Тема 14. Суд и процесс в СССР в годы Великой Отечественной войны

История суда военного времени по своей исторической тема­тике раскрывает два сюжета, говорящих о военном суде на фронте и советском народном суде в тылу. Каждый из этих двух сюжетов показывает наличие двух периодов, касающихся истории Совет­ского государства и права, суда и процесса. Первый период датиру­ется 1941-1942 гг., а второй период — 1943-1945 гг. В обозначен­ных периодах выявляются историко-правовые сюжеты о судебных делах, касающихся не столько гражданских тяжб, сколько престу­плений, совершенных в условиях военного времени.

Суд и процесс с начала войны в 1941-1942 гг. С началом войны, уже в 1941-1942 гг., произошли значительные изменения в судо­устройстве, в материальном и процессуальном праве. Кардиналь­ность данных изменений была вызвана чрезвычайными условиями, с которыми неожиданно столкнулась наша страна, мирная жизнь которой была прервана вероломным фашистским вторжением. Советский суд, как народный, так и военный (при всем сказанном о нем в предыдущем разделе), также подчинялся законам мирного времени, и внезапность войны коснулась его не в меньшей степени, чем других звеньев государственного механизма и общественных отношений.

В первый же день войны в соответствии с Указами Президиу­ма Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. «О военном по­ложении» и «Об утверждении Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении в районах воен­ных действий» учреждались военные трибуналы в местностях, объ­явленных на военном положении, и в районах военных действий. В период войны действовали военные трибуналы Красной армии и ВМФ, войск НКВД, железнодорожного и водного транспорта. Суды общей юрисдикции на прифронтовых территориях преобра­зовывались в военные трибуналы, так же как и в городах (например, в Москве) в период нахождения на осадном положении. По поста­новлению Военного совета Западного фронта с 25 октября 1941 г.

почти все судебные органы Москвы были преобразованы в воен­ные трибуналы. На основе структуры Московского городского суда и народных судов был создан единый Московский военный трибунал с постоянными выездными судебными сессиями в райо­нах из трех судей, которые могли оперативно рассматривать дела в сложившихся чрезвычайных условиях. Надзор за выездными сес­сиями был возложен на военный трибунал Московского военного округа. Но наряду с военными трибуналами сохраняли по одному участку народного суда. Практика преобразования судов в трибу­налы сохранялась до 1942-1943 гг. и в других прифронтовых тер­риториях по приведенному здесь примеру.

Военные трибуналы получали широкие полномочия. В их ком­петенции находились преступления, совершенные не только во­еннослужащими, но и гражданским населением в прифронтовых районах, если в составе преступлений фигурировали нарушение общественного порядка, хищения, уклонение от воинской службы, повинностей и др. Штаты судов комплектовались как из военно- юридического состава армии, так и из военнообязанных народных судей.

В 1941-1942 гг. дела рассматривались тремя военными судья­ми, а с 1942 г. и до конца войны в состав трибуналов были введены и два народных заседателя, выделявшихся политическими партий­ными органами и военным командованием фронта.

В случае объявления осадного положения в местности или в го­роде гражданские суды и органы прокуратуры переводились на по­ложение военных судов и трибуналов в соответствии с решением Государственного комитета обороны СССР от 20 октября 1941 г. в связи с объявлением в Москве осадного положения. Повсеместно суды на транспорте переводились в военные трибуналы на транс­порте, а 9 мая 1943 г. на железнодорожном транспорте было введено военное положение, и трибуналы стали судить по законам военно­го времени. Постепенно в 1943 г. аналогичные меры распространи­лись на весь водный транспорт.

Значительно расширилась подсудность дел военным трибу­налам. Они рассматривали дела, наиболее опасные для общества и государства в условиях войны, в том числе о государственных преступлениях, таких как разглашение военной и государственной тайны, о преступлениях против социалистической собственности, о преступлениях, совершенных военнослужащими, об уклонении от службы, о разбое, об убийствах, о хранении, ношении, хище­нии оружия, о сопротивлении или неподчинении властям, в не­которых случаях даже о хулиганстве и других менее общественно опасных деяниях. Кроме уголовных дел, военные трибуналы рас­сматривали в ходе уголовного судопроизводства и гражданские иски.

