Свидетель №2: Гарри Поттер, любимец публики

…И тут он как ляпнет:

— Ты ещё мне советовать будешь! Сначала в своих делах разберись, а то прямо как у этого вашего Киплинга: Маугли с ягуаром хороводится, а сам по вечерам к питону бегает. Хотя нет, какой там питон. Носорог он, тупой и здоровенный!

И сам испугался.

А я поначалу даже не понял, о чём речь. Только восхитился Гермиониной хваткой — Рон ведь никогда не был большим любителем чтения, а тут глядите-ка. Киплинг. Заставила всё-таки читать. Думаю, к тому времени, когда она решит, что пора заводить детишек, он станет настоящим специалистом по маггловским сказкам. Ну и правильно. Одними историями Бидля ребенок сыт не будет, тем более что у меня лично впечатление от них не особенно приятное. Не говоря уж о самой Гермионе. Вспоминаю иногда, как она листала книжку, и сразу в голову лезет всякое — свист ветра за стенкой палатки, тяжесть медальона на шее, всхлипывания… Нет уж, лучше какой-нибудь Маугли, Слонёнок или Черепаха. Хотя мне в детстве больше всего Рикки-Тикки-Тави нравился. Вот, кстати, надо Невиллу сову послать. Движутся ли у них дела…

Я засмеялся, представив, как взбесится Нев, если его вслух сравнить с бесстрашным мангустом — впрочем, «Пророк» его с кем только не сравнивал. И с Аполлоном, и с Зигфридом, и даже со святым Георгием. Несчастному нашему змееборцу не привыкать. А потом до меня дошло, что Рон всё таращится и таращится на меня из-под прикрытия кружки с пивом, и глаза у него круглые, как у Косолапсуса, которого Гермиона застукала за обдиранием новых обоев в гостиной. Я прокрутил в голове его фразу ещё разок, и смеяться мне расхотелось. Вот же зараза.

— Рон, ты ошибся. У Маугли была пантера, а не ягуар. А если ты о Блейзе, то выкладывай прямо. Кто у нас нынче за носорога?

Рон набычился и заёрзал так, что стул под ним жалобно заскрипел. Он сидел весь красный и злой, молчал, но сопел так громко, что бармен бросил в нашу сторону любопытный взгляд. Вот это было уже совсем лишнее — за полтора послевоенных года я привык, что в интерпретации журналистов даже самая невинная вещь может выглядеть как преступление против человечества. В июле мы с Дином пошли выпить, у меня расстегнулась пуговица на рубашке, и Дин застегнул — так эти козлы написали, что я, пьяный в сосиску, показывал в кабаке стриптиз. Что они написали про Дина, и вспомнить страшно; с тех пор бедняга от меня шарахается, как от инфери.

— Рон, — сказал я тихо, — обернись.

Через пару секунд мы одновременно встали и вышли из бара. Так что бармену пришлось довольствоваться платой за заказ и оставшейся на столе пивной лужей.

— Ну, так что? — спросил я, когда дверь за нашими спинами захлопнулась. — Говори уже.

Рон не ответил. Мы медленно пошли по улице, кивая в ответ на приветствия. Хорошо, народу было немного, и никто особо не докапывался — только одна девчонка континентального вида с фотоаппаратом на шее бросилась нам наперерез и попросила автографы. Она чего-то втирала про то, как счастлива нас видеть и всякое такое, я кивал — к этому тоже привык, что делать — а вот Рон морщился и всем видом показывал: «Отвали!» Хотя обычно он был падок на такие вещи и любил распустить хвост. В конце концов девчонка поняла, что надо отстать, быстро сфотографировала нас и убежала. Мы молча дошли до окраины — впереди уже маячил сад, скрывающий Визжащую Хижину. И тут Рон наконец решился.

— Эх… что скажу, что скажу… — буркнул он. — Ничего я не скажу. Одно только слово — Флинт. Мудак зубастый!

Собственно говоря, это было целых три слова, но к Мерлину такие тонкости. Я был слишком удивлён.

— А ты не ошибаешься?

— Гарри, ну ты чего? Стал бы я говорить об этом!

Точно. Подробностей моей нынешней личной жизни Рон предпочитал не касаться даже кончиком пальца — ну, не считая периодических вопросов вроде: «Ты всё ещё… да?» — и попыток сосватать мне кого-то более подходящего, чем Блейз. Чёрт, он даже уговорил Чарли провести с нами выходные в доме Лавгудов! Не припомню ничего ужаснее — ну, разве что прошлый визит туда, завершившийся взрывом. Чарли через силу вёл со мной какие-то унылые разговоры, я так же через силу отвечал, а над нами чёрным ястребом кружил Блейз, время от времени пытаясь по-хозяйски обнять меня за плечи, а то и шлёпнуть по заднице. На людях я таких вещей сроду не переносил. В конце концов пришлось притвориться уставшим и сбежать — и Чарли, по-моему, был беспредельно счастлив.

— Ладно, понял. Так что Флинт?

