Лекция 6. Неизбежность Октября: крах Временного правительства

В советское время, в 1920–30-е годы, многим детям давали революционные имена. Часто они были посвящены Ленину — например, один мальчик получил имя Вилсор, это аббревиатура: «Владимир Ильич Ленин совершил Октябрь­скую революцию». Это имя отражало некоторые марксистские пред­ставления о роли личности в истории, удивительным образом сочетаясь с мнением о том, что вождь всемогущ и только его точные и своевременные действия сделали возможным такое событие, как революция.

Если мы посмотрим исторические работы, как советские, так и другие, мы уви­дим, что они лениноцентричны. И тут авторы-антикоммунисты ничем от ком­мунистов не отличаются: знак оценки разный, но в центре повествова­ния все­гда оказывается Ленин и его действия, его тексты, его поступки. Поэтому авторы совершенно разных взглядов говорят: не будь Ленина, не было бы и Октября.

Допустим, что Ленина по каким-то причинам действительно не было бы. Был другой вождь, Троцкий, который тоже многое сделал для того, чтобы эти события совершились. Представим себе, что Ленину на голову упал кир­пич и он был исключен из политического процесса той поры. Допустим, для про­стоты, что и по какому-то совпадению Троцкого переехал трамвай. Я сильно сомневаюсь, что он в это время ходил пешком, но вот предположим, что и Троц­кого нет. Как могли бы развиваться события в этой ситуации? Я думаю, что все равно коридор возможностей был достаточно узок. В его рамках могли действовать и Ленин, и Троцкий, и другие, может быть, не столь известные персонажи. Однако некоторые конфликты программировались логикой вза­имодействия институтов.

С самого начала Февральской революции существовало определенное проти­воречие между Временным правительством и Петроградским советом. Они боролись за власть, и главным объектом этой борьбы были вооруженные силы России — в первую очередь петроградский гарнизон. От контроля над ним зависело очень многое. Ситуация перетягивания власти в петроградском гар­низоне возникла не осенью 1917 года, а значительно раньше: этот конфликт существовал и в то время, когда Петроградский совет контролировали мень­шевики и эсеры. После дела Корнилова в Петроградском cовете руководящую роль занимают большевики — исполком возглавляет Троцкий, вступивший уже к этому времени в партию большевиков. Таким образом, большевики получили прежде всего довольно большой и слаженный аппарат Петроградского совета: комнаты, телефоны, другие материальные ресурсы, которые важны для осуще­ствления власти. Но самое главное — большевики получили уже сложившийся авторитет Петро­градского совета. Не все солдаты петроградского гарнизона готовы были делать что-то ради большевиков, таких было, конечно, меньшин­ство. Но авторитет Петроградского совета был очень и очень важен и значим.

К этому времени возникла довольно сложная ситуация на фронте. Немецкая армия осуществила совершенно неожиданную операцию по захвату Моонзунд­ских островов. Это одна из первых в мировой истории операций, где взаимо­действовали армия, флот и авиация, и это был новый уровень координации. Захватив острова, немцы, казалось бы, прокладывали себе дорогу в Финский залив — то есть опасность уже приближалась к Петрограду. Правительство требовало посылок из Петрограда, подкрепления на фронт.

Но тут Петроградский совет во главе с Троцким сделал очень сильный такти­ческий ход. Совет заявил, что генералам он не доверяет, потому что те поддер­живают Корнилова, что они, может быть, и скрытые, но корниловцы в душе, и для обеспечения действий в петроградском гарнизоне создается Военно-ре­волюционный комитет. Формально целью комитета было обеспечить защиту революционного Петрограда от немцев, но де-факто он становился органом легальной подготовки к борьбе, к противостоянию с Временным правитель­ством. Через Военно-революционный комитет Петроградский совет рассылал своих комиссаров в полки и другие части петроградского гарнизона.

Но когда мы говорим о событиях Октября, мы должны говорить не только о большевиках и не только о Петрограде. Если Февральская революция может в значительной степени описываться как реакция огромной страны на то, что происходило в Петрограде, то Октябрь — явление гораздо более сложное. Октя­брей было очень много, они были очень разные и очень по-разному протекали в разных частях страны.

В некоторых случаях Октябрь начался уже в сентябре. Чрезвычайные органы власти, революционные комитеты, созданные для борьбы с Корниловым, да­леко не везде прекратили существование, несмотря на все призывы Керен­ского. Они продолжали осуществлять власть в первую очередь в различных рабочих поселках промышленных районов. В Харькове, например, большевики, дей­ствуя вместе с левыми украинскими эсерами, фактически получили власть, а это центр очень важного индустриального района России.

Временное правительство теряло Финляндию, причем как бы в двух измере­ниях. С одной стороны, финские элиты уже решили к этому времени макси­мально дистанцироваться от Временного правительства, чувствуя для себя опасность в связи с происходящим в России. Но одновременно вызов Времен­ному правительству бросали и расположенные в Финляндии гарнизоны рос­сийских войск.

Гельсингфорс, нынешний Хельсинки, был главной базой Балтийского фло­та. Там, в частности, находились броненосцы, в том числе и первая бригада линейных кораблей, состоявшая из дредноутов. Дредноуты, мощнейшие линейные корабли, были своеобразной входной карточкой в клуб военных держав. Если после Второй мировой войны таким признаком было наличие ядерного оружия, то во время Первой мировой статус великой державы опре­делялся обладанием дредноутами, современными линейными кораблями. И вот первая бригада — четыре дредноута Российского военно-морского флота — вместе с другими соединениями Балтийского флота бросили вызов Временному правительству, заявив, что не подчиняются его распоряжениям.

