Неподъемная бочка. Чудо послушания

 

«Как-то раз у нас была пангения, и все наше братство занималось какими-то тяжелыми строительными ра­ботами. Когда мы закончили и настало время послео­беденного отдыха, внезапно с пристани послышался протяжный гудок баркаса. Лицо Старца, как только он его услышал, сильно помрачнело.

— Геронда, что случилось?

— Вот тоже нашли время. Это отец Г., он привез нам бочку оливкового масла.

Однако отцы так устали, что отец Иосиф не решался послать за ним кого-либо. Единственным выходом бы­ло, если бы кто-то сам вызвался принести ее. Я не знаю, как пришло вразумление, но понял, чего ждет Старец, и сказал:

— Геронда, благословите, я схожу и принесу эту бочку.

— Если ты хочешь, то я от всей души благословляю тебя. Иди, а я помолюсь за тебя, чтобы тебе было не так тяжело, дитя мое.

Немедленно, взяв веревку, спускаюсь вниз. Выхожу на пристань, обвязываю бочку веревкой, становлюсь на колени и прилаживаю ее себе на спину. Когда я под­нялся на ноги, мои колени сильно дрожали. Пытаюсь идти, но это почти невозможно, ноги буквально подка­шиваются. Но все-таки я не останавливаюсь. „Раз ме­ня послал Старец, — говорю сам себе, — то я не пой­ду на попятную. Пусть упаду, но тогда это уже будет не моя вина" С великим трудом, как черепаха, прошел я несколько метров. Осеняю себя крестным знамением и говорю: „Пресвятая Богородице, молитвами моего Геронды, помоги мне". После этой маленькой молитвы я почувствовал, что груз у меня за плечами стал немно­го легче. Делаю еще несколько шагов, чувствую, что он стал еще легче. Начинаю идти уже в нормальном темпе. Спустя какое-то время чувствую, что вся тяжесть ку­да-то исчезла. Поверь мне, я чуть было не начал караб­каться по сокращающей путь крутой тропинке, мне ка­залось, что меня сзади кто-то подталкивает. Тогда, поч­ти что бегом, я стал подниматься по ступенькам наверх, беспрерывно творя молитву: „Господи, Иисусе Христе, помилуй мя“. Мул с грузом от пристани до наших ке­лий поднимается примерно за два часа. Я же с грузом в пятьдесят ока оливкового масла за плечами дошел до кельи меньше чем за час.

На пороге меня встречал уже сам Старец. Говорю:

— Геронда, великое чудо, так-то и так-то...

Отец Иосиф снова не смог себя сдержать. Крепко сжав меня в своих объятиях, он Сказал:

— Это, дитя мое, плод совершенного послушания.

Хочешь, я тебе скажу еще кое-что? С того самого мо­мента, как ты пошел вниз, все это время я, непрерывно проливая слезы, тянул за тебя четки».

Старец Харалампий впервые рассказал об этом чу­де одному новоначальному брату, когда у нас в Новом Скиту произошло нечто подобное. Как-то раз, только наступил вечер, мы услышали, как на пристани кто-то кричит из лодки: «Картошка, картошка... Папа-Харалампий, я привез картошку». Брат слышит, как Старец говорит:

— Ну что ты будешь делать. В такое время кто пой­дет на пристань?

Брат:

— Геронда, благословите, я пойду.

— Иди, дитя мое, а я буду молиться за тебя.

Брат спускается вниз, берет мешок и идет назад. Он, как и некогда его Старец, почувствовал, что мешок почти ничего не весит, так что уже через несколько ми­нут был в келье. Здесь он видит отца Хараламлия с чет­ками в руках. Его глаза были полны слез, и он не смог удержаться, чтобы не обнять брата. Не знаю, насколько преуспел этот брат, но Старец с отличающей его при­родной простотой, будучи преисполнен любви, сказал:

— Мужайся, дитя мое, и настанет день, когда ты весь­ма преуспеешь и в монашеской жизни.

Потом он вспомнил о чуде, происшедшем с бочкой масла, и подробно рассказал о нем этому брату.

Для того чтобы понять, с каким усердием и точнос­тью следует выполнять труд послушания, необходимо рассказать еще об одном испытании, которому подверг папу-Харалампия его Старец. Вот что он сам рассказал в назидание архимандриту Филофею, ныне игумену монастыря Каракал, когда последний находился еще в братстве папы-Ефрема Филофейского (духовного бра­та моего Старца).

«Как-то раз, — рассказывал он, — в Малой Святой Лине у меня невыносимо разболелись зубы. Сколько было сил, я терпел. Однако когда стало совсем невмо­готу, я сказал об этом Старцу, умоляя его дать мне бла­гословение сходить в Карею к зубному врачу, благочестивейшему монаху Никите. Однако отец Иосиф, же­лая испытать меня, говорит:

— Нет. Нет тебе благословения.

Жду, может, станет полегче. Боль возрастает. Те, кто испытывал нечто подобное, знают, что это настоящая пытка. Снова иду со своей просьбой к Старцу. Изобра­зив притворное недовольство и немного пожурив меня за отсутствие терпения, он, наконец говорит:

— Хорошо, завтра на рейсовом баркасе поезжай и удали зуб, но вечером возвращайся на этом же барка­се. Понял?

— Благословите, Геронда.