В связи с военным положением к подсудности военного суда были отнесены и дела о правонарушениях за паникерство, распро­странение лживых слухов, преступлениях, совершенных лицами, находившимися в ополчении, в истребительных батальонах, а так­же партийными, советскими и хозяйственными руководителями за нарушение мобилизационных планов и эвакуации, всеми трудя­щимися за нарушения трудовой дисциплины, отнесенные теперь к преступлению, что видно, например, из актов от 6 июля, 14 авгу­ста и 20 октября 1941 г. В частности, Указом Президиума Верхов­ного Совета СССР от 6 июля 1941 г. устанавливалась ответствен­ность в виде тюремного заключения на срок от двух до пяти лет за распространение слухов, возбуждающих тревогу и панику среди мирного населения. В общем, названный Указ, как и ряд подоб­ных актов, исходил из того, что слухи, возбуждающие у населения тревогу и панику, равнозначны по опасности антисоветской агита­ции и пропаганде, поэтому при их применении в судах исходили из особой общественной опасности подобных деяний. При приня­тии судебных решений нужно было исходить из того, что данное преступление, совершенное из-за злого умысла или предательства, требует более тяжкого наказания, нежели пятилетний срок лише­ния свободы.

В соответствии с Положением о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. должность обвиняемого была подсудна различ­ным звеньям военного суда. Рядовой и низший командный состав был подсуден дивизионным военным трибуналам, средний ко­мандный состав — военным трибуналам при корпусах, а высший командный состав соответственно занимаемой должности — во­енным трибуналам при армиях и фронтах. В качестве надзорной инстанции над трибуналами определялись Военная коллегия, Военно-железнодорожная, Военно-воднотранспортная коллегии Верховного Суда СССР. Надзор над нижестоящими трибуналами осуществляли вышестоящие трибуналы корпусов, армий, округов, фронтов. Высшими надзорными функциями обладал Верховный Суд СССР. Организационное руководство всей системой было возложено на Народный комиссариат юстиции СССР, ускоренно создавались и военные прокуратуры. Таким образом, в советской судебной системе военного времени выделяются военные трибу­налы Красной армии, Военно-Морского флота, войск НКВД, три­буналы на железнодорожном и водном транспорте, а также трибу­налы на прифронтовых территориях. Во главе судебной иерархии оставался Верховный Суд СССР, который выступал в качестве первой инстанции по наиболее важным уголовным делам, а также в качестве кассационной инстанции по делам трибуналов, выно­сивших смертные приговоры, либо надзорной инстанции по делам трибуналов, действовавших в частях действующей армии, флота и на прифронтовых территориях.

Военные трибуналы по аналогии с советской судебной систе­мой и в соответствии с Конституцией 1936 г., как видно из приве­денного обзора, обладали трехзвенной системой, состоявшей из во­енных трибуналов армий, корпусов, иных воинских соединений и военных учреждений, военных трибуналов фронта, округа, фло­та, Военной коллегии Верховного Суда СССР.

Судебное управление военными комиссариатами осуществля­лось Управлением военными трибуналами при Народном комис­сариате юстиции СССР. В самом Комиссариате юстиции в 1944 г. стали действовать специальные управления военными трибунала­ми в действующей армии и на флоте, на железнодорожном и вод­ном транспорте, в НКВД.

Деятельность управлений при Наркомюсте СССР была раз­нообразна, они осуществляли ревизии, ведали организацией и ком­плектацией трибуналов, решали иные кадровые вопросы, занима­лись законотворчеством, принимали меры, направленные на улуч­шение деятельности военного суда. Наркомюст СССР совместно с Прокурором СССР, Верховным Судом СССР выступали с разъ­яснениями по вопросам применения судебной практики, например с разъяснениями в 1943 г. об организации работы транспортных су­дов и особой ответственности должностных лиц за преступления, совершенные на транспорте.

По Положению о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. и Ука­зу Верховного Совета СССР от 13 июля 1941 г. «О предоставле­нии военным советам и командирам права утверждения пригово­ров трибуналов к высшей мере наказания» в военных трибуналах устанавливался ускоренный и упрощенный порядок рассмотрения дел с ограничением процессуальных гарантий подсудимого. Боль­шинство дел рассматривалось в закрытом судебном заседании, что было связано с охраной военной тайны. По прошествии 24 ча­сов после вручения обвинительного заключения дело подлежало рассмотрению военным трибуналом в составе трех военных судей, а с 27 июня 1942 г. (в соответствии с Указом Президиума Верхов­ного Совета СССР) народными заседателями из состава политор- ганов и командования.

