В конце V — первой половине VI В.

Для большинства западных исследователей восстания 532 г. в Константинополе характерна тенденция рассматривать это народ­ное движение в отрыве от сложной социально-политической борьбы того периода, в лучшем случае связывая его с выступлениями пар­тий ипподрома [293; 75; 148, т. II, с. 39—48; 235, т. I, с. 271—272; 128, с. 82—91; 178, с. 41 и сл.; 180, с. 102 и сл.]. В подобном изобра­жении восстание Ника представляется событием исключительным, почти невероятным. Мы же, со своей стороны, хотим отметить не­обыкновенную типичность этого восстания, в котором нашли свое отражение характерные особенности социально-политической борь­бы конца V — первой половины VI в., начиная от существенных черт и кончая незначительными деталями.

Прежде всего восстание Ника происходило в бурную эпоху, когда редкий год не был отмечен крупным мятежом или мелким волнением. Источниками зафиксированы мятежи в 491 г. [22, с. 141; 31, с. 94], 493 [31, с. 94], 498 [26, с. 394—395; 16, с. 608; 22, с. 168], 501 [22, с. 167; 31, с. 95], 507 [31, с. 96; 41, с. 149—150], 511 [40, с. 137—138; 41, с. 154], 512 [26, с. 406—408; 22, с. 170; 31, с. 97—98; 44, с. 195; 16, с. 609; 21, III, 40; 46, VII, 9], 514 [22, с. 146], 515 [41, с. 161], 518 [37, кол. 1057 и сл.; 22, с. 171], 520 [22, с. 171], 523 [26, с. 416; 41, с. 166], 532, 547 [26, с. 483; 41, с. 225], 549 [26, с. 484; 41, с. 226], 550 [26, с. 484; 41, с. 227], 553 [26, с. 486], 556 [26, с. 488; 41, с. 230], 559 [26, с. 490—491], 560 [41, с. 234], 561 [41, с. 235—236], 562 [26, с. 492; 41, с. 237], 563 [41, с. 239], 565 гг. [22, с. 176]. Отдельные годы отмечены не одним, а несколькими со­бытиями подобного рода. Так, в 507, 561 и 562 гг. волнения среди населения случались дважды, а в 562 г. помимо двух народных вы­ступлений имел место заговор аргиропратов, к которому оказались причастны представители аристократии [26, с. 493—495; 41, с. 237—238; 22, с. 173—175].

Следует учесть и ряд народных волнений, не поддающихся точ­ной датировке. Так, об одном из значительных по масштабам столк­новений между прасинами и венетами известно лишь то, что оно произошло в правление Анастасия, во время языческого праздника вриты, когда префектом города был Илья. Вооруженные сторон­ники враждующих партий бросились друг на друга; в схватке по­гибло много народа [22, с. 142]. Без точной даты сохранилось упо­минание и о мятеже, происшедшем в конце правления Юстиниана, когда приговоренного к смерти прасина возили с позором по горо­ду; в квартале Питтакии его отбили венеты и спрятали в церкви св. Софии, возле которой было «сильное волнение» (ή στάσις μεγάλη) [22, с. 175].

Кроме того, необходимо учесть и то, что в источниках не сохра­нились упоминания обо всех мятежах. Иногда авторы ограничи­вались простым указанием на то, что в тот или иной период было много народных волнений. Так, по свидетельству Феодора Чтеца, Анастасий по причине уличных беспорядков приказал префекту города сопровождать его во время религиозных процессий [40, с. 134]. Для времени Юстина известны лишь волнения 518, 520, 523 гг. Между тем Иоанн Малала пишет, что при этом императоре до того, как префектом города стал Феодот, венеты неоднократно устраивали беспорядки [26, с. 416]. Согласно Феофану, они «бес­чинствовали в течение пяти лет» [41, с. 166]. Поскольку Феодот стал префектом Константинополя в 523 г. [26, с. 416; 314, с. 117], надо полагать, что волнения венетов происходили неоднократно с 518 по 523 г. Эдикт 527 г., направленный против беспорядков, устраи­ваемых цирковыми партиями [26, с. 422], по-видимому, также на­ходится в непосредственной связи с какими-то волнениями.

Ко всему этому следует добавить войну с исаврами, тянувшую­ся несколько лет [22, с. 143 и сл., 167 и сл.; 40, с. 126—127; 26, с. 393—394; 41, с. 137; 31, с. 94—95; 29, гл. 23; 46, VII, 1], мятеж Виталиана [22, с. 143—147; 26, с. 402; 31, с. 98—99; 41, с.157 и сл.; 160, с. 80—94], восстания самаритян и евреев Кесарии Палестин­ской [26, с. 445—447; 16, с. 619; 22, с. 171; 332], мятежи в Антио­хии [26, с. 392—393, 395—398, 416 и сл.; 41, с. 166], Александрии [26, с. 401; 41, с. 151—152, 162—163], Пафлагонии [22, с. 142], Кизике [26, с. 491—492] и в других местах [26, с. 416; 41, с. 166].

