Пусть Господь благословит и поддержит тебя

 

Когда Шелли открыла дверь клиники, я сразу понял, что она обеспокоена.

– Как сегодня наша пациентка? – спросил я, пока мы шли за нею на задний двор.

– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – признала Шелли. Она бросила на меня встревоженный взгляд, словно хотела сказать что-то еще, но не могла, потому что нас слушали детские уши.

– О, – сказал я.

– Она очень слаба. Для нее это был тяжелый удар, а ведь она очень немолодая леди.

Шарла лежала в клетке – очень неподвижно и тихо. Когда мы подошли, она немного приподняла голову, словно показывая, что видит нас, и тоненько заскулила.

– Ей лучшéе? – Ишмаэль испуганно поднял глаза на меня. Своего Капитана Америку он держал крепко, как талисман.

– Не уверен, – мягко ответил я, присев, чтобы посмотреть на нее. – Она очень старая, Иши. Ее сердце работает уже не так хорошо.

– Она умрет?

– Надеюсь, что нет.

– У нее грустный вид.

– Она нехорошо себя чувствует.

Сидя на корточках рядом со мной, Ишмаэль смотрел сквозь тонкие железные прутья на Шарлу, у которой, похоже, были проблемы с дыханием.

– У нее весь день жар, – сказала Шелли. – Она борется, но мне кажется, что силы ее на исходе.

– Ты предлагаешь то, что я думаю? – спросил я, взглянув на нее. – Что пора спать?

Она пожала плечами, но нерешительно, словно говоря да, скорее всего.

– Мы ничего не можем для нее сделать?

– Я сделала все, что смогла.

Иши просунул руку сквозь прутья клетки и погладил Шарлу по лапе.

– Смотри, что у меня есть. – Он показал ей Капитана Америку. – Он защищает людей от бандитов. Хочешь с ним поиграть?

Шарла заскулила.

– Помолимся за нее? – спросил я.

Он кивнул.

Я пробормотал что-то о том, чтобы Господь благословил ее, поддержал и помог ей поправиться.

– Мы можем подождать еще одну ночь? – спросил я у Шелли, когда мы ушли со двора.

– Конечно. Но знай, что она страдает.

– Я знаю. Но я не могу… я пока не готов. Может, утром ей станет получше.

– Ладно, – тихо сказала она. – Но, Хен, еще одну ночь, и не больше. Неправильно продлевать ее муки.

Глава 71

Голосование

 

– Четырнадцатого октября будет внеочередное голосование, – объявил за обеденным столом Сэм. – По крайней мере, так сказали вчера на собрании городского совета.

– Насчет алкоголя?

– В самую точку. И добропорядочные жители Винегар-Бенда наконец-то…

– …смогут шататься по улицам пьяными, мочиться по подворотням и бить дома жен? – спросил я.

– Что-то вроде того. И наши продажи могут взлететь до небес.

– Возможно, мы даже сможем открыть филиал «Матерей против вождения в состоянии алкогольного опьянения».

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно?

– Высмеиваешь меня.

– Я не высмеиваю тебя.

– Разрешение торговать алкоголем может здорово повлиять на продажи во «Всегда экономь». Они могут вырасти на 20, 30 процентов. Возможно, к зиме я даже смогу нанять тебя на полный рабочий день и купить вам с Иши по медицинской страховке. Это может стать большим шагом вперед для всего города. Возможно, мы даже начнем вовремя платить по счетам.

– Я знаю.

– Тогда почему ты высмеиваешь меня?

– Ты увлекаешься только теми идеями, которые могут принести тебе деньги. Если что-то приносит доход, значит, оно хорошо. На остальное тебе наплевать.

– Это несправедливо!

– Но это правда, разве не так?

– Все люди действуют исключительно в своих интересах.

– Все-все?

– Да. И в том числе ты. Что-то я не замечал, чтобы ты стриг газоны бесплатно.

– Мне не нравится, что ты все сводишь к коммерции. Как будто суть жизни – только покупать, продавать и получать прибыль.

– Хен, но ведь оно так и есть. Мы же не коммунисты. Извини, что рушу твои воздушные замки, но, будучи просто хорошим парнем, разбогатеть невозможно.

– А что, самое главное в жизни – это разбогатеть?

– С деньгами жить проще.

– Иногда мне хотелось бы верить, что в жизни важны не только они.

