Догадаться было никак невозможно

Было заполночь, и мне не спалось. Стоя у двери в комнату Ишмаэля, я наблюдал в свете луны за тем, как он спит.

В коридоре послышались тихие шаги Сэма. Ради приличия он даже накинул халат.

– Хен, тебе нужно лечь. Завтра школа.

– Знаю, – ответил я.

– Хен, пожалуйста. – Он потянул меня за руку.

– Оставь меня одного.

– Он никуда отсюда не денется.

– Сэм, я просто не понимаю, как папа мог совершить подобный поступок. Правда не понимаю. И почему Сара мне не сказала?

Сэм вздохнул. Все эти вопросы я уже задавал сотню раз.

– Сэм, он мой младший брат. Что мне полагается чувствовать?

– Идем спать. Пожалуйста. Уже поздно.

– И все это время я ненавидел маму за то, что она сделала. Я был в таком бешенстве! Даже на похороны идти не хотел. Я просто не понимаю…

– Хен, идем.

– Я не могу заснуть.

– Ты должен поспать.

– Я совсем ничего не понимаю.

Глава 65

Укрывательство террористов

– Наконец-то они начали сбрасывать бомбы, – заявила мисс Ида, опустошая тележку на мою транспортерную ленту. Пока я работал на кассе, Ишмаэль складывал покупки клиентов в пакеты, а в перерывах возился с домашней работой, ожидая, когда я закончу, и мы сможем вернуться домой.

– Прошу прощения? – сказал я.

– На этих, на «песчаных ниггеров» в Сирии! – провозгласила она. – Нет такого бардака, с которым не разберется парочка бомб. Смотрела про это сюжет в новостях. Наконец-то этот человек в Белом доме перестал сидеть сложа руки и выполнил свой долг. Хотя всем, конечно, известно, кто он на самом деле: один из них.

Когда люди использовали фразу «этот человек в Белом доме», я знал, что таким образом они пытаются не выдать свое истинное отношение к тому неловкому факту, что во главе страны встал чернокожий. Слова «президент Обама» не смели срываться с их уст – словно вербализация могла сделать их еще реальней, чем есть.

– А теперь этот человек в Белом доме бросает на свой народ бомбы, – прибавила она.

– Он президент, – сказал я.

– Если он бомбит свой же народ, то представь, что он сделает с нами, – резко отозвалась она.

