Преподобный Архипп (1835-1896)

По поступлении в обитель будущий схимонах Архипп пять лет не имел кельи. Он нес послушание в хлебопекарне и еще послушником оправдал священные слова, которые вышиваются на схимнических одеждах: «плещи моя вдах на раны и ланиты моя на заушение, лица же моего не отвратих от студа заплеваний». Однажды на пекарне он стал просить новоначального брата месить хлебы. Тот в гневе бросился на него и закричал: «Как ты смеешь меня заставлять?» — и бил его до тех пор, пока сам не уморился. К изумлению окружающих, отец Архипп поклонился обидчику в ноги и просил прощения. После этого избиения он несколько дней болел.

Другой раз тот же брат, в пылу напрасного гнева, схватил отца Архиппа за бороду и вырвал у него клок волос. Смиренный и кроткий старец огладил бороду и, падая в ноги обидчику, сказал: «Прости меня, верно, я тебе не понравился».

Кто-то на пекарне сильно ударил отца Архиппа в висок; он четверть часа лежал без памяти на грязном, мокром каменном полу, а очнувшись, встал и молча взялся за свое дело, как будто с ним ничего не случилось.

Раз его сильно побил один брат за то, что ему не понравилось пение Архиппа на клиросе.

Спал старец или на грязном каменном полу в пекарне и на угольях, лицом в угол, или на полке под столом, при самом входе в пекарню. Иногда старец нарочно рассыпал муку, разливал воду или ронял тесто. Начнут его ругать, а он кланяется и у всех прощения просит.

Одежду подвижник носил порванную, грязную. От простуды и долгого стояния в храме у него на ногах образовались отеки, обыкновенных сапог одеть было невозможно. Он некоторое время носил на одной ноге сапог, на другой валенок, потом ходил в худых опорках, которых никто не поднял бы на дороге, если бы нашел.

Часто старец тер лицо руками или ерошил волосы на голове. Все это подавало повод называть его юродивым, безумным, прельщенным.

Старец Архипп говорил: «Лучше всего дураком быть, да надо уметь им сделаться».

Уже много позже старец говорил своим послушникам: «Путей спасения много, каждый идет своим путем. Наш игумен идет открытым прямым путем; отец Игнатий также идет открытым прямым путем; Иероним идет закрытым путем смирения, а я сделал себя дураком, и дурак на самом деле. Трудны все пути, но дураком себя не всякий может сделать. Трудно не обижаться, когда оскорбляют, а надобно все терпеть. Мальчики (молодые послушники) мне говорят: Архипп, ты дурак; и я говорю: дурак. Ты, говорят, не так сделал: простите, я — дурак, не понимаю».

Желая «положить хранение устом своим» и не согрешать языком, старец, в начале подвигов своих, пред тем, как на пекарню собираться братии на послушание, клал в рот щепку, пока не навык молчать или говорить только кратко одно полезное. Когда заговаривали о душеполезном, он оживлялся, причем глаза его начинали искриться какою-то неземной радостью, и на устах появлялась улыбка.

Пустословие других старец прекращал громким произнесением молитвы Иисусовой или заставлял кого-либо читать Священное Писание. Когда спрашивали у него не должное, он отвечал: «Прости, Бога ради, я ничего не знаю», и громко начинал повторять: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». Вообще надобно сказать, что у него в словах, делах, движениях, а главное — в сердечном чувстве, всегда был страх Божий.

Незлобие, прощение обид, добровольное юродство и вся жизнь старца Архиппа свидетельствовали о его глубоком смирении. В начале своих подвигов в обители он руководился советами братского духовника иеромонаха Анастасия, а после его смерти обращался к известному старцу схиархимандриту Илиодору, с которым некоторое время жил в одном коридоре. Старец Илиодор полюбил Архиппа за строгую жизнь и смирение и отзывался о нем высоко. Старец Илиодор говорил: «Вот мы видим образец живого святого». Другим монахам схиархимандрит Илиодор, указывая на отца Архиппа, не раз говорил: «Это один из древних старцев живет в наше время».

По терпению своему старец Архипп выделялся от многих. Об этом свидетельствует даже одно то, что на послушании в пекарне он пробыл тридцать три года подряд. Ему несколько раз предлагали быть старшим, но старец предпочитал лучше подчиняться, чем повелевать. «Я ничего не смыслю, простите меня неразумного, — говорил он, падая в ноги, — назначьте другого».

Десятками лет позже его поступившие рясофорные послушники были старшими, а он, мантийный монах, покорно повиновался им, оставаясь младшим.