– Серьезно, тебе надо прекратить ходить в церковь.

– Уверен, что с алкоголем дела у магазина наладятся.

– Благодарю.

– Я только не уверен, что деньги способны решить любую проблему.

– У нас теперь есть ребенок. Ты посмотри, сколько он ест. Уже третью фасолину доедает. Если он будет продолжать в том же духе, то вполне может слопать и целую дюжину. Знаешь, сколько нам понадобится денег, чтобы прокормить этого маленького монстра?

– Я не маленький монстр, дядя Сэм.

– Ковбоец, а кто же ты? Монстр и есть. Я пытаюсь объяснить твоему дяде, как устроена жизнь.

– А как устроена жизнь? – спросил Ишмаэль.

– Много денег: хорошо. Мало денег: плохо. Помни об этом, и тебя ждет успех. О, и еще всегда ходи в чистых трусишках.

– О, – сказал Ишмаэль.

– Много денег значит, что мы сможем купить свой собственный дом и, возможно, еще вертолет.

– Ветролет? – повторил Ишмаэль, и его лицо просветлело.

– И потому жители этого дома проголосуют за разрешение продавать алкоголь.

– В целенаправленности тебе не откажешь, – сказал я. – Иши, тебе задали какие-нибудь уроки?

– Если с дробями, то я тебе помогу, – сказал Сэм. – Хен до сих пор не знает, как решать дроби.

– Мне надо написать слова по чипсописанию.

– Ух, этим вредным словам несдобровать, – сказал Сэм.

– По чистописанию, – сказал я.

– О, – сказал Ишмаэль. – Я никогда не запомнюсь.

– Запомню, – сказал я, поправляя его.

– Запомню что?

– Не запомнюсь, хороший мой, а запомню.

– О. Я никогда не запомнюсь, как говорить все эти слова.

Сэм рассмеялся.

– Я тебе помогу, – сказал он. – А потом, ковбоец, мы посмотрим кино. Что скажешь?

– Можно мы посмотрим «Стар Трек»?

– Сегодня его не показывают, медвежонок.

– Медвежонок? – сказал я.

– Он мой медвежонок. Правда ведь, Иши?

Ишмаэль усмехнулся.

– Я думал, что твоим медвежонком был я, – сказал я.

– Дядя Хен просто ревнует. Жалкий он человечишко.

– Так ты проследишь, чтобы твой медвежонок помылся и почистил зубы?

– Обязательно прослежу.

– А мне точно надо помыться? – спросил Ишмаэль.

– Ты же не хочешь пахнуть, как старый пердун, – сказал Сэм. – Что скажут девочки?

– Но я мылся вчера.

– Ты разбиваешь мне сердце.

– Дядя Сэм!

– Медвежонок, мы в этом доме вонючек не любим. Плюс, твоя свистулька отвалится, если ты не будешь держать ее в чистоте, и всем девочкам станет грустно.

– Тебе обязательно так говорить? – спросил я.

– Я просто с ним разговариваю.

– Мисс Кора сказала, я должен стараться лучшéе, – сказал Ишмаэль.

– В чем именно? – спросил его Сэм.

– Лучшéе писать.

– И все?

– Я ненавижу писать.

– Кто такая мисс Кора? – спросил Сэм.

– Он твой ковбоец да еще медвежонок, а ты не знаешь имя его учительницы? – сказал я.

– Я много работаю.

– А я, типа, нет?

– Ну, ты заботишься о нем больше, чем я.

– Если ты зовешь кого-то своим медвежонком, то тебе как минимум следует знать, кто его учит.

– Не слушай его, – сказал Сэм Ишмаэлю. – Он просто злится из-за того, что ты мой медвежонский ковбоец. Тебе нравится твоя учительница?

– Она красивая, – сказал Ишмаэль. – Но она на меня разозлилась.

– За что?

– Я сказал, что Грейси моя нигга.

– Ого! – удивленно воскликнул Сэм.

– Что-что ты сказал? – всполошился я.

– Что она моя нигга.

– Иши, нельзя говорить такие слова, – сказал я.

– Но мама всегда говорила, что я ее нигга.

– Иши, нехорошо так говорить. У тебя будут проблемы.

– Мама всегда говорила: «Иди сюда, мой маленький нигга».

– Твоя мама делала плохо.

– Она не говорила его, как плохое.