— То самое. Вчера же игра была, «Коростели» «Стрел» сделали на сороковой минуте, Дженкинс снитч поймал. Ну, а потом они всей командой отмечали это дело. С друзьями. Ну и этот твой… Забини… — Рон мялся, смотрел в землю, и уши у него полыхали, как два уголька. — В общем, обжимался он там с Флинтом этим, Гарри! Прямо как с тобой.

И вот что он за человек такой: как ни скажет, сразу шах и мат. Гроссмейстер несчастный. С Блейзом мы действительно «обжимались» — это слово очень точно отражало то, что мы делали на протяжении последнего месяца. Собственно, больше и не было ничего. Четыре свидания, несколько поцелуев и тот самый совместный визит к Лавгудам. И нафига я вообще с ним связался, до сих пор не могу понять. Хотя нет, могу. Руки у него классные. И рот. Рот — так вообще… если бы он его хоть изредка держал закрытым, было бы просто зашибись. Но нет в мире совершенства.

— Ты сам видел? — спросил я миролюбиво.

Рон покосился странно — и я с запозданием понял, что для парня, чей бойфренд бегает к другому, веду себя слишком спокойно. Пришлось срочно делать скорбное лицо.

— Так что?

— Сам не видел. Барри видел — и примчался к Джинни быстрей почтовой совы.

Вот чёрт. Теперь можно было скорбеть без всяких дополнительных усилий.

— Ясно. Интересно, до завтра в Англии останется хоть один человек, который будет не в курсе?

Я знал, о чём говорю: от Барри Райана можно было ожидать чего угодно, вот уж кто любил покрасоваться и от интервью со Скитер не отказывался никогда. К тому же меня он терпеть не мог — из-за издёвок журналистов. Мол, мисс Уизли теряет форму, от победителя Волдеморта скатилась всего лишь к какому-то победителю квиддичных чемпионатов… Меня передёрнуло. Рон торопливо покачал головой:

— Да не переживай, друг. Джинни пригрозила ему яйца оторвать. — В его голосе слышалась отчаянная надежда на такой исход событий. — Ну, если трепаться вздумает. По-моему, он поверил.

О да, не верить Джинни, когда она чем-то грозится, мог только круглый идиот, а Райан идиотом всё-таки не был. Ну и отлично. Хотя я всё равно сомневаюсь, что Джинни так обошлась бы со своим дружком. Нафиг он ей сдался без яиц? Фальцетом петь?

Тут я вообразил свежекастрированного Райана, который распевает Джинни серенады, и заухал от смеха, как какой-нибудь бешеный филин. Рон терпеливо ждал, пока я проухаюсь. Кажется, ему было меня очень жалко.

— Спасибо, Рон, — выдавил я, когда меня немного отпустило, — и Джинни тоже спасибо. Знаешь, я пойду. Завтра увидимся, ладно?

— К нему, что ли? — Рон напрягся и поднял руку, словно хотел схватить меня за воротник. — Гарри, это… не надо. Или пошла вдвоём. Нет, я тебя одного никуда не пущу!

— Конечно, — сказал я с восторгом, — идём вместе, Рон. И Гермиону захватим, вспомним прежние времена. А ещё можно Невилла с мечом — он наверняка захочет составить нам компанию. И…

— Всё! — Рон быстро убрал руку. — Понял я, не злись. Ты только поаккуратнее как-то. Ну, сам понимаешь.

Глаза у него были несчастные-несчастные. Мне вдруг стало стыдно: он же правда хотел помочь. Как всегда, в общем-то. Я потрепал его по плечу.

— Хорошо. И ещё раз спасибо, что сказал, Рон.

— Да за что там спасибо… Ты если что, давай потом к нам. Гермиона тебе на диване постелит. Договорились?

Он нерешительно улыбнулся, и в груди у меня стало тепло и тихо. Всё-таки повезло мне в жизни, без дураков повезло — пусть с любовью не особо складывается, но друзья у меня что надо. И это здорово.

— Обязательно, Рон. — пообещал я. — Если что — только к вам. Выпивки и Антипохмельного по дороге куплю.

А потом повернулся и аппарировал.

Блейз так и не удосужился настроить на меня охранные щиты Забини-холла — кстати, ещё один кнат в копилку с надписью «это-всё-несерьёзно» — и пришлось опять колотить в ворота кулаком. Потом я брёл по дорожке, привычно содрогаясь от вида подстриженных можжевельников, которым чокнутый садовник придал форму древних рун, и гадал, как поприличнее обставить «разрыв отношений». Где-то между Гебо и Тейваз стало ясно, что чем больше думаешь, тем менее удачными кажутся идеи.

