Иеросхимонах Александр, затворник Гефсиманского скита (1810-1878)

Старец Александр (Стрыгин) положил начало своей монашеской жизни в Оптиной пустыни, где вместе с будущим преподобным Амвросием Оптинским проходил одно послушание и вместе с ним ходил для духовного наставления к старцу Леониду. Эта духовная дружба не прекратилась и впоследствии: когда отец Александр принял старчество в Гефсиманском скиту, преподобный Амвросий нередко присылал к нему своих духовных чад на исповедь.

Прожив в Оптиной пустыни, по смерти отца Леонида, еще несколько лет, будущий старец, по предложению преподобного Антония (Путилова, брата игумена Оптиной пустыни), перешел в его Николо-Черноостровский монастырь в городе Малоярославце Калужской губернии. Здесь он прожил пять с половиной лет и был сначала рясофорным, а затем и мантийным монахом, и при пострижении наречен Агапитом. В 1849 году отец Агапит, по совету своего товарища и побуждаемый нерасположением к нему братии, подал прошение о переходе в город Харьков. Там же он был рукоположен в иеродиакона, а через год — в иеромонаха и был назначен на должность эконома при архиерейском доме. На этом новом месте, при полной свободе, при больших доходах и других соблазнах, отец Агапит незаметно начал было свыкаться с жизнью, наполненной мирской суетности. «И вот, однажды, — рассказывал старец, — я подумал: прежде, когда я был послушником, у меня было тогда одно только желание спасти душу; а теперь, что я делаю? Леность мною начала обладать.

И этого я убоялся; думаю: погибну от нерадения о своем спасении. Вскоре после этого я подал прошение об отпуске на богомолье и, получивши разрешение, отправился. Слышал я тогда, что близ Троице-Сергиевой лавры устроился скит Гефсимания, весьма удобный для безмолвия. Отправившись туда, я по дороге заехал на свою родину; взял с собою своего родителя Димитрия и с ним поступил в число братства Гефсиманского скита».

Это было в 1851 году. Поступив в скит по благословению святителя Филарета, отец Агапит построил келью на пчельнике, по примеру Георгия, затворника Задонского, чтобы проводить жизнь свою в безмолвии. В 1858 году некоторые из старцев скита (среди них был и отец Агапит) перешли для большого безмолвия в глубь леса, где была вскоре выстроена церковь во имя Святого Духа Параклита, с приделом во имя святого Иоанна Крестителя Господня. На день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Гефсиманском скиту отец Агапит принял пострижение великого ангельского образа — схиму и наречен опять Александром. Но архимандрит Антоний (Медведев) просил старца: «Отец Александр, прошу тебя, пожалуйста, перейди опять в скит, потому что в скиту осталась более молодежь, надо там поддерживать дух монашества» — и старец Александр, повинуясь своему духовному отцу, в 1861 году вернулся в скит.

23 ноября 1862 года святитель Филарет благословил отца Александра на полное затворничество. В 1871 году, отслужив раннюю обедню в Успенском храме, он затворился в келье и прожил в ней до самой своей блаженной кончины.

Однако свет духовной мудрости не мог укрыться от очей любивших и искавших этого света: поэтому к отцу Александру ходила братия из скита, из Сергиевой лавры, Киновии, Параклита и других обителей. К старцу ходило и множество мирских.

Отец Александр всегда бегал известности, которая, не принося пользы, могла питать только суетное тщеславие. Известность тяготила его, и старец, смиряя себя, часто говаривал со вздохом: «Горе тому, слава которого выше дел его».

9 февраля 1878 года старец мирно отошел ко Господу.

Духовные наставления старца Александра, выдержки из которых публикуются в нашем сборнике, были записаны его келейником, преподобным Германом (будущим старцем Зосимовой пустыни), который поступил в Гефсиманский скит в феврале 1868 года и прожил в послушании у старца Александра семь лет.

Преподобный Герман рассказывал: «Я это все записывал, когда келейником был у него... Дивный был старец. Вот он был делателем молитвы Иисусовой. Бывало, приду к нему, а он сидит в углу на низеньком стуле и весь ушел в молитву, так что не замечает моего прихода. Стану я на коленки у входа в его келью, да так и стою, долго стою; наконец, он меня заметит: „Ты что пришел?“ Я скажу, да и опять стою, как стоял, все хочется, хочется услышать от него что-нибудь поучительное, а старец опять весь ушел уже в молитву... И вот когда старец мой умер, так меня очень многие просили эти записки издать, да я все не решался; а потом послал эти записки отцу Амвросию Оптинскому, он их одобрил. И епископу Феофану Затворнику, так вот он в них кое-что исправил, пересмотрел да и написал мне, чтобы я их непременно издал, и даже выразился так, что „сохранять их под спудом было бы не совсем безгрешно“. Ну вот я и решился их напечатать. Некоторые из моих духовных детей, ученые иеромонахи, мне эти записки и поправили: расставили, где нужно, знаки, все в порядок привели, и потому хорошо и вышло».