Таким образом, эпоха необычайно насыщена народными волне­ниями и мятежами (более 30 за 74 года в одном Константинополе), среди которых восстание Ника является наиболее значительным. Вместе с тем восстание Ника отразило характерные черты социаль­но-политической борьбы того периода, которая отличалась необы­чайной сложностью и разнообразием. Это была и борьба внутри господствующего класса, и борьба народных масс против социаль­ного угнетения. Нередко аристократия пыталась использовать на­родные движения в своих целях, в результате чего социально-политическая борьба приобретала еще более запутанный характер.

Волнения, происходившие в Константинополе в конце V — первой половине VI в., можно условно разделить на два типа: 1) борьба партий и 2) совместные выступления народных масс. В по­следнем случае далеко не всегда идет речь о партиях ипподрома. Борьба между партиями обычно начиналась во время ристалищ и порой действительно носила характер столкновения на почве спортивного соперничества. В 520 г., во время консульства Вита­лиана, димоты начали беспорядки на ипподроме. Против них бро­сили войска, и многие были убиты. После этого партии помирились, и по окончании игр, на которых присутствовал префект города Фео­дор, они «вместе покинули театр». На следующий день, снова собравшись на ипподроме, партии стали просить, чтобы император вышел к ним, и потребовали своих любимых орхистов. Император удовлет­ворил их просьбы, и димоты, одетые в плащи цвета своих партий, придя в сильное возбуждение, стали хватать и бросать в море пара­кенотов [22, с. 171] ¹. Следовательно, даже это волнение, спортив­ный характер которого наиболее ярко выражен, в конце концов приобретает социальный оттенок.

В большинстве случаев, когда борьба между партиями также начиналась в непосредственной связи с играми, их вражда прини­мала настолько ожесточенный характер, что невозможно не предпо­ложить какие-то другие, более глубокие ее причины.

В 501 г., во время праздника вриты, произошло кровопролитное столкновение между прасинами и венетами. Прасины принесли с собой на ипподром сосуды, в которые были спрятаны оружие и камни, прикрытые сверху фруктами, и поставили якобы для прода­жи в портиках ипподрома. В тот момент, когда на трибуне появился префект города Константин Цурукка и, как обычно, еще шумели голоса горожан, прасины незаметно достали из сосудов их содер­жимое, и град камней обрушился на ничего не подозревавших зри­телей. Затем, обнажив мечи, прасины бросились на своих против­ников и «обагрили себя кровью многих горожан, не пощадив своих друзей и близких» [31, с. 95] ². Растерявшиеся венеты попытались бежать, и многие из тех, кто не был убит, погибли в начавшейся давке. Всего от этой резни пострадало более 3 тыс. человек [31, с. 95; 22 с. 167]. В числе погибших оказался незаконный сын Ана­стасия [22, с. 167; 41, с. 225].

Ряд сильных волнений подобного рода приходится на вторую половину правления Юстиниана. 11 мая 547 г., при префекте го­рода Фоме, во время празднования «дня рождения» Константино­поля, произошла схватка между обеими партиями. Против них были посланы экскувиты и солдаты, которые убили множество людей, другие же были задавлены в толпе во время бегства [26, с. 483; 41, с. 225].

В июле 549 г. произошло новое столкновение между партиями, в результате которого был сожжен дом Парда. Пожар распростра­нился на соседние районы, вплоть до квартала Элевсия (близ фору­ма Феодосия) [227, с. 328—329]. И вновь было немало человеческих жертв [26, с. 484; 41, с. 227] ³.

В апреле следующего года, при префекте города Иоанне Кокорвии, произошло столкновение димов на ипподроме, хотя там в тот момент не было игр. И вновь дело не обошлось без кровопролития. По свидетельству Иоанна Малалы и Феофана, погибло много людей от обеих партий [26, с. 484; 41, с. 227]. Как свидетельствует Феофан, толпа во время побоища «бросилась грабить зргастирии» [41, с. 227].