Опыта у меня, прямо скажем, было маловато: Чоу, Джинни и плакат с изображением полуголого гитариста «Ведуний» Керли Дюка. Ясное дело, что проще всего получилось расстаться с плакатом — когда до меня дошло, что я дрочу на него гораздо чаще, чем следует, то просто снял со стены и отдал на съедение мусорной корзине. С Чоу мы до сих пор обходили друг друга за милю, с Джинни было и того хуже. Я две недели готовился к разговору, ругал себя последними словами, ёжился при мысли о криках, слезах, о том, как буду летать вокруг Норы с засунутой в задницу метлой, умирал от стыда перед Молли и Артуром… А она потрепала меня по щеке и сказала, что уже давным-давно всё поняла и просто ждала, когда и до меня дойдёт. Через три дня в «Ведьмополитене» уже красовалась колдография: Джинни в форме загонщицы «Гарпий» и гордый Райан, вручающий ей букет роз. Никогда не забуду, с какой жалостью на меня таращились зеваки на улицах…

Дорожка внезапно уперлась в ступени крыльца, времени не осталось, я вздохнул и решил — буду действовать по обстоятельствам.

Обстоятельства неожиданно сложились в мою пользу: во-первых, Блейз был дома, во-вторых, один, а в-третьих, торчал жопой из камина, ведя с кем-то светскую беседу. Его обтянутый мантией зад так соблазнительно покачивался, что я исполнил давнюю мечту — отвесил ему звонкого шлепка. Блейз охнул и стремительно обернулся.

— По… Гарри! Что за бесцеремонность? Разве мы договаривались не на вторник?

В камине что-то хрюкнуло — кажется, это был Гойл, хотя чёрт разберёт. Потом наступила тишина. Блейз отряхнулся, прошествовал к дивану и устроился там в живописной позе. Я в очередной раз восхитился тем, насколько он классный — за одни глазищи душу продашь. Но теперь моё восхищение было каким-то отстранённым, будто я пришёл на выставку скульптур и читаю надпись на табличке: «Данный экспонат предоставлен из частной коллекции. С вопросами обращаться к мистеру М. С. Флинту, эсквайру».

— Ну? — резко спросил Блейз. — Что ты молчишь? Я же просил не приходить без предупреждения.

И тут мне стало легко и весело. В самом деле, что я молчу-то? Дать ему в глаз и уйти без объяснений! Я даже шагнул к дивану, но внезапно мысль изуродовать блейзово личико грубой физической силой показалась мне крайне неудачной. Вандализм какой-то. Я широко улыбнулся и развёл руками.

— Извини, больше не повторится. Я просто хотел сказать: ты не беспокойся насчет вторника. И вообще насчет меня. А Флинту передавай большой привет и поздравления. Они, говорят, здорово сыграли.

Блейз, надо отдать ему должное, врать не стал. Он помолчал пару секунд, потом понимающе кивнул и встал с дивана.

— Ясно. Давай-ка выпьем, Гарри, не возражаешь? Эй…

— Не-не, не надо. — Я улыбнулся ещё шире. — Спасибо. Я пойду.

— Гарри! Подожди, не делай глупостей! — Похоже, Блейз слегка занервничал. — Ты пойми, мы с Маркусом слегка перебрали. А с тобой встречаемся всего ничего. Слушай, я тебе обещаю, что больше ничего подобного…

— Блейз. — Я уже всерьёз опасался, что у меня рот до ушей разъедется. — Всё нормально, правда. Я и раньше думал, что нам не по пути. Мы с тобой оба нормальные люди, просто по-разному смотрим на слово «встречаться», понимаешь? Так что лучше закончить прямо сейчас. Оно и к лучшему.

— Но…

— Желаю тебе удачи.

Пользуясь растерянностью Блейза, я сжал его в крепких прощальных объятиях и в порыве вдохновения даже погладил по голове — учитывая, что он был меня выше дюйма на три, получилось особенно забавно. А потом с легким сердцем пошёл к двери. Надо же, это, оказывается, так просто!

— Гарри, чёрт тебя возьми, но…

— Пока-пока!

Можжевельники в виде рун впервые показались мне довольно милыми — наверное, потому что больше мне не нужно будет на них любоваться. Я вышел за ворота, поразмыслил и решил не портить настроение Рону с Гермионой, но провести остаток вечера так, чтобы небу жарко стало. В конце концов, я теперь свободный человек, могу себе позволить маленькое безумство. Аппарировал в лавку, выбрал бутылочку виски поогненней и камином добрался до Мунго. Ведьма-регистраторша выписала мне пропуск — всё-таки известность имеет и свои плюсы, — я спустился в лабораторию, постучал в обшитую сталью дверь и страшно обломался: в нужном мне кабинете царила тьма. Вот так всегда. Что за невезенье такое.

— Ну и сами виноваты, — буркнул я, безнадёжно вглядываясь в темноту. — Сидите теперь как дураки, трезвые.

— У вас, Поттер, всегда виноват кто-то другой, — хамским тоном ответила темнота.

— О!

Настроение вновь стало лучше некуда. Я быстренько зажег Люмос и увидел прямо перед собой знакомый длинный нос и пару блестящих глаз.

— Вы всё-таки здесь. Здравствуйте, сэр. Решили посумерничать? А Нев с вами?

— Я собирался уходить, Поттер. А Лонгботтом вернётся только завтра. Собирает сабельник в Девоншире — я ведь вам говорил вчера, но у вас опять каша в голове… что вы там насчёт трезвости?