 

Духовные наставления

◊ Скажу тебе главное: храни ум твой в смирении и самоукорения.

◊ Что пользы будет, если дать тебе правило, установить для тебя известное количество поклонов и облечь прочими формами? А ум у тебя будет занят только тем, как бы исполнить и когда исполнить удобнее и ты будешь, как работник, ожидать награды от своего хозяина за работу и не будешь замечать, как ум твой будет кичиться этим и осуждать других. Не лучше ли всегда считать себя должником и грешником пред Господом Богом и воссылать сердечные к Господу молитвы, чтобы Он умилосердился на нашу нищету?

◊ Если иногда случалось, что кто-либо не исполнит правила келейного, то в таких случаях отец Александр советовал пополнить недостающее смирением и самоосуждением; иногда же скажет шутливо: «Смирнее будешь». Другим советовал заменять правило в случае нужды молитвой Иисусовой. Так, монахине Каллисфении говорил: «Когда не можешь совершить правила, то сядь, твори молитву Иисусову, сколько можешь — один час или полчаса, и вменится это вместо правила». И вообще советовал более всего заниматься молитвой Иисусовой сердцем и устами: «Старайся, — говорил он, — имя Господне произносить устами: оно очищает и избавляет сердце от страстей».

◊ Если мы имеем усердие ко храму Божию или к молитве, то никакие дела нам не воспрепятствуют. Когда придет, например, к вам в гости кто из родных или знакомых или случится что-либо подобное, то вы оставляете свои дела и идете к гостям. А на молитву у вас нет времени: так мы делаем дело Божие с леностью и небрежением. Провести с кем-либо в праздной беседе несколько часов мы готовы и рады были бы продолжать беседу после того, как она окончится. А когда станем на молитву, тотчас становится скучно, и представляются дела неотложные, и что настало уже время отдыха, и прочие невзгоды приходят. Мы сами здесь уже себя осуждаем, потому что насколько в здешней жизни приобретаем мы усердие к всегдашнему памятованию Господа, настолько познаем Его и в будущей жизни (подобно тому, как в воинском искусстве, в разных художествах, в языках и науках только тот преуспевает, кто наперед потрудился, чтобы их изучить); если же в здешней жизни мы ленивы к молитве, то и в будущей окажемся в таком же положении.

◊ На вопрос ученика: «Батюшка, как исполнить слово Евангелия: „Болен бех и посетисте Мене?“» — старец ответил: «Не заботься о сем; посещай свою душу усердною ко Господу Богу молитвою, ибо душа твоя больна».

◊ Старец не предписывал иметь при молитве какое-либо определенное положение тела: «Молиться, — говорил он, — можно и сидя, и лежа, и ходя, и одному, и в присутствии других, чтобы ум внимал тому, что говорится устами, а не о другом чем мечтал».

◊ Один из учеников спрашивал: «Не грех ли молиться сидя и лежа?» Старец отвечал: «Нам старцы говорили: — хотя бы вверх ногами, да творить молитву; — многие по немощи лежа творили молитву, да бесов стоящих побеждали полки».

◊ Еще спрашивал старца один ученик о том, часто ли зажигать ему лампаду в келье? Старец отвечал: «Надо зажигать лампаду своего сердца, чтобы оно горело любовью к Господу Богу».

◊ Добродетели достигаются усиленными трудами и долгим временем. Тогда-то будешь ты их ценить, когда они достанутся тебе чрез труды твои. Если же что без трудов приобретено, то скоро и потерять можно. Мы бываем спокойны, когда беспрепятственно можем исполнять все свои желания и когда ничто нас не тревожит; захотим что есть, едим; захотим пить, пьем; захотим спать, спим; захотим пройтись куда, тоже себе не отказываем; а если захотим бороться против этого, то увидим скорби.

◊ Больше молчи и не внимай никаким помыслам, даже и добрым, никого не осуждай и не раздражайся. Авва Арсений сказал одному брату: «Молчи, непрестанно молчи».

◊ Необходимо потребно для спасения смирение: насколько человек смирит себя пред Господом, настолько и обрящет благодать. В житии святого Евстафия Плакиды (20 сентября) мы читаем, что Господь явился ему и сказал: «Егда же в глубину смирения приидеши, Аз вознесу тя и прославлю на небеси пред ангелы Моими». «Многие, — говаривал старец, — творили великие добродетели и даже претерпели некоторые мучения, как видим мы из слов пятидесяти святого Макария Египетского, а после впали в гнусные страсти и погибли».

«Батюшка, это страшно, как же спастись можно?» — спросил однажды по поводу этих слов ученик.

«Со смиренномудрием легко можно спастись, если захотят; надо полагать, — ответил старец. — Они погибли, не имея этой добродетели, то есть смирения, понадеялись на себя и развратились».