559 год ⁴ также был отмечен упорной борьбой между димами. 13 мая, после окончания игр, прасины, возвращаясь с ипподрома, проходили портик Мосхиана. Неожиданно они подверглись оскорб­лению со стороны людей из расположенного вблизи дома Апиона [227, с. 311] ⁵, после чего на них напали венеты. Столкновения произошли и в других местах города. Переправившиеся из Сик венеты начали поджигать приморские склады. Если кто-нибудь пытался тушить пожар, они поражали его из лука. Прасины, со своей стороны, тоже не бездействовали: по словам Иоанна Малалы, они всячески пытались отплатить венетам той же монетой [26, с. 491]. Так, в Неории они сожгли дом, принадлежавший, по всей вероятности, логофету Андрею [227, с. 308], который в 563 г. стал префектом города [41, с. 239]. Произошло столкновение и на цен­тральной улице Константинополя — Месе. Здесь был подожжен дом Петра Варсимы. Пожар распространился до Халки Тетрапила и противолежащего портика. Беспорядки продолжались два дня и были прекращены лишь после вмешательства войска во главе с ко­митом экскувитов Марином и куропалатом Юстином, которые с тру­дом смогли усмирить обе партии [26, с. 491].

Характерно, что во время этого волнения пострадали два важных чиновника Петр Варсима и Андрей, которые самым непос­редственным образом были связаны с деятельностью префектуры претория. Петр был в то время главой этого ведомства [33, эдикт XI; 301, с. 776], а логофет Андрей или возглавлял финансовое бюро префектуры претория [301, с. 215], или был логофетом наподобие Марина Сирийца [26, с. 400; 301, с. 204] и Александра по прозвищу Псалидий [35, т. II, III, 1, 28—31; 35, т. III, XXVI, 30—34], дея­тельность которых была связана с провинцией. По-видимому, в этом волнении проявилась не только взаимная неприязнь партий, но и недовольство населения финансовой политикой Юстиниана, которую направлял в тот период Петр Варсима. Около двадцати лет Петр занимал важнейшие государственные посты. Дважды он был комитом священных щедрот и дважды — префектом пре­тория [301, с. 774—776]. Его изощренность в добывании допол­нительных средств для государства была не меньшей, если не большей, чем у Иоанна Каппадокийского. Введение им различ­ных монополий [35, т. III, XXII, 7—38], повышение налогов [35, т. III, XXII, 14—19], сокращение пенсий [35, т. III, XXII, 36], удешевление солида [35, т. III, XXII, 38] ⁶, порча мелкой монеты [26, с. 486] — все это вызвало недовольство самых раз­личных слоев населения, в особенности бедняков, которые боль­ше всего страдали от вымогательств Петра Варсимы, о чем весь­ма впечатляюще рассказывает Прокопий. В результате введения монополий на предметы первой необходимости цены, по словам этого историка, возросли в три раза, что особенно тяжело сказа­лось на положении людей «маленьких и неимущих, находящихся в крайней нужде и унижении». От введения хлебной монополии Юстиниан в год префектуры Петра Варсимы ежегодно получал дополнительно 300 либр золота, «а хлеб стал дороже, — пишет Прокопий — и полон золы» 135, т. III, XXVI, 12—241. Враждеб­ность населения к Петру, олицетворявшему собой тяготы фис­кального гнета, особенно ярко проявилась в этом мятеже. Таким образом, народные волнения тех лет явно не ограничиваются борьбой враждующих партий.

Новые столкновения между прасинами и венетами произошли в ноябре 561 г. Перед этим в октябре случился сильный пожар в гавани Кесарии, в результате которого погибли все расположен­ные там эргастирии. В ноябре перед началом игр прасины на ип­подроме напали на венетов. Узнав об этом, император появился в кафисме и приказал комиту экскувитов Марину и куратору Кесарии разнять партии. Однако тем не удалось усмирить сра­жающихся, многие из которых были убиты и ранены. Венеты при­шли на места, где обычно сидели прасины, и подстрекали друг дру­га: «Жги здесь, жги там. Здесь прасину не бывать». Прасины ме­жду тем врывались в кварталы венетов, бросали камни в тех, кого находили там, и кричали: «Жги, жги здесь. Здесь венету не бывать». На следующий день с восходом солнца они вновь ворвались в квар­талы венетов и грабили их имущество. Император приказал схва­тить грабителей и подвергнуть их пыткам. Те, кому удалось бе­жать, спрятались в церкви св. Евфимии в Халкидоне. Но префек­ту города удалось извлечь их оттуда и подвергнуть наказанию. Напрасно матери и жены прасинов просили императора сжалить­ся над их близкими — женщин разогнали палками. Но и венеты были напуганы и укрылись в храме Богородицы во Влахернах [41, с. 235—236].

По всей видимости, пожар в гавани Кесарии и столкновение партий ипподрома месяц спустя были самым непосредственным образом связаны между собой, на что в свое время обратила вни­мание Н. В. Пигулевская [78, с. 145—146]. Пожар, вероятно, воз­ник по вине венетов, за которыми уже числился поджог портовых складов прасинов в 559 г. Озлобление прасинов и их необычайно активные действия против венетов скорее всего и были вызваны этим пожаром. Подобный вывод напрашивается не только потому, что эти события следуют почти одно за другим, но и потому, что усмирять прасинов на ипподроме было поручено куратору Ке­сарии.

