Г.А. Золотова. Понятие личности/безличности и его

Интерпретации

(Russian Linguistics, Vol.24, July 2000. pp. 103-115)

Хотя привычка к принятому и не свыше нам дана, все же нередко она оказывается подменой знания или камнем преткновения на пути к знанию.

Стоит обсудить два способа изучения грамматических реалий.

Школа приучила в "разборе предложений" "танцевать от печки" – от существительного в именительном падеже. Есть такое – значит, оно и подлежащее, нет его – значит, предложение бесподлежащное, односоставное (правда, относительно "номинативных" нет до сих пор согласия, подлежащее или сказуемое представлено единственным именем). Категориальные значения как подлежащего, так и сказуемого, и другие возможные способы их оформления в расчет не принимались.

Создавались правила игры, по которым мы как бы расшифровывали неизвестные письмена. Что видим – опознали по заданному признаку, а что оно выражает – этого мы как бы еще не знаем.

Для тех, кто принял эти правила и о семантике узнал после Морриса, так формировался путь к языку "от исследователя".

Между тем речь идет о живом языке, на котором мы говорим. И путь говорящего – от выражаемого смысла к воплощающей его структуре. Слушающий тоже не думает о подлежащем и сказуемом, его задача – понять смысл. Может быть, и для исследователя более естественно идти от категориального смысла?<…>

Очевидно, что семантическая, или смысловая, структура предложения держится на сопряжении предикативного признака с именем его носителя. Эти компоненты, составляющие основу, предикативный минимум предложения, могут предстать в разном, но всегда взаимообусловленном оформлении, и взаимные роли их остаются неизменными. Из этого следует, что в обсуждении синтаксических проблем решающий голос не принадлежит морфологии.

Это понимали думающие языковеды и педагоги еще во второй половине XIX века, когда на страницах научной печати сравнивали пары предложений: Я нездоров – Мне нездоровится. Мы в трауре – У нас траур. Письма пришли – Писем не пришло и под., недоумевая по поводу трактовки их учебниками как подлежащных и бесподлежащных (об этом см. Виноградов 1958).

Разумеется, слово, терминологическая номинация, закрепляющие познанное, конвенциональны, но менее удачны, если термин противоречит сути явления.

Вся эта преамбула должна объяснить, почему остается дискуссионным один из узловых пунктов классификации русского предложения – проблема личности-безличности, в чемпричины накопившихся разногласий и какими могут быть пути их преодоления.

Итак, предложения типа

(а) Не работается. Больную знобит, Обидно, Детям весело, Её укачало в машине,

(б) Морозит, Морозно, Темнеет, За окном темно, На улице людно

трактуются грамматиками как безличные, односоставные. Чем, какими сущностными признаками мотивированы эти номинации?

Один из учебников поясняет: тем, что в них нет субъекта действия. Но в них нет и действия. Все эти предложения сообщают не о действии, а о состоянии. Но если у действия должен быть по природе вещей производитель, агенс, то у состояния должен быть носитель, субъект состояния. Состояние - это признак, состоянием характеризуется его носитель. В этом гносеологическая суть предложения.

Есть ли субъект состояния в "безличных" предложениях? Несомненно. В примерах группы (а) говорится о состоянии лица, личном душевном или физическом состоянии, которое вне лица, человека, непредставимо. И это лицо, субъект предложений, выражается определенными средствами – именем лица в дат. или винит, падеже. В примерах группы (б) говорится о состоянии среды, места, природы. И этот – не-личный, предметно-пространственный – субъект – носитель состояния выражается определенными средствами с локативным значением.

Предложение как речемыслительный акт не может состояться без приписывания признака его носителю, иными словами – без соотнесения возникающего смысла с действительностью – в категориях времени, модальности и лица. Ср.: Детям весело, Детям было весело,будет весело, было бы весело... Мне весело. Тебе весело, Ему, ей, нам, вам, им весело... Мне,тебе, ей нездоровится, нездоровилось...; На улице шумно, было шумно, будет, было бы шумно и т.д.

Именование глаголов типа (а) знобит, лихорадит, тошнит, мутит, а также (б) морозит, смеркается, светает и под. "безличными" оправдано отсутствием у них парадигмы лица (как и числа), их положением вне морфологической парадигмы. Но свое существованиеони реализуют только в предикативном сопряжении в категориях времени и модальности с именем субъекта-носителя названного признака: сема лица содержится в самом лексическом значении глаголов группы (а) и сема места-пространства в глаголах группы (б).

Глаголы группы (а) преодолевают "безличность" синтаксически: личная парадигма их воссоздается в предикативном сочетании: Меня тошнит, мутит, лихорадит, Тебя тошнит, Его, её, нас, вас, их тошнит, мутит, лихорадит. Лексико-морфологический признак "безличности" глаголов оборачивается синтаксическим признаком личности.