Снейп толкнул меня плечом и вышел в коридор. Я последовал за ним и продемонстрировал бутылку.

— Вот. Что скажете?

— Только одно — нам нужна закуска.

Этот человек всё понимал так, как надо. Ну, по крайней мере — последнее время.

— Тогда к Ханне?

— Разумеется, Поттер. В заведении этой благонравной девицы дозволено приносить выпивку с собой, если помните. А я голоден и устал.

— Договорились.

Мы поднялись в холл и друг за другом полезли в камин. Когда под ногами уже вспыхнули зелёные огоньки, я поймал непонимающий взгляд регистраторши — она всегда так смотрела, когда видела нас со Снейпом — и вздохнул.

Откровенно говоря, я и сам до сих пор не особенно понимал, что происходит.

 

* * *

Через несколько дней после того, как я вернул Старшую палочку в белую гробницу, начались похороны. Даже вспоминать о том времени не хочу. Потом пришлось фотографироваться с кучей народу на фоне школьных развалин, общаться с Министерством, Авроратом, корреспондентами и ещё черт знает с кем, давать показания, встречаться с Дурслями, обследоваться в Мунго… А дальше наступила апатия. Я ничего не соображал. Просыпался утром в Норе, что-то ел, вяло отвечал на вопросы, тоскливо кивал Перси, который теперь называл себя моим пресс-секретарем, и покорно шёл вслед за ним на очередную экзекуцию. Рону с Гермионой и Невиллу доставалось не меньше — достаточно сказать, что даже сейчас, больше года спустя, Нев не переносит звуков, которые хоть немного напоминают щелчки фотокамеры. Это все продолжалось больше месяца, а потом нас всех снова вызвали в Министерство и вручили ордена и дипломы об окончании школы. С приема я сбежал обратно в Нору и, глядя на Молли с Артуром, впервые задумался о том, что как-то слишком у них загостился. Джинни предстояло учиться ещё год, и хотя я тогда ещё был уверен, что проведу с ней всю оставшуюся жизнь, надо было наконец подумать о собственном доме.

Сейчас-то я понимаю, что мысль о Годриковой Лощине была идиотской с самого начала, но в тот момент она показалась мне прямо-таки превосходной. Я тонул в каком-то океане пафоса, где «торжество жизни над смертью» мешалось с сентиментальностью — и одновременно изучал сорта краски в строительных каталогах. К концу лета дом был восстановлен, опять набежали журналисты, соседи понесли пироги и букеты, я снова кивал, позировал, жал руки и улыбался до боли в челюстях. И только через месяц понял, что натворил.

Кошмары возвращались медленно, но верно. Они заполнили дом от чердака до подвала, сгустились в холле, гостиной и, конечно, в моей бывшей детской. Я слышал голоса — сначала во сне, потом и наяву. Отец. Мама. Волдеморт. Шёпот, крики, смех. Я бесился, а потом, как-то внезапно, стало всё равно. Не хотелось вообще ничего — только лежать на том самом диване, где папа когда-то развлекал меня разноцветным дымом из палочки, и смотреть в потолок. Но от окружающих мне это удавалось скрывать. Даже Рон с Гермионой ничего не замечали. То, что я ничего не делаю, только валяюсь в гостиной или блуждаю по окрестным лесам, их не пугало — я же сам сказал им в кабинете Дамблдора, что сыт тревогами и мечтаю о покое. Ну, вот они и оставили меня в покое, тем более что Гермиона всё-таки вернулась в школу, а Рон на это время перебрался к Джорджу, где вовсю пинал балду, делая вид, что внезапно увлёкся созданием Вредилок. Так мы все трое жили-были, встречаясь по выходным — Джинни к нам присоединялась довольно редко, потому что каждую субботу тренировалась с Холлихэдскими Гарпиями и зверски уставала — а потом, в один прекрасный вечер, я поплёлся на кухню, чтобы чего-нибудь съесть, и увидел у окна длинную фигуру в плаще с капюшоном.

Когда я с трудом убедил соседей, что не надо вызывать авроров, всё в порядке, и завтра я обязательно обращусь к целителю; когда привёл в относительный порядок кухню и сжег в камине располосованную Сектумсемпрой штору — именно её я принял за воскресшего Волдеморта — пришла мысль, что из этого дома надо бежать. Я и сбежал — на Гриммо. А куда ещё было идти? Вот там стало совсем плохо. Если в Годриковой лощине мне не хотелось ничего — то на Гриммо захотелось, да ещё как. Захотелось вернуться в Запретный лес, найти один чёрный камешек, сжать его в руке и… О том, что будет дальше, я имел довольно смутное представление, но одно знал чётко: отец будет обнимать меня за плечи, а мама — держать за руку. Сириус будет идти рядом. И куда мы пойдем, совсем неважно. Главное, вместе.

