Остановимся, наконец, еще пред завесою во Святое-святых.

Она проповедует нам, что Христос есть также и дверь к вечной славе. Святое-святых было прообразом небес, на что неоднократно указывается в послании к Евреям. Туда мог входить только первосвященник и притом только однажды в год; и, окропив кровию, он должен был тотчас же оттуда выйти, чем Дух Святой показывал, что "еще не был открыт путь во святилище, доколе стояла прежняя скиния" (Евр.9:7,8). В ветхозаветном домостроительстве никто другой, кроме первосвященника, не смел даже заглянуть за завесу Святого-Святых; первосвященник же, который сам не имел права там оставаться, не имел также права и вводить туда с собой кого-нибудь.

Благодарение Богу, теперь это изменилось: первой скинии уже не существует, путь открыт, потому что великий наш Первосвященник вошел и навсегда остался в нерукотворенной скинии, воздвигнутой помимо человека. И, входя туда, Он разорвал завесу, отделявшую святилище от Святого-святых, путь туда теперь для нас открыт. И чтобы нам как бы дать наглядную картину об этой истине, Он вошел во славу не Один, но взял с Собой пред нашими глазами того бедного разбойника, предварительно сказав ему: "Ныне же будешь со Мною в раю". Он, великая Глава, взял с Собой и членов Своих, так что в настоящую минуту уже исполнилось слово, что Бог нас "воскресил с Ним и посадил на небесах во Христе Иисусе " (Еф.2:6). Еще только короткое пребывание во святилище, недолгое стояние в Его свете, хождение верой в течение немногих дней, и все искупленные кровию Его пойдут за Ним, чтобы увидеть Его, как Он есть. Это для них так же несомненно, как их собственное существование. Потому они "имеют желание разрешиться и быть со Христом" (Фил.1:23) и "воздыхают, желая облечься в небесное их жилище" (2Кор.5:2). Да будет хвала Ему, что Он взялся "соблюсти их от падения и поставить пред славою Своею непорочными в радости" (Иуд.24). О, если б все это относилось и к нам!

Путь, ведущий туда, мы видели: он прост, он свободен, он указан; путь этот - Он Сам, Господь, Который сказал: "Я есмь дверь; кто войдет Мною, тот спасется; и войдет, и выйдет, и пажить найдет" (Иоан.10:9). Христос - наше примирение, Христос наше освящение и Христос - наше прославление, - вот основание нашей веры, но и основание нашего хождения и нашей жизни, на славу Ему! Аминь.

 

Глава 4

Медный жертвенник

И сделай жертвенник из дерева ситтим длиною пяти локтей и шириною пяти локтей, так чтобы он был четыреугольный, и вышиною трех локтей. И сделай роги на четырех углах его, так чтобы роги выходили из него; и обложи его медью. Сделай к нему горшки для высыпания в них пепла, и лопатки, и чаши, и вилки, и угольницы; все принадлежности сделай из меди. Сделай к нему решетку, род сетки, из меди, и сделай на сетке, на четырех углах ее, четыре кольца медных; и положи ее по окраине жертвенника внизу, так чтобы сетка была до половины жертвенника. И сделай шесты для жертвенника, шесты из дерева ситтим, и обложи их медью; и вкладывай шесты его в кольца, так чтобы шесты были по обоим бокам жертвенника, когда нести его. Сделай его пустой внутри, досчатый: как показано тебе на горе, так пусть сделают [его].

(Исх. 27:1-8)

Стремясь понять духовный смысл трех входов в жилище Божие, мы проникли в прошлый раз из двора во святилище и Святое-святых. Но мы не можем там остановиться, так как нам необходимо вернуться во двор и ближе осмотреть его, чтобы познакомиться с предметами, которые по воле Божией были здесь поставлены. Главный предмет внутри двора был неоспоримо жертвенник, воздвигнутый между входными воротами и медным умывальником. Он был приблизительно семи с половиной футов в длину, столько же в ширину и четыре с половиной фута в вышину. Для краткости он назывался просто "жертвенником", иногда же "медным жертвенником" или "жертвенником всесожжения", а иногда и "трапезой Господней", а возложенная на него жертва - "пищей" жертвенника. В действительности он постоянно был похож на накрытую трапезу, потому что на нем день и ночь сжигались различные жертвы, в особенности же жертва всесожжения, так что огонь на нем никогда не угасал. На этот то жертвенник раньше всего падал взгляд Израильтянина, и на него смотрел он, как на место, где он мог встретиться с Богом, где он мог примириться с Ним и придти к полному миру и истинной радости. Он был, так сказать, посредником между Богом и человеком; Бог, Святой и Праведный, получал здесь от грешного человека удовлетворение, а грешный человек получал от Бога удостоверение в примирении, залог мира и принятия его Богом. Воистину чудное место! Остановимся же и мы сегодня у такого благословенного места, каким был

 

Жертвенник всесожжения.

