Иногда Лабиринт питался и эмоциями Хранителя. Именно поэтому тот не мог оставаться в нем долго.

Он задумчиво провёл пальцами по резной поверхности шкатулки и оглядел свою палату. Взгляд остановился на магнитофоне, но пациент понимал, что сегодня придётся обойтись без радио. Но завтра он обязательно попросит Франца поставить какой-нибудь диск. К тому же, санитар пообещал принести кино. При мысли об этом Штефан блаженно улыбнулся. Да, пожалуй, всё не так плохо.

 

20:47

Сегодня его уложили спать намного раньше, чем обычно, и раньше, чем он того хотел. Так было всегда, когда с ним работал Себастьян. Ему хотелось как можно скорее закончить работу с подопечным, и поэтому пациент оказывался в постели на час-полтора раньше времени, установленного больничным режимом.

Пациент лежал на кровати, уставившись в потолок.

 

Интересно, что стало с тем Хранителем, который ушел?

 

Штефан не сомневался, что тот сбежал каким-то хитрым образом, да еще так, что Лабиринт не смог до него добраться.

 

А может он все же не смог уйти далеко, или сошел с ума?

 

Об этом он думать не хотел, предпочитая верить в то, что Хранитель скрылся. Ему нравилось верить, что есть способ уйти, а значит, есть надежда и для него, Штефана.

 

А что бы стал делать я, если бы смог оказаться на свободе? Как бы я стал жить?

 

Он много раз воображал себе, как выбирается из Лабиринта, но не мог представить, что будет делать с вновь обретённой свободой. Пожалуй, это было бы сопряжено со многими трудностями. Ведь у него нет образования, денег, нормальную работу было бы найти трудно. Даже первое время ему негде было бы жить. К родителям бы он точно не поехал. Да и нет гарантии, что они всё ещё живут там же – в их маленьком городке. Сейчас, раздумывая об этом, он понял, что ранее заманчивая мысль о свободе, вовсе не представляется такой радужной при ближайшем рассмотрении. Наверное, ему просто страшно.

За окном уже сгустилась тьма, и можно было видеть холодное мерцание звёзд. Из общей комнаты в конце коридора раздавались приглушённые радостные голоса пациентов и санитаров. Вероятно, они играли в «УНО» или ещё какую-нибудь настольную игру, а может быть, просто беседовали. Штефана никогда не приглашали на эти посиделки, но Франц по возможности старался обеспечить ему досуг не хуже, а иногда ему всё же удавалось добиться того, чтобы подопечный тоже мог присутствовать на таких вечерах. Через какое-то время он услышал, как кто-то заиграл на пианино. Мелодия была ясная и чистая, убаюкивающая и немного грустная. Штефан вздохнул и закрыл глаза.

 

20:57

– Мамочка, – девочка потянула мать за рукав.

Сьюзен оторвалась от бумаг и вопросительно взглянула на дочь:

– Что, маленькая?

– А папа приедет?

– Нет.

– И на Рождество не придёт?

– Нет, милая.

«Да-да, все верно. Просто «нет». Ей не нужно знать. Пока не нужно».

– Почему? Он не любит нас больше?

– Милая, мы с папой всегда будем любить тебя! Но он не сможет приехать. Так нужно. Ты поймешь чуть позже.

– А когда наступит позже? – девочка задумалась, а потом сама же ответила: – Наверное, когда мне будет шесть, и я стану взрослой. Мне не хочется становиться взрослой, потому что тогда ты скажешь, что папа плохой.

Сьюзен не знала, как ответить девочке. Она не определилась с ответом даже для себя. Что она будет делать, когда однажды испытает на себе осуждающий взгляд дочери?

«Нет, все правильно! Пусть лучше осуждение в будущем, чем нервное расстройство сейчас».

Они скрывали от ребенка скандалы и ссоры, делали вид, что все хорошо. Замолкали, когда малышка неожиданно заходила в комнату. Но детям невозможно долго лгать – они все чувствуют.

Тем временем дочь разглядывала бумаги на столе:

– Это твоя работа?

– Да, детка.

– Скучная. Только буквы, а картинок нет, – вздохнула крошка.

– А не пора ли вам в постель, юная леди?

– Когда же мне уже будет шесть? – пробурчала девочка себе под нос и обреченно поплелась в комнату.

- Я сейчас подойду, и мы дочитаем про Алису, хорошо, милая?

Сьюзен собрала бумаги. Сейчас она больше нужна дочери, чем подопечному Брайтеру.

Потом, уже лежа в постели и глядя на все еще не разобранные после переезда вещи и подрагивающие тени на стене, она размышляла о том, как было бы здорово самостоятельно разобраться с этим случаем. Может быть, она даже напишет статью. И, уж конечно, утрет нос сушеным брюквам, которые свысока смотрели на нее сегодня. А летом можно будет поехать с дочерью на побережье. На этой мысли Сьюзен погрузилась в глубокий сон.

 

(13 428)

Старый кинотеатр. Ряды кресел с красной обивкой. Пожелтевшее полотно экрана. Тишина.