Наверное, так бы всё и случилось через какое-то время, но два дня спустя на Гриммо ворвались Макгоннагл и Гермиона с Помфри. На месяц меня тайно засунули в Мунго, а потом уговорили попутешествовать в компании Рона. Прессе объявили, что мистер Гарри Поттер решил посмотреть на мир. Мир, кстати, оказался весьма велик и разнообразен — и постепенно я почувствовал, что пустота в голове исчезает. Это очень радовало. В Америке мне не слишком понравилось, в Европе было по всякому, но круче всего оказалось на карнавале в Венеции. Правда, именно там я понял, что совместную жизнь с Джинни, похоже, не стоит и начинать.

Вернулись мы как раз к Гермиониному выпускному — это было отлично. И к первой годовщине Победы — это было намного хуже, потому что опять началась ненавистная мне свистопляска. И ведь вроде бы я пришёл в норму… но после двух часов болтовни в Министерстве на стенку был готов лезть. Мы с ребятами забились в дальний угол. Невилл показывал колдографии своего питомника, Луна окуривала меня ароматической палочкой, уверяя, что нашла, наконец, действенное средство от мозгошмыгов, Рон рассказывал о наших странствиях, Гермиона строила планы, а Джинни — глазки. Причем не мне. А я думал, где проведу сегодняшнюю ночь. Самой привлекательной выглядела идея снять комнату у Аберфорта — хотя можно было подумать и о маггловской гостинице.

— Смотрите! — сказала вдруг Гермиона. — Снейп.

Я вздрогнул.

— Выполз из-под камня на солнышко, — буркнул Рон. И покосился на Джорджа, вернее — на прядь волос Джорджа, аккуратно прикрывающую место, где раньше было ухо. Невилл что-то пробормотал, а я сунулся между ними и торопливо оглядел толпу.

Снейп и впрямь был там. Он стоял рядом с Шеклболтом, длинный, тонкий и острый, как палец истощённого великана, и о чём-то увлеченно с ним беседовал. Я тогда ещё не был в курсе, что они водят дружбу. Хотя слышал, что именно Шеклболт вытащил Снейпа из Хижины, а потом предоставил Визенгамоту кучу бумаг с подписями Дамблдора, из которых следовало, что Снейпу надо не только Орден Мерлина дать — ему каждый порядочный британский маг своего первенца в жертву принести обязан. После битвы, едва я узнал, что Снейп выжил, попытался с ним увидеться, но он никого не принимал, только с аврорами беседовал. Я не удивлялся вообще-то. Передал ему через Шеклболта флакон с воспоминаниями, дал показания, даже на Легилименцию согласился, и всё. Что-то мне подсказывало, что мы ничего друг другу не должны — теперь. Потом я слышал, что он долго лечился, отказался возвращаться на работу и чем теперь занимается, неизвестно. Скитер собирала материал для книги о нём, пробовала и со мной пообщаться, но была послана. А больше я ничего не знал, да и не хотел.

— Это его первый выход на публику за год, — заметила Джинни. — Хорошо выглядит.

— Выкрутился.

— Рон, да перестань. Он имеет полное право. Гарри, ты бы подошёл к нему. Поздоровался хотя бы.

Гермиона попыталась вытащить меня из угла. Я задергался, но это не помогло — её пальцы крепко вцепились в рукав моей мантии.

— Гарри, ну ты что… — Она сердито пыхтела. Мне показалось, что Снейп покосился в нашу сторону.

— Гермиона. Я тебя ужасно люблю, ты знаешь, но если ты сейчас не уберёшь руку, я её откушу.

Рон заржал. Гермиона топнула ногой.

— Ты как ребенок!

И тут я страшно обозлился — даже в глазах потемнело.

— Может, и так, Гермиона. Только я в любом случае не мазохист. Знаешь, что будет, если я к нему подойду?!

Гермиона оторопело моргнула. А меня понесло — я втянул щёки, обеими руками начесал на них волосы и зашевелил бровями, как одержимый. Рон схватился за бока.

— Ы-ыы…

— Мистер По-оттер… наша новая знамени-итос-с-сть… реш-шили пообщ-щаться…

Я шипел, свистел и извивался, припоминая все те милые вещи, которые я — и не только я, кстати — услышал от Снейпа за шесть лет. Рон икал от смеха, Гермиона, злая, как чёрт, пыталась затолкать меня обратно в угол, Джинни утирала выступившие слёзы. И тут на меня упала тёмная тень. Я как-то сразу понял, что время веселья подошло к концу.

Снейп стоял прямо за спиной Рона. Лицо у него было как у человека, который неделю страдал запором, потом выпил пинту слабительного и обнаружил на дверях туалета надпись «не работает». Он буравил меня взглядом и молчал. Я тоже замолчал. Рон посмотрел на меня, оглянулся и стремительно отпрыгнул в сторону.

— М-мерлиновы штаны!!

— Развлекаетесь, мистер Поттер?

Голос Снейпа гремел точь-в-точь, как на пятом курсе. Я шагнул вперёд — терять всё равно было нечего.

— Развлекаюсь. Сэр.

И тут он вдруг сказал:

— Ну, развлекайтесь. Заслужили.