Займемся, прежде всего, материалом, из которого он был сделан.

Главной его составной частью было дерево ситтим, как мы это читаем в повелении Божием. Это было то же самое дерево, из которого был изготовлен золотой жертвенник, стол для хлебов предложения, все святилище, даже самый ковчег завета и, вообще, всякий предмет в скинии, сделанный из дерева. Уже это одно обстоятельство должно нас наводить на мысль, что этот материал должен был иметь выдающееся значение между драгоценными прообразами Ветхого Завета. Точными исследованиями пришли к решительному выводу, что это была египетская акация, дерево, которое, так сказать, можно бы назвать нетленным, так как оно противостоит гниению даже в воде, делаясь, чем старше, тем крепче. Благодаря этой неизменной прочности, оно, с одной стороны, было образом жизни, противостоящей смерти; с другой же, в виду того, что гниение в Св. Писании обозначает нечистоту и испорченность, а это дерево гниению не подвержено, оно является прообразом совершенной чистоты и неиспорченности. Мы, конечно, не ошибемся, видя в этом дереве человеческую природу Сына Божия. Согласно с ней, Он, подобно египетской акации, "взошел, как росток из сухой земли" (Ис.53:2), который, с течением времени, оказался чудным деревом жизни. Он не знал ни греха, ни порока; в Нем не было никакого пятна, а, следовательно, и никакой причины смерти, и, когда, вопреки всему этому, Он был предан ей, Он ее победил, отняв у нее силу, и явил жизнь и нетление через благовестие. Конечно, Христос был причастен "плоти и крови" (Евр.2:14), Он был "семенем жены" (Быт.3:15; Гал.4:4), Он - Сын Давидов; но Он был в то же время и родоначальником нового поколения, "вторым Адамом" (Рим.5:14), "Господом с неба" (1Кор.15:45,47). Он пришел "в подобии плоти греховной" (Рим.8:3) и, Сын девы Марии, Он в то же время и Бог, "явившийся во плоти" (1Тим.3:16). Он был человек, совершенный человек по виду и в то же время бесконечно отличался от нас, будучи Благословенным во веки Богом; и именно потому, что Он соединил в Себе две природы, мог Он сделаться посредническим жертвенником, у которого Бог и человек могли встретиться. В этом смысле апостол просто называет Его человеком Христом Иисусом. Это место гласит: "Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех" (1Тим.2:5,6). Таким образом, во всем Св. Писании постоянно выступают наружу обе природы Господа; но где дело идет об отдаче Его Себя за нас, тотчас же, как и у медного жертвенника, согласно его значению, выдвигается особенно Его человеческая природа. Постараемся иметь это в виду.

Другой составной частью жертвенника, как мы читаем далее, была медь. "Обложи его медью" - таково было повеление Божие. Таким образом он был покрыт и одет ею совершенно, со всех сторон. Медь есть символ силы, но, прежде всего, - символ неумолимой строгости, осуждающего и наказывающего правосудия. Некоторые места Св. Писания прольют нам, может быть, на это свет, Так о пророке Иеремии сказано: "Я поставил тебя ныне укрепленным городом и железным столбом и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей" (Иер.1:18). Это значило, что он будет непобедим и непоколебимо стоять за Бога против всего этого народа; и, действительно, Иеремия был человеком, который, подобно неподкупному судии Израиля, напоминал царю и князьям все их беззакония и осуждал их, защищая права Божии даже и тогда, когда казалось, что он идет на погибель. И мы знаем, что он непреклонно сохранил этот характер до конца своей жизни. О нечестивом мы читаем у Иов. 20:24: "Убежит ли он от оружия железного, пронзит его лук медный ". Это указывает нам очень ясно на осуждающую и карающую руку правосудия Божия, поспешающую за нечестивым. Угрожая наказать Израиля за его отпадение, Господь ему говорит: "Небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью и земля под тобою железом " (Втор.28:23). Наконец, в Откровении, когда мы видим Господа Самого во славе Своей, то ноги Его являются "подобными халколивану, или меди, как раскаленные в печи"; они раскалены, потому что Он еще страдает здесь на земле в лице Своих членов; они медные, потому что Он готовится совершить неумолимый суд над злом. Он не может терпеть его и растопчет и сокрушит Своими ногами. Целый ряд грозных судов в Откровении служит доказательством этой истины.