– Все равно, это нехорошее слово.

Сэм с улыбкой и некоторой растерянностью посмотрел на меня через стол.

– Иши, – промолвил он, – мы знаем, что твоя мама не вкладывала в него плохой смысл, но все-таки оно очень и очень плохое. Это гадкое слово. Поэтому не говори его, ладно?

– Ладно.

– Значит, вы с Грейси стали друзьями?

Он кивнул.

– Как тебе в школе?

– Нормально.

– Только нормально? Разве в школе не весело?

– Весело, но я там не вижу.

– Не видишь что именно? – спросил Сэм.

– Что мисс Кора пишется на доске.

– Почему? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он.

– Кто-то загораживает тебе доску?

– Она мутная. Мисс Кора попросила меня прочитаться, что там написано, а я не смог, и все надо мной засмеялись.

– В каком смысле «мутная»? – продолжил допытываться я.

– Не знаю. Мама говорит, я слепой как болотная крыса.

– Ты видишь вещи нечетко?

– Иногда.

– Надо проверить, не нужны ли ему очки, – сказал мне Сэм.

– Я не стану носить очки, дядя Сэм.

– Ковбоец, нам надо проверить тебя.

– Но я буду выглядеть глупо.

– Нет, медвежонок, не будешь. Ты станешь похож на ученого. Иши Эйнштейн.

– Кто такой Эштен?

– Эйнштейн. Ну ты знаешь. Такой ученый с безумными белыми волосами.

– Я не хочу ходиться в очках, дядя Сэм. Надо мной будут смеяться.

– Не будут, малыш, – сказал Сэм. – А если будут, посылай их ко мне. Если они станут смеяться над моим медвежонком, то дядя Сэм пересчитает их белые зубки и всыплет им так, что они еще долго будут меня вспоминать. Ты мне веришь?

Ишмаэль очень серьезно кивнул.

Глава 72

Похороны Шарлы

 

– Шарла не выжила, – сказал я.

Настал следующий день, и Ишмаэль только что вернулся из школы домой и переоделся в футболку и шорты. Утром мне позвонила Шелли и сообщила печальную новость.

– Что случилось? – спросил он.

– Иши, она умерла.

– Умерла?

Я кивнул.

Он опустил голову и молча это обдумал.

– Хочешь помочь мне похоронить ее? Я присмотрел место под пеканом, где она любила лежать. Мне кажется, там она будет счастлива. И мы помолимся за нее. Поможешь мне?

Он кивнул.

За нами, пока мы шли, увязалась и Ромни, которая блеяла как-то печально, будто оплакивая потерю друга.

– Смотри за ней, – сказал я Ишмаэлю, когда Ромни побежала за ним.

Он испуганно оглянулся через плечо. Ромни снова заблеяла, словно показывая, что да, она понимает, что мы за ней смотрим. Потом ее отвлекла трава на опушке возле пекана, и она, потеряв к нам интерес, остановилась перекусить.

Я вырыл для Шарлы могилу. Шелли положила ее тело в промышленный пластиковый мешок, в котором я и опустил ее на дно ямы. Теперь оставалось только засыпать могилу землей.

Ишмаэль с мрачным лицом осмотрел могилу и лежащий на дне пластиковый мешок. Спустя минуту он сунул в рот большой палец и опустил глаза.

– Все хорошо, малыш. – Я взял его за плечи и притянул поближе к себе.

– Ей будет там больно? – с пальцем во рту спросил он.

– О, нет, – сказал я. – Она ничего больше не чувствует. Ей теперь хорошо. Она будет лежать под своим любимым пеканом, а Ромни будет ее навещать. И мы тоже. Теперь у нее все хорошо.

Он отвернулся от могилы и уставился на мои ноги.

– Все хорошо, – опять сказал я. – Давай прочитаем молитву.

Пока он, не прекращая сосать палец, держался второй рукой за мою рубашку, я прочитал коротенькую молитву, в которой попросил Господа Бога позаботиться о Шарле и вознаградить ее за то, что она была такой хорошей собакой и замечательным другом.

После того, как мы засыпали могилу землей – после того, как я засыпал ее, пока Иши смотрел на меня в онемелом молчании, – мы пошли в лес, нарвали там фиолетовых и желтых цветов и положили их на могилу.

– Как ты? – по дороге домой спросил я его.

Он пожал плечом.