Каковы же были причины столь ожесточенной борьбы партий?

Необходимо отметить, что в схватках между ними принимали учас­тие самые различные элементы общества. Это в первую очередь городская беднота, которая врывалась в эргастирии и грабила все, что попадалось под руку, бросала в море паракенотов, поджигала дома наиболее ненавистных чиновников и т. п. Бесспорно, это был наиболее активный элемент борьбы партий, но не единствен­ный: в волнениях принимали участие и владельцы эргастириев (вспомним события 559 и 561 гг.) и даже аристократы.

В 523 г. новый префект города Феодот получил широкие полномочия для борьбы с наиболее мятежными членами партии венетов. Когда он начал сурово с ними расправляться, среди его жертв оказался сенатор Феодосий Стикка, которого Феодот казнил без ведома императора [26, с. 416]. В 559 г., как мы видели, на прасинов напали венеты, принадлежавшие к дому крупного землевладельца сенатора Апиона. В период правления своего дяди Юстина в борьбе партий на стороне венетов принимал участие и сам Юстиниан [314, с. 117; 301, с. 239].

Противоречия между влиятельными владельцами эргастириев (οί εργαστηριακοί) и знатью, о чем мы упоминали выше, и послу­жили, по-видимому, основой для борьбы партий ипподрома. Эти противоречия усугублялись определенными мерами правительства. Так, в 537 г. Юстиниан, желая упорядочить налогообложение, а главное — ослабить недовольство торгово-ремесленного населе­ния города, издал по ходатайству глав корпораций 43-ю и 59-ю но­веллы, в каждой из которых он под угрозой изъятия эргастириев запретил сенаторам освобождать от податей принадлежавшие им лавки и мастерские [33, нов. 43, гл. I; нов. 59]. Неизвестно, насколь­ко точно это постановление выполнялось, но одного его появления было достаточно, чтобы усилить взаимную неприязнь аристокра­тов и οι έργαστηριακοί.

В 544 г. вышла 122-я новелла, задевавшая уже интересы ремес­ленников и торговцев. Их обвинили в том, что, вместо того чтобы «исправиться после божьей кары» (речь идет о чуме, свирепствовав­шей в империи в конце 541 г.), «они, предавшись пороку алчности, требовали за свои изделия и труд двойную и тройную плату» [33, нов. 122]. Закон предписывал сохранять старую оплату, виновных же приговаривал к штрафу в тройном размере [33, нов. 122]. Новел­ла, по-видимому, имела в виду широкие слои трудового населения империи, в том числе строителей, скульпторов, лепщиков по гипсу и т. д. — словом, всех тех, кто в законе назван мастерами διαφόρων τεχνων [33, нов. 122], но он, несомненно, касался (и, возможно, в первую очередь) крупных торговцев, которые договаривались ме­жду собой (как это делали их собратья в конце V — начале VI в.; см. выше, с. 27) { Здесь стр. 16; Ю. Шардыкин } о ценах на товары. Весьма существенным образом сказывалось на прибылях торгово-ростовщической верхушки и уде­шевление золотой монеты — солида (номисмы) [35, т. III, XXII, 38]. Все это, бесспорно, вызывало озлобление среди менял, ростов­щиков, крупных торговцев и других состоятельных представителей торгово-ремесленного населения, и, быть может, усиление борьбы партий ипподрома во второй половине правления Юстиниана, в ко­торой весьма активное участие принимают οι εργαστηριακοί, следует поставить в связь с политикой этого императора, направ­ленной в известной степени против торгово-ремесленной верхушки.

Что же касается однородных по своему составу низов партий иппо­дрома, то для них борьба димов служила лишь удобным предлогом для выражения протеста против их бедственного положения. Об этом свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что любое столкновение между партиями, даже если оно возникло лишь на почве спортивного соперничества на трибунах ипподрома, в конеч­ном итоге приобретало социальный оттенок. К тому же борьба между партиями ипподрома и по количеству стычек, и по своему размаху значительно уступала общей борьбе народных масс против социального и политического угнетения.

Остановимся на наиболее крупных движениях подобного рода. В 491 г. префект города Юлиан запретил народу собираться на ип­подроме [22, с. 141; 31, с. 94] ⁷, и горожане, видя в этом ущемление своих прав, ответили на постановление префекта весьма активными действиями: во время игр на ипподроме в присутствии Анастасия они подняли мятеж. Разгневанный император направил на подав­ление мятежа солдат, но усмирить народ силой не удалось. Восстав­шие подожгли ворота ипподрома, от чего пострадали и близлежащие портики. Анастасий вынужден был уступить, и место Юлиана занял зять императора патрикий Секундин [22, с. 141]. Через два года, однако, в 493 г., разразился новый мятеж. Разбушевавшаяся толпа сбросила с пьедесталов статуи императора и императрицы и таскала их по улицам [31, с. 94] ⁸.