Если мы здесь в жертвеннике из дерева ситтим видим, с одной стороны, человека Христа Иисуса и, с другой, в меди, которой он весь обложен, строгое, неумолимое правосудие Божие, связанное так тесно с ним, то, конечно, не трудно найти в Новом Завете, в жизни нашего Господа, образ, соответствующий этому ветхозаветному прообразу. Не там ли он, братия мои, где неумолимое правосудие Божие чинит суд и рассчитывается с Ним за нас? Не там ли, где от Него, непорочного, было потребовано то, чего Он не задолжал? Не на кресте ли, где этому правосудию Божию была дана полная свобода действия до конца? В течение всей Его жизни оно стояло над Ним, Он был подчинен его закону, но оно не нашло в Нем ничего, кроме чистоты, невинности и полного удовлетворения всем своим требованиям; но когда он занял наше место, и наша вина легла на Него, так же как и вся ответственность за нее, тогда правосудие Божие предстало пред Ним со своими требованиями. Наши удары постигли Его; Он должен был испить всю горькую чашу, которую мы сами себе приготовили: Он должен был пострадать за нас. Никто не может выразить это лучше Самого Господа, когда Он влагает в уста Своего народа следующие слова о Нем: " Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем и ранами Его мы исцелились " (Ис.53:5). Но правосудие Божие достигло своей цели не тем, что Он был изъязвлен и мучим, - оно требовало большего, требовало Его жизни, Его погибели; оно потребовало, чтоб Он нисшел в погибель, как должны были погибнуть мы; и Он действительно погиб, был всецело окружен, охвачен его разъяренными волнами, как этот жертвенник был со всех сторон окружен медью. Итак, в этой тени будущих благ пред нами стоит страдающий Христос, или Христос распятый.

Что это так, разъясняется еще более тем обстоятельством, что здесь, во дворе, медь была главным металлом. Если вы осмотритесь хорошенько, то скоро откроете, что она встречается решительно везде. Правда, не все здесь сделано из меди, но все же большая часть. Не только самый жертвенник, но и все его принадлежности, как то: лопатки, чаши, вилки и угольницы, затем умывальник и все подножия столбов - все было медное. Все это свидетельствовало о происшедшем здесь беспощадном суде Божием над грехом, над которым, без малейшего снисхождения, совершилось исполнение приговора. Совершенно другая картина вам представилась бы, если б вы захотели идти дальше и вступили бы во святилище. Какая большая разница! Здесь глаз не встречает больше ничего медного, даже ни одного медного гвоздя или крючка; нет, здесь везде золото, и исключительно одно золото. Что бы это значило? Вот что: во дворе мы имеем Христа распятого, а здесь имеем Христа прославленного; там Он страждущий и искупающий, здесь превознесенный, Князь мира и Спаситель, "принявший дары для человеков, даже и для противящихся". Благо тому, кто проник до этого места! Тот, кто пошел далее креста, оставляет позади себя свершившийся уже над грехом его суд, подобно тому, как Израильтянин, принесший жертву здесь на медном жертвеннике, мог с легким сердцем идти дальше, потому что суд над ним был кончен и долг был уплачен. Тот, кто достиг Голгофы и увидал там преданного за него на смерть Христа, тотчас же видит себя в совершенно новом положении пред Богом; как некогда Христос стоял на его месте, так теперь он стоит пред Богом на месте Христа, уже не как грешник, но как святой; уже не как трепещущий враг, но как поклоняющийся друг Божий: словом, он, по выражению Спасителя, "перешел от смерти в жизнь".

