Из выступления жака ру в Конвенте

25 июня 1793 г.

Депутаты французского народа!

Сто раз в этом священном зале провозглашалось о злодея­ниях эгоистов и мошенников, и каждый раз вы обещали нам уничтожить пиявок народа. Скоро будет представлен на утверж­дение суверена конституционный акт; — запретили вы в нем ажиотаж? — Нет!.. Определили ли, в чем состоит свобода тор­говли? ■— Нет! Запретили продажу денег? — Нет! Вот почему мы заявляем, что вы ничего не сделали для счастья народа.

Свобода — не что иное, как пустой призрак, когда один класс может безнаказанно изнурять голодом другой. Равенст­во — пустой призрак, когда богач, благодаря монополиям, поль­зуется правом жизни и смерти себе подобных. Пустой призрак и республика, когда изо дня в день работает контрреволюция, ус­танавливая такие цены на продукты, достигнуть до которых три четверти граждан могут, только обливаясь слезами.

Лишь прекращением разбоя негоциантов, который необхо­димо отличать от торговли, только предоставлением продоволь­ствия в пользование санкюлотов вы притянете их на сторону ре­волюции и объедините вокруг конституционных законов...

В течение четырех лет одни только богачи пользуются выго­дами революции. Торговая аристократия, еще более ужасная, чем аристократия знати и сама, занимается жестокой забавой грабить имущества частных лиц и богатства республики; — и мы еще не знаем предела их лихоимства, ибо с утра до вечера цены на товары растут с ужасающей быстротой. Пора же, граждане представители, окончить эту смертельную борьбу, на которую эгоисты осуждают самый трудолюбивый класс общества. Вы­скажитесь'против спекулянтов и барышников: либо они пови­нуются вашим декретам, либо — нет. В первом случае, вы спасе-170

те отечество; во втором, вы все же спасете его, потому что мы не замедлим узнать и поразить смертью пиявок народа.

Но что же? Неужели же собственность мошенника более священна, чем жизнь человека? Административные органы име­ют в своем распоряжении войска; как же могут они не обладать правом реквизиции съестных припасов? Законодатель имеет пра­во объявлять войну, т. е. осуждать людей на смерть, как же ему могло бы не принадлежать право помешать угнетению и изнуре­нию голодом тех, кто остался у домашнего очага? Свобода тор­говли есть право пользования и предоставления пользования, но отнюдь не право препятствовать пользоваться и тиранить. Все необходимые съестные припасы должны быть приведены к до­ступной для всякого цене. — Прикажите же, еще раз просим вас..., и санкюлоты своими пиками заставят повиноваться вашим декретам. Вы без колебания решились поразить смертью тех, кто осмелится предлагать короля, и вы хорошо поступили; вы толь­ко что объявили вне закона контрреволюционеров, которые кровью патриотов окрасили эшафоты в Марселе, — вы хорошо поступили... Но разве не столь же и еще более того преступны барышники и спекулянты? Разве и они не представляют из себя истинных врагов народа?

Не бойтесь же поразить грозой вашего правосудия этих вам­пиров, не бойтесь чересчур осчастливить народ. Он никогда, ко­нечно, не считал своих заслуг, когда надо было сделать для вас все. Он доказал нам, особенно в дни 31 мая и 2 июня, что хочет обладать не частью свободы, но всею в целом. Дайте же ему взамен — хлеба и декрет; воспрепятствуйте продолжать пытку доброго народа посредством безумных цен на съестные припасы...

Напрасно было бы предполагать, что рабочий получает жа­лованье, соответственное росту цен на продукты; правда, есть некоторые из них, чей промысел оплачивается дороже; но нема­ло и таких, труд которых за время революции стал расценивать­ся еще ниже, чем прежде. Да и не все же граждане — рабочие, а среди рабочих есть безработные, имеющие по 8—10 человек еще не вполне трудоспособных детей; женщины же вообще не зарабатывают свыше 20 су в день.

Депутаты Горы, напрасно вы не подниметесь с 3-го до 9-го этажа домов этого революционного города — вы были бы тро­нуты слезами и стенаниями огромного множества людей, лишен­ных хлеба и одежды, приведенных в такое состояние нужды и го­ря ажиотажем и спекуляцией. Законы ведь жестоки по отноше­нию к бедняку, они ведь созданы богатыми и только ради бо­гатых...