Следует отметить, что в годы войны существовала и получала все более широкое распространение практика отсрочки исполне­ния наказаний. Многие осужденные получали возможность иску­пить свою вину в бою, на фронте. Данная практика отсрочки ис­полнения наказания применялась не только в практике военных судов, где с 1941 по 1942 г. указанная судебная практика стала распространяться, а с 1943 г. и до конца войны стала практически повсеместна, если речь шла о малозначительных преступлениях или нарушениях устава. Названная практика получила широкое распространение и в тылу, где с начала войны осужденные за ма­лозначимые преступления просились на фронт. Их заявления, рассматривались, как правило, положительно. Практика отсроч­ки исполнения приговоров суда и снятие судимости за доблесть и героизм, проявленные в бою, основывались не столько на воен­ной редакции соответствующей статьи УК РСФСР 1926 г., сколь­ко на Приказе Народного комиссара обороны от 4 октября 1941 г. № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». Данный Приказ напоминал судам, что советский уголовный закон нацелен на воспитание, а не на репрессии, поэтому предоставле­ние возможности человеку проявить себя в бою рассматривалось как гуманный подход советского правосудия, как воспитательная мера. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 11 августа 1941 г. «О предоставлении военным прокурорам и председателям военных трибуналов фронтов и флотов права опротестования приговоров и определений военных трибуналов» показывает раз­витие данной практики отсрочки исполнения наказания и предо­ставления возможности снятия судимости. Используя названный Приказ, а затем Указ, прокуроры и председатели трибуналов выс­шей инстанции пересматривали до трети решений и определений судов низшей инстанции, не только исправляя ошибки, но и заме­няя репрессивные меры воспитательными. Согласно статистике отсрочка военными трибуналами исполнения наказания касалась каждого второго случая осуждения военнослужащих, снижение смертной казни прослеживается от 35% в 1941 г. до 5% в 1945 г., что к уже показанным 30% пересмотра дел в надзорном порядке говорит об общей тенденции перехода от репрессий к воспитанию через отправку на фронт или перевод из обычных частей в штраф­ные батальоны. Тема 14. Суд и процесс в СССР в годы Великой Отечественной войны

Аналогичной экстраординарной и крайне чрезвычайной мерой является Приказ Народного комиссара обороны (НКО) И. В. Ста­лина от 28 июля 1942 г. №227. В истории военного суда его ком­ментируют либо с точки зрения военной необходимости, либо с позиции неадекватной сталинской ярости на вынужденное от­ступление Красной армии летом 1942 г. Впрочем, нужно отметить, что и до выхода данного приказа применялись чрезвычайные меры, которые основывались на циркуляре Главного военного прокурора от 6 января 1942 г., где требовалось, чтобы в сложной оперативной обстановке время от момента обнаружения преступления до вы­несения приговора исчислялось несколькими часами, а не сутка­ми, что видно из вышеприведенных примеров. 11 октября 1942 г. Государственный комитет обороны принял постановление, также носившее чрезвычайный характер. В нем устанавливалась ответ­ственность за дезертирство и сопутствующие ему преступления, такие как бандитизм, повстанческая деятельность. В отношении лиц, привлекавшихся за совершение данных (и аналогичных) пре­ступлений, а также за укрывательство дезертиров (т.е. пособниче­ство им), в соответствии со ст. 58 УК РСФСР допускалось даже заочное рассмотрение дела и вынесение приговора.

На основании названных циркуляра и Приказа действия ко­мандиров и комиссаров, самовольно отступивших или давших приказ к отступлению, квалифицировались военными трибу­налами по ст. 58 УК РСФСР — измена Родине. Данный Приказ должен был на практике исполняться без применения сложных процессуальных норм, а военные трибуналы должны были прове­сти расследование по соответствующим делам в течение 48 часов (как говорилось ранее, если в течение 72 часов из вышестоящей ин­станции не поступало иного распоряжения, приговор приводился в исполнение). Таким образом, Приказ должен был применяться по решению суда, хотя и в упрощенном порядке, а приводиться в исполнение сообразно военным реалиям, т.е. немедленно, с со­блюдением указанных выше процессуальных мер. На практике, исходя из фронтовых реалий, командованием применялись загра­дительные батальоны, которые даже без упрощенного следствия и суда расстреливали отступавших красноармейцев. Следует от­метить, что данные процессуальные меры касались только случаев, когда выносился смертный приговор.

