Основные направления теории политической модернизации, их эволюция и связь с политической практикой

Теория политической модернизации зародилась в США в конце 1950-х годов и была впервые обоснована в трудах известных американских политологов Г. Алмонда, Д. Пауэлла, Д. Эптера (Аптера), Л. Пая, С. Эйзенштадта (Айзенштадта), С. Хантингтона.

Авторы теории политической модернизации указывали на то, что в ходе этого процесса меняются роль и место личности в политике и обществе, существенно расширяются возможности самореализации личности. С умножением и дополнением форм разделения труда и развитием общества от простых форм к более сложным возрастает разнообразие образа жизни, социальных отношений, появляются новые группы интересов.

По вопросу о движущей силе политической модернизации в западной политологии преобладает функциональный подход Алмонда–Пая. Он включает в себя три процесса.

1) Структурная дифференциация институтов политической системы (постепенное формирование системы разделения властей в традиционных обществах);

2) Возрастание способности политической системы к самообновлению (мобилизация всех социальных ресурсов для удовлетворения запросов общества, в целях профилактики и смягчения социальных конфликтов, гарантирования общественного порядка и прогресса; передача новым поколениям образцов политического поведения для обеспечения выживаемости и легитимности самой политической системы);

3) Тенденция к равноправию (обеспечение всем социальным группам и гражданам реальной возможности активного политического участия и занятия ответственных государственных постов выходцам из любых общественных слоев).

Согласно версии С. Хантингтона, политическая модернизация – это, прежде всего, институциализация политических организаций и процедур, поскольку только сильные и стабильные государственные институты способны обеспечить эффективную адаптацию и реагентность политической системы к постоянно меняющимся условиям внешней среды и социальным запросам.

В качестве критериев политической модернизации Г. Алмонд и Д. Пауэлл предлагают следующие показатели:

1) Дифференциация политических ролей (появление новых самостоятельных политических структур, выполняющих специализированные функции или частично подменяющих собой прежние политические структуры: так, часть функций политических партий и профсоюзов по выражению интересов определенных социальных групп выполняют лобби, группы давления);

2) Специализация политических институтов (в ходе социально-политической дифференциации в традиционных обществах появляются специализированные политические институты: политические партии, заинтересованные группы, СМИ, клиентелы и др.; каждый из них выполняет в обществе свою функциональную роль, но одновременно все они соединяются в общую систему, развивая внутри её специализированное взаимодействие друг с другом);

3) Специализация политической культуры (политическое мышление и политическая деятельность людей обретают всё менее эмоциональный и всё более осмысленный характер, опираются на рациональные начала – конкретные факты, точную информацию, правовые основы – и становятся конструктивными и прагматичными).

Исходя из теорий Г. Алмонда, Л. Пая, Д. Пауэлла и С. Хантингтона, можно прийти к выводу, что в сегодняшнем мире не существует ни «традиционных», ни «современных» политических систем в «чистом» виде: любая современная политическая система является смешанной по характеру. Однако преобладание в ней тех или иных элементов указывает на уровень достигнутой в ней политической модернизации.

Современные теоретики политической модернизации выделяют два её типа:

1) Первичная политическая модернизация, прошедшая в странах Западной Европы и Северной Америки в XVI-XVIII вв. Она начиналась в Европе с Реформации церкви (XVI в.) и была закреплена эпохой Просвещения (XVII-XVIII вв.) Реформация и Просвещение преобразовали духовную сферу, затем произошла трансформация экономики и социальной структуры; в результате сформировалось гражданское общество, которое, в свою очередь, сконструировало соответствующую ему новую политическую систему. Возникший в результате этих преобразований современный (евроамериканский) тип общества характеризуется:

- рациональной организацией;

- секуляризацией основных институтов;

- автономизацией личности и её ориентацией на инструментальные ценности (технологии, точные науки, потребление, прогресс);

- высокой социальной мобильностью и активностью людей;

- подчинением закону, а не лицам;

- стремлением власти к демократическим формам.

Именно такое общество М. Вебер назвал «современным» (в противовес «традиционному»), К. Маркс – капиталистическим, а сегодняшние политологи Запада – индустриальным обществом. На Западе оно сложилось уже к началу ХХ в.

2) Вторичная («догоняющая») политическая модернизация имеет место в ранее отсталых (в том или ином отношениях) странах и регионах в Латинской Америке, Азии, Африке, России.

Сложностью «догоняющей» модернизации является невозможность соблюдения «естественной» логики созревания западных политических институтов: для этого уже нет времени, а соседство и возрастающее влияние политически «модернизированных» стран заставляют отстающие страны еще более ускорять процесс собственной политической модернизации. Между тем, в отстающих «традиционных» странах одни элементы общества уже вполне готовы к усвоению новых стандартов политической жизни, другие – только складываются, а третьи могут вовсе отсутствовать.

Поэтому отстающие страны используют, с одной стороны, помощь стран, уже совершивших модернизационный переход, а с другой стороны, стремятся достигнуть ускорения собственного развития самыми различными методами – от поспешной демократизации своих политических режимов до их жесткой тоталитаризации (повышающей мобилизационный потенциал политической системы).

В этом смысле установление в странах «второго эшелона» капитализма (Германия, Италия), поздно сложившихся в единые государства (середина ХIХ в.), жестких тоталитарно-фашистских диктатур в 1920-1930-х годах также являлось попыткой ускоренной экономической модернизации – но привело к политическому регрессу и мировой военной катастрофе.

В СССР и ленинский революционный переворот, и «замкнутый» в себе сталинский тоталитарно-коммунистический режим, и «частично приоткрытая» хрущевская «полудемократизация», и поспешная горбачевская «перестройка» могут рассматриваться как разноликие формы «догоняющей» модернизации страны (в первую очередь, экономической) в условиях «опережающего» окружения «авангардных» стран. Ни одна из советских моделей модернизации не привела к успеху и не вывела страну на путь динамичного демократического прогресса.

Однако и помощь передовых стран модернизирующимся регионам мира оказалась далеко не однозначной по своим результатам. Попытки прямого внедрения евроамериканских политических стандартов в жизнь латиноамериканских и афро-азиатского регионов, предпринимавшиеся в 1950-1980-х годах, не привела к процветанию. Во всех «догоняющих» странах обнаружилась малоэффективность внедренных западных политических институтов: их деятельность блокировалась произволом коррумпированной бюрократии, а растущее социальное расслоение «традиционных» обществ усилило в них феномены конфликтности и политической нестабильности.

В конце ХХ в. ряд западных политологов пришел к выводу о том, что своеобразие условий политического реформирования «традиционных» обществ требует учета местной специфики. Часть «традиционных» институтов и ценностей могут быть «встроены» в обновленные политические структуры. Возможно проведение не «универсальной», а «частичной модернизации». Наконец, «догоняющая» модернизация может вовсе потерпеть поражение: возможны «регрессирующие» и даже «тупиковые» виды модернизации.