Лишь с принятием схимы в 1885 году он освобожден был от этого послушания и стал только читать Псалтирь по благодетелям.

Но и после увольнения из пекарни старец Архипп не переставал добровольно трудиться на прежнем послушании; нередко его можно было видеть ночью месящим хлебы вместе с послушниками. Когда некем было заменить отсутствующего брата, просили отца Архиппа; он беспрекословно шел на послушание в пекарню.

В 1890 году отца Архиппа, как высокого подвижника, назначили в ближний скит для принятия посетителей, ищущих духовного совета. Для строгого аскета такое послушание было весьма тягостно, но он, привыкший во всем повиноваться, не прекословил.

В скором времени старца Архиппа перевели на дальнюю монастырскую пасеку, место пустынных подвигов схиархимандрита Илиодора. Через некоторое время там был выстроен храм и начал основываться Спасо-Илиодоровский скит. Под руководством отца Архиппа и началась скитская жизнь Глинских иноков, пока не назначен был скитоначальник-иеромонах. Но и после того, до января 1896 года, старец Архипп оставался в скиту на покое, по болезни и старости, продолжая всегда быть примером послушания, смирения и терпения. Слово «покой» здесь разумеется только в том смысле, что старец не нес обычного монастырского послушания, но не переставал трудиться в подвигах, добродетелях и приеме посетителей.

Тогда многим стал известным его дар прозрения и сила молитв. По благословению отца настоятеля старца просили на монастырскую гостиницу и возили на монастырские хутора; он повиновался, как дитя, готовый на всякое послушание.

Будучи в схиме, старец продолжал ходить в братскую трапезу, но воздерживался от насыщения, стараясь, впрочем, не показать и виду. Когда все кушали, он весьма медленно, не торопясь, понемногу принимал пищу; хлеб кушал крошками. Старец не употреблял рыбы, и для него никаких разрешений не существовало.

Благообразие души старца Архиппа невольно сказывалось в лице: оно сияло бледностью святого воздержания. В посты старец был особенно воздержан. С переходом в Спасо-Илиодоровский скит он усилил свой пост. Начал причащаться еженедельно, а если на неделе был праздник, то и чаще. Поэтому у него было всегда сухоястие, без масла. Горячую пищу подвижник употреблял по субботам и воскресеньям, а в остальное время для него пищей были: хлеб, сырая капуста, огурцы, редька, картофель. Раз на первой неделе Великого поста, видя старца Архиппа сильно отощавшим, брат Леонид предложил старцу подкрепиться пищей. Строгий воздержник побежал от него. Так боялся он нарушить пост.

Отец Архипп так же был крайне воздержан в зрении. На женщин он вовсе не смотрел, в их присутствии взор обращал на другие предметы или вниз. Если необходимость заставляла сидеть с женщиной, он садился далеко, голову опускал и отвечал на вопросы собеседницы, не обращая к ней лица своего.

По смирению своему старец Архипп не считал себя достойным уважения, иногда удивлялся, зачем к нему идет народ. «Огарок догорает, смерть на носу, глаза оловянные, глупый...» Так он называл себя. Иногда он скрывался от народа, а раз в ближнем скиту вылез в окно, когда келью его окружило много народа, и келейник объявил, что старца нет в келье.

Почетные посетители иногда сопровождались к старцу Архиппу кем-либо из братий. Это стесняло смиренного подвижника. Тогда он, вместо советов, говорил разные несообразности, и многие оставались в недоумении относительно хваленого старца, который не умеет толком сказать двух-трех слов. Как-то в обитель приехали почетные посетители. NN расхвалил им прозорливость старца Архиппа и, между прочим, сказал: «Он даже угадает имена ваши». Старец, действительно, называл некоторых паломников по именам, не зная их и видя их в первый раз. Когда эти почетные гости вместе с NN вошли к старцу, он обращается к одному из них и спрашивает: «Вас зовут Петр?» — «Нет». — «Иван?» — «Нет». Второго гостя старец также назвал двумя случайными именами, а потом с улыбкою повернулся к NN и спросил: «А что, угадал»?..

Однажды старец Архипп сказал своим посетителям: «Вы ученые, а я малограмотный, что скажу вам? Молитесь Богу... Хорошо, что посетили нашу обитель... Ваше имя как? Помолимся». Он начал молиться с поклонами: «Помяни, Господи, раба Твоего (имя), помяни, Господи...» Так до десяти раз. «Даруй ему, Господи, здравие и спасение... Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, Пресвятая Богородице, спаси нас!» Опять сделал несколько поклонов. С ним молились все присутствовавшие.