В соответствии с названными Положением и Указом 1941 г. приговоры, вынесенные на прифронтовых территориях или в мест­ностях, объявленных на военном положении, обжалованию в касса­
ционном порядке не подлежали и могли быть отменены лишь в над­зорном порядке Военной коллегией Верховного Суда СССР, воен­ными трибуналами округов, фронтов, флотов. Во избежание судеб­ных ошибок, особенно при вынесении смертного приговора, соот­ветствующий трибунал сообщал о приговоре в высшую инстанцию. Кроме того, военные советы или командующие флотами, армиями, фронтами могли приостановить приговор соответствующего три­бунала и сообщить собственное мнение по данному делу в высшую инстанцию — Военную коллегию Верховного Суда СССР, а также Главному военному прокурору Красной армии или Главному про­курору Военно-Морского флота СССР. Если по истечении 72 ча­сов после получения телеграммы высшей инстанцией от нее не по­ступал ответ, смертный приговор приводился в исполнение. В ис­ключительных случаях на прифронтовых территориях допускалось и немедленное приведение приговора в действие. Но такие исклю­чения становились правилом, и 14 января 1943 г. специальная ди­ректива Наркомюста и Прокурора СССР обратила внимание три­буналов на недопустимость такой практики исполнения судебных решений. Остальные приговоры трибунала, не связанные с вынесе­нием смертных приговоров, приводились в исполнение немедленно на основании действующего законодательства 1941-1943 гг. и всту­пали в законную силу немедленно, с момента вынесения приговора, и тотчас приводились в исполнение.

В чрезвычайных условиях войны мера наказания за многие пре­ступления ужесточалась. Так, за призывы к нарушению обществен­ного порядка вводилась смертная казнь на месте преступления. При этом следственные и судебные действия упрощались. В 1941 г. практика упрощенного применения наказания, вплоть до расстрела на месте преступления не только на фронте, но и в тылу, применя­лась за паникерство, умышленное распространение лживых слухов, а также по отношению к диверсантам, шпионам, пойманным на ме­сте преступления, за мародерство военнослужащими и разбой, со­вершенный штатскими лицами, и другие преступления в прифрон­товых областях, в городах, бывших на осадном положении. По мере того как ухудшалось положение с продовольственным обеспечени­ем, в 1942 г. усилилась борьба с такими преступлениями, как кра­жа продуктов и спекуляция. На фронте, особенно в тяжелое время оборонительных боев в начальный период войны, практика наказа­ний без суда и следствия применялась чаще. Решения на свой риск и под свою ответственность принимали оказавшиеся в окружении или в котле офицеры, в соответствии с уставом. Часто показатель­ные наказания совершались в назидание другим лицам. Судам дозволялось самостоятельно налагать наказание на срок свыше двух лет или даже до десяти лет лишения свободы, если «действие по своему характеру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания», как видно из рассмотренных выше актов от 6 июля 1941 г. и от 15 ноября 1943 г., за распространение лживых слухов, возбуждавших тревогу и панику среди мирного населения, а так­же за разглашение военной тайны и утрату секретных документов. Уместно напомнить, что еще на основании первых актов военного времени, датированных 22 июня 1941 г., судам надлежало «вести активную борьбу с дезорганизаторами фронта, нарушителями дис­циплины, с разгильдяйством и халатностью». Таким образом, суды, особенно трибуналы, должны были способствовать поддержанию порядка и дисциплины. В общем, особенностью трибуналов в годы войны была их широкая подсудность, они рассматривали и дела, которые должны были рассматривать по роду своей деятельности, т. е. связанные с преступлениями военнослужащих, но вынуждены были рассматривать и другие дела, если правонарушение произо­шло на прифронтовой территории, например о хулиганстве, нару­шении трудовой дисциплины и т.д.

