Со времен инквизиции была хорошо известна и хорошо отработана система, впоследствии заново созданная сторонниками марксизма и национал-социализма.

Началось это еще с 1204 года, когда вышел известный указ Папы Римского Иннокентия II А дальше был самый известный период, когда в конце XV века в Испании произошло объединение королевств Кастилии и Арагона во главе с энергичными монархами Изабеллой и Фердинандом. Они наводили новый порядок в государстве и... отчаянно нуждались в деньгах. Под пред* логом религиозных устоев они устраивали погромы и разбой в стране. Кто успел из состоятельных людей - эмифировали, остальные были разорены, многие уничтожены. После этого Испания долгие годы не могла встать на ноги, вернуть себе былую славу и величие.

Вот короткая схема террора и разорения, которая затем, варьируясь, повторялась в разные века в разных странах. Наиболее отчетливо, наглядно и поучительно отражал ее период царствования Ивана Грозного в России. Учреждение (с января 1565 года) опричнины привело к обнищанию страны, террору и войне с собственным народом.

Все это с удивительной точностью повторили большевики, организовав ЧК-ОГПУ-НКВД.

Во главе опричнины стояли Генрих Штадтен, Траубе, Крузе и Малюта Скуратов. В ЧК-НКВД руководили Феликс Дзержинский, Генрих Ягода, Ежов и Берия. Система террора и разбоя являлась главным рычагом в государственном устройстве во всех случаях.

Организация аппарата опричнины началась с 3000 человек и дошла до 10 000. В ЧК тоже начали с пятисот человек, а со временем перевалило за миллион. Изменялись масштабы -соответственно времени.

В обоих случаях строилась новая параллельная организация из людей низшего класса Создавалась, как бы исподволь, психологическая гражданская война. Страну делили на две части - преследователей и преследуемых. Происходил социальный переворот, захватывавши все слои общества до самого дна. Как указывает исследователь Г.П.Федоров «все своеобразие этой гражданской войны в том, что она односторонняя: завоевательные походы опричнины почти не встречают сопротивления; война сводится к резне и погромам. В общв1 катастрофе всплыли наверх хищные бессовестные люди из низов общества».

В документах тех периодов указывается:

«Изгоняемым помещикам не дозволялось брать ничего из движимого имущества. И; выгоняли с женами и детьми на большую дорогу... они принуждены были питаться подаянием».

«Разорение тысячи помещичьих хозяйств влекло за собой и разорение крестьянства Зажиточных крестьян грабили и нередко убивали».

По приказам Ленина грабили не только помещиков и князей (бояр и приказных дьяков тогда уже и не было), но и капиталистов - заводчиков, фабрикантов. Он «раскрестьянил» страну, а также разгромил промышленность, уничтожив ее руководителей и инженерный состав.

Как проводились акции расправы, пишет главный руководитель опричнины (комиссар как бы называли его большевики) Г. Штадтен:

«Я вместе со слугой вбежал вверх по лестнице. Наверху меня встретила княгиня хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты, я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп познакомился с их девичьей»...

В наше время комиссары также врывались в царские покои, но не с топорами, а с револьверами, и стреляли, вытянув руки вперед, но не касаясь своих жертв руками. И их жертвы поворачивались спиной, а смотрели в лицо своим убийцам.

В обоих случаях гибли тысячи ни в чем не повинных людей. Тогда и теперь происходило уничтожение всех слоев духовенства (вплоть до архиепископов), разорение церквей, разгром монастырей. Только масштабы и методы разные. Тогда - топор, пика и веревка, а при большевиках - массовые расстрелы из автоматов, лагеря смерти, эшелоны в Сибирь.

Святой Филипп - митрополит Московский (в миру Федор Степанович Колычев), потомок княжеского боярского рода, верно служившего еще при Иване III, пытался вразумить Ивана Грозного прекратить проливать кровь в России.

Он дважды принародно обличил царя. Его схватили и учинили суд в Успенском соборе. Увезли в Тверь, издевались всячески в дороге и поместили в Отсрочь монастырь. Принесли ему туда мешок с головой брата. Затем привели ему в келью голодного медведя. Медведь лег у его ног, к великому удивлению опричников. Наконец 23 декабря 1569 года к нему пришел Малюта Скуратов под предлогом получить благословение, и задушил его подушкой.

В наше время патриарх Тихон в заступничестве за православие открыто выступал против большевистского вандализма и кровавой расправы с духовенством, за что ЧК арестом и содержанием в своих подвалах довело его до смерти.