Утром беру благословение и иду на баркас. Приплы­ваю в Дафни. Спрашиваю, как добраться до Карей. Мне говорят, что пешком — тогда еще не было автомобилей. Говорю: „Молитвами моего Геронды, Господи, Иисусе Христе, помилуй мя", — ив путь. Быстро и легко я до­брался до Карей. Узнаю, где находится зубной кабинет. Вижу врача и длинную очередь больных, ожидающих своей очереди. Говорю врачу:

— Прошу тебя, поскорее вырви мне зуб.

— Это не так-то просто, — отвечает тот.

Начинаю объяснять ему, что мне необходимо успеть на баркас, идущий в скит Святой Анны. В конце концов подошла моя очередь, зуб был удален, и я не мешкая отправился назад. Потный прихожу в Дафни, и что же вы думаете? Баркас только что ото­шел от причала. Начинаю громко кричать, махать ру­ками, но все напрасно. Вот баркас уже скрылся за по­воротом.

„Что же теперь делать? — задаюсь я вопросом, — Ведь теперь я неизбежно опоздаю к назначенному сроку" Ответа нет. „Что еще можно придумать? Ид­ти пешком в Малую Святую Анну, и идти как можно скорее".

, Но быстро такое большое расстояние можно преодо­леть лишь на баркасе, иначе — только на крыльях. Те, кто ходил по этим узким и крутым тропинкам, знают, о чем я говорю. Несмотря ни на что, отправляюсь в путь. Иду без остановок и наконец добираюсь и до наших ке­лий. Уже начало темнеть. Стучу в дверь к Старцу: «Мо­литвами Святых Отец наших..." Никакого ответа. Сно­ва начинаю стучать, громко творю молитву — ответа нет. Тогда говорю:

— Геронда, открой. Это Харалампий.

Все напрасно. Наконец, изнутри раздается строгий голос:

— Кто там в такое время нарушает наше безмолвие?

— Это я, Геронда, папа-Харалампий, твой послуш­ник.

— Я тебя не знаю. Пожалуйста, иди отсюда и не на­рушай наше безмолвие. Если бы ты был папой-Харалампием, то ты бы в это время был на молитве, а не сто­ял бы под дверью.

— Геронда, пожалуйста, открой. Это я. Я не успел на баркас. Я не хотел опоздать...

В конце концов начинаю безутешно рыдать. Помед­лив еще какое-то время, Старец, наконец, открывает дверь, обнимает меня, также проливая обильные сле­зы, и, раскрывая свою тайну, говорит:

— Твой поступок, дитя мое, есть истинное послуша­ние. Будь мужественен, и Господь воздаст тебе стори­цею».

Эту историю дополнил иеромонах Макарий из мона­стыря Филофей (в настоящее время Старец хиландарской кельи «Маруда»). Вот что он мне рассказал:

«Когда я еще в Провате был новоначальным (16- 17 лег) послушником папы-Ефрема, позднее ставше­го игуменом монастыря Филофей, у меня разболелся зуб. Старец послал меня к бывшему тогда в Корее зуб­ному врачу, приснопамятному монаху Никите, Старцу дионисиатской кельи святителя Николая. Отец Никита спрашивает меня:

— Дитя мое, ты из какого братства?

— Я монах папы-Ефрема, из кельи святого Артемия с Проваты.

— Очень хорошо, дитя мое. Ты попал в хорошие ру­ки. Ваши Старцы — святые люди. Ты видишь вот этот зуб? Я храню его как честные мощи. Как-то раз ваш ду­ховный дедушка, Старец Иосиф, прислал ко мне одно­го монаха удалить ему зуб. Я его осмотрел и вижу — во рту все распухло. Говорю:

— Дитя мое, я сейчас не могу вырвать тебе зуб. Сна­чала надо принять лекарство, чтобы спала опухоль.

Он отвечает:

— Ничего страшного, Геронда, я потерплю. Мне Ста­рец благословил сегодня же вернуться назад.

— Ну что ты будешь делать, дитя мое. Кто из нас врач? Я знаю, что говорю, боль будет страшная.

Он опять за свое:

— Не волнуйся, Геронда, я потерплю. Прошу тебя, вырви его.

Ну что тут скажешь — думаю я. — Вот это точность в исполнении послушания! Таких монахов мне еще не приходилось встречать. Начал рвать. Тяну-тяну... долго я его мучил, наконец, с большим трудом вырвал этот зуб. Смотрю на монаха — он весь бледный, полуживой от боли встает, кладет передо мной поклон и отправля­ется в Дафни».

Комментарий автора. Может быть, вышеприведен­ные примеры станут для некоторых читателей источ­ником различных помыслов не в пользу Старца Ио­сифа. Согласно обычной логике, они будут правы. Но этот святой Старец, будучи весьма рассудителен, знал, кто и сколько может понести достойно, так, чтобы за свой подвиг получить награду.

Надо отметить, что очень важно еще и то, что вели­кий Старец сам всегда разделял тяжесть той ноши, ко­торую он возлагал на плечи других.

Поэтому каждый раз, когда все силы послушни­ка были уже исчерпаны, он говорил: «Посмотри, дитя мое, вниз, на пол. То, что ты видишь, это не вода. С той самой минуты, как ты ушел, мои глаза не переставали проливать потоки слез за тебя».

Пусть всегда об этом помнят подражатели ветхоза­ветным фарисеям, которые связуют бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их.