Глава 73

Зачем отрезают яйца?

 

– Вы знаете, что в старину люди верили, будто кастрация излечивает чуму? – спросил Ларри, уминая мои спагетти с тефтельками.

– Что такое «катрация»? – спросил Ишмаэль.

– Кастрация – это когда тебе отрезают яйца, – ответил Ларри.

– Может, не будем об этом? – спросил я. – Мы ужинаем. И нас слушают любопытные уши.

– Я просто ему объясняю, – сказал Ларри.

– А зачем отрезают яйца? – спросил Ишмаэль.

– Низачем, – сказал Сэм. – Твой дядя Ларри шутит.

– Какие там шутки, – горячо возразил Ларри. – Со всей этой эболой и прочим дерьмом, не удивляйтесь, если сюда заявятся врачи из ЦКПЗ (центры по контролю и профилактике заболеваний США – прим. пер.) – уже за вашими яйцами. В этом самом доме их три набора. Три по цене одного.

– То есть, у тебя яиц нет? – сказал Сэм.

– Что такое «абола»? – спросил Ишмаэль.

– Мы можем не обсуждать гениталии при нашем ребенке? – спросил я.

– Это просто мужской разговор, – сказал Ларри. – Мы тут все мужчины. Я думал, тебе нравится обсуждать свои яйца.

– Не перед детьми.

– У Иши тоже есть яйца. Да, Иши?

– Ага, – сказал Ишмаэль.

– И мы любим наши яйца, разве не так?

– Ага! – Ишмаэль усмехнулся, понимая, что его дядя Ларри ведет себя очень нехорошо.

– Ларри, ты не мог бы умолкнуть? – спросил я.

– Расслабься, – промычал он с полным ртом. – Сэм, я не знал, что ты живешь с Пэтом Робертсоном. (известный религиозный деятель, телевизионный проповедник – прим. пер.)

– Просто следи за своим языком, – сказал Сэм. – Ему всего семь.

– Иши, как тебе школа? – спросил Ларри.

Иши пожал плечом.

– Отстой, да? Но ходить в школу надо, чтобы стать умным, не таким, как твой голодранец-дядя. Ты же не хочешь зарабатывать на жизнь стрижкой газонов?

– Что плохого в стрижке газонов? – спросил я.

– Ну, это же не настоящая работа, ведь так?

– Как ходить в колледж, за который платят твои родители?

– У меня, по крайней мере, есть будущее.

– Я, по крайней мере, сам оплачиваю свои счета, – сказал я.

– Ну, а Иши пойдет в колледж, – сказал Ларри. – И станет врачом. Да, парень?

– Я не хочу быть врачом, – проговорил Ишмаэль.

– А кем ты хочешь быть? – спросил Ларри.

– Фермером. Как дядя Хен.

Я усмехнулся.

– Да зачем тебе становиться фермером? Ты знаешь, сколько болезней переносит домашний скот? А кролики? А цыплята? Парень, ты о птичьем гриппе когда-нибудь слышал? А о коровьем бешенстве? О, ради всего святого, трихинеллезе. В один прекрасный день твой дядя подхватит какую-нибудь шизанутую хворь, и у него вырастет три головы или типа того.

– Навряд ли, – ответил я.

– Ты не хочешь быть фермером, – твердо заявил Ларри. – Стань лучше политиком.

– Что такое «политик»? – спросил Ишмаэль.

– Политик это человек, который использует свою личность для контроля рождаемости, – сказал я.

– Что такое «рожаемость»?

– Неважно. Не надо тебе становиться политиком. Они говорят правду только тогда, когда называют друг друга ублюдочными лжецами, кем они и являются.

– Избавь нас от этой социалистической белиберды, – сказал Ларри.

– Вот бы мы все могли работать спустя рукава и получать по двести тысяч долларов в год, – сказал я.

– Серьезно, тебе надо прекратить слушать NPR, – сказал Сэм. (крупнейшее некоммерческое радио в США – прим. пер.)

– Кстати, – сказал Ларри. – Недавно один тип из моей группы сказал, что у него проблемы с геями.

Ларри был в экспансивном, разговорчивом настроении. Или, как выразился бы Сэм, вусмерть обдолбан.

– И? – сказал я.

– Ну, а я сказал, знаешь, иметь проблемы с геями это все равно, что иметь проблемы с гномами.