И в том и в другом случае непосредственной причиной волнений были, по-видимому, попытки императора ограничить число и раз­меры зрелищ, а по существу, вообще всякие сборища простого народа. Не случайно папа Геласий в своем письме к Анастасию в на­чале 494 г. упоминает, что тот «подавил народное волнение» pro re­bus ludicris [23, кол. 46]. Вместе с тем в этих беспорядках оказались замешаны аристократы из исавров, оттесненные после смерти Зи­нона на задний план. По сообщению Иоанна Антиохийского, после восстания 491 г. ⁹ исаврам воспрещалось жить в столице, и они должны были немедленно покинуть город. Были изгнаны и орхис­ты, которых ранее разрешил иметь каждой из четырех партий ип­подрома Лонгин, брат императора Зинона [22, с. 141].

Эти строгие меры едва ли были случайностью. Скорее всего исав­ры действительно имели отношение к мятежу 491 г., пытаясь ис­пользовать его для сохранения и укрепления своих позиций в сто­лице и империи. Нельзя забывать, что до вступления на престол Анастасия они занимали важнейшие государственные посты, а сама Исаврия находилась в привилегированном положении, получая от государства денежные субсидии [22, с. 142]. Зинон стремился со­хранить за исаврами господствующее положение и своими преем­никами хотел видеть брата Лонгина и магистра оффиций, также но­сившего имя Лонгин [41, с. 135—136]. Естественно, они не оставляли притязаний на престол и пытались использовать в своих интересах народное выступление ¹⁰. Возможно, исавры были причастны и к мя­тежу 493 г., т. е. в разгар войны с ними, поскольку у них могли быть в столице сторонники. Так, к их числу принадлежал патриарх Евфимий [41. с. 139—140; 40, с. 126—127].

В 498 г. в Константинополе произошел новый мятеж. На иппо­дроме во время ристаний прасины стали требовать у императора освобождения лиц, арестованных префектом города за то, что они устраивали беспорядки, бросая в своих противников камни (сле­дует отметить, что камни нередко служили оружием для восставшего народа —так было в 501 г. [31, с. 95], 532 [28, с. 154], 563 [41, с. 236] и других годах). Разгневанный император не снизошел к просьбам народа, а приказал экскувитам обнажить оружие. Тогда и произо­шло «великое смятение». Димы двинулись к кафисме и стали бро­сать камни в императора. Один из камней, пущенный неким Мав­ром, едва не попал в цель. Анастасий уклонился от удара, а экску­виты изрубили бросавшего на куски. Раздраженные димоты подожгли Халку, и распространившийся пожар истребил портик иппод­рома вплоть до кафисмы. Пострадал и весь портик до Эксаипия ¹¹ и форума Константина. Император сурово наказал восставших, но вместе с тем пошел и на серьезную уступку: префект города был сме­щен, и его место занял патрон партии прасинов Платон [26, с. 394— 395; 16, с. 608; 22, с. 167] ¹².

Наиболее сильным народным выступлением времен Анастасия было восстание 512 г. Оно непосредственно связано с другими вы­ступлениями подобного рода, прежде всего с волнениями 507 и 511 гг., когда Анастасий пытался ввести монофиситство в столице. В 507 г. император пригласил в Константинополь известного монофисита Филоксена, талантливого проповедника и ярого противника Хал­кидонского собора. Возмущение столичного населения было на­столько сильным, что император оказался вынужденным удалить Филоксена из города и издал распоряжение, согласно которому префект города был обязан сопровождать Анастасия во время шест­вий и религиозных процессий [41, с. 149—150; 40, с. 134]. В 511 г. во время службы в дворцовой церкви архангела Михаила и в собо­ре св. Софии было исполнено монофиситское трисвятое. Возмущен­ный народ разогнал монофиситов палками. Но монофиситы имели довольно солидную опору. Сам император, оказавшийся в союзе с Севером и Юлианом Галикарнасским, выступил против ортодок­сального патриарха Македония и подверг его публичному оскорбле­нию. Это еще больше возмутило народ; даже женщины приняли участие выдвижении против императора. Анастасий в страхе заперся во дворце и даже приготовил суда для бегства. Затем он сделал вид, что уступает, и пригласил к себе Македония. Приветствуемый схо­лами, патриарх торжественно вошел во дворец [40, с. 138; 41, с. 154].