Повернулся и ушёл. Бледная Гермиона схватила со стола бокал вина и осушила его одним глотком. Потом покрутила пальцем у виска.

— Ну, Гарри… у меня слов нет!

— Знаешь, Гермиона, — сказал я, глядя себе под ноги, — у меня тоже.

Гермиона посмотрела вслед уходящему Снейпу, пробормотала что-то вроде: «Некоторым клиническая смерть определённо на пользу…» — и задумалась. Тут заиграла музыка, Рон вышел из оцепенения и потащил Гермиону танцевать. Луна с мечтательной улыбкой закружилась на месте, а Джинни, не дождавшись от меня активных действий, вздохнула и протянула руку подскочившему Райану. Я остался в углу один. Вернее, не один, а с хмурым Невиллом.

— Это было очень зло, Гарри. И не очень умно, — пригвоздил меня Невилл гриффиндорским мечом.

— Знаю, — устало сказал я. — Извинюсь.

— Он, между прочим, о тебе спрашивал.

— Кого спрашивал?

— Меня. Мы работаем вместе.

Я просто обалдел.

— Чего-чего?

— Работаем… да не смотри ты на меня так. Нормально всё.

— Он тебя шантажировал, что ли? — спросил я, пытаясь обратить дело в шутку. — Тревора угрожал отравить?

— Нет, — сказал Невилл, — он пообещал вылечить маму и папу.

Тут я решил, что выглядеть дураком два раза подряд — это для меня слишком. Аккуратно взял Невилла под локоть и повёл к выходу. Невилл не сопротивлялся.

— Пошли в «Котёл», — попросил он. — Ханна будет рада тебя видеть. Она бы и сюда пришла, да дел куча.

— Ханна? — переспросил я, сосредоточенно двигаясь вперёд.

— Угу. Да ты же не в курсе…

Так я узнал, что Невилл уже два месяца помолвлен с Ханной Аббот, и впервые попробовал её миндальные коржики — впоследствии я пристрастился к ним, как садовый гном к морковке. В «Кабаньей голове» мы засиделись до полуночи. Невилл рассказал, что Снейп провёл в госпитале Мунго несколько месяцев, а после выздоровления в нём же и остался работать. За время своего лечения он довёл тамошних зельеваров до трясучки, а главного колдомедика — до сомнений в способности правильно подбирать кадры. Главный предложил ему пост начальника фармацевтического отдела, Снейп воцарился там и, судя по всему, нашёл себя. Во всяком случае, дела и у него, и у отдела шли отлично. Ну, конечно, случались досадные мелочи вроде массового побега лаборантов или скандала с завхозом, который публично угрожал утопиться в котле с Перечным, если эту сволочь не уволят, но в целом всё было хорошо.

Однажды Снейпу что-то понадобилось в отделении для безнадёжных, и он зашел в палату Лонгботтомов. Невилл как раз был там, пытался читать маме вслух, надеясь хоть на какую-то реакцию. Снейп ничего не сказал, но через пару дней отправил ему сову и предложил попробовать экспериментальное лечение — при условии, что к котлам Невилл и близко не будет подходить, но за доставку компонентов отвечает целиком и полностью. С тех пор прошло полгода, и прогресс был налицо. Невилл мотался по миру в поисках редких ингредиентов, Снейп варил зелья и лаялся с колдомедиками, а Алиса впервые за два десятка лет смогла внятно произнести слово «сынок». Невилл робко надеялся, что к концу года она сможет говорить целыми фразами.

Я видел, как блестят его глаза, какой довольной выглядит Ханна, как она улыбается, глядя на него, и мне было так хорошо, как уже очень давно не было. Ночь я провёл в той самой комнате, где останавливался на четвёртом курсе, а утром Ханна предложила мне у них пожить, «пока не решишь, куда податься», и честное слово, мне просто расцеловать её захотелось. Я водворился в «Котле»: днём бродил по Лондону, вечером читал или болтал с Невом и Ханной, и сам не заметил, как прошла неделя.
Снейпа я видел, но мельком. Он приходил ближе к ночи и сразу же направлялся к винтовой лестнице, волоча то чемоданы, то ящики, то свертки, в которых что-то подозрительно шевелилось. Невилл сказал, что Снейп не доверяет персоналу Мунго, поэтому отнял у Ханны кладовку и устроил в ней склад. Впрочем, какое там «отнял». По-моему, Невилл ему отдал бы всё, что угодно, да ещё приплатил — так он был счастлив. Я был рад за него. Иногда пытался представить, каково это — узнать, что есть такая вот возможность, надежда… сразу же начинала кружиться голова, и болело в груди. А ещё я почему-то был рад за Снейпа. Это было непонятно. И непривычно. Впрочем, выказывать ему свою радость я не спешил — после той весёленькой сценки в Министерстве мы только здоровались при встрече. То есть, я, конечно, извинился за неподобающее поведение и получил в ответ: «Забудьте, Поттер». На этом наше общение закончилось.

