Штефан просиживал долгие ночи, просматривая шипящие старые ленты, но ничего занятного или относящегося к его вопросу не находил.

Он понял, что на то, чтобы просмотреть все плёнки, у него уйдёт сто лет, поэтому принял решение выбрать только те, которые, согласно его подсчётам, могли относиться к времени исчезновения предыдущего узника Лабиринта. Однако здесь его ждало новое разочарование. Разложив бобины по номерам, он обнаружил, что многих плёнок не хватает. Кто мог забрать их? И что было на них записано? Эти вопросы мучили его и не давали покоя. Однако он упрямо и методично продолжал просматривать оставшуюся часть плёнок. Одну за другой.

Сегодня он тоже пришёл с этой целью. Просматривать фильмы было трудно. Кадры хроники бежали по простыне без всякой связи и логики, подчиняясь смыслу, известному лишь самому Хроникёру. Хотя Штефан сомневался, что безумец его знал. В фильмах не было ни героев, ни сюжета. Лишь изменчивые коридоры, наполненные неясными тенями, причудливыми образами, видениями, осколками миров Лабиринта. Безумие. Чистое и не прикрытое моралью, подпитываемое самим собой и существующее само для себя. Немые черно-белые фильмы, совсем не похожие на те, в которых снимался чудной коротышка в котелке. Кажется, его звали Чарли Чаплин, если он ничего не напутал. Шорох и шипение плёнки усыпляли его, а бессвязность сюжета утомляла. Нелепые дёргающиеся кадры, прерываемые «сигаретными ожогами» и «снегом». Всё это мешало сосредоточиться. Иногда плёнка застревала – кадры были склеены неровно и стыки были очень заметны, как будто плёнка рвалась, и её склеивали раз за разом.

Сегодняшний просмотр не принёс ему ничего нового или занятного, кроме размытого образа Старика с золотыми часами и пары неясных теней.

Вздохнув, Штефан убрал плёнки в бобины и отложил к уже просмотренным. Затем, оглядев пустой кинозал, вышел.

День четвёртый

 

06:13

– Просыпайся, соня! Новый день настал! – воскликнул Франц, войдя в палату Штефана.

Санитар поднял жалюзи и приоткрыл окно, впуская в нагретую палату морозный свежий воздух.

Пациент недовольно моргал, пытаясь помешать мерзкому санитару стащить с него одеяло.

– Давай-давай, Спящая Красавица, а то мы опоздаем на завтрак, а ты же знаешь, что в конце всегда остаются только эти противные хлебцы с отрубями!

 

Франц, ты знаешь, что мне особенно нравится в тебе? Постой, это мне нравится в том сумасшедшем уборщике на первом этаже, а в тебе… в тебе я даже забыл, что мне нравится. Ты просто омерзителен! Как можно всё время думать только о том, чем ты набиваешь брюхо?

 

Санитар же, весело насвистывая, совершенно не замечал гневного взгляда подопечного или делал вид, что не замечает.

В душе, стаскивая с продрогшего пациента пижаму, Франц спросил:

– Что ты там вчера устроил, Штеф? Я слышал: ты стал сенсацией после терапии с доктором Вайнер! – санитар, наконец, к радости подопечного, включил тёплый душ. Немного согревшись и перестав дрожать, Штефан смог начать думать ещё о чём-то, кроме проклятий в адрес санитара.

 

Я тебя умоляю – они спрашивали меня о том, можно ли есть яблоки! А ты смотришь на меня так, будто я вчера превратил воду в вино!

 

Хмыкнув, Франц выдавил из тюбика немного шампуня и начал намыливать голову подопечного.

– И, кстати, ты мне проспорил!

Запиши на мой счёт, я, кажется, оставил кредитку в другой пижаме…

 

07:30

В столовой сегодня было необычно шумно. Часть подопечных должны были везти на экскурсию, и те в нетерпении оживлённо обсуждали детали предстоящей поездки.

Штефану практически не мешал этот радостный гул, но волей-неволей он прислушивался к обрывкам фраз, смеху, энергичному бренчанию посуды.

Франц заметил, как напряжён подопечный, и поспешил его отвлечь:

– Эй, Штефан! Какой джем ты будешь? Клубничный или абрикосовый?

 

Ты даже не предложишь мне утреннюю газету, Франц?

 

«Вынужден тебя разочаровать, но могу сразу сказать, что и на этой неделе министерством здравоохранения не был принят закон о лечении пациентов психиатрических клиник тайским эротическим массажем!»

 

Ты невыносим! Почему тебе вечно надо всё опошлить? Я хотел бы посмотреть спортивную колонку!

 

Франц театрально закатил глаза.

«Ну, конечно! С каких пор?»

– Так какой? – санитар указал хлебным ножом на баночки с джемом. Пациент проследил за его жестом.

 

Давай тот, срок годности которого не истёк ещё до моего рождения.

 

«И кто из нас невыносим?!»

 

07:40

У себя в кабинете Сьюзен задумчиво рассматривала распечатки ЭЭГ. Она снова и снова следила глазами за вычерченными самописцем пиками, выделяя непонятные расхождения волн. Что бы это могло быть? И как это связать с тем странным поведением, которое время от времени наблюдается у ее нового подопечного? Похоже на аномалию мозга. Она снова взглянула на личное дело пациента. Все осмотры показывают, что физически он здоров, но его сознание словно блокирует его возможности. Они необъяснимым образом проявляются, только когда он находится в крайней степени возбуждения. Агрессия, страх, инстинкт самосохранения – толчком может послужить только очень сильное потрясение. Возможно, что и разговаривать Штефан не может именно поэтому. Девушка смотрела на самые ранние записи в личном деле. В то время Штефан проявлял большую активность, чем сейчас, хотя уже тогда не говорил.

«Может попробовать связаться с кем-нибудь из врачей, кто работал со Штефаном ранее? Стоит подумать об этом. Но сначала…»

Сьюзен сняла телефонную трубку и набрала короткий номер:

– Анна, доброе утро! Это Сьюзен Вайнер. Мне нужно поговорить с доктором Штайнмаером. Да, спасибо. Я подойду через пару минут, – она положила трубку на рычаг и вышла их комнаты.

 

08:20

– Доктор Штайнмаер, я бы хотела, чтобы на терапии Штефана освободили от ремней. Это возможно?

– Честно отвечу вам, что не в восторге от этой идеи. Его поведение трудно прогнозировать, а вы – новый для него человек и можете не заметить тревожных сигналов.

– Да, я понимаю, но моя терапия возможна только при условии полной расслабленности и доверии пациента. Под мою полную ответственность.

– Что ж, хорошо, – немного помедлив, произнёс доктор. Было видно, что эта идея ему совсем не по душе.

– Спасибо, – ответила Сьюзен, с благодарностью посмотрев на доктора Штайнмаера.

– Но мне бы не хотелось, чтобы ваше сочувствие сейчас, стоило вам жизни, доктор Вайнер. Франц будет присутствовать при терапии. Это не обсуждается. На вашем месте я бы не стал недооценивать Штефана. Под вашу ответственность, – строго добавил доктор и пошёл прочь по коридору.

 

10:30