– С гномами?

– Да. С гномами! Я сказал, ты прав, у тебя и впрямь есть проблемы. Но не с геями и не с гномами.

Сэм поперхнулся куском чесночного хлеба.

– Мой внутренний ребенок – гном, – сказал Ларри. – Я в этом уверен.

– Может, потому-то интеллектуальные высоты и находятся вне твоей досягаемости, – заметил Сэм. – Ларри, скажи, что ты куришь?

– Ничего я не курю.

– Курить вредно, – сообщил Ишмаэль.

– Особенно «красного мексиканца», – прибавил Сэм. – Или как там вы теперь называете это дерьмо.

– «Техасский чай», – сказал Ларри с усмешкой. – Это бомба! А «красный мекс» – позавчерашний день. Я пошел и купил такие штуковинки «Рэндис»… слыхали про них?

Мы не слыхали.

– Это такие бумажечки, и у них по всей длине идет проволочка, чтобы можно было скрутить их и держать как пинцетом. Гениально, да?

– И наверняка ты купил их в «Уолмарте», – сказал Сэм.

– В хедшопе в Мемфисе, – сказал Ларри и, наколов очередную тефтельку, забросил ее себе в рот.

– Когда ты в последний раз ел? – спросил Сэм.

– Я просто реально проголодался, – ответил Ларри. – Еще там продавались такие клевые маленькие типа как картриджи. С виду как штука, в которую вставляется электронная сигарета. Сечете, о чем я? Вот только на самом деле ты наполняешь ее своим стаффом. Ну вы меня поняли. И у нее есть такой маленький пестик, с помощью которого забивается стафф. И маленькая батарейка, чтобы поджигать и курить, и я такой, вау, вот это да, я просто не верю своим глазам!

– Ну ты совсем уже, – качая головой, сказал Сэм.

– Я рассказывал вам о том типе из моей группы?

– Нет, – сказал Сэм, и я прямо-таки увидел, как он мысленно закатывает глаза.

– Как-то раз он надел футболку, на которой было написано: «Я не гей, но мой бойфренд – да». А одна девчонка оскорбилась из-за нее и сказала: «Это не смешно, между прочим. Быть геем – грех. Мне не нравится видеть такие надписи на футболках». А он ей такой: «Вообще-то, если б мы жили сто лет назад, ты бы доила коров, взбивала масло и была собственностью своего мужа. И всем было бы наплевать на твое мнение, потому что в те времена женщинам не полагалось напрягать свои хорошенькие головки. Иначе твой папаша продал бы тебя за три козы, ну или еще за что-то, принятое в те времена. Но поскольку теперь у тебя есть права, давай ты не будешь наезжать на людей, которые борются за свои? Можешь пойти и проголосовать за какого-нибудь оголтелого гомофоба, чтобы такие люди, как мы, не могли вступать в брак. Для тебя это будет прогресс».

– А она что ответила? – спросил Сэм.

– «Знаешь, не все вертится вокруг тебя! Тебе обязательно быть настолько политизированным?» А он такой: «А тебе обязательно быть настолько охерительно тупоголовой?»

– Ты сказал плохое слово! – закричал Иши с усмешкой.

– Извини, парень, – сказал Ларри. – Но так он сказал. Потом пришел преподаватель, и им обоим пришлось заткнуться.

– У тебя такая тяжелая жизнь, – заметил я.

– Большинству, знаешь ли, все равно, – продолжил он.

– Насчет чего? – спросил Сэм.

– Насчет однополых браков. Все преодолеем! (имеется в виду песня протеста We shall overcome, которую часто исполняют на митингах за гражданские права – прим. пер.) Моим приятелям в колледже, ну, кроме пары дебилов, вообще наплевать. Ну хотите вы пожениться. И что? Кого это должно волновать? В том смысле, что разрешить вам пожениться – это самый быстрый способ добиться того, чтобы вы перестали заниматься своим гейским сексом, потому что, насколько я слышал, как только ты женишься, о сексе можно забыть. Так что на самом деле вы сделаете всем одолжение. Ладно, есть более важные вещи, о которых стоит переживать. К примеру, футбол. «Оле Мисс» будут играть с «Алабамой» и выбьют дерьмо из этих рожденных в инцесте ублюдков.

– Они не выигрывали у «Алабамы» со времен президента Никсона, – заметил Сэм.