Смиренный подвижник, бегавший всякой славы, и келью имел смиренную. В ней не было никаких украшений; иконы с лампадкой пред ними, подставка с Следованной Псалтирью, стол, стул, табуретка и кровать. Все это было старое и самое простое. На кровати побитый войлок и чем-то жестко набитый толстый мешок, вместо подушки; на закоптелых стенах в беспорядке прибиты листы бумаги различной величины с молитвами и изречениями. Видно, вся забота старца была не о внешнем убранстве жилища, а о внутреннем украшении души. В последнее время келья старца Архиппа имела несколько лучший вид, но только потому, что келейники ее убирали, а старец ни во что не вмешивался. Почитатели заботились о возможном упокоении немощного подвижника и посылали ему — кто мягкое кресло, кто коврик. Он, не желая оскорблять отказом, принимал все с благодарностью, но, привыкнув к простоте, видимо, всем этим тяготился.

Все время вне храма и послушания старец Архипп проводил в молитве или чтении Священного Писания. Кто бы ни пришел к старцу из братий, он заставлял прочитать главу-две из Апостола, Евангелия или кафизму из Псалтири. Иногда он приходил сам к кому-либо живущему с ним в одном коридоре и также просил почитать Псалтирь или Евангелие. Кроме того, любил читать или слушать акафисты и Киево-Печерский патерик. Из последнего — преимущественно жития Марка Пещерника, Пимена Многоболезненного и Прохора Лободника. Нередко старец Архипп просил кого-либо читать акафист святителю Тихону Задонскому. Старец питал благоговение к святителю особенно за то, что тот поклонился в ноги ударившему его юродивому. Смирению святителя подражал старец Архипп и также падал в ноги своим оскорбителям, прося у них прощения.

Желая всякую минуту употребить на служение Богу, старец Божий на себя лично, для обеда, ужина, чая, старался употребить как можно менее времени. Он мало спал. Когда жил в монастыре, то спал большею частью, сидя на узком выступе печки, а чтобы не упасть, протянул веревку и во время сна держался за нее. Иногда отец Архипп спал, сидя на стуле.

В юности старец не любил денег и, будучи монахом, остался верным обету нестяжания. Если брат присылал ему немного денег, или если впоследствии ему давали деньги посетители, старец не прилагал к ним сердца, тратил их на чай для угощения братий, приходивших к нему за духовным советом, и на нужды обители. Старец никогда не запирал денег; жившие близ него всегда знали, где находятся его деньги, их он клал в щели стен своей кельи, по углам или на полу, и не скрывал этого.

Зная, что страдающий плотью перестает грешить, старец Архипп для сохранения блаженного бесстрастия без всякого сожаления изнурял себя разными способами, и когда был совершенно больной, лично не принимал никаких мер к излечению. Но это происходило у него не от пренебрежения жизнью, а от полного упования на Бога, без воли Которого и волос с головы человека не спадет. Заботясь, насколько возможно, поддержать здоровье подвижника, отец настоятель в 1895 году благословил старца Архиппа распарить больные ноги в бане. Старец, как поступил в обитель, сорок три года не был в бане и, неизвестно, бывал ли когда, но он не посмел ослушаться своего пастыря. Келейник невольно высказал удивление: «Столько лет вы, батюшка, не ходили!» — «А послушание?.. Отец игумен благословил», — сказал старец Архипп.

При раздевании старца келейник увидел, что он туго опоясывался по белью толстою веревкой. Большой узел веревки упирал в желудок подвижника. Келейник говорил: «Жаль было смотреть на отца Архиппа. Тело у него было очень сухое, точно скелет, обтянутый кожей».

Иногда зимой, в мороз, уже будучи в дальнем скиту прославленным подвижником, старец Архипп больными ногами станет на снег по колено и стоит. «Вот тебе, вот тебе!.. Не хочешь? Стой!» Так укорял он плоть свою, противящуюся требованиям духа.

Когда по послушанию отцу Архиппу необходимо было ехать из скита в обитель, он просит запрячь лошадь, а сам идет пешком или еще побежит. Запрягут лошадь и нагонят его где-либо лежащего в снегу или в грязи, едва переводящего дух.