Как видно из исторического обзора уголовного законодатель­ства 1941-1942 гг., наибольшее изменение претерпели статьи о контрреволюционных, военных преступлениях, преступлениях против порядка управления, должностных преступлениях, а также совершенных из посягательства на советскую собственность. Пре­ступления против личности и имущества граждан в меньшей степе­ни заботили власть, поэтому в уголовном законе наказания за них почти не претерпели изменения (за исключением преступлений против детства и материнства). В отношении личной собствен­ности граждан государство без решения суда вынужденно произ­водило временное изъятие некоторых объектов права. Например, Красная армия остро нуждалась в конной тяге, подводах, средствах наведения переправ, поэтому государство вынуждено было прово­дить реквизиции. Население в общем с пониманием относилось к подобным мерам. Более того, в условиях всеобщего патриоти­ческого подъема граждане и организации добровольно и безвоз­мездно сдавали в Фонд обороны денежные средства, материальные ценности, личный транспорт, вещи, необходимые Красной армии для защиты страны от агрессора. В общем же, советское трудовое, гражданское, семейное право претерпело менее значительные из­менения, чем уголовное право.

Следует также отметить, что нормы советского права распро­странялись и на территорию, временно оккупированную врагом. В этой части страны сделки гражданско-правового характера, про­тиворечащие отечественным законам, не признавались, за уголов­ные преступления после изгнания захватчиков предусматривались санкции в соответствии с советскими законами. Советскому право­судию еще недоступны были предатели-полицаи, палачи, перешед­шие на сторону оккупантов, участвовавшие в массовых расправах над населением. Но в отношении немецко-фашистских оккупантов и их пособников уже прозвучало грозное предупреждение в заяв­лении Советского правительства 14 октября 1942 г. Заявление на­поминало, что виновные будут подвергнуты суровому наказанию, а главные немецко-фашистские преступники во главе с Гитлером ответят перед лицом международного трибунала, который пред­лагалось учредить в том же заявлении. Нужно также отметить, что Советское государство тогда находилось в крайне критическом положении, враг был у Сталинграда, Красная армия терпела по­ражения и была обескровлена, многие смалодушничали, потеряли веру в победу. Заявление Советского правительства поэтому было весьма своевременным, поскольку, по крайней мере, предостерег­ло многих граждан от сотрудничества с оккупантами, вовлечения в преступления и заставило задуматься о своей последующей судь­бе тех, кто уже оказался втянутым оккупантами в осуществление преступных планов фашистов.

Затем, вслед за названным заявлением 2 ноября 1942 г. была учреждена Чрезвычайная государственная комиссия уже по рас­следованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их со­общников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. Комиссия состояла из партийных руково­дителей, высокопоставленных государственных служащих, извест­ных деятелей науки, искусства, священников. Она получила самые широкие полномочия, необходимые для проведения следственных действий как самостоятельно, так и поручала производить долж­ные следственные мероприятия соответствующим правоохрани­тельным органам. По отношению к осужденным за предательство и аналогичные преступления предусматривались и более жестокие наказания, чем применялись прежде. Так, по отношению к преда­телям, полицаям, членам националистических группировок при­менялась публичная смертная казнь через повешение, а не рас­стрел, как по отношению к лицам, приговоренным к смертной казни за иные тяжкие преступления. В продолжение названной меры вышли Указы Верховного Совета СССР 1943 г., они ужесто­чали уголовную ответственность за преступления, совершенные немецко-фашистскими преступниками и их пособниками. Указ от 19 апреля 1943 г. предусматривал публичную смертную казнь через повешение, а тела преступников оставались висеть несколько дней, «для того, чтобы все видели и знали, как караются и какое возмездие постигнет каждого, кто совершит насилие и расправу над гражданским населением». Указ предусматривал не только на­казание через повешение, но и ссылку на каторжные работы сро­ком на 15-20 лет. В общем, в уголовном законодательстве СССР не были прежде предусмотрены подобные меры наказания. Офи­циально повешение, да и каторга не были характерны для совет­ского уголовного права. Теперь же преступники, запятнавшие себя преступным сотрудничеством с оккупантами, подлежали ссылке в Сибирь, где их ожидали тяжелые трудовые будни с повышенной нормой выработки, для их содержания предусматривались бараки, где на каждого заключенного не полагалось более 1 кв. м площади при скудном пайке.