Но как и при большевиках, пострадало не только духовенство. «Царство свое, порученное ему от Бога, разделили на две части... и заповеда своей части оную часть насиловати и смерти предавати и домы их грабити и воевод, данных ему от Бога, без вины убивати повеле, не устрашися же и святительского чина, оных убивая, оных заточению предавая и грады краснейшие Новгород, и Псков, и Тверь разрушати и в них православных христиан зле и немилостиве убивати, даже и до сущих младенцев повеле».

Грабеж был поставлен на широкую ногу.

«Было приставлено множество извозчиков с лошадьми и санями свозить в один монастырь, расположенный за городом, все добро, все сундуки и лари... Здесь все сваливалось в кучу и охранялось, чтобы никто не мог унести».

Царь Иван носил крест, молился, знал основы религии, поражал многих цитатами из церковных книг. Ленин и Сталин, хоть креста не носили, знали все это чуть ли не лучше. И потому Сталин, например, когда в сентябре! 941 года немецкие войска вплотную подошли к Москве, обратился к помощи Иконы Казанской Божией матери; были отслужены молебны во спасение Москвы. Вместе с тем, сам Казанский собор, где находилась эта икона, был взорван в 1932 году по приказу вождя.

«Попущением Божиим за грехи наши возъярился царь Иван Васильевич на все православие по злых людей совету...» «Сам царь оставляет кремль и переезжает в новый опричный дворец у Ризоположенских ворот на Арбате». Здесь он по ночам молится и кается.

В отношении казней и допросов все было на уровне. Как расправлялся Иван Васильевич с боярами - примеров много.

«Он ударил его ножом в сердце. Опричники дорезали старика и выволокли тело из дворца, бросив на Красной площади. Он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму».

В наше время все повторялось с поразительной точностью. Только нож заменил пистолет, вместо опричников пришли чекисты, а Неглинка осталась рядом, не хватало лишь навозной ямы.

В наше время чекисты каждый день метались по улицам в поисках своих жертв, разыскивая их по спискам, составленным, в свою очередь, по планам на аресты. И собирая, уничтожали их в своих подвалах.

Но это, в общем, лишено экзотики и помпезности. Другое дело - во времена опричнины.

«Каждый день опричники, по 10, по 20 человек и более, в панцирях под плащами, с большими топорами, разъезжали по улицам и переулкам. Каждый отряд имел свои списки бояр, дьяков, князей и видных купцов; никто не знал ни о какой вине, ни о часе смерти, ни о том, что он осужден. Всякий шел как ни в чем не бывало по своим обычным делам. Тотчас налетала на них банда убийц на улице, у ворот или на рынке, рубили и душили их без всякой вины и суда и бросали их трупы, и ни один человек не смел их хоронить».

Таубе и Крузе описали процесс, в точности похожий на наше время. Но какой размах, помпезность, театральность! И все на глазах народа! Не замыкаясь тайно в душных подвалах Лубянки.

Не забыл Иван Васильевич и о правовой стороне при работе опричнины. В одном из приказов говорится:

«Судити праведно - наши виноваты не были бы», - это была отмена правосудия для половины страны и узаконения разбоя для другой. Начались наговоры и вымогательство. Грабеж и накопления были главным бытовым интересом опричника.

Точно так же волновал процесс судопроизводства и большевиков. В 1927 году было сделано указание судам: при рассмотрении дел между интеллигентом и выходцем из народных низов решать дело только в пользу последнего, независимо от существа дела. Окончательно и полностью были нарушены принципы судопроизводства (суд без участия обеих сторон, без возможности обжалования приговоров, расстрел без суда) в постановлении ЦИК Союза СССР от 1 декабря 1934 года.

Чекисты приносили клятву верности «делу партии Ленина-Сталина». Ивану Васильевичу опричники тоже приносили клятву верности, хотя и не были ни комсомольцами, ни членами ВКП (б) -КПСС. Но кроме мелких различий ритуального и внешнего характера, были и существенные: большевистско-коммунистическая система с помощью ЧК-НКВД уничтожала не только своих врагов, но и тех, кто отдавал свои силы и умения для создания и совершенствования этого преступного строя, системы уничтожения. Вот до этого раньше не додумывался никто. Тут большевики вырвались вперед. Обошли они всех предшественников и в количестве уничтоженных. Если бы Иван Васильевич приложил весь свой опыт, талант организатора и маниакальную жажду крови - он не смог бы превзойти большевиков-коммунистов, так как им удалось уничтожить в два с половиной раза больше, чем насчитывало все население России при Иване Грозном.