Еще более было ревности у старца к посещению храма Божия. Все Божественное он изучал не словами, а трудами, ибо хорошо понимал, что не слов, а дел потребуют от него во время исхода. С освобождением от обязательного послушания на пекарне, отец Архипп всегда находился в церкви, пока храм был открыт. Можно сказать, что он жил более в храме, чем у себя в келье. С полпервого ночи до трех-четырех часов утра он был на утрени, а в праздники на бдении с семи часов вечера, четыре-шесть часов подряд; днем старец находился там с раннего утра до обеда, пока не отслужит две литургии, акафист и не отбудут все требы; час на вечерни, час на повечерии, а иногда и более. Кажется, не было случая, чтобы старец Архипп проспал утреню или не выстоял ее до конца; если и могли быть исключения, то не по его вине.

Не видели старца Божия разговаривающим в храме или смеющимся, но всегда внимательным; поистине, он содевал спасение со страхом и трепетом. Были случаи, когда отец Архипп заболевал, едва мог идти, но хотя ползком, как говорил про него один почтенный старец, а все же направлялся в церковь. Эту ревность ко храму Божию он сохранил до смерти.

Старец Архипп в отношении богослужения был строг и к своим приближенным и ученикам. Их он вел тесным путем труда, терпения и смирения. Когда ему за послушание благословлено было принимать посетителей, то ему назначили келейника. Иногда при нем жил кто-нибудь из братий. Им он благословил делать все необходимое, не спрашивая каждый раз благословения, кроме некоторых случаев, и требовал, чтобы они всегда были чем-либо заняты. Если видел кого праздным, был недоволен и немедленно назначал какое-либо дело.

Отец Архипп был старцем преимущественно Глинских схимников. Приведем здесь примеры его отношений к ученикам. Однажды старец Архипп пришел в больницу к ученику своему, схимонаху Варнаве, и спрашивает его, почему не ходит в церковь. Тот отговаривался болезнию ног. «Надо принуждать себя», — заметил старец Архипп и показал ему свои ноги. Они, по выражению бывшего тут инока, были толстые, как бревна, багрового цвета и в ранах; страшно было смотреть на них.

Старец Архипп, находясь на послушании в пекарне, более двадцати лет подчинялся монаху Лонгину, а, по принятии последним схимы с именем Луки, сделался его старцем. Они потом одновременно жили в ближнем и дальнем скитах и помогали друг другу идти тесным путем. Для посторонних и не понимающих сокровенного их подвига взаимные отношения сих старцев казались чуть ли не враждебными, но это была своего рода духовная мудрость. Старец Архипп неопустительно посещал службы, а схимонах Лука, такой же ревнитель посещения храма Божия в обители, с переводом в Спасо-Илиодоровский скит, держал себя как бы в затворе и не всегда посещал храм Божий, но вычитывал все службы у себя в келье. Старец Архипп говорил: «Я хожу в церковь, а Лука не ходит, посмотрим, кто из нас выгадает». Схимонах Лука находил тоже кое-что сказать про старца. Под обычными слабостями осуждения и пересуда друг друга (а не посторонних) они скрывали свои добродетели. Неопытные этим соблазнялись, высказывали нездравое состояние своей души и уврачевывались или совестию, или самими старцами.

Так однажды старец увидел идущего к нему отца Луку и говорит: «Глухой идет». Находящийся у старца один брат стал осуждать идущего отца Луку. «Я говорю, а ты про него говорить не можешь, он выше меня», — заметил брату старец Архипп и заставил осуждающего класть поклоны. Отец Лука действительно был великий подвижник Божий. Его глухота была неодинакова. Отец Лука не слышал вообще, когда его спрашивали или говорили о неполезном. Глухотой подвижник прикрывал подвиг своего молчания. Среди бумаг, оставшихся после смерти отца Луки, была такая заметка: «Скорый путь к добродетели есть молчание, смежение очей и глухота».

Как-то раз отец Лука ночью пришел к отцу Архиппу, пал ему в ноги и просил прощения, тот тоже пал в ноги ученику. Так они несколько раз падали друг другу в ноги. Келейнику, умиленному смирением старцев, они запретили об этом кому-либо говорить.

Молитва смиренного, говорит слово Божие, проникает облака (см.: Сир. 35, 17). Молитва смиренного старца Архиппа даже за других была действенна пред Богом. Вот лишь один пример. Юный послушник Петр просил старца помолиться, чтобы ему во сне увидеть загробную участь еще живых его родных. Старец Архипп ответил: «Увидишь, не спи до двенадцати часов». Брат Петр, уснув после двенадцати часов, увидел отца, мать и других родных веселящимися в каком-то красивом доме, а бабушка в это время ругалась, была мрачная, черная. Сон свой послушник передал старцу. Старец Архипп велел сорок дней молиться за бабушку, а бабушке на сорок дней затвориться и поститься, чтобы избежать участи грешных за гробом.