Дела о преступлениях лиц, обвиняемых в предательстве, в соот­ветствии с названными актами рассматривались публично, чтобы показать перед народом весь позор содеянного преступления пре­дателей Родины. Дела о подобных преступлениях рассматривали особые, специально для этого созданные военно-полевые суды в составе председателя военного трибунала дивизии, который был председателем военно-полевого суда, а также его членов в составе начальника контрразведки (особого отдела) дивизии и заместите­ля командира дивизии с обязательным участием прокурора. На за­седании также присутствовали члены Чрезвычайной государствен­ной комиссии по расследованию преступлений лиц, сотрудничав­ших с оккупационным режимом. Советское правительство, исходя из письма начальника Главного управления военных трибуналов Народного комиссариата юстиции СССР от 16 ноября 1943 г., при­давало большое значение практике военно-полевых судов, отмеча­ло их позитивную роль в осуществлении советского правосудия, поддержания правопорядка и назидания предателям.

Дела военно-полевыми судами по названным преступлениям тоже рассматривались оперативно, т.е. в течение тех же 48 часов с момента поступления в суд, в упрощенном порядке, но уже пу­блично, в присутствии местных жителей, граждан, пострадавших от предательства подсудимых, и приводились в исполнение (че­рез повешение) по истечении 72 часов, при отсутствии иного рас­поряжения от вышестоящей инстанции публично, в присутствии соседей-горожан или односельчан. На суде, в некоторое изменение процессуальных норм, без ограничений давали возможность вы­сказаться представителям общественности. Суд, как показывают документы и кинохроника, не прерывал выступлений представите­лей общественности и давал возможность высказать все, что хотел сказать человек. В городах и селах стояли виселицы, сохранилось много фото- и кинодокументов о приведении в исполнение на­казания. Говорить об этичности данной меры, в условиях войны принявшей народный характер, не приходится. Вообще же, прак­тика публичной смертной казни была тогда широко применима. Публично казнили многих военных преступников — фашистов и их подручных, например, в Италии, во Франции и т.д. Аналогич­ные меры, как видно, были и в СССР, но их ни в коем случае нельзя ставить в один ряд с репрессиями против невинных жертв сталин­ского режима.

Первоначально ссылка и каторга по решению военно-полевых судов, на основании материалов расследования Чрезвычайных комиссий применялись по отношению к лицам, не совершавшим тяжких преступлений, но все же сотрудничавших с немецко- фашистскими оккупантами. Таковых насчитывалось, по разным оценкам, от одного до полутора миллионов человек. Среди них были как полицаи, бурмистры, иные предатели, виновные в гибе­ли мирного населения, так и люди, запуганные немецкой властью, ошибавшиеся в оценке ситуации. Некоторые из них работали на оккупационные власти добровольно, так как у них не было иных источников к существованию в годы оккупации, среди таковых были обычные рабочие и служащие предприятий и учреждений вермахта или военных комендатур, префектур и других органов власти оккупационного режима. В анкетах военного времени и по­слевоенных лет (по учету кадров, например) появилась поэтому со­ответствующая графа о нахождении анкетируемого на территории, временно оккупированной врагом, или о наличии там родственни­ков, совершивших какие-либо преступления либо сотрудничав­ших с оккупантами. Очевидно, что участились факты привлече­ния к уголовной ответственности за сотрудничество с фашистами и лиц, невиновных в совершении данного преступления, или же эти пункты ставили крест на карьере человека при поступлении в вуз или при трудоустройстве. Данные ограничения, указанные в ан­кетах, нередко сказывались на судьбах простых советских людей, часто невиновных, или бывших членов даже спустя полвека после окончания войны.

Первые процессы над фашистскими сообщниками были про­ведены в 1943 г. военным трибуналом Северо-Кавказского фрон­та, а затем, по мере освобождения советской земли от захватчиков, и в других регионах России, на Украине, в других республиках. Мно­гие военные преступники понесли заслуженное наказание, а скрыв­шиеся от правосудия в страхе ожидали заслуженного возмездия.