И все же при разгуле инквизиции, опричнине, революции, и тогда и сейчас объединяло всех то, что велась кровавая, жесточайшая, зверская борьба за идеи, не оправдавшие себя, оказавшиеся миражом - тогда религиозным, сейчас социалистическим, красным или коричневым.

В средние века крестовые походы за мировое господство, а в наше время - за «мировую революцию». Так же сжигали на кострах книги и их авторов. И еще было патологическое преклонение перед красным цветом - цветом свежей крови. А потому как-то само собой получилось, что «знамя священной инквизиции» и «священное знамя коммунизма» оказались одного оттенка. Человечеству об этом забывать нельзя, чтобы не было повторений. Уж больно дорого обходятся народу эти вспышки изуверств.

...Незаметно в воздухе начал витать призрак войны. Роль военачальников усиливалась. У них в распоряжении было главное в любой стране - армия. Сталина это настораживало. И по его указанию происходила знаменитая трагическая «чистка армии», а именно - ее командного состава.

Были арестованы Блюхер, Егоров, Тухачевский, Якир, Гамарник, очень много командиров более низкого ранга. Так называемые блицследствие и суд заняли не более двух недель. На другой день после оглашения приговора их расстреляли. По ночам, тихо, по-воровски, вое они были похоронены в большой яме на территории крематория возле Донского монастыря. Это место ничем не отмечено до сих пор. Официально сообщили, что семьи «врагов народа» сосланы на юг. И на этом вопрос закрыли, говорить об этом было небезопасно.

А ведь драма имела продолжение в духе времени. Семьи действительно в поезде под конвоем вывезли на юг, в Оренбург. Поместили в тюрьму, затем в лагерь. Здесь находились жены с детьми. Потом женщин собрали и вывезли в другой лагерь, подальше, и там расстреляли. К ним в барак вошел конвой, зачитал решение НКВД и приказал быстро собираться, без вещей, и выйти для исполнения решения. Трудно представить их состояние и состояние детей, при которых все это происходило. А дети были не маленькие - от 9 до 14 лет.

От нервного шока жена Тухачевского и еще кто-то стали суетиться и беспорядочно одеваться. Жена Гамарника (ее муж при аресте застрелился), волевая и гордая, стала собираться как можно медленнее, с достоинством. На замечание начальника: «Ты что там копаешься? Конвой ждет!» - ответила ему в лицо: «Ничего, подождет», - и продолжала так же медленно приводить себя в порядок. Детей рассортировали: от 9 до 12 - в детские дома особого типа, старших - в концлагеря. Все вещи забрало начальство лагеря.

Следует напомнить, что это не исключительный трагический эпизод, а рядовое событие.

Истребление жен или семей в целом широко практиковалось еще со времен Гражданской войны и далее на протяжении многих лет большевистской власти. Как одну из последних жертв можно привести в пример Веру Лещенко - жену знаменитого певца П.К. Лещенко, арестованного без всякой причины во время концерта и замученного в тюрьме. Вера была приговорена к расстрелу только потому, что была его женой. И это случилось не в 1920-е или в 1930-е годы, а в 1952-м! Только изменившиеся общественно-политические условия спасли ее - она просидела год в одиночной камере, затем была реабилитирована.

Сталин очень боялся людей, которые имели успех, авторитет, волю и честь. Таких он убирал в первую очередь. Это был один из главных принципов его руководства.

Например, Алексей Александрович Кузнецов. Это был молодой, энергичный, деловой генерал. Заслуги его были особенно велики при обороне Ленинграда, он буквально спас город. Вот эти его личные качества и успех Сталина сильно настораживали. Как-то Жданов по приказу Сталина вызвал Кузнецова в свой кабинет, и тут же, в кабинете Жданова, Кузнецова арестовал Виктор Абакумов. В час ночи ему объявили приговор, в два часа расстреляли, а уже в четыре -бросили в приготовленную яму.

Или взять другое преступление. По приказу Сталина Жданов выступил в 1948 году как бы с критикой и осуждением известных писателей Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Но это была не критика - Жданов громил самыми непристойными словами, всячески унижая признанных у нас и во всем мире писателей.

