бывает непослушных детей, вернее они становятся по­слушными. Иосиф попадет к воспитателю, которого уже не смо­жет вывести из себя. Против него будут нечеловеческие нервы и нечеловеческое терпение. Ведь его воспитателем будет су­щество с восемью или десятью сигнальными системами, с орга­нами Высшего Контроля. Я никогда не принадлежал к тем, кто ненавидел или боялся сигомов, этих сверхлюдей, созданных в ла­боратории. Я видел их, и не только по телевизору, великанов и гениев с «прекрасными, волевыми, выразительными лицами геро­ев», как писали газеты. Слишком прекрасными, слишком волевы­ми, слишком выразительными!

Для них трудилась вся планета, все мы: физиологи и хими­ки, генетики и -врачи, математики и инженеры, лучшие художни­ки и скульпторы, создававшие формы носа, губ, скул, надбровий, лбов, плеч... Природа никогда так не старалась для нас. Что же, все правильно. Пусть сигомы теперь поблагодарят своих создате­лей, пусть потрудятся для нас. Они могут осваивать и колонизи­ровать другие планеты, звездные системы, обогащать наши зна­ния, пересылать на Землю сырье и энергию. Они могут даже ле­чить нас и оперировать — их колоссальная память, быстрота мыш­ления и реакций, точные могучие руки позволят сделать, это как нельзя лучше.

Но доверить им воспитание наших детей? И каких — самых трудных, легкоранимых, калек?.. Да, сигом может, как и всякий человек, прочесть «Слепого музыканта». Он может ужаснуться страданиям несчастного Квазимодо. Но он прочтет, ужаснется, посочувствует и забудет... Чужая рана останется чужой раной, чу­жая боль — чужой болью. Так бывает даже с обычными смерт­ными, которые могут легко представить себя на месте калеки. А сигом? Существо, которое безболезненно достраивает и пере­страивает свой организм? Ведь это качество — главное, что дали сигомам мы в отличие от матери-природы, которая не дала этого нам. И оно же не позволит им ощутить всю глубину человеческой безысходности...

Иосиф и директор уже ждали меня, но не на посадочной пло­щадке, а в кабинете. Я старался не замечать глаз директора, кото­рые спрашивали: «Неужели мы сами не справимся с ним?» Ди­ректор испытующе проворковал:

— Ну что ж, дорогой, если вы решили окончательно...

—Окончательно,— сказал я, слоено перерубил канат. Он нажал кнопку вызова гравиплана...

Мы прошли на посадочную площадку. Иосиф всхлипывал и что-то жалобно бормотал. Но как только он понял, что ходу на­зад нет, бормотание перестало быть жалобным. Я различил его любимое словечко «гады».

Через полтора часа, оставив позади почти семь тысяч кило­метров, мы приземлились на территории специального интерната для трудновоспитуемых детей. Нас встретили два мальчика, во­преки моему ожиданию два совершенно обычных мальчика, не слишком вышколенных и не слишком вежливых.

Учитель сейчас на первой спортплощадке,— сказал один из них и кивнул на второго.— Он проводит вас.

Меня зовут Родькой,— коротко представился провожатый и сразу же повел нас по тропинке на холм, густо поросший ку­старником. Эскалатора здесь не было, и, пройдя с полкилометра, Иосиф сел на траву и сказал, что больше пешком не пойдет. Он, дескать, не верблюд. Я шагнул к нему, но меня опередил наш провожатый. Он наклонился и зашептал на ухо Иосифу:

—Брось. Здесь чего только не выделывали... По секрету го­ворю, не бузи. Сначала присмотрись, что к чему...

Нельзя сказать, чтобы с большой охотой, однако Иосиф встал и поплелся, стараясь держаться поближе к Родьке и по­дальше от меня. Но поскольку провожатый шагал размашисто, Иосифу пришлось тоже ускорить шаг. Не сразу я заметил, что Родька слегка хромает.

Кустарники закончились, начался лес. Над нашими головами пели птицы так заливисто, как никогда не поют они в городах. Невольно мы прислушивались к ним, даже Иосиф.

На опушке нам повстречался высокий мужчина, очевидно, лесник. На плече он нес топор и связку кольев.

—Здравствуйте,— поздоровался с ним Родька.

—Новенький? — кивнул лесник на Иосифа.

Родька весело подмигнул, и вслед нам прозвучало:

—Ни пуха, ни пера!

Лес как-то незаметно перешел в парк. Все больше и больше дорожек, скамеек, площадки для игр, бассейны... На каналах встали радугами перекидные мостики.

Мы остановились на берегу канала. Напротив на спортпло­щадке играли в баскетбол ребята.

— А вот и учитель,— сказал Родька.

Стройный гигант в спортивном костюме легко перепрыгнул через канал и направился к нам. От удивления я отступил на шаг. Дело было не в том, что канал достигал в ширину не менее восьми метров — для любого сигома это был пустяк, но мне по­казалось... да, показалось, что я узнал гиганта, что видел его не раз, и его гибкую фигуру, и походку, что мне знакомо каждое движение... Банальные слова разом хлынули в мою бедную голо­ву: «это прекрасно», «поразительно», «чудесно»...

Я увидел его лицо, где даже вырез ноздрей убедил бы са­мого гордого скульптора, что тот попросту бездарен, и понял тщетность своих попыток создать облик учителя. Этого бы не смог, пожалуй, ни один из художников Земли. Кто же все-таки создал его?

Ведь именно он — учитель, созданный моим воображением, стоял перед нами, и Иосиф, не отрывая от него глаз, вдруг робко спросил:

— А я когда-нибудь смогу так прыгнуть?

— Сможешь,— сказал учитель, и противный мальчишка сразу же поверил ему.

Мне тут больше нечего было делать...

Не хочу врать, мне стало невесело. В моем лице был унижен не только художник, не только воспитатель...

Я повернулся, что-то буркнул на прощание и пошел обратно. А в голове, как путеводный луч, мерцал вопрос: кто же все-таки создал его? Кто создал этот облик? Лишь один человек мог бы мне ответить...

— Уже справились...

Я поднял взгляд. Передо мной стоял лесник. Он заметил, что я расстр<