Еще нечто выступает с особенной ясностью из установки медного жертвенника и святилища, а именно то, что мы должны непременно подойти к первому раньше, чем войти во второе; мы должны подойти ко Христу страдающему, чтобы иметь возможность войти ко Христу прославленному и прославляющему. Прежде свести с Богом счеты у медного жертвенника, затем уже идти к золотому жертвеннику, дабы там принести Господу на святом огне фимиам нашего поклонения и жертву хвалы уст наших. Как Израильтянин, прежде всего, останавливал свой взгляд на медном жертвеннике, так должны и ваши глаза вначале взглянуть на Голгофу, чтобы потоки благословений оттуда облагодатствовали вас и сделали вас благоугодными Богу. Тысячи людей начали не с того конца, а потому никогда не достигли цели Божией; они начали с золотого жертвенника, захотели служить Богу прежде, нежели примирились с Ним, и, в конце концов, они остались далекими и чуждыми Ему. Позвольте мне сказать вам: вы не можете служить Богу, не можете придти к Нему, не идя к Нему чрез Примирителя. Таков путь Божий от века.

Жертвенник один мог только дать намек относительно способа примирения; полную же и ясную картину он мог дать лишь с возложенными на него жертвами. И хотя мы надеемся посвятить ряд бесед изучению жертв, все же нам хочется здесь, в связи с медным жертвенником, сделать относительно них несколько общих замечаний.

Посмотришь сперва, как происходили жертвоприношения. Лишь только Израильтянин приходил к сознанию своего греха или своей вины, как ему надо было идти к своему стаду, выбрать из него жертвенное животное без порока и направиться сюда, во двор. Здесь животное это принималось из его рук и, вероятно, привязывалось к рогам жертвенника. Затем подходил сюда приносивший жертву, возлагал свои руки на голову животного и исповедывал свои грехи, возлагая их, таким образом, на свою жертву. Так стояла она вместо него пред Богом, и к ней предъявлялись требования за вину грешника, затем следовал удар, предававший животное смерти и проливавший его кровь. Последняя частью вносилась в Святое-святых или ею окроплялся жертвенник со всех сторон, большая же часть ее выливалась к подножию жертвенника. Все вокруг, за исключением места, где стоял священник, было залито кровью. Пролитую кровь встречаем мы, таким образом, в связи с медным жертвенником и притом в большом изобилии, потому что временами она текла здесь буквально потоками. Кровь же, не забудем этого никогда, обозначает принесенную в жертву жизнь.

Кто же, спрашиваем мы, был здесь виновным лицом, Израильтянин или его жертва? Конечно, Израильтянин. И все же мы видим, что виновный отпускался на свободу, а невинный искупал его вину, Праведный умирал за нечестивого. - Я могу себе представить, как часто несчастное жертвенное животное приводилось сюда силой; как оно должно было дрожать и сопротивляться при виде непривычной для него крови, заранее возвещавшей ему о предстоявшей насильственной смерти, которую оно должно было претерпеть. Смотрите, так открыл Бог Свой чудный план, как Он осудит и накажет грех, милуя и спасая грешника, и как Он совершить все это путем неумолимого, строжайшего правосудия. Таким образом, уже в Ветхом Завете было ясно указано, что Бог не прощает произвольно ни одного греха, а прощает только, если правосудие Его получить за него полное удовлетворение.

Взгляните же теперь на великий соответствующий образ, на Христа Иисуса, Который есть сущность самых благ. О Нем написано: "Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира". Там были агнцы человеческие, не могшие истребить ни одного греха, "ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи" (Евр.10:4); этот же Агнец Божий берет грехи всего мира. И ведь Сам Господь "возложил на Него грехи всех нас" (Ис.53:6), и Он их "вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды" (1Пет.2:24). Тогда исполнилось, что Бог "Незнавшего греха сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2Кор.5:21). Он сделался тогда, по верному замечанию Лютера, тем, чем Он никогда не был, а именно грешником, я же сделался тем, чем никогда не мог бы сделаться, т.е. праведником. Мы спрашиваем: кто же был тут виновным лицом: Он или я? Без малейшего сомнения я, ты, все мы!

Как тяжело все это легло на Него! Взгляните на Него там, в Гефсимании, при приближении часа, когда бремя грехов наших должно было быть возложено на Него, и Ему предстояло вкусить смерть за нас. Как трепетал в эту минуту Агнец Божий, как струились с Его чела на землю тяжелые капли почерневшего кровавого пота! Посмотрите, как Он падает на лицо Свое, изливая Свое сердце в скорбном, настойчивом возгласе: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия: впрочем не как Я хочу, но как Ты" (Матф.26:39).

