Явление 1. Политики-драматурги

Подобно актёрам, сделавшим политическую карьеру, некоторые политики сделали карьеру театральную.

Согласно исследователю театра в эпоху Террора Полю д’Эстре[37], многие выдающиеся политики втайне пробовали себя в драматургии, причём обыкновенно предпочитали романтические трагедии и фарсы политическим пьесам, которых от них можно было бы ожидать. Камилл Демулен читал друзьям пьесу ”Emilie ou l’Innocence vengée”, Сен-Жюст написал фарс «Арлекин-Диоген», Верньо стал соавтором ”La Belle fermiére“ и, возможно, сам играл на сцене, а Бийо-Варенн создал несколько комедий и опер, которые, правда, никогда не были поставлены.

Но то обстоятельство, что некоторые политики лелеяли амбиции, связанные с театром, гораздо менее удивительно, чем политическая карьера актёров, ведь политикам не приходилось преодолевать многовековых предрассудков, чтобы написать пьесу или даже сыграть в ней. Кроме того, примеры политиков-драматургов остаются примерами уровня отдельных людей. Ниже я займусь более системными явлениями.

Явление 2. Зрители

Революция привнесла в порядок заседаний важнейшее новшество: теперь за депутатами наблюдало огромное количество зрителей, почти ничем не отличавшихся от театральной публики. Ещё до официального появления Национальной Ассамблеи депутаты третьего сословия отделили себя от депутатов первых двух сословий, нарушив традицию: они разрешили зрителям присутствовать на заседаниях.

Английские послы, наблюдавшие дебаты, поражались «беспорядку», царившему на них (на заседания Палаты Общин зрителей не пускали). Без публики, считали они, депутаты «сэкономили бы, по меньшей мере, четверть времени»[38]. Этот штрих подчёркивает уникальность сложившейся во Франции ситуации.

И действительно, зрители вели себя на заседаниях, как в театральном партере. По свидетельству Артура Янга, «зрителям в галереях разрешено прерывать дебаты аплодисментами и другими шумными выражениями одобрения: это чрезвычайно непристойно и, кроме того, опасно».

В январе 1790 г., к примеру, газета “Mercure de France” сообщала об инциденте, когда речь Мирабо было прервана свистом – наиболее распространённым способом выражения недовольства среди театральной публики. “Mercure” сетовала, что «так и есть: определённая часть зрителей позволяет себе относиться к представителямФранции так, будто они актёры [comédiens]». “Mercure” рассказывает ещё об одном подобном случае: предложение, внесённое в Собрание Аббатом Мори, не могло быть услышано, заглушённое «ужасным шумом [brouhaha] и рукоплесканиями галерей … которые либо сами считают себя представителями Франции, либо думают, что находятся в Comédie-Italiennе»[39].

Что касается освистания депутатов, драматург Шенье, возражая тем, кто высказывался против наделения актёров гражданскими правами лишь в силу того, что последние дают себя освистывать, в одном из памфлетов открыто провёл параллель между актёрами и ораторами Собрания:

Вы приведёте в качестве аргумента [против наделения актёров гражданскими правами], что актёры подвергаются шумному неодобрению публики. Если в этом причина того, что вы отказываете им в гражданстве, я ещё раз говорю вам: будьте последовательны в своей несправедливости. Лишите гражданства всех тех, кто выступает на публике, даже ораторов Национального Собрания: их постигает та же судьба. Я, разумеется, не хочу устанавливать какой-либо иной связи между ними и актёрами, нов конечном счёте эта связь существует[40].

КамильДемуленпредлагал ввести «свободу sifflé», чтобы официально можно было освистать не только актёра, но и человека любой профессии, в том числе представителя нации.

Господа, я полагаю, чтозапретить партеру освистать актёра или драматурга было бы тираническим и противным процветанию искусств; но должно быть также разрешено освистать адвоката и капитана, которые ничуть не более привилегированны [чем актёр] … Не на одном заседании видели вы освистанным целый Парламент. … В такой счастливой нации, первым пунктом нашей свободы должна быть свобода sifflé. Что до меня, господа, то я разрешаю вам освистывать своего председателя, если вам этого хочется[41].

В том же памфлете Демуленкасается народных собраний в Пале-Рояле, отмечая их преимущество перед заседаниями Собрания: в Пале-Рояле не надо выпрашивать у председателя права слова и два часа ждать своей очереди, можно просто высказать своё предложение. Если оно найдёт поддержку, оратора поставят на стул; «если ему аплодируют, он развивает свою мысль; если его освистали, уходит».

Иногда заседания Национального Собрания начинали напоминать театр не вследствие бурных реакций публики, а из-за форм самовыражения, избранных петиционерами[42]. ”Moniteur“ приводит следующий случай:

Вводят секцию Монблана; после прочтения петиции оратор поёт несколько строф патриотической песни своего сочинения.

Его прерывает Дантон.

Дантон. Зал и решётка Конвента предназначены для выслушивания торжественных и серьёзных изъявлений воли граждан; никто не должен позволять себе превращать их в театральные подмостки.... Я воздаю должное гражданской доблести петиционеров, но прошу, чтобы впредь у этой решётки раздавались лишь звуки разума, облечённые в прозу[43].