В последнее время жизни отец Архипп был совсем слаб, особенно ногами, вот, кажется, сейчас умрет; но — заблаговестили, он напрягал последние силы и не шел, а бежал к богослужению, показывая другим пример, как надо монаху спешить на церковную службу. «Зазвонят в церкви, — как на пожар беги», — говорил он другим. Находясь в дальнем скиту, совершенно больной, он лежит и едва дышит. Но вот зазвонили к богослужению, он говорит келейнику: «Веди, веди меня!» И идет, едва передвигая ноги, поддерживаемый келейником, и еще укоряет себя за нежность.

В последний год старца носили или возили в храм; стоять он не мог, а сидел или лежал, не желая оставаться в келье во время богослужений. Вообще старец Божий побуждал себя на всякое дело благое; благочестием поборал разленение, молитвой, терпением и трудом прогонял уныние, обычное на долгом иноческом пути.

Великий подвижник умер в пятницу 27 сентября 1896 года.

 

Духовные наставления

◊ «Бог нам всем приготовил звездочки, а получить их от нас зависит».

Под звездочкой старец Архипп разумел райские обители святых.

◊ У старца был тяжелый чугунный крест, с тяжелой железной цепочкой. Иногда он его надевал на себя или на других и приговаривал: «Тяжел крест, но спасителен».

◊ В дальнем скиту старец однажды после вечерни лег на пол храма головою в угол и не вставал. Брат Иван говорит ему: «Батюшка, тут жестко». — «За мои грехи и этого мало», — ответил подвижник.

◊ Иногда старец давал особые уроки труда и терпения. Раз осенью отец Архипп пригласил отца N помочь ему обмазать келью. Для обмазания стен он брал не глину, а грязь, которая была тут же, у кельи; грязь не прилипала и отваливалась. Так немало потрудились. Наконец, старец Архипп говорит: «Пойду самовар ставить», и ушел, а инока оставил работать. Тот и подумал: «Руки зябнут, грязь не пристает, только напрасный труд, лучше бы старик пригласил штукатуров, — они сделали бы все как следует». В это время старец Архипп позвал его на чай и говорит: «Руки зябнут, грязь не пристает», и повторил все, что тот думал. Потом добавил: «Раб Божий, не скорби; Матерь Божия каждый шаг твой видит и запишет, ничего не пропадет». После этого уже не работали, келья осталась необмазанной. Для старца, как видно, нужна была не обмазка кельи, а урок.

◊ Недоверие к своему рассуждению старец Архипп сохранил до самой смерти. Будучи уже прославленным подвижником и старцем, руководителем в духовной жизни Глинских схимников, а также давая другим наставления, он не переставал спрашивать у других: «Так ли я сказал?» — и при этом прибавлял: «Я ничего не знаю».

◊ Когда при старце кого-то осуждали, старец обыкновенно говорил: «Он выше (достойнее) меня».

◊ Послушник-живописец летом расписывал внутри теплую церковь. Входит туда старец Архипп. Послушник подумал: «Хорошо бы, если бы старец сказал что-либо на пользу». Старец подошел к нему и говорит: «Мы не можем подвизаться и поститься, как древние: будем есть, трудиться и смиряться, и Бог помилует нас».

◊ Как-то раз во время богослужения в скитском храме старец подошел к монаху Г. и говорит ему: «Не скорби», а потом спрашивает: «Ты не скорбишь?» — «Нет, батюшка, теперь особенных скорбей не имею». — «Ну, так будут скорби, только ты не скорби, на свете все перевертывается и изменяется. Тебе бы лучше отказаться от старшинства». Сказав это, старец пошел на свое место и схиму, которая у него была надета наизнанку, перевернул на правую сторону.

Через некоторое время отца Г. сменили со старшинства и назначили на другое послушание.

◊ Один благодетель Глинской обители, несмотря на свои старческие лета, ходил в сюртуке и носил накрахмаленную рубашку. Старец Архипп говорит ему: «Сюртук замени длинной свиткой и подпояшься поясом; рубашку носи простую: к чему тебе наряжаться, ты старик, — тебе надо к смерти готовиться».

◊ Старец Архипп, несмотря на свой претрудный образ жизни, не только сам всегда благодушествовал, но, движимый любовию к ближнему, то рано утром, то поздно вечером, то в одном, то в другом месте являлся утешать скорбящих и малодушных.

«Чудный он у нас, — говорил про старца скитянин отец В., — сам едва ходит, а когда надобно утешить другого, прибежит веселый, запоет о смерти, ободрит словом; видя его, невольно сам ободришься».