Таким образом, многие районы страны еще до октябрьских событий в Петро­граде бросали вызов центральной власти. Но делали это не только левые. На Дону казаки избрали свое казачье правительство во главе с генералом Кале­диным и тоже далеко не во всем следовали указаниям Временного правитель­ства. Этот процесс привел к образованию областей с разными политическими режимами, их можно назвать протобелыми и протокрасными областями. Установить какой-то общий знаменатель в это время было уже достаточно сложно. Механизм гражданской войны был запущен.

Но все-таки постараемся взглянуть на ситуацию не со стороны большевиков и других противников Временного правительства, а со стороны самого прави­тельства. Его власть ослабевала, и одним из проявлений этого было падение авторитета Керенского. Так же как накануне Февральской революции цирку­лировали совершенно немыслимые слухи о Николае II, Александре Федоровне или Распутине, так и накануне Октября левые и правые передавали невероят­ные слухи о Керенском — о его пьянстве, любовных похождениях, привер­женности наркотикам. Но были и собственно политические слухи.

В английских архивах мне доводилось встречать документ, полученный бри­танским министерством иностранных дел от своих агентов, где они говорили, что Керенский де-факто уже заключил соглашение с Германией о перемирии и его противостояние с большевиками просто внешняя маскировка. Я не хочу сказать, что английское министерство иностранных дел на сто процентов верило в это. Но точно можно утверждать, что они не отбрасывали это как совершенную чушь и абсолютную ложь, чем это было на самом деле.

В пропаганде большевиков мы можем встретить утверждения о том, что гер­манский империализм и английское правительство на самом деле заключили тайный сговор против мировой революции и элемент этого сговора — ковар­ный план сдачи революционного Петрограда немцам. Эта мысль совершенно абсурдна, невозможно представить, чтобы в это время, в момент напряженной борьбы, англичане и немцы о чем-либо могли говорить. Но многие люди ве­рили: «Вот смотрите, у нас идут бои на Балтике, мы потеряли Моонзундский архипелаг, а что делал в это время хваленый английский королевский флот? Союзники не помогли нам ничем». Или, например, Керенский и Временное правительство рассматривали планы по перевозу столицы в Москву, потому что ситуация была достаточно опасной. И люди говорили: «Видите, это они хотят намеренно сдать Петроград немцам, чтобы тем самым подрезать и подорвать революцию».

Против Керенского в это время плели интриги не только левые — большевики, левые эсеры, анархисты, меньшевики-интернационалисты, которые составляли достаточно широкий и противоречивый фронт. Против Керенского вели ин­тригу и правые силы. В уличной прессе в это время встречаются колоссаль­ные яростные атаки на Керенского. И аргументы левых и правых иногда одинаковы.

Само по себе это свидетельствует о фантастическом сужении политической базы Керенского. В это время, конечно, мало кто хотел умирать за большеви­ков, за установление власти Советов. Но уж точно никто не хотел поддержи­вать Керенского. Кроме того, многие люди консервативных взглядов рассмат­ривали это как возможный элемент политической игры. Керенский — оты­гранная карта, на Учредительное собрание надежды нет — так считали многие генералы, представители бизнеса консервативных и даже некоторых либераль­ных кругов. Учредительное собрание все равно будет социалистическим, вряд ли это будет деловой работающий орган; может быть, и неплохо, если больше­вики скинут власть Керенского: их опереточная власть продержится не очень долго, и это будет естественный шаг на пути к установлению нор­мальной креп­кой военной диктатуры. Многие же искренне верили в то, что хуже Керен­ского ничего быть не может. Вполне образованные современники полагали: «Ну что большевики? У нас уже был Керенский, большевики — примерно то же самое».

Однако такое отношение к Керенскому и к последнему Временному правитель­ству — индикатор не только политического состояния этих дней. Это отражало и другие процессы, еще более глубокие. Февральская революция пробудила колоссальный энтузиазм, многие прошли в это время невероятную политиза­цию. Выпускались политические брошюры, люди ходили на всевозможные митинги. Появилось слово «помитинговать»: «я пойду вечерком помитин­гую» — в смысле «поучаствую в митинге, послушаю, поговорю». Это гиперпо­ли­тизированность, когда люди готовы тратить время и деньги на политические мероприятия. Но политический энтузиазм, вера в чудо революции к осени 1917 года сменились разочарованием. На смену политизации пришла нарастаю­щая аполитичность, пессимизм. Люди все меньше заботились о революции и о судьбах страны, они все больше думали о выживании своем или членов своих семей в грядущей ситуации.

Если посмотреть некоторые неполитические газеты осени 1917 года, то о боль­шевиках они пишут гораздо меньше, чем о других проблемах. Дефицит — в осо­бенности проблемы продовольствия, холод, рост преступности — это тоже беспокоило жителей многих городов. Люди уходят из политики, разоча­ровываются в ней. И это необходимо брать в расчет. Мы обычно описываем революции как действия необычайно активных людей, через их активных участников. На самом деле эффект политической мобили­зации, осуществлен­ной большевиками и их союзниками, зависит и от полити­ческой демобили­зации их врагов. И положение Временного правительства объяснялось не только активизацией его противников слева, но также дей­ствиями их оппо­нентов справа и нарастающей аполитичностью многих людей, которые ранее были горячими сторонниками Керенского и Временного прави­тельства.

Если вернуться к вопросу, поставленному в начале, о роли Ленина, то нужно сказать, что он был, безусловно, политиком технически очень высокого класса и наложил очень большой отпечаток на историю. Без его участия конфигура­ция политических сил была бы совершенно другой. Но даже при отсутствии Ленина сложно себе представить такое развитие событий, которое бы полно­стью исключало сценарий гражданской войны.