Однако через год, 4 ноября 512 г., Марин Сириец и префект го­рода Платон объявили в церкви св. Софии о введении монофисит­ского прибавления к трисвятому (ο σταυρωθείς δι'ύμας). Начав­шиеся тут же беспорядки правительство жестоко подавило с по­мощью оружия, несмотря на то, что дело происходило в церкви [31, с. 97]. На другой день то же самое повторилось в церкви св. Феодо­ры, и опять много горожан было убито [31, с. 97; 44, с. 195; 41, с. 195] ¹³. Тем не менее, когда на следующий день, 6 ноября, отме­чалась память о том страшном дне 472 г., когда ветер донес до Кон­стантинополя пепел извергавшегося Везувия и землетрясение по­трясло города Малой Азии, на форуме Константина собрался весь народ, пришедший в сильное возбуждение. Часть горожан, распе­вая псалмы, отправилась по городу, убивая попадавшихся на пути монофиситов. Другие продолжали оставаться на форуме, который был превращен в центр мятежа. Сюда были принесены ключи от города. Толпа низвергла статуи императора и волочила их по земле. Анастасий послал сенаторов Келера и Патрикия успокоить бушую­щих горожан, но восставшие прогнали их, бросая в них камнями [31, с. 98]. Народ требовал другого императора и, окружив дом пат­рикии Юлианы, провозглашал императором ее мужа Ареовинда [26, с. 407]. По-видимому, дело не обошлось без вмешательства аристократии, которая попыталась использовать народное возму­щение в своих интересах. Ареовинд, однако, уклонился от оказан­ной ему чести и, опасаясь за свою жизнь, бежал на другой берег Босфора [26, с. 407]. Бушующая толпа направилась к дому Марина Сирийца, который, как и префект города Платон, бежал из города. Дом Марина был разграблен и сожжен [26, с. 407; 31, с. 98]. Вместе с домом Марина пострадал и дом другого сановника, племянника Анастасия, патрикия Помпея [31, с. 98], хотя он, как было извест­но, не разделял монофиситских взглядов своего дяди [41, с. 159; 37, кол. 458, 465—466]. Таким образом, восстание, начавшееся как религиозное движение, приобрело явный социальный характер.

Не имея возможности подавить восстание силой, Анастасий от­важился на весьма смелый маневр. Он появился без диадемы на ипподроме, где собравшийся народ стал требовать выдачи Платона и Марина на растерзание диким зверям. Император клялся, что ис­полнит все требования горожан, просил их успокоиться и прекра­тить поджоги и убийства. Вид Анастасия и его слова подействовали на восставших, и они стали упрашивать его надеть диадему, а затем мирно разошлись. Император, как и следовало ожидать, не выпол­нил своих обещаний и сурово расправился с восставшими [26, с. 408; 31, с. 98].

Хотя восстание 512 г. в изображении источников носит ярко вы­раженный религиозный характер, ряд обстоятельств, в том числе и сам ход восстания, заставляют предполагать, что религиозные причины были не единственными и, более того, не определяющими. Прежде всего монофиситство в VI в. было неоднородно: в нем было два течения — крайнее и умеренное [301, с. 159—160; 193, с. 185— 186]. Последнее численно преобладало; в его ряды входили один из образованнейших людей своего времени, антиохийский патри­арх Север [193, с. 186], и сам Анастасий [46, VII, 8]. Расхождения между умеренным монофиситством и официальным православием были не столь уж велики, носили в значительной степени формаль­ный характер. Монофиситы возражали против того, что у Христа было δύο φύσεις, отождествляя φύσις с υπόστασις и понимая φύσις не как «природу», а как «лицо» [193, с. 209]. По их мнению, право­славные рассекли Христа на два «лица», став, по сути дела, несто­рианами. Вместе с тем умеренные монофиситы так же враждебно относились к евтихианству [46, VII, 8; 193, с. 206], как и православ­ные, и не отрицали, что Христа можно считать спасителем лишь в том случае, если он пострадал как человек [193, с. 209—210; 46, VII, 8]. Таким образом, умеренное монофиситство при известном к нему снисхождении вполне могло быть примиримо с догматами Халкидонского собора.