Итак, народные избранники, было бы трусостью, преступле­нием против народа продолжать проявлять свою беззаботность. Не надо бояться ненависти богатых, т. е. злых. Не надо бояться пожертвовать политическими принципами во имя спасения наро­да, которое является высшим законом...

Да здравствует правда, да здравствует Национальный Кон­вент, да здравствует Французская республика!

«Хрестоматия по новой истории», под ред. А. А. Губера и А. В Ефимова, т. I. M., Соцэкгиз, 1963, стр. 187—188.

38. ПЕТИЦИЯ ПАРИЖСКИХ СЕКЦИЙ КОНВЕНТУ

12 февраля 1793 г.

Граждане законодатели, недостаточно еще объявить, что мы французы и республиканцы; нужно еще, чтобы народ был счаст­лив, чтобы у него был хлеб, так как там, где нет хлеба, нет зако­нов, нет свободы, пет республики. Поэтому мы являемся изло­жить вам новью взгляды на вопрос о продовольствии, единоглас­но принятые нашими избирателями; мы приносим их вам, чтобы вы, приняв их, придали им общий характер.

...Один оратор сказал вам с этой трибуны: «Если вы декре­тируете препятствия свободному обращению продовольствия, то вы этим декретируете голод». Но разве положить предел зло­употреблениям — значит создать помехи продовольствию?

Вы жаловались на народные волнения, возникающие из-за вздорожания цен на продовольствие: многие приписывали их злостному ажиотажу скупщиков; они были правы, между тем их не слушали; другие указывали на контроль муниципалитетов как на средство против этих злоупотреблений. Ах, как вы хотите, что­бы торгашеские муниципалитеты сами контролировали себя и са­ми на себя доносили? Мы жалеем, что один из ваших членов, став на сторону этих людей, претендующий на звание философа¹, заявил, что свобода не может без унижения видеть, как зерно от­нимается у землевладельцев; он кричал о нарушении права соб­ственности; но ведь нельзя назвать отнятым то, что оплачивается по справедливой цене. Разве не видят эти люди, претендующие на звание философов, эти друзья неограниченной свободы хлеб­ной торговли, что, вырывая хлеб у бедняков, они этим обогаща­ют только жадность спекулянтов.

...Граждане законодатели, скорее сорвите завесу, взгляните на ужасную нишету бесконечного числа семейств, которые пла­чут в одиночестве и просят вас осушить их слезы. Вы декрети­ровали полную свободу торговли зерном, но вопрос о прекраще­нии злоупотреблений ускользнул от вашего внимания.

...Вам сказали, что хороший закон о продовольствии невоз­можен, но это значит сказать, что невозможно управлять, когда свергнуты тираны. Граждане, от вас зависит наше спасение или наша гибель; конечно, вы стремитесь к нашему спасению. Но вы ничего не сделаете для него до тех пор, пока вы не устраните тех дельцов, которые злоупотребляют выгодами, предоставленными законом, для того чтобы самим обогатиться за счет бедняка.

¹ Намек на философа Кондорсе, примкнувшего к жирондистам. 172

л.Мы, депутаты 48 секций Парижа, говорящие вам во имя спасения 84 департаментов, мы далеки от потери доверия к ва­шей мудрости. Мет, хороший закон о продовольствии вовсе не является невозможным; мы хотим его вам предложить, и вы, конечно, поспешите его принять. Меры, которые мы хотим вам предложить в дополнение к закону 9 декабря, заключаются в следующем:

1. Наказание шестилетней каторгой для всякой администра­ции, которая будет заниматься торговлей.

2. Одинаковая мера на зерно во всех местностях республи­ки; всюду должен быть принят за меру квинтал зерна весом в 100 фунтов.

3. Чтобы никогда — под страхом шестилетней каторги для первого раза и смертной казни для второго — не было позволе­но ни одному земледельцу или торговцу продавать мешок пшени­цы весом в 250 фунтов дороже, чем за 25 ливров.

«Новая история в документах и материалах», вып. I. M., Соцэкгиз, 1935, стр. 155 —156.