– Никсона? Я думал, со времен Джонсона.

– В общем, очень давно, – сказал Сэм. – Им в жизни не выиграть.

– Я бы не был настолько уверен. С тех пор, как тренером назначили Фриза, они играют очень даже неплохо. И черт, как же мне хочется увидеть, как они нагнут «Алабаму». Накатим волну! (фанатская кричалка «Алабамы» – прим. пер.) Господи ты боже мой. Может, лучше просто заткнетесь, уберетесь обратно домой и поженитесь на своих сестрах? Я накачу им волну!

Ишмаэль съел целую тарелку спагетти и две мои тефтельки – очень много еды для такого маленького ребенка.

– Тебе понравились мои спагетти? – спросил я.

Он усмехнулся.

– Да кто готовит спагетти? – спросил Ларри. – Нет, ты точно не итальянец? Почему ты не можешь сделать сэндвичи барбекю, или жареную свинину, или что-нибудь другое, нормальное?

– Спагетти дешевые и сытные, – сказал я.

– Как и моя последняя девушка, – сказал Ларри. – Боже, какие у нее были батоны.

– Ты о Кайле? – спросил Сэм.

– Ты что! У Кайлы титьки были такими маленькими, что ее принимали за парня.

– У тебя кто-то был после Кайлы?

– Сьюзан, – ответил Ларри.

– Сьюзан? – повторил я. – Не Сьюзи? Не Сьюз? А именно Сьюзан?

– Ну, так ее звали, и у нее был загон насчет того, чтобы люди называли ее полным именем, а не всякими «Сьюзи». Она терпеть не могла, когда ее звали Сьюзи. Короче. Мне все время хотелось лежать, зарывшись лицом в ее титьки. День и ночь. А самое потрясающее…

– Ларри, пожалуйста – пожалуйста! – ты можешь не говорить о частях тела перед моим ребенком? – сказал я.

– Он и мой ребенок тоже, – вставил Сэм.

– Извини, – сказал Ишмаэлю Ларри. – Когда-нибудь ты поймешь. Встретишь свою собственную Сьюзан, и тебе захочется утонуть в ее огромных, упругих…

– Ларри, хватит, – громко прервал его я.

– Парень, за них было не жалко и умереть, – сказал Ишмаэлю Ларри. – В жизни не видел таких мощных арбузов.

– Я люблю арбузы, – сказал Ишмаэль.

– А когда ты станешь немного постарше, то полюбишь и эти арбузы. Поверь.

Я в отчаянии посмотрел через стол, где сидел Сэм.

– Мы можем не говорить о частях тела, а? – спросил Сэм. – Ларри, ну в самом-то деле, если ты собираешься все время накуриваться, то, наверное, тебе не стоит сюда приходить. Нас, знаешь ли, слушают любопытные уши.

– Вы хуже Дебби и ее муженька. Их дети, по-моему, еще даже не знают, что у них есть гениталии. Она называет пенис своего сына «огурчиком». Да кто зовет свой пенис огурчиком? «Ты помыл свой огурчик?» Иисусе! Называйте вещи своими именами. «Ты помыл свой большой член или как?» А вагину дочери она называет маленьким «пирожком». «Ты помыла свой пирожок?» Гадость какая. Что с ними не так? Просто используйте нормальные слова, да и все.

– Тебе надо с кем-нибудь переспать, – сообщил ему Сэм. – Может тогда ты перестанешь говорить о батонах, огурчиках и пирожках.

– Ребят, у вас есть пиво?

Глава 74

Все псы попадают в рай

 

– У Шарлы теперь все хорошо? – спросил Ишмаэль.

Примостившись на краю ванны, я мыл ему голову, пока он сидел в окружении гор мыльной пены. Мы с Сэмом обнаружили, что Ишмаэль моется более тщательно, когда с ним кто-то есть, и потому стали сидеть с ним в ванной по очереди.

– Да, – сказал я и сам удивился тому, насколько легко мне далась эта ложь. – Она была хорошей собакой и попала в рай, к другим хорошим собакам, и теперь у нее все замечательно.

– Она была моим другом, – тихо проговорил он.

– Я знаю, хороший мой. Она была и моим другом тоже. И она очень сильно любила тебя.

– Я тоже ее любил, – сказал он. – Она не обижала меня.

– Она была доброй душой.