◊ Старец постоянно внушал своим ученикам, что смирение есть наиболее удобный путь ко спасению; смирение, говорил он, пусть восполняет недостаток других добродетелей.

Когда ученик сказал старцу: «Батюшка, у меня нет ни молитвы, ничего доброго, и оттого я бываю в великой печали и о сем скорблю», то старец ответил: «И у царя земного не все воины бывают генералами, есть и офицеры и простые солдаты; так и у Царя небесного, если не будешь генералом, то будешь простым солдатом, а все будешь воин небесного Царя. Смиряй и укоряй себя во всем, как непотребного раба». Другой ученик сказал: «Батюшка, у меня нет ни поста, ни молитвы, ни воздержания». Старец ответил: «Заготовляй себе более смирения и самоукорения; придет время, и ты будешь поститься, а то теперь ты будешь поститься, а прочих зазирать и осуждать; многие плоть свою постом иссушили, а страсти ни одной не победили; ибо без смирения трудно спастися».

◊ Нередко старец говаривал: «Если в мирской жизни торговец торгует каким-либо товаром и видит, что у него есть избыток и барыш от торговли, то он радуется этому, потому что приобретает богатство. Так и монах или обыкновенный добродетельный человек, если живет благочестно и приобретает истинное смирение от дел своих, то пусть радуется, что не с пустыми руками отыдет от здешней жизни, а если нет смирения, то всуе все его труды и подвиги, предпринятые им в здешней жизни».

◊ Не за то мы будем осуждены, что не совершили великих подвигов внешних и добродетелей (это все хорошо, но при внутреннем делании и когда совершается со смирением[4]) или не творили чудес, а за то, что не плакали о себе, как говорит святой Иоанн Лествичник (ст. 7, ст. 70).

Будем осуждены за наше неправильное (высокое) мнение о себе и за успокоение себя и совести своей такими помыслами (то есть будто достаточно одних внешних добродетелей).

◊ Брат сказал старцу, что он столько-то лет не ест ни мяса, ни рыбы, в известные дни вкушает с маслом, в прочие же дни сохраняет пост и воздержание; но он не может спокойно выносить от кого-либо слова против него, как бы забывает себя при этом от сильного гнева и ярости.

Старец ответил: «Поститься ты научился, но смирять свое сердце не научился; полной пользы не получим от поста, если не научимся смиряться и укорять себя во всем и если не обратим все наше внимание на внутреннее делание наше. Многие много сеяли, но когда пришло время жатвы, ничего не могли пожать: так как сеяли они неразумно, то и ничего не пожали. Но ты, если хочешь послушать меня, исправь то, что неразумно в твоем посте. Пост бывает разумен, когда человек при сем смиряет своего внутреннего человека и очищает сердце свое от страстей».

◊ Не желай получить или достигнуть каких-либо духовных дарований; самое это желание неправильно и пагубно. Но старайся хранить себя, как можно более, в глубоком смиренномудрии, а остальное все предай воле Божией. Ибо мы не знаем, полезно ли нам получать какие-либо дарования. И еще скажу тебе: малоразумное дитя просит у отца своего ножик, но отец не дает ножа, зная, что дитя, по неразумию своему, может им себя обрезать. Брате мой, все тщание и все намерение твое обрати на то, чтобы увидеть себя, как пишет о сем Святый Исаак Сирин: «Сподобившийся увидеть себя, той лучший есть сподоблынагося увидеть ангелов» (Слово 41, ст. 198).

◊ Увидеть себя — это значит сознать себя великим грешником, и счесть себя хуже всякого великого грешника, увидеть свои грехи паче песка морского и недостойным себя считать даже хождения по земле.

◊ Человеческое сердце как зеркало или чистое стекло; если оно чисто от страстей и пороков, то эту чистоту только и видит во всяком человеке и никого не осуждает и не порицает. Поэтому надо молить Господа Бога, дабы даровал нам «зрети своя прегрешения и не осуждати брата моего» (молитва святого Ефрема Сирина). Как велик этот грех осуждения ближних и какую великую доставляет нам потерю и препятствие ко спасению, — об этом Спаситель наш Иисус Христос сказал в святом Евангелии: «Не судите, да не судими будете, имже судом судите, судят вам» (Мф. 7, 1-2).

Но если сердце у кого нечисто и осквернено страстями и пороками, то эту нечистоту видит почти во всяком человеке, за всеми замечает и подозревает дурное.

◊ Если бы ты знал, какие враг делает усилия, чтобы отклонить человека от молитвы; враг готов дать тому человеку все сокровища мира. Знает он, коварный, какие человек приобретает блага чрез молитву.

◊ Трудно спастись без смирения. Хотя бы мы познали всю мудрость сего века, но если у нас не будет смирения, то толку никакого не будет, и душа наша будет пуста, если только на одном познании будем основываться.

◊ Иногда старец Александр говаривал: «Масла старайся немного есть, а то ни одной страсти не победишь!»