Не приходила ли вам мысль, будто Он там противился исполнить волю Божию, будто Он хотел сойти теперь с Его пути и исполнить волю Его только в том случае, если не будет другого выхода? Нет, никак! О, если бы мы имели истинный свет относительно Гефсимании, тогда мы вскоре ясно бы увидели, насколько, особенно здесь, не было у Него ни малейшего колебания в исполнении узнанной Им воли Отца. Чаша, о которой Он здесь говорит, не есть крестная смерть на Голгофе, которую Он всегда видел пред Собою, навстречу которой Он спокойно шел во время Своего последнего путешествия и которая была у Него перед глазами, когда Он на Вечери преломил хлеб и сказал: "Сие есть тело Мое, за вас ломимое ": нет, от смерти крестной Он никогда не отвращался и не о ней молил Он: "Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия". Здесь навязывалась Ему другая чаша, не та, которую давал Ему Отец Его, но чаша, которая, если бы Он ее должен был пить, не позволила бы Ему вкусить смерти крестной на Голгофе, и наше спасение никогда бы не совершилось. По этой то причине и боролся Он в молитве и молении, чтобы она миновала Его, если это возможно.

Из всех обстоятельств в Гефсимании, в связи с Евр. 5:7, явствует, что Он там был близок к тому, чтобы сделаться добычею смерти, т.е. умереть, прежде чем Он был пригвожден ко кресту. Сатана со всеми властями тьмы старался помешать Ему умереть той смертью, которая по Писанию обозначала проклятие за грех, как написано: "Проклят всяк, висящий на древе" (Втор.21:23, Гал.3:13), и потому он хотел погубить Его здесь, прежде чем Он Сам, добровольно, возложит Себя на жертвенник креста в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное. Эту то смерть хотел Он миновать, чтобы быть в состоянии умереть смертью жертвы, и, о чем Он умолял, в том и был услышан, эта чаша была от Него взята. Вот, это-то, что описывает нам апостол в посл. к Евр.5:7, когда говорит: "Он во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами, принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение". Он хотел быть избавленным от смерти, говорит апостол, и прибавляет, что Он был услышан. От какой же смерти, спросим мы, не от смерти ли крестной на Голгофе? Нет, от той Он не желал быть избавлен, ведь этой смертью и умер Он добровольно очень скоро после того, а был спасен от смерти в Гефсимании, Он не подвергся ей там.

Итак, что же происходило в Гефсимании? Слушайте, Он Сам говорит нам: " Душа Моя скорбит смертельно " (Матф.26:38). Неописуемые душевные муки, которые могли бы положить конец Его жизни, овладели Им, каждое мгновение она готова была улететь от Него. Евангелист Лука говорит нам: "И находясь в борении (со смертью), прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю" (Лук.22:44). Один христианский писатель делает приблизительно следующую заметку к этому месту: во всей всемирной истории известно еще только об одном человеке, у которого во время предсмертной борьбы из пор выступала кровь: это был Карл XII, король шведский, который, в своих угрызениях совести за множество пролитой им во время его многочисленных войн крови, дошел до такой ужасной агонии. И спрошенные по этому поводу врачи все того убеждения, что при таких обстоятельствах должно быть порвано такое множество тонких кровеносных сосудов, что исключается возможность всякой дальнейшей жизни. Наш Господь победил, но как? Только посредством молитвы и моления, и Он был услышан. Он продолжал жить, но только чудом, потому что Священная История говорит нам: "Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его" (Лук.22:43). Таким образом, Он как бы прошел через одну смерть, душевную, только для того, чтобы иметь возможность претерпеть смерть за грех (чтобы иметь возможность быть вознесенным от земли). В этом свете оказывается Его смерть на Голгофе еще добровольнее, чем если бы не было борьбы со смертью в Гефсимании. И как Он спокойно смотрел в глаза смерти еще задолго до этого, когда Он говорил ученикам Своим: "Сыну человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками и быть убиту" (Мар.8:31), так идет Он и после борьбы в Гефсимании без всякого содрогания навстречу толпе, которая пришла с мечами и кольями, чтобы взять Его. Не медля, дает Он Себя связать и вести на суд. И когда Петр хотел этому воспрепятствовать, говорит Он решительно " Возврати меч твой в его место;...или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представить Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть " (Матф.26:52-54)? И опять: "Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец" (Иоан.18:11)? Да, крестная смерть была чаша Отца, против этой чаши не было у Него ни молитвы ни моления, ее выпил Он добровольно до дна. Да будет Ему слава и поклонение за это.