Пока я ополаскивал ему волосы, он молчал.

Капитан Америка наблюдал за нами, стоя в углу на бортике ванны. Чаще всего они с Ишмаэлем «плавали» во время купания. Сегодня он в одиночестве стоял в стороне.

– Капитан Америка тоже твой друг, – сказал я.

Ишмаэль взял его в руки и, нахмурившись, уставился на разрисованную красным и синим фигурку.

– Куда она делась?

– Кто? – спросил я.

– Шарла.

– Ее больше нет.

– Но куда она делась?

– На небеса.

– Она исчезла?

– Вроде того.

– Значит, мы больше никогда ее не увидим?

– Да. Никогда.

– Как маму?

– Нет. Не как твою маму. Когда твоей маме станет получше, мы пойдем ее повидать.

– Значит, мама не умерла?

– Нет. Почему ты так говоришь?

– Потому что ее больше нет. Я думал, она умерла.

– Нет, моей хороший. Твоей маме сейчас помогают поправиться. Когда-нибудь скоро мы сходим проведать ее. Хорошо?

Он пожал плечом.

 

Глава 75

Я не пойду

 

– Ты пойдешь туда? – спросил Сэм.

Была пятница, дело шло к вечеру, и я стоял за кассой номер два во «Всегда экономь», а Ишмаэль складывал покупки клиентов. Он относился к своим «обязанностям» очень серьезно, и ему, кажется, доставляло удовольствие аккуратно размещать продукты в тонких полиэтиленовых пакетах. До шести вечера оставалось всего ничего. Как и до собрания приходского совета в церкви Святого Спаса.

– Нет, – сказал я.

– Хен, ты должен пойти.

Я ответил, что передумывать не собираюсь.

– Но почему? – спросил Сэм.

– Что бы я им ни сказал, они все равно поступят по-своему.

– Ты должен себя защитить.

– И сказать что? Хочешь, чтобы я встал перед прихожанами моей церкви и поклялся, что, нет, я не имею привычки прятаться по кустам возле детских площадок и приманивать маленьких детей леденцами? Прости, но я пас.

– Если ты не постоишь за себя, то позволишь заправлять шоу им.

– Сэм, они уже заправляют шоу. И сделают все, что им вздумается. Мне и так неприятно. Я не собираюсь выставлять себя дураком, чтобы все стало еще хуже, чем есть.

– Мне бы хотелось, чтобы ты научился стоять за себя.

– Я не такой, как ты, Сэм.

– Господи, вот уж точно.

Пока мы стояли и вели эту беседу, к моей кассе, толкая тележку, подошла очень беременная мисс Вики и ее дочь Грейси Линн.

– Мама, а можно мне…

– Грейси Линн, я сказала – нет, – рявкнула мисс Вики, пока Сэм шел, чтобы помочь ей выгрузить покупки на ленту.

– Как вы, мисс Вики? – спросил он.

– Жду не дождусь, когда же этот ребенок вылезет, наконец, из моей матки, вот как, Сэм Рейкстро, – измученным голосом сказала она. – Иначе я скоро помру. И у меня есть новость для Бобби Джо – эти его трубочки будут перевязаны. Я больше не собираюсь проходить через это дерьмо.

– Вам ведь осталось совсем чуть-чуть, да? – спросил я, проводя через сканер дюжину баночек с детским питанием, пачку детских салфеток и упаковку подгузников.

– Мальчики, дайте-ка я скажу вам одну вещь. Поблагодарите Господа Бога за то, что у вас нет женских органов. Если б вам довелось походить с чем-то, размером с индейку, внутри, то, я думаю, вы стали бы больше нас уважать.

– Тут, полагаю, вы правы, – с улыбкой ответил Сэм.

– А где ваш сынишка? – спросил я.

– Дома с отцом. Если его папочка полагает, будто с детьми буду сидеть одна я, то его папочке предстоит узнать много нового. Жить с этим мужчиной, словно зубы выдергивать. Он все: «Мы беременны! Мы беременны!» Но это не у него же… Грейси Линн, отойди от сладостей. Я же сказала – нет. Сколько раз тебе повторять? …это не у него же индейка в утробе. «Давай заведем еще одного малыша», – сказал он. – «Это будет так здорово. Грейси Линн нужна маленькая сестричка». Так и наорала бы на него. Господи, когда уже наконец придумают способ выращивать детей в треклятых пробирках.