Глаголы группы (б) также формируют двусоставное предложение с локус-подлежащим, уже не "безличное", но ограниченное рамками 3 лица и "неличности" субъекта. Точнее было бы назвать предложения группы (б) неличными.<…>

Во-вторых, модель индивидуально-авторская, с метафорическим заполнением позиции личного субъекта субъектом предметно-пространственным. Вот несколько излюбленных метафор Б. Пастернака:

Луга мутило жаром лиловатым...Этой ночью за парком знобило трясину...У земли потемнело в глазах...Ср.: Природу мутит... Сыро, холодно и жутко (Чехов).

Сказанное позволяет утверждать, что приведенные предложения представляют тип двусоставных моделей личных - группа (а) - и неличных, локативно-субъектных - группа (б).<…>

Время, отделяющее нас от пытливых русистов XIX века, не прошло для лингвистики даром. Тогда дискуссию удалось прикрыть авторитарным напоминанием, что подлежащее – по определению – является именем в именительном падеже, а на нет и суда нет.

Добавим некоторые соображения об отношении синтаксиса предложения и синтаксиса слова.

В чем же грамматическая специфика рассматриваемых предложений, если это не свойство "безличности"? Сопоставим сходства и различия между моделями:

(1) Я (не) пою (2) Мне (не) поётся

(3) Я (не) сплю (4) Мне (не) спится

Предложения (1) и (3) противопоставлены лексически как сообщения о действии и о состоянии. Предложение (2) приобретает конструктивно-семантическое значение непроизвольного состояния. Действие, как правило, активно и зависит от воли субъекта. Состояние (3) может быть и произвольным (Я не сплю, потому что надо закончить работу), но состояние (4) маркировано как непроизвольное, инволюнтивное. Таким образом, примеры (2), (3), (4)объединены значением состояния, но (2) и (4) – значением состояния инволюнтивного, маркированность которого выражается структурно-семантически. Маркированность инволюнтивного состояния и есть грамматическое значение так называемых безличных предложений, которые поэтому целесообразно и называть инволюнтивными.

В таких же парах представлена специфическая русская модель с субъектом – стихийным каузатором: (1) Волны унесли весло – Волнами унесло весло; ср.: Дед унёс спички (не: Дедом унесло...), (2) Ветер сломал берёзку – Ветром сломало берёзку; ср.: Прохожий сломал берёзку (не: Прохожим сломало…). При стихийном каузаторе инволюнтивность объединяет оба синонимических варианта, но во втором она маркирована. Эти дистинктивные оттенки значений синонимических партнеров используются в текстах для создания эффекта активизации, персонификации стихийной силы.

Поскольку способ воздействия стихийных сил ограничен, имя каузатора нередко оказывается избыточным: залило подвал – ясно, что водой; занесло, замело дорогу – снегом; несёт, и т.д.: Вьюга мне слипает очи. Все дороги занесло (Пушкин); Байкал к утру здорово раскачало (Шукшин).<…>

Можно вывести такое заключение, что русский язык не отличается наличием особых односоставных безличных структур, но в рамках двусоставных предложений во всех языках универсально различаются предикативные значения действия, акциональные, и неакциональные, инволюнтивные. Русскому языку, по-видимому, свойственно большее разнообразие, конструктивное, смысловое и экспрессивно-оценочное, оттенков инволюнтивности, из которых выбирает нужное говорящий согласно своим коммуникативным потребностям.<…>

Задание 32: Используя научно-методическую литературу и школьные учебники, напишите небольшую аналитическую заметку об изучении в школе: а) категории состояния; б) форманта –ТЬ. Представьте в тексте свою метаязыковую рефлексию. К какому дискурсу, научному (лингвистическому), психологическому, философскому или педагогогическому вы отнесёте свои размышления?

 

Задание 33: Прочитайте воспоминания одного из бывших гимназистов, современников известного ученого-химика, о впечатлении от книги Д.И. Менделеева, а затем отрывок из этой книги. Ответьте на вопрос: какие качества научного рассуждения оказали столь сильное влияние на восприятие юношей научной картины мира.

А.А. Байков. О Менделееве

“А чья это химия?" — спрашиваю я. “Какого-то Менделеева, — говорит он, — ты его не знаешь?" — “Нет, — говорю, — не знаю". В тот же день я получил эту химию и вечером стал ее читать. Это были “Основы химии" Д. Менделеева, 3-е издание 1877 г. Я не мог оторваться от этой книги до поздней ночи, я был потрясен, я был взволнован; я был подавлен величием и грандиозностью той науки — настоящей, полной и глубокой науки, которая излагалась в этой книге, и она сделалась моей настольной книгой. Я ее постоянно читал и перечитывал самым внимательным образом с величайшим прилежанием, я ее систематически изучал и углублялся в нее все более и более, старался усвоить ее как можно лучше, и тогда у меня окончательно созрела мысль сделаться химиком. Я принял твердое решение: по окончании гимназии поступить в Петербургский университет, чтобы слушать лекции самого Менделеева и учиться у него химии.