Иное дело, что меры, правомерно предусмотренные в наказание предателей Родины в годы Великой Отечественной войны, стали распространяться достаточно широко, что закономерно в услови­ях тоталитарного государства. И вот уже стали обвинять в преда­тельстве целые народы. В 1941 г. депортации подверглись сначала немцы, жившие в Москве и в западных регионах страны, была лик­видирована автономия немцев Поволжья. Данная мера публично не объяснялась, но власти опасались возможного сотрудничества советских немцев с фашистами, исходя из их патриотизма, из еди­ного немецкого происхождения, национальной идентичности. Со­хранились приказы и распоряжения НКВД об арестах немцев в Мо­скве (1941 г.) и другие похожие документы 1941 -1945 гг. Речь идет о внесудебных преследованиях, распространенных в то время.

Затем, после освобождения Крыма, репрессии с депортацией коснулись крымских татар, обвиненных в массовом сотрудниче­стве с фашистами. В 1944 г. настал черед северокавказских наро­дов. 23 февраля 1944 г. начались массовые репрессии против ин­гушей. Территория компактного проживания ингушей, например, была оцеплена войсками НКВД, всех жителей, от мала до велика, согнали на пересылочные пункты, погрузили в железнодорожные составы и отправили в товарных вагонах в ссылку в Казахстан по обвинению в массовом предательстве и сотрудничестве с окку­пантами. При этом нужно уточнить, что территории, где жили, на­пример, ингуши, даже не были оккупированы немцами и фашистов там не было. До сих пор в учебной литературе можно встретить оправдание тех мер с точки зрения их чрезвычайности, дескать, Германия имела здесь агентурную террористическую сеть, активно действовавшую против советской власти.

История суда в 1943-1945 гг. Второй период истории суда в годы войны характеризуется чрезвычайными мерами военного времени, но с усилением репрессивной сущности сталинской поли­тики. С этой точки зрения в 1944 г. репрессии, коснувшиеся целых народов, логично рассматривать в ракурсе внесудебных расправ.

По сути, исходя из приказа Сталина, насильственной депортации подверглись ингуши, чеченцы, балкарцы, карачаевцы, калмыки, а национальные автономии этих народов упразднялись, опустев­шие земли и имущество передавались в соседние области, края, республики. При этом представители репрессированных народов продолжали воевать на фронте, честно служили Родине.

Право и суд СССР в 1943-1945 гг. претерпевали уже не столь существенные изменения, поскольку не требовалось принятия и реализации столь кардинальных мер, как в период принятия мер чрезвычайного характера в условиях трансформации страны в единый военный лагерь 1941-1945 гг. После того как в ноябре

1942 г. - феврале 1943 г. немецко-фашистские войска были раз­громлены под Сталинградом, в Великой Отечественной войне на­ступил коренной перелом, закрепленный победой Красной армии на Курской дуге летом 1943 г.

В 1944-1945 гг. было осуществлено полное освобождение СССР от захватчиков и разгром немецких войск на ее территории. В этот период Великой Отечественной войны задачи государства изменились. Следовательно, в 1943-1945 гг. отличается и характер дел, рассмотренных военными судами, т.е. преступления, совер­шенные на фронте, объясняются победами Красной армии, а не ее поражениями, как прежде. Так, в соответствии с Указом от 2 мая

1943 г. вводилось уголовное наказание военачальников за неза­конные награждения. Указ от 15 ноября 1943 г. устанавливал уго­ловную ответственность за разглашение государственной тайны или утрату документов, хранящих государственную тайну. Дела о таких преступлениях рассматривались часто, поскольку коман­диры представляли к наградам, судя по документам, лиц, к себе приближенных, исходили субъективно, а неугодных красноармей­цев и краснофлотцев, наоборот, к наградам не представляли.

В тылу в эти военные годы уже предпринимались меры, направ­ленные на восстановление, улучшение количественных и каче­ственных показателей экономики и социальной сферы, совершен­ствовалась финансовая система, реорганизация звеньев народно­хозяйственного механизма осуществлялась в соответствии с не­сколькими актами, начиная от оценки ущерба, восстановления и заканчивая конверсией в конце войны. Названные меры были обобщены в комплексном постановлении СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 21 августа 1943 г. «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». При СНК СССР создавался Комитет по восстановлению разру­шенного войной хозяйства. В 1943 г. железной дороге и транспор­ту придавалось огромное значение как связующему звену между успехами на фронтах и в тылу. Поэтому Указами 11резидиума Вер­ховного Совета СССР от 15 апреля 1943 г. и от 9 мая 1943 г. вво­дилось соответственно военное положение на железнодорожном, затем на морском и речном транспорте. Транспортники объявля­лись мобилизованными до конца войны, они приравнивались к во­еннослужащим.