Сэм усмехнулся.

– Сэм Рейкстро, ты считаешь, это смешно? – с вызовом спросила она.

– Я чувствую вашу боль, – сказал он.

– Да ну? Спустя девять месяцев этого ада мне предстоит ехать в больницу, где мне в вагину будут заглядывать все врачи и медсестры в радиусе пятидесяти миль. В ту самую больницу, где, к вашему сведению, меня брили дважды прежде, чем Грейси Линн родилась, потому что ей потребовалось черт знает сколько времени, чтобы появиться на свет.

Грейси Линн, сжав в руке пакетик конфет M&M’s, подняла на мать умоляющие глаза.

– Я же сказала – нет. Ты испортишь себе аппетит. Почему бы тебе не помочь своей маме и…

Внезапно мисс Вики умолкла. Ее лицо исказилось от боли.

– Мисс Вики, с вами все хорошо? – встревожился я.

– О, черт, – пробормотала она, схватившись за свой огромный живот. – Черт!

– Мисс Вики? – К ней подбежал Сэм.

– О… – тихо простонала мисс Вики, больше не обращая на нас никакого внимания.

И у нее, пока она стояла там, держась за живот, отошли воды.

– О, боже мой! – покраснев от стыда, воскликнула Вики, пока вода капала и собиралась в лужицу на полу. – Ребенок скоро родится! Вот черт!

– Мама? – встревоженно вскрикнула Грейси Линн.

– Мне нужно присесть.

– Хен, принеси из моего кабинета стул, – распорядился Сэм.

– Нет, отвезите меня в больницу. Я не стану рожать этого ребенка в чертовом магазине!

Я торопливо выбежал из-за кассы.

Глава 76

Он похож на отсталого

 

– А Иши отсталый? – спросила Грейси, подняв на меня серьезные прищуренные глаза.

– Нет, – сказал я. – Но он слегка тугодум.

– Он похож на отсталого.

– С ним все нормально, – ответил я.

– Он мне нравится, – призналась она. – Но он похож на отсталого.

– О.

– Мисс Кора сказала, он живет с дядей. Вы его дядя?

– Да.

– Значит, он живет с вами?

– Да.

– Но все говорят, что вам нравятся мальчики. Мистер Сэм ваш бойфренд?

– Ну… в общем, да.

– О, – сказала она.

Мы сидели в приемной больницы в Эмори, и время приближалось к полуночи. Отец Грейси ушел в родильную палату помогать жене с родами, оставив нас с Грейси Линн и Ишмаэлем, который забрался на диван и заснул. Сэм бродил где-то по коридорам в поисках автомата с питьем.

– А почему вам нравятся мальчики? – спросила она.

– Я не знаю.

– А я ненавижу мальчишек. Ну, кроме Иши. Он смешной. Но остальных я ненавижу. Они на все писают. И еще они глупые.

– Они не такие, как девочки, это уж точно. Ты точно не хочешь вздремнуть?

– Мне не хочется спать. – Она с задумчивым видом поджала губы. – Мама сказала, что ребенок размером с индейку. Как его вытащат из нее, не сделав ей больно? Индейки, они же такие большие. Не представляю, что бы я сделала, если бы внутрь меня попала индейка.

– Ей помогут врачи. Плюс, когда женщина рожает ребенка, ее тело немного меняется, чтобы ребенок мог выйти. В общем, все сложно. Ты спрашивала об этом у мамы?

– Она мне не скажет. Папа говорит, что он нашел меня под камнем, когда рыбачил на Томбигби, но это неправда. Почему он меня обманул?

– Когда станешь постарше – поймешь.

– Вы хотите сказать, что я глупая.

– Нет, ты не глупая. Ты очень умная девочка.

– Так откуда появляются дети?

– Спроси свою маму. Она объяснит.

– Она мне не скажет.

– Это сложная тема.

– Вы сами не знаете, да?

– Я немного путаюсь в некоторых деталях.

– У моей мамы течка?

– Что-что?

– Папа говорит, что когда у собаки-девочки течка, то все собаки-мальчики сбегаются к ней, потому что у нее должны появиться щенята. У мамы тоже должен появиться малыш. Значит, у нее течка.

– Что-то вроде того, – согласился я.

– Надеюсь, у меня никогда течки не будет.

– Я тоже.

Глава 77