Причины ненависти к монофиситам в 512 г. лежали, по-види­мому, не столько в религиозной догматике, сколько, надо полагать, в том, что Анастасий пытался ввести монофиситство силой при под­держке восточного духовенства. Вместе с Севером в столицу при­было двести монахов [41, с. 152], которые и стали опорой императо­ра в его религиозной политике. Не желая укрепления восточных элементов в Константинополе, его население было возмущено и тем, что Анастасий решил насаждать монофиситство, полностью игно­рируя мнение народа и сената. Анастасий, как мы видели, всячески стремился ограничить активность народных масс. С первых лет своего правления он стал сокращать зрелища и всякого рода сбори­ща на ипподроме. А теперь, в 512 г., император стремился навязать населению чуждые тому религиозные убеждения. Еще большее значение, на наш взгляд, имела финансово-экономическая полити­ка Анастасия, хотя, быть может, не следует разграничивать эти два момента, ибо уменьшение числа зрелищ было, по-видимому, вызвано и стремлением сократить расходы казны. Скаредность Анаста­сия была общеизвестна [17, II, 8, 6; 25, III, 36], и даже авторы-монофиситы упрекают его в этом пороке [29, гл. 39]. Ненависть к Марину Сирийцу, чье многочисленное серебро разделила толпа при разграблении его дома, также была вызвана скорее всего эко­номическими причинами. Думается, не следует преувеличивать монофиситские взгляды Марина, которые в 519 г. при ортодоксаль­ном императоре не помешали ему стать префектом претория. Как и Апион, он, по-видимому, переменил веру [314, с. 130]. Гнев, ко­торый возбудил у народных масс префект претория, несомненно, был в первую очередь обусловлен вымогательствами Марина, ко­торый помог Анастасию собрать для казны громадные деньги ¹⁴.

Итак, совместные выступления народных масс при Анастасии были вызваны тяжелым экономическим положением населения и стремлением правительства ограничить активность народных масс. Нелегкое положение народа послужило причиной и для других волнений, большинство которых падает на вторую половину прав­ления Юстиниана.

В 553 г. в Константинополе произошло восстание бедняков, причиной которого, по словам Иоанна Малалы, послужила порча властями мелкой монеты. Волнения были настолько сильными, что Юстиниан приказал выпускать монеты по прежнему образцу [26, с. 486].

В мае 556 г. в столице не хватало хлеба. На ипподроме во вре­мя игр в честь «дня рождения» города в присутствии персидских послов народ стал кричать: «Василевс, [дай] изобилие городу!» По приказу императора префект города подавил мятеж. Характер­но, что среди лиц, наказанных префектом, были знатные люди из партии венетов [26, с. 488; 41, с. 230]. По-видимому, аристократия и в этом случае попыталась использовать в своих интересах народ­ное недовольство.

В 560 г., когда распространился слух о смерти императора, димы заволновались и захватили весь хлеб в булочных и пекарнях, так что уже утром следующего дня [41, с. 234] ¹⁵ нельзя было найти хлеба во всем городе. Положение было спасено сенатом, который принял необходимые меры для восстановления порядка.

Крупные волнения произошли в 563 г. в связи с назначением на пост префекта города некоего Андрея. Очевидно, речь идет о тем самом логофете Андрее, дом которого пострадал во время волне­ний 559 г. Тогда он служил в префектуре претория под началом Петра Варсимы. По всей вероятности, Андрей, так же как и сам префект, был ненавистен народным массам из-за его вымогательств. Назначение Андрея на более высокий пост сулило народу но­вые невзгоды, и горожане подняли мятеж. Когда после назначения префектом Андрей ехал на колеснице в преторий, на него напали прасины и с проклятиями стали кидать в него камни. К прасинам присоединились венеты ¹⁶, и на главной улице столицы Месе про­изошли большие беспорядки. Как и в январе 532 г., восставшие устремились в преторий и напали на его охрану. Император при­казал куропалату Юстину усмирить бушующую толпу. «Зачин­щики» беспорядков были схвачены, и много дней их водили с по­зором по городу; тем же, кто в ходе беспорядков пустил в ход оружие, отрезали пальцы [41, с. 239].

565 год, последний год правления Юстиниана, также был от­мечен крупными волнениями. Префект претория Зимарх послал солдат и коментарисиев арестовать некоего Кесария, жившего в квартале Мезанциол. Жители Мезанциола, прасины, не выдали Ке­сария и выступили против солдат. Схватка продолжалась два дня, на протяжении которых солдаты не могли одолеть восставших. Юстиниан послал значительные подкрепления, но это еще больше озлобило восставших, которые перебили многих солдат и экскуви­тов. Однако и на стороне прасинов было немало погибших. Борьба охватила районы города, прилегавшие к Тетрапилу и преторию города. Здесь, по свидетельству хрониста, к прасинам присоедини­лись венеты. В тот же день произошло столкновение и в квартале Стратигий ¹⁷. Не в силах усмирить восставших, Юстиниан сместил Зимарха и на его место назначил Юлиана. Новый префект в тече­ние десяти месяцев производил тщательное расследование, разы­скивая среди димотов «воров, грабителей и убийц» и предавая их казни [22, с. 176]. В данном случае речь, бесспорно, идет о предста­вителях низших слоев населения, городской бедноте, которая при­няла в мятеже самое активное участие.

* * *

Итак, социально-политическая борьба в Константинополе в конце V — первой половине VI в. отличалась большой сложностью. Наряду с борьбой партий ипподрома между собой в этот период было немало совместных выступлений народных масс против правитель­ства. Нередко в борьбу различных слоев населения вмешивалась аристократия, которая не только принимала непосредственное участие в столкновениях партий, но и использовала в своих инте­ресах народные движения. Аристократия была замешана в народных выступлениях 491, 493, 512 и 556 гг., она участвовала и в заговоре аргиропратов в 562 г.