Пленум Верховного Суда СССР 18 февраля 1943 г. квалифи­цировал как преступления против установленного порядка несе­ния службы правонарушения гражданского персонала (уклонение от трудовой повинности), находившегося на территории частей противовоздушной обороны, следовательно, в местности, прирав­ненной к находившейся на военном положении. Данное постанов­ление продолжило практику передачи в ведение военных трибуна­лов правонарушений, совершенных на прифронтовой территории, равно как и на объявленной на военном положении. Сюда относи­лись стратегически важные объекты (железные дороги, иные ком­муникации, узлы связи, вокзалы, водный или воздушный транс­порт и т.д.).

Уже в конце войны, 30 декабря 1944 г., некоторые изменения коснулись системы военного суда, когда учреждались специальные лагерные суды. В их компетенции были дела о преступлениях, со­вершенных осужденными во время их нахождения в исправитель­ных учреждениях. Для рассмотрения подобных дел в кассационном порядке и их пересмотра в порядке надзора была создана Судебная коллегия по делам лагерных судов. Она действовала в составе Вер­ховного Суда СССР.

В 1944 г. были осуществлены изменения в управлении специ­альными судами. Структура Наркомюста СССР по управлению судами включала в себя Главное управление военных трибуналов на железнодорожном и водном транспорте, Главное управление военных трибуналов Красной армии и Красного флота, Управле­ние военных трибуналов НКВД. Существенную помощь юстиции должен был оказывать Верховный Суд СССР. В годы войны в нем продолжали функционировать судебные коллегии по уголовным делам, по гражданским делам, военная коллегия, военные коллегии железнодорожного и водного транспорта.

Надо отметить, что он в реальности оказывал судам качествен­ное практическое содействие. Верховный Суд не только рассма­тривал дела в первой и второй инстанциях, но также и обобщал судебную практику и давал соответствующие рекомендации судам, вносил свои предложения Наркомату юстиции по организацион­ным вопросам, осуществлял ревизионную деятельность.

Судебные коллегии, Пленум Верховного Суда СССР в годы вой­ны реально помогали судам в устранении ошибок, в их предупре­ждении. Пленум давал руководство по вопросам судебной практи­ки, что наглядно видно из постановлений 1941 -1942 гг., т. е. первого периода войны, когда Верховный Суд в сложившихся чрезвычай­ных условиях вынес около 90 постановлений, касающихся широко­го круга вопросов, не разрешенных законодательством. В соответ­ствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 августа 1941 г. «О предоставлении военным прокурорам и председателям военных трибуналов права опротестования решений приговоров и определений военных трибуналов» около 30% приговоров толь­ко в начальный период войны опротестовывалось в надзорном по­рядке, а известные разъяснения Верховного Суда помогали в ряде случаев исправить или предотвратить судебные ошибки.

Часто Верховный Суд направлял своих членов в освобожден­ные от врага районы, где вместе с представителями наркоматов юстиции СССР, РСФСР они вновь организовывали работу на­родных судов. Понятно, что в таких условиях судьи назначались, а не избирались, как того требовал закон, низкой была и квалифи­кация судей. Стали поэтому проводить курсы повышения квали­фикации судей. Рассматривая дела во второй инстанции, проверяя работу народных суд, Верховный Суд не только отменял судебные решения, но и оказывал реальную помощь в исправлении, недопу­щении ошибок, в преодолении иных негативных последствий ра­боты судов в условиях войны. Одной из мер, причем вынужденной, была практика назначения на должность судьи, но она была отме­нена после войны, когда в 1946 г. была восстановлена выборность советского суда, с большей требовательностью стали подходить к качеству подготовка судьи, т. е. работа судов приведена была в со­ответствие с Конституцией 1936 г.

Рассматривая историю суда в годы войны, нужно отметить, что согласно разъяснениям (а в годы войны практика разъяснения по вопросам применения судебной практики получила широкое распр<