Оба они были еще старого воспитания и закалки, родились в конце XIX, и громить их было одно удовольствие. В подтверждение всех этих слов следует напомнить, что Анна Андреевна Ахматова родилась в аристократической семье, окончила Высшие женские курсы, Киевский университет. С 1912 стала издаваться. Поэтесса с широким диапазоном: от утонченной лирики, историзма до патриотического порыва и кровного единства со страной в годы Отечественной войны. Большой, трудный жизненный путь прошел и Михаил Зощенко. Будучи студентом Петербургского университета, ушел добровольцем на войну 1914 года. В боях за Россию штабс-капитан Зощенко был ранен. В 1918 вступил в Красную Армию. С 1922 стал издаваться и с 1930-х годов получил всенародное признание. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Печатался большими тиражами, появилось много и переводных изданий. Однако взгляды писателя с 1940 года раскрепощаются от постреволюционных стереотипов, и в его произведениях начинает появляться критическое отношение к новому социалистическому строю. Это вызвало, естественно, неудовольствие вождя. Разгром писателей, а фактически их уничтожение, поручено было Жданову. Вслед за его выступлением, как было заведено, поднялся страшный вой продажной стаи волков и шакалов на опушках газетных полос. Писателей лишили заработка и даже продовольственных карточек. Зощенко написал Сталину письмо, что только ухудшило его положение. Он буквально голодал и вскоре умер. Перед смертью он часто сидел в сквере или на ступеньках своего парадного. Когда его спрашивали, почему он не идет домой, отвечал: «Не хочу, чтобы меня арестовали дома на глазах у родных». Тогда можно было уничтожать людей и без традиционной пули в затылок.

Но, как водится испокон века в уголовном мире, и исполнителей крупных преступлений всегда убирают. Было ясно: Жданов уже свое отработал, но Сталин хорошо понимал, что его нельзя арестовать или убить. Арестовать - не годится, он очень много знал из сталинских интриг и преступлений; убить - слишком много мороки: опыт с Кировым был еще не забыт в Ленинграде.

Но Сталину повезло. Жданову стало плохо: судя по кардиограмме - случился инфаркт. В подобных случаях, естественно, человеку нужен покой. Однако ему сказали, что ничего особенного, просто нужно больше гулять. И Жданов умер.

Тут произошел конфуз, очень характерный для того времени, о котором следует упомянуть. Одна из врачей, Лидия Тимашук, видевшая кардиограмму, но не понимавшая, где живет и что происходит, написала Сталину письмо. На основании письма было создано врачей», пострадали ни в чем не повинные люди. Тимашук наградили орденом (правда, смерти Сталина его отобрали).

Но если быть объективным, не все армейское руководство было уничтожено. Например, Буденный и, конечно, верный слуга Ворошилов, игравший в этой трагедии не последнюю роль.

Семен Михайлович Буденный, герой империалистической и гражданской войн, храбро и победоносно проводил атаки и военные операции. Казаки вообще народ отважный, лихой, ловкий, отчаянный, и среди них самой природой еще с малых лет выдвигаются лидеры. Окрепнуть и встать на этот путь Семену помогла работа в кузнице помощником кузнеца. Его воля закалилась, а мышцы стали буквально стальными.

Да, наш Семен с самого начала своей военной карьеры, когда еще во время русско-японской войны служил рядовым в Донском казачьем полку, стал выделяться среди однополчан. Его знали все. Веселый, разбитной казак-гармонист, с особой мужицкой солдатской хитринкой, в общем - герой русских сказок про солдат, отличавшийся отвагой, умеющий ловко приспосабливаться к обстановке и старшим по званию.

В 25 лет Буденный окончил Петербургскую школу верховой езды. Стал прекрасным! наездником. При окончании школы стоял в шеренге лучших учеников, и сам император Николай II, поздравляя выпускников, лично пожал ему руку. Начальник школы Алексей Брусилов подписал приказ о присвоении Буденному унтер-офицерского звания (1908). Первую) мировую войну он встретил старшим унтер-офицером драгунского полка. Во время войны I стал полным кавалером всех степеней Георгиевских крестов и медалей.

Потом он ушел к большевикам. Но было это не по убеждениям. Он говорил: «Лучше) быть генералом в Красной Армии, чем унтер-офицером в Русской деникинской». Вот что он; четко умел в жизни, так это в нужно время в нужном месте сделать нужный шаг для продвижения в карьере.

При переходе к большевикам Буденный с азартом карточного игрока начал игру ва-банк. Он! под видом военно-политической необходимости экспроприировал крупнейшие русские конные заводы, принадлежавшие знаменитым графским семьям и являвшиеся национальным достоянием российского коневодства. Он стрелял и рубил шашкой конюхов и селекционеров, встававших грудью и не отдававших бесценных производителей в военную мясорубку. Лошадей забирали, и первоклассные скакуны делали конницу Буденного непревзойденной в стремительных атаках армии, принося ему огромные успехи. Слава Буденного росла как на дрожжах. Он носился степным орлом на просторах России.