Однажды Ханна затеяла вечеринку, так что когда я вернулся из очередных блужданий по городу, в баре гомонила толпа народа. Пришлось надвинуть капюшон невидимки пониже и тихонько пробраться по стеночке к лестнице. Там я увидел Снейпа — и прямо залюбовался. Зрелище было ещё то. Снейп был весь всклокочен, будто его гиппогриф подрал, мантия разорвана на боку, глаза блестели нездоровым азартом. Он осторожно поднимался по ступенькам и нес на вытянутых руках здоровенный ящик с грязно-коричневым узором на боку. Вокруг Снейпа увивалась Рита Скитер — кровожадно улыбалась и забрасывала его вопросами. Снейп молчал, но явно из последних сил: челюсти у него ходили ходуном, словно он что-то пережёвывал. А Скитер не отставала. Она явно чувствовала себя в безопасности: судя по сосредоточенному виду Снейпа, в ящике было что-то хрупкое, что-то, чем он не хотел рисковать. Иначе бы мисс Скитер давно получила в лоб Ступефаем.

— Профессор Снейп! — пронзительно жужжала она, — это правда, что вы покупаете запрещённые вещества в Лютном переулке?!

— Пошла вон! — рявкнул Снейп и дёрнул головой. Ящик опасно накренился.

— Тогда где вы их покупаете? — не унималась Рита.

Снейп громко засопел, и я понял, что сейчас мисс Скитер точно получит ответ, который завтра же появится на первой полосе «Пророка» с комментариями ведущих колдомедиков, юристов и, разумеется, борцов за нравственность. Этого я допустить не мог. Поэтому скинул мантию-невидимку и метнулся вверх по лестнице.

— Мисс Скитер!

Рита даже подскочила от неожиданности.

— О, мистер Поттер, какая удача! — Она вся подобралась и хищно повела носом.

Я нагнулся к ней и торопливо зашептал:

— Знаете, я должен вам сказать… просто восхищён вами, Рита… какая вы всё-таки храбрая женщина. Просто героиня древних легенд!

Скитер вылупила на меня глаза и нервно хихикнула. Снейп замер с ней рядом, покачивая ящиком. Я изобразил на лице неземной восторг.

— Да-да. Не каждый решится на такое.

— На что решится? — с любопытством спросила Скитер.

Снейпа этот вопрос тоже явно заинтересовал — он даже шагнул к нам поближе, чтобы лучше слышать.

— Ну как же, Рита, вы ведь знаете, мистер Снейп — человек не особенно сдержанный. Дерганый, я бы даже сказал — нервы расшатаны годами войны… Волдемортом… Дамблдором… — С каждым произнесённым мной словом Снейпа перекашивало всё больше и больше, но я старался на него не смотреть. — Ну, и мы с Невиллом тоже постарались… так что — не дай Мерлин, у него сейчас рука дрогнет. И что тогда?

— Что? — возбуждённо спросила Рита. Я покачал головой.

— Вы разве не заметили этот иероглиф?

Я ткнул пальцем в мутное пятно на боку ящика. Рита тут же впилась в него взглядом. Снейп тоже.

— Разумеется!

— Ну, так я и говорю! Вы же знаете, что он означает? — Меня разбирал смех, но я ещё держался. — Настойка на чешуе Китайского Жопинога! Сильнейший инсектицид — для людей совершенно безвреден, конечно же, но вот если вдохнуть пары, следы остаются в организме на несколько месяцев, и сами понимаете…

Скитер слетела с лестницы, даже не дослушав. Снейп пару секунд простоял неподвижно, а потом, не удостоив меня ни единым взглядом, перехватил поудобнее свой драгоценный ящик и ушёл.

Я отправился к себе в комнату, призвал с кровати книгу, которую вчера начал читать, забрался с ногами в кресло у камина и загрустил. Грусть была тихой, туманной и не спешила оформляться в мысли, а когда наконец оформилась, вышло что-то наподобие: «Вот так-то. Можно сказать, спасаешь некоторым репутацию — и никакой благодарности…»

— Китайский Жопиног? — вдруг сказали у меня за спиной.

— Да, — сказал я, не оборачиваясь, — редчайшее магическое существо. В устье реки Янцзы осталось не более десяти экземпляров. Некоторые эксперты считают, что его чешую можно заменить когтями Патагонского Рукожопа, но вы не верьте, сэр. Это гнусные инсинуации.

— Хм… да. Спасибо за помощь, Поттер.

— На здоровье.

Вот теперь я повернулся и улыбнулся Снейпу. По-моему, тот даже вздрогнул от удивления. Потом пригладил разодранную мантию и, не дожидаясь приглашения, уселся в соседнее кресло.

— Что вы там несли насчёт инсектицида? — спросил он.

— Скитер — незарегистрированный анимаг, — с удовольствием пояснил я. — Жучок.

— Вот как. Почему же вы не доложили в Министерство?

— Потому что не имею привычки бегать с доносами.

Я тут же пожалел о своих словах, но Снейп, кажется, не обратил на них внимания. И слава Мерлину.