Все особенности сложной социально-политической борьбы кон­ца V — первой половины VI в. с необыкновенной яркостью проя­вились в восстании Ника, которое можно по праву назвать наиболее типичным восстанием этого периода. Начавшись с борьбы партий, оно перешло во всеобщую борьбу народных масс против социально­го угнетения. Причиной восстания Ника, как и многих других народных выступлений в Константинополе, послужило тяжелое положение горожан, усугубленное финансово-экономической по­литикой императора. Немалое значение имели и стремление Юсти­ниана (как и Анастасия) осуществлять свои политические идеи, полностью игнорируя мнение сената и народа, его попытки ограни­чить активность народных масс. Как и в волнениях 491, 512 и 563 гг., восставшие в 532 г. направили свой гнев против чиновников, про­водивших в жизнь политику императора. Так же как и во всех дви­жениях конца V — первой половины VI в., решающую роль в восстании Ника сыграл народ. Именно он добился отставки наибо­лее ненавистных чиновников, открыл тюрьмы, поджег государствен­ные здания. Вместе с тем заметную роль в восстании сыграла ари­стократия, которая навязала народу, как и в 512 г. (но на этот раз более успешно), своего кандидата на престол. Столь же характерны и методы борьбы восставших в 532 г.: метание камней, использова­ние оружия и, наконец, поджоги, без которых не обходился почти ни один мятеж. Типично и поведение горожан накануне восстания, их диалог с императором Юстинианом, который очень напоминает диалог народа с патриархом Иоанном в храме св. Софии в 518 г., сразу же после восшествия на престол Юстина I [37, кол. 1057 и сл.]. Так же как и «Акты по поводу Калоподия», обращение к пат­риарху носит ритмический характер ¹⁸. И в том и в другом случае есть сходство в выражении мыслей ¹⁹, а иногда и отдельных фраз ²⁰. Но самое главное, что роднит «Акты по поводу Калоподия» и диа­лог народа с патриархом Иоанном, это та свобода и даже резкость, с которыми народ обращается в одном случае к императору, в дру­гом — к патриарху ²¹.

Немало и других деталей роднит восстание Ника с народными волнениями того периода. Так, события 532 г. развернулись глав­ным образом на ипподроме, на Августеоне, Месе, форуме Констан­тина, т. е. в местах, которые, по сути дела, являлись центром поли­тической, социальной и культурной жизни столицы. Можно при­вести и более мелкие факты. Как и Анастасий в 511 г., Юстиниан в критическую минуту восстания готовил к бегству корабли, и, как тот же император в 512 г., он появился на ипподроме без диадемы и просил народ прекратить мятеж. Если же восстание Ника и выделяется среди многочисленных народных выступлений конца V — первой половины VI в., то прежде всего масштабом, драматизмом, силой сопротивления народных масс и значительностью последст­вий. При этом оно отразило многие типичные черты менее извест­ных и менее широких народных волнений той эпохи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Период конца V — начала VI в. явился для столицы Византий­ской империи временем серьезных общественных потрясений, пе­риодом острых социальных конфликтов, отличавшихся широтой вовлеченных в них общественных сил, сложностью противоречий, разнообразием форм и целей социально-политической борьбы. В ходе этих конфликтов подчас тесно переплетались между собой борьба отчаявшихся масс против социального угнетения и борьба внутри господствующего класса; аристократия нередко пыталась использовать народные движения в своих целях, отчего ход борьбы и общее течение событий приобретали подчас неожиданную окраску и запутанный характер.

Наиболее типичным народным движением этой эпохи явилось восстание Ника, в котором нашли свое отражение все характерные особенности социально-политической борьбы указанного периода, как существенные, так и незначительные.

Восстание было обусловлено целым рядом важных причин — экономических, социальных, политических и религиозных.

В экономическом развитии Константинополя, столицы империи и крупного центра ремесла и торговли, в начале VI в. все отчетливее проявлялись укрепление самостоятельности торгово-ремесленных корпораций, расцвет ростовщичества и разного рода коммерческих сделок (не исключавших махинаций), в которых принимала участие и аристократия. По приходе к власти Юстиниан весьма энергично повел борьбу против этих явлений. Уже сама кодификация права, где большое место отводилось вопросам экономики (в том числе и Константинополя), означала, что государство было твердо намерено поставить под свой контроль все без исключения сферы деятель­ности горожан. Введение в столице таможенных постов, попытки положить пределы ростовщичеству, ограничение частной деятель­ности сенаторов в сфере товарно-денежных отношений —