Хорош был Буденный на поле боя, в гуще самой боевой схватки. Но победа любыми средствами - плохой принцип. Да, победителей не судят. Не судят при жизни, но как горячо, справедливо и безжалостно судят, и не в одном поколении, потомки! И от славы прошлых лет не остается ничего. И слава рассеивается, как дым. Да, был хороший рубака, уничтожал противников, но какой ценой? Ставились под седло и уничтожались лучшие конные заводы, выгорали) целые деревни, уничтожались храмы - бесценное достояние мировой культуры.

Вторым переломным этапом его карьеры явились подвиги в Крыму, когда после захвата полуострова (особо отличились казаки Махно) начались массовые расстрелы захваченных пленных. В них, как известно, прославились Землячка, Пятаков и Кун. Но было еще много простого населения, среди которого, как теперь говорят, проводились «зачистки» или «спецоперации». А «чистили» тех, кто ото всех войн веками терпит бедствие, тяжелые ранения, разорение, теряет жилье, кров, самые необходимые вещи, близких. Здесь расстрелами занимались в основном Ворошилов и Буденный. Сперва они образовали «двойку», затем «тройку» и не одну. Ворошилов выслуживался лично перед Сталиным, стараясь покрыть свои промашки и неудачи во время! Царицынских боев. Буденный выслуживался перед Партией большевиков, Политбюро, главкомом Троцким и, конечно, перед Сталиным персонально. Он ведь только что перешел к большевикам. Изменив русской регулярной армии, готов был на все, чтобы доказать преданность новой власти. А потому его ярость и жестокость были поистине звериными. Конечно, размахивая саблей перед каждым залпом по расстреливаемым, тоже чувствуешь себя военным героем, победителем. Привычка убивать совершенствуется, падающие и обливающиеся кровью безоружные люди закрепляют инстинкт, проснувшийся в звериной натуре уничтожителя-убийцы. Я все могу, я вершитель человеческих судеб.

Все хорошо понимали, что убитых было значительно больше, чем успевали зафиксировать в списках: две таких больших работы одновременно делать было невозможно, а потому делали главную - убивали людей, жгли в домах, топили в баржах и баркасах. А сколько их - разве это важно?!

Буденный расстреливал на глазах у всех, все время показывая и доказывая преданность большевикам. На это были особые основания.

В его Донском полку были медсестры, хоть и не имевшие медицинского образования, но обладающие легкой рукой, большой душой и добрым сердцем, восприимчивым к чужому горю и радостям. Горя и тревог в боях было много, радостей никаких. Семен познакомился с простой, но очень чуткой и заботливой медсестрой Надей еще до войны. Лихой казак-офицер, георгиевский кавалер сразу обратил на себя ее внимание. Служил за царя и отечество. Когда им стали попадаться первые банды взбунтовавшихся солдат, пошедших на уговоры большевиков стрелять офицеров, учинять разбои в городах и селах, грабя склады, церкви и зажиточных крестьян, Семен Михайлович боролся с ними, как подобает герою-казаку русской регулярной армии: рубил шашкой, хлестал нагайкой и стрелял, поставив к стенке (пленных тогда не брали, их просто негде было содержать). Все это, естественно, происходило на глазах у Нади, которая также верно служила русской государственной армии: дважды лежала за пулеметом, расстреливая бандитов, окруживших их казачьи соединения, помогала раненым и лечила русских солдат, вытаскивая их из боя, в том числе и своего любимого Семена. Не один раз буквально закрывала его своим телом. О том времени и врезалась в память одна из сцен: когда комиссар большевистского отряда был взят в плен, пленник сорвал с Буденного Георгиевский крест и обозвал его царским холуем. Голова этого рыжего парня с вызывающим взглядом обозленного, загнанного в угол, попавшего в капкан волка, свалилась с плеч от удара шашки Буденного, будто шея его была сделана из воска.

После отречения царя, которому в первую очередь служили казаки-станичники, многие из отряда стали расходиться в родные станицы. Семен Михайлович, мужик оборотистый, примкнул со своей Наденькой к одному из отрядов, боровшихся за новую жизнь, за «свободу и демократию», за Керенского и его Временное правительство. Прирожденный боец снова обрел армию, строй и свое место в этом строю.

Летом 1917 года вместе с кавказской дивизией Буденный прибыл в Минск, где был избран председателем полкового комитета, и уже в августе участвовал в разоружении корниловских войск в Орше.