Но вернемся к медному жертвеннику двора и рассмотрим, до какой степени заколотая здесь жертва должна была удовлетворить правосудие Божие. Лишенная здесь жизни, она полагалась на жертвенник, на котором уже пылал огонь, готовясь ее сжечь. Жар, не остывавший здесь ни днем ни ночью, тотчас ее охватывал и поядал и поядал, пока не оставалось ничего, кроме пепла. Этот пепел возвещал Израильтянину, что все, решительно все, было выполнено, что не оставалось более пищи для огня; он радостно мог поднять взор, - суд над ним был кончен, в лице его жертвы грех его сгорел в пепел.

Неправда ли, все требования были исполнены там до последнего; состоялся полный расчет между Богом и грешником, так что ничего не оставалось больше нерасчитанным. И в заключение пепел собирался с жертвенника и выносился вон из святилища, как бы прочь от лица Божия. С этой минуты Бог уже ничего не видел от греха грешника, ни даже от того, что напоминало о нем; и человек также ничего больше не видел, и это двойное сознание, - что грех уже не существует ни для Бога ни для человека, - должно было давать неизреченный мир.

Да, дорогой мой собрат, пойми, что Бог непременно должен получить удовлетворение, и притом удовлетворение полное, или от тебя, или от твоей жертвы. На чьем счету считаешь ты свой долг? Пострадал ли за тебя Христос, возложил ли ты, исполненный веры, руки твои на этого жертвенного Агнца и перенес ли ты на Него грехи свои? Если да, то ты покончил с ними; их уже нет, потому что Бог в Его святом теле осудил грех во плоти, когда огонь Его правосудия поядал и поедал свою жертву, пока она вся не исчезла, и Он мог сказать: "Совершилось!" Теперь, взирая на Распятого и ухватившись за Него, и ты имеешь право сказать: "Совершилось для меня!" Грех истреблен, и, если б начать искать его его не нашлось бы более, потому что Бог его бросил далеко за хребет Свой (Ис.38:17) и во веки не вспомнит его более. Какой покой, какой мир Божий должно дать сознание принесенной Самим Христом для нас жертвы! Все ли вы имеете это сознание, дорогие друзья? Если некоторые из вас не имеют его, то позвольте дать вам еще несколько указаний, которые ободрят вас еще сегодня подойти к этому медному жертвеннику.

После всего, что мы слышали об этом святом месте, казалось бы очень рискованным подходить к нему: но подойдите и посмотрите, здесь есть многое, что приглашает нас подходить к нему с дерзновением.

Прежде всего его простота должна привлекать к себе каждого, даже самого ничтожного. Если вы внимательно перечтете его описание, то вы увидите, что он представлял собою не что иное, как простой четырехугольный ящик, пустой внутри (Исх.38:7). Неправда ли, теперь возникает вопрос, как же на него возлагали жертву? Ответ на это мы находим в Исх. 20:24: "Сделай Мне жертвенник из земли и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих". Всюду, где бы стан ни располагался, внутренность жертвенника заполнялась землею, и в таком виде он был готов. Заметьте здесь разницу между нашим Богом и богами языческими и всякой другой религиозной системой, утверждающими, что к Богу нельзя приступить без шума и блеска, что необходимо воздвигать Ему украшенные золотом и драгоценностями алтари. Наш Бог не нуждается ни в каком украшении, ни в какой славе и красоте, которые мы были бы в состоянии создать; Он даже запрещает это. Мы можем приходить таковыми, как мы есть.

Землю, неправда ли, всюду можно легко найти, чтобы воздвигнуть Ему жертвенник? Земля очень дешева, ничего не стоит, и жертвенник из нее - вещь ничтожная. Да. таким образом, Голгофа и крест на ней не представляют никакой привлекательности для человеческого глаза; и Тот, Кто висел там, был всеми презрен и отвержен, Он был так презираем, что люди отвращали от Него лицо свое; но именно так Он и может привлечь к Своему великому сердцу из всех укромных уголков даже и самых робких. О, если б только они все пришли!

Затем медный жертвенник привлекает к себе еще и тем, что он должен стоять на плоском месте. В Исх. 20:26, ясно выражается повеление Божие: "Не всходи по ступеням к жертвеннику Моему, дабы не открылась при нем нагота твоя." Итак, жертвенник стоял на том же уровне, как и приближающейся грешник, а именно, в прахе земли, почему мог легко и подойти к нему всякий, не имея нужды с трудом подниматься к нему постепенно выше и выше.