— М-м-м… в общем, пусть себе летает, жалко, что ли? К тому же, иметь такую информацию очень неплохо. Может, эта Скиттер еще нам когда-нибудь понадобится.

Снейп бросил на меня непонятно усталый взгляд, откинулся на спинку кресла и беззвучно вздохнул.

— Не по-гриффиндорски рассуждаете, Поттер.

Я тоже вздохнул:

— Жизнь такая.

В камине с треском обрушились поленья. Лицо Снейпа осветили красноватые отблески, и я сразу же вспомнил горящую хижину Харгрида, визг Клювокрыла, и то, как Снейп сломя голову мчался к воротам. «Беги, Драко… Никаких непростительных заклятий, Поттер… Опять отбито и будет отбиваться снова и снова… Не смей называть меня трусом!..» Мне вдруг стало холодно. Было странно и даже дико сидеть вот так, рядом с ним, разговаривать — и помнить всё. Такое уже случалось: на суде над Люциусом Малфоем, когда Драко под напряжённым взглядом Нарциссы пытался изобразить передо мной пантомиму в стиле «примирение заклятых врагов»; в кафе Фортескью, где я столкнулся с Паркинсон; на слушании дела Ксено Лавгуда. Никогда не забуду ужасный момент, когда он разрыдался, схватил меня за руку и потянул её к губам, я, задыхаясь, пытался вырваться, а вокруг щёлкали и щёлкали проклятые безжалостные фотокамеры… Внезапно Снейп вынырнул из кресла и нагнулся ко мне. Он был так близко, что я даже почувствовал тепло его дыхания.

— Поттер, что с вами?

— Ничего, — ответил я задумчиво. Книга соскользнула с моих колен, но я успел подхватить её и погладил потрепанный корешок. — Как выколоть из глаз воспоминанье?

Снейп вздрогнул. На миг его губы скривились, и я торопливо покачал головой — почему-то испугался того, что он может сейчас сказать.

— Всё в порядке, честное слово. Я просто хотел спросить — а что на самом деле в ящике? Вы так бережно с ним обращались. Там кто-то живой?

Снейп немного помолчал, потом снова вздохнул и уселся поудобнее. Когда он заговорил, голос его был почти спокоен.

— Муртлап. Купил по случаю в Керри, превосходный крупный экземпляр. Мистер Лонгботтом недурно разбирается в растениях, но животных я предпочитаю отбирать сам — однажды ему уже всучили вместо муртлапа обычную крысу.

— Бедный Невилл, — сочувственно заметил я. — Он был очень расстроен?

— Надо думать. Учитывая, что крыса едва не откусила ему палец.

Потом выяснилось, что мантию Снейп порвал, отвоевывая муртлапа у другого покупателя. «Я был первым!», — заявил он, победно скалясь, и мне стоило больших трудов не заржать во весь голос. А таинственный иероглиф оказался просто кофейным пятном.

Мы проговорили почти час. Разговор был, в принципе, ни о чём, но когда Снейп ушёл, я чувствовал себя на удивление хорошо и спокойно. На волне этого спокойствия мысли впервые за долгое время стали ясными и чёткими. Я почти до утра пролежал без сна, раздумывая о том, что делать дальше, и наконец-то определился в выборе. Меня звали в школу Авроров, в Хогвартс, ещё в кучу мест, но всё это было не то. А в голове всё звучали слова Снейпа: «Развлекайтесь». Что ж, дело хорошее. Утром я позавтракал в компании Ханны и отправился «развлекаться».

Дом в Годриковой Лощине я запер — возможно, когда-нибудь Министерство пожелает устроить там что-то вроде музея, а я даже найду силы им помочь. Но не сейчас. Сходил на кладбище, посидел немного у могилы, наколдовал новый венок. Потом побывал у Андромеды: поиграл с крестником, договорился, что на следующие выходные заберу его погулять, и заодно спросил, не хочет ли Андромеда перебраться на Гриммо — я решил отдать дом им с Тедди. Мне казалось, что Сириусу это понравилось бы. Андромеда пообещала подумать и погладила меня по голове. Я вышел из её домика с улыбкой — представлял, как Тед будет летать по комнатам особняка на детской метёлке, а вместо эльфовых голов на стенах появятся колдографии.

А потом я отправился к мистеру Олливандеру. Просидел у него несколько часов, предаваясь совместным воспоминаниям, и сделал то, что надо было сделать уже давно — подписал контракт на ученичество.

Уж что-что, но в волшебных палочках я теперь разбирался.

…Новость о моём ученичестве приняли по-разному. Гермиона сказала: «Ну лишь бы тебе нравилось». Рон спросил, не боюсь ли я умереть со скуки. Шеклболт сообщил, что эксперты по волшебным палочкам просто обалдеть как нужны в Департаменте Охраны Правопорядка, и если я годика через три решу ещё немножко позащищать магическую Британию, то он, Шеклболт, примет меня как родного. Мастер Олливандер заметил, что об этом мне действительно стоит подумать. Но думать мне пока не хотелось. Хотелось приходи