После Октябрьского переворота вернулся на Дон. Был избран в станице Платоновской членом Сальского окружного исполкома. В 1918 году сформировал (совместно с Б.М. Думенко и А.И.Егоровым) конный отряд, который вырос в полк, бригаду, а затем в Кавказскую дивизию. Теперь его дивизия успешно боролась на стороне большевиков против русской добровольческой армии Деникина-Врангеля в северной Таврии и Крыму.

В 1919-ом Буденный вступил в ВКП(б). Как он закреплял высокое звание большевика-коммуниста в Крыму - уже говорилось.

...В армии был объявлен сбор царских наград, и в первую очередь Георгиевских крестов; набирали целые мешки и отдавали комиссарам. Дело было не только в унизительной акции - лишить человека достойной, заслуженной в храброй схватке награды, а в том, чтобы еще и уравнять и обезличить всех. Не всем это пришлось по душе. Большевики разделили казаков на «красных» и «белых», стравили их, и они стали рубать друг друга.

Буденный был уже у «красных». Теперь он сам снял все четыре Георгиевских креста и медали и с тяжелым сердцем и горечью большой обиды бросил их в мешок. Пришлось все начинать сначала. Запал, удаль, ловкость и опыт остались -их в мешок не бросишь. Вот тут он и прославился разорением и ограблением племенных конных заводов. Затем - одна победа за другой. Но уже с большевиками. Он уже превзошел многих командиров - и Щорса, и Котовского и самого Ворошилова.

С 1923 года Буденный - помощник главкома Красной Армии по кавалерии. Тут ему пришлось вспомнить о конных заводах. Знаменитые (разоренные им) старинные российские конные заводы восстановить было уже невозможно. И он организует в Ростовской области конный завод, занимавшийся выведением на базе лучших, отобранных после разгрома казачества скакунов, новой породы - «буденновской». (И тут он не упустил случая прославиться.) Конечно, им было далеко до донских скакунов, но уже далеко и от крестьянских кляч.

О том, что он был вахмистром, унтер-офицером, полным Георгиевским кавалером, «служил верой и правдой за царя и отечество», скрыть было невозможно. Ну, а подробности и эпизоды борьбы против банд солдат-дезертиров - жертв большевистской пропаганды - знала хорошо только Надя, но ведь и она в этом в большой мере участвовала.

Кончилась гражданская война. В год образования СССР они переехали в Москву и получили квартиру в элитном доме на улице Грановского. Легендарный командир со своей верной фронтовой подругой начали совершенно новую жизнь. Семену Михайловичу необходимо было крепко подумать о том, как окончить Военную академию, ведь он имел только двухклассное образование станичной приходской школы. К его радости, в 1930 году при Академии имени Фрунзе для лиц, не имевших образования и занимавших высокие командирские посты, была создана особая группа. В нее попал и Буденный. Он не прикипел к книгам, не любил читать, и с ним было особенно трудно. На вступительном диктанте из всей этой «особой» группы он сделал самое большое количество ошибок. А потому рассказывалось об этом как анекдот. Занятия были в основном индивидуальные. Сокращенный, облегченный курс он окончил. Такое было под силу только незаурядной, самолюбивой и целеустремленной личности. Выхода не было - его должность требовала «поплавок» этой самой академии. И когда «выпускник» его получил в 1932-м, то радость и счастье невозможно было описать, и он, «поплавок», занимал теперь самое почетное место на правой стороне кителя. Теперь открылась дорога к высшим званиям, должностям и наградам. И Буденный в конечном счете все их получил.

А Надя... Попав на фронт еще в 1914 году молоденькой деревенской девушкой, она испытала все трудности и прелести фронтовой жизни: сон под дождем в окопах, разрывы снарядов, землей и осколками, больно ударявшими по спине, стоны раненых и умирающих, которым она была не в силах помочь при отсутствии необходимых медикаментов и воды; солдатские пьянки, беспробудные и шумные, где мата больше, чем водки.

И вдруг - совсем иная жизнь, как на другой планете: ни выстрелов, ни грязи, ни вони, ни вшей. Все сверкает и блестит чистотой. А какие платья, туфли, прически! Приглашения в театры, на премьеры, на концерты. В театрах на сцене и любят, и целуются, и враждуют, и убивают, и все это без единого матерного слова.

В военную элиту собирались в основном перебежчики из регулярной русской армии. И это, пожалуй, хорошо: дух вежливости, опрятности, подтянутости; все чисто выбриты, причесаны, сапоги начищены, офицерская выправка. Стало воскресать человеческое общение после четырехлетнего хаоса гражданской войны, в потоке бессмысленных убийств и бесконечных расстрелов, когда нормальному человеку трудно было объяснить: кого? за что? и почему? (Как теперь известно, в боях погибло гораздо меньше, чем при наведении порядка при красном (в первую очередь), затем и при белом терроре.)