Это - чудный прообраз Христа Распятого, как Бог являет Его всему погибшему миру. Здесь, между мной и Богом, не нужны ни святые, ни священники, чтобы с их помощью мне подняться и быть представленным Богу, чтобы, наконец, мне получить доступ к Нему; нет, мне никого не надо, - я могу сам лично подойти к этому славному жертвеннику. Не приходится мне также переходить с одной ступени на другую по пути самоусовершенствования, раньше, чем дерзнуть приблизиться к жертве, заранее уготованной Богом; всякая моя попытка, помочь самому себе или постепенно подниматься по лестнице нравственности, послужила бы только к обнаружению моих слабых сторон и моей наготы. Поэтому благодарение Господу, что я смею придти, как я есть, и придти прямым путем к Нему!

Наконец, мы видим еще, что Господь желает, чтоб этот путь ко спасению сделался известным всем. Рассмотрите еще раз жертвенник, взгляните на медные кольца по сторонам, а затем и на шесты, продетые через них. К чему, собственно, они находились там? Да чтобы "посредством их носить его", как звучало пояснение Господне. И заметьте особенно, что шесты эти не вынимались никогда, даже когда Израиль оставался долгое время на одном месте; они постоянно напоминали, что жертвеннику вскоре предстояло опять двинуться в путь.

Так Христос Распятый принадлежит всему миру. Он не должен жить только в одном, в моем или твоем сердце; нет, неси Его дальше, неси Его дальше! Он не должен быть только в нашем городе; нет, Он должен сделаться известным всем городам, деревням и местечкам! Не в одной только нашей стране должен быть воздвигнут этот жертвенник, но во все страны, от северного до южного полюса, от Атлантического до Великого и от Великого до Атлантического океана, должен Он быть понесен; вот, таково намерение Божие. О, какая любовь, с Его стороны к погибшему миру! О, если бы мы, нашедшие спасете, мир, прощение и блаженство у этого жертвенника, оказались достойными носителями Его! Дорогие братья, все окружающие вас и живущие в далеких странах люди погибнут, уже находятся на прямом пути к погибели, если вы не понесете к ним этого жертвенника, если вы им не укажете его, как место, где всякая приближающаяся к нему душа находит вечный мир и полное прощение. Что касается меня, то я имею только одно желание: не знать и не проповедывать ничего, кроме Христа Распятого.

Но, может быть, и среди нас есть еще души, далеко стоящие от спасения. Придите, придите, примиритесь с Богом! Приступите ближе! Медный жертвенник воздвигнут и здесь; по Своему обещанию Христос присутствует и здесь. Он теперь предлагает вам жизнь вечную; примите же ее с благодарением и идите с благоговением от этого благословенного места. Аминь.

 

Глава 5

Медный умывальник

И сказал Господь Моисею, говоря: сделай умывальник медный для омовения и подножие его медное, и поставь его между скиниею собрания и между жертвенником, и налей в него воды; и пусть Аарон и сыны его омывают из него руки свои и ноги свои; когда они должны входить в скинию собрания, пусть они омываются водою, чтобы им не умереть; или когда должны приступать к жертвеннику для служения, для жертвоприношения Господу, пусть они омывают руки свои и ноги свои водою, чтобы им не умереть; и будет им это уставом вечным, ему и потомкам его в роды их.

(Исх. 30:17-21)

Между медным жертвенником и дверью во святилище встречаем мы другой важный предмет во дворе - медный умывальник. Стоял он прямо позади жертвенника, на пути во святилище. Свое название "умывальника" он получил по той причине, что здесь в назначенное время происходило омовение священников, чаше же всего священники мыли здесь руки. Это был большой круглый котел, сделанный из медных женских зеркал, что мы узнаем из Исх. 38:8. Почти все известные переводчики так передают этот текст: "И он сделал умывальник из меди и подножие его медное из зеркал женщин, собиравшихся пред входом скинии собрания". Некоторые представляют его в виде котла, со всех сторон снабженного кранами, что весьма правдоподобно, потому что трудно допустить, чтобы руки и ноги омывались в одном и том же бассейне. Таким образом, священникам надо было здесь, просто подставив под кран руки и ноги, омыть нечистоту свою, чтобы иметь право войти во святилище, для приношения жертвы или благовонного курения пред Господом. Излишне будет говорить, что омовение это, как и все остальное, связанное со служением левитов Богу, было символическое и имело таинственный, глубокий смысл. О размерах этого умывальника мы не имеем ближайших указаний; однако, он должен был обладать значительной вместимостью, если принять в соображение что заменившее его впоследствии в Соломоновом храме литое (медное) море заключало в себе около трех тысяч батов или ведер воды (2Пар.4:5). Хотя в храме все было величественнее и в больших размерах, но и этот умывальник скинии должен был также содержать все же относительно большое количество воды. Впрочем, это не так важно, по той простой причине, что все святилище постоянно с большой точностью снабжалось всем необходимым. Исследуем же теперь духовный смысл или значение этого

 

Медного умывальника.

Мы начнем, как и при медном жертвеннике; с материала, из которого он был сделан. Повеление Божие было: "Сделай умывальник медный для омовения и подножие его медное". Следовательно, он был весь медный и стоял на медном же основании. Здесь нет и следа дерева ситтим, которое мы видим у жертвенника; таким образом, медь и дерево ситтим не находились в связи в этом священном предмете, что имеет особенно важное значение. Едва ли нам надо напоминать, что медь представляет собой осуждающее правосудие Божие; последнее наше размышление привело нас к этому выводу. Там мы видели также, на кого обрушилось это правосудие Божие - именно на Него, на Самого Сына человеческого. Здесь нам снова встречается медь, и возникает вопрос: к кому же применяется здесь правосудие Божие, и каков его смысл здесь? Там оно относилось к Богочеловеку, Христу Иисусу, как к нашей жертве; суд совершился над Ним; здесь же оно представляется в связи с нашей собственной личностью, потому что к этому медному умывальнику подходили люди. Это были те же самые священники, бывшие только что у медного жертвенника. И необходимо заметить, что они являлись здесь совершенно иначе, нежели там: сюда они не приводили никакого заместителя, никакого жертвенного агнца; они подходили к медному умывальнику одни, лично, со своей нечистотой. Уже их появление здесь доказывало, что они желали очиститься, и было действительной картиной исповедания своей духовной нечистоты и греха, над которыми они здесь как бы давали действовать нелицеприятному суду Божию. Здесь они сами осуждали свою нечистоту, не дерзая предстать на служение пред Богом, прежде чем она не была с них снята, и этим самым признавая справедливым приговор Божий.

Происходившее здесь вполне соответствует действительному обращению грешника от его греховного пути, заключающемуся, собственно говоря, в изменении образа мыслей, потому что внутреннее направление грешника меняется и обновляется согласно образу мыслей Божиих. Он начинает думать, как думает Бог, особенно относительно себя, своей личности, своей ужасной испорченности и своего греха Он начинает теперь применять не существовавшее для него до сих пор правосудие Божие к себе и ко всему, что он есть и что сделал, и оно осуждает и произносит свой приговор над каждым обнаруженным грехом, совершенным в мыслях, словах или действиях.. Некогда, в своем греховном сне, он не считал грех таким ужасным, любил его и даже иногда им хвалился; но, с той минуты, как он был у медного жертвенника, т.е. у креста Христова, и увидел, как Бог в Своем правосудии относится к греху, что не пощадил ради него Сына Своего Единородного, он узнает лично всю мерзость греха и осуждает его вместе с Богом; теперь он уже не может любить его, предает его на смерть, начинает его ненавидеть, как его ненавидит Господь, и ничего так горячо не желает, как полного от него освобождения. Этот внутренний суд Божий, которого не видит и не подозревает ни один посторонний человек, но который должен быть непременно изведан и пережит сердцем человека, алчущего и жаждущего благодати, объясняет, может быть, до некоторой степени, каким образом новообращенный в состоянии тотчас ходить в обновленной жизни. В большинстве случаев обращений, описанных в Св. Писании, мы находим выдвинутым момент, когда грешник осуждает на смерть свой грех, сознавая себя уничтоженным пред правосудием Божиим. Довольно вспомнить о сокрушении великой грешницы у ног Иисуса; о Закхее, исповедующемся в обмане перед лицом ропщущей толпы; о тех трех тысячах людей, которые в смущении и тревоге сердца восклицали в день Пятидесятницы: "Что нам делать, мужи братия?" И не удивительно ли, что все эти сокрушенные души мы всегда встречаем у источника, который " открылся для омытия греха и нечистоты", метким прообразом которого был медный умывальник. Но самой яркой иллюстрацией этой истины служит, по-моему, все-таки история разбойника, распятого вместе с Господом. Уже вися на кресте, он в ослеп