...В этот вечер Надя пришла значительно позже, чем всегда. Начались обычные в таких случаях вопросы и перепалка. Она вспомнила его плебейское прошлое, как он изменил присяге и стрелял большевиков, а потом сам же к ним и переметнулся, спасая шкуру. С кем мне ходить, тебя и в театр-то не пустят, - и многое другое...

Семен Михайлович понял: рушится все, земля уходит из-под ног, вся жизнь его проваливается в тартарары. Он достал револьвер и одним выстрелом уложил свою фронтовую подругу. По Москве сразу прошел слух: «Буденный застрелил жену». Тут же его доставили в кабинет Сталина. Бледный, с трясущимися щеками командарм бормотал: «Сам не понимаю, что произошло. Пришла поздно, под хмельком. Увидела на столе револьвер заряженный, взяла его и застрелилась. «А может, она тебе напомнила, как с большевиками дрался? Как кресты на груди носил?» (В этих случаях говорили о необыкновенной интуиции и проницательности вождя. Но дело обстояло проще: хорошая информация прислуги и охраны - спецслужбы работали.) Конечно, вождь знал истинную причину, но заниматься пустяками было некогда. Но хорошо иметь еще один компромат.

...Семен Михайлович ждал ареста. Второй месяц прислушивался, озирался, не спал по ночам, ко всему и всем относился подозрительно, стал молчалив. Потом его отпустили в Кисловодск на отдых. Все страхи и волнения как рукой сняло, но последние слова Нади о его низкой культуре и отношении к культуре вообще, здорово его задели. В Кисловодске он ходил часто в театр. Здесь и познакомился с очаровательной Ольгой Михайловой, женщиной светской, имеющей хорошее воспитание, тяготевшей к искусству. Супруг, привыкший с детства к аромату лошадиного пота и конского навоза, был очарован и опьянен в буквальном смысле ее духами и кремами, выполнял все ее причуды и желания с благоговением. У Олечки оказались приличные голосовые данные, а еще - масса просьб и капризов к своему могущественному супругу. Он устроил ее в консерваторию, затем ее приняли в Большой театр. Теперь он ходил в театр, и довольно часто, если учесть, что ранее в театрах никогда не был. Но вскоре все это его стало тяготить. Смотреть по два-три раза один и тот же спектакль, где признавались в любви, обнимали и тискали его супругу, ему быстро надоело, а на другие не хватало времени. В общем, поклонника Мельпомены из него не получилось, более того - театр он возненавидел, как личного врага. Все чаще говорил с женой о детях, считая, что они отвлекут ее от этой дури. «Я не могу ради этого жертвовать искусством, не могу жить без театра», - отвечала Ольга.

Но не только классические сюжеты и музыка великих композиторов крепко держали ее на подмостках - еще более держали страсти, опыт и обхождение ведущего тенора театра Алексеева.

После случившегося с Надей Семен Михайлович оценил, что это преступление сошло ему с рук без последствий. И потому с конца 1920-х годов не только хорошо служил, но и прислуживал. Он был лоялен во всем: подписывал огромные списки по две-три тысячи человек на разорение крестьян, репрессии к казачеству, на расстрелы и аресты. Дела по служебной и политической карьере шли как нельзя лучше. К тому же и жена-красавица, артистка. Кроме театра, она успевала блистать еще на банкетах и приемах. Это было уже выше его сил и возможностей. Если отсиживать три акта в ложе он еще научился, то вращаться в кругу этих улыбающихся острословов и галантных весельчаков было для него хуже пытки. И зачем, во имя чего? С каждым днем он все больше понимал, какие же они разные - трепетная лань и старый конь в одной упряжке..

Наступала новая полоса массовых репрессий. В генштабе многие вставали в стойку, как охотничьи собаки. Некоторые затаились в ожидании. И вот здесь Буденный, как хороший стратег, с мужицкой природной хитростью решил сделать, так сказать, «ход конем» (именно конь для него был самым родным). Ольгу он возненавидел и решил от нее избавиться, это было вопросом решенным. Но вот как? Застрелить? Второй раз это не пройдет. Отравить? Это хорошо получилось у Арбенина с Ниной в «Маскараде». Но Ольга не ест мороженого - горло бережет. Задушить? Отелло-командующий, конечно, здоровая детина, да вот только Ольга - не слабенькая Дездемона, а молодая и шустрая... Нет, это все не то.

Он часто слышал еще в Военной академии: «Мы пойдем своим путем, как завещал великий Ленин». И он пошел. Пригласил как-то Ольгу поехать с ним погулять, но предупредил: по дороге надо зайти в Управление. Заехали. «Посиди здесь, в приемной, а я скоро выйду». Вскоре в приемную вошел строгий дядя в форме НКВД, держа в руках какую-то бумажку, и пригласил ее зайти в кабинет. «Вот, на Вас поступило заявление от товарища Буденного, что Вы собираетесь его отравить. Заявление принято и поступает в производство». И двое вызванных конвоиров провели ее по коридору...

На следующий год опять пошла большая волна репрессий высшего военного состава. Пришли арестовывать и Буденного. Ордер выписал Ворошилов - уж больно заслонял его Семен Михайлович в легендах гражданской войны, да и у масс пользовался большой популярностью как лихой кавалерист и опытный командир.

Предчувствуя разгон генералитета и зная, что это очень даже возможно коснется и его, Буденный, засадив в тюрьму Ольгу Стефановну, решал сразу несколько задач: уничтожить свою жену, расторгнуть брак и стать опять женихом (ему давно перевалило за 50), прославиться еще раз верной службой перед Берией (что там списки на десятки тысяч невинных людей - если что, он и родную жену не пожалеет!) и преданность партии в исполнении ее кровожадных планов. Но с ордером на арест к нему все-таки пришли. Когда к нему вошли чекисты, он расстрелял в них всю обойму, потом бросился к телефону прямой связи и закричал: «Иосиф, контрреволюция! Меня пришли арестовывать! Живым не сдамся!». Сталин дал команду Буденного не трогать: «Этот старый дуралей не опасен». Возле Сталина прислуживали два верных слуги - Ворошилов и Буденный. В июне 1941 Сталин именно ему, Буденному, поручил построить для него личный бункер-кабинет в центре Москвы. И Буденный все сделал в лучшем виде - быстро, крепко, не забыв потом расстрелять всех рабочих важнейшего строительного объекта.

Но дурачка тот умел строить из себя только при Сталине. На самом деле он очень хитро себя вел с ненавидящими друг друга коллегами. Был во многих случаях умнее тех, кого считали очень умными. А потому после смерти Сталина быстрее других уловил меняющуюся конъюнктуру. В 1955 году он написал письмо в органы НКВД с просьбой пересмотреть дело Ольги Стефановны. Ее выпустили. Но за 14 лет тюрьмы она превратилась в больную старую женщину с психическими отклонениями. Во время допросов ее били, издевались, насиловали энкавэдэшники целыми группами. Подумайте сами: что честнее, тем более для офицера, - застрелить своего врага или подвергнуть большую часть его жизни нечеловеческим жестокостям?

Да, с интеллектуальной областью у Семена Михайловича было глухо. Чем он гордился, так это тем, что может одним махом «разрубить шашкой человека от головы до зада». Здесь нужны сила, ловкость и навык. Ему удавалось это еще с 1904 года. (Нужно не забывать: шашки и сабли были настолько остры, что казаки ими брились - в детстве это мне приходилось видеть.)

Командарм попытался огрызнуться, прочитав книгу о «Первой конной армии» Исаака Бабеля - летописи военных побед красных, - выражая презрение к «щелкоперам». В ней было много правдивых сведений и описаний, выглядевших не так, как он рассказывал знакомым на официальных встречах. Следует напомнить, что создание Первой конной армии принадлежало не ему, а Б.М-Думенко и В.И.Егорову. Буденный приписал себе не только саму идею, но и их боевые заслуги, а потом сумел избавиться от них вообще.

У Первой конной армии были крупные победы: разгром кавалерии Мамонтова, А.Г.Шкуро, А.А.Павлова. Но были и крупные поражения, после которых Конную армию приходилось создавать заново, особенно под Львовом, где чудом удалось вместе с Тухачевским спасти шкуру. После этого они с Тухачевским «закорешились». Тухачевский Буденного страховал и поддерживал. Буденному доводилось бить генералов, но сам он никогда генералом не был. Роль генерала за него брали на себя находящиеся рядом то Думенко, то Тухачевский, то Егоров... А Семен Михайлович всегда оставался отчаянным, храбрым и опытным рубакой и это была его стихия. Казак-вахмистр поднялся до старшего офицера и вся его дальнейшая военно-профессиональная слава шлифовалась на этом уровне. Все это в какой-то мере отражалось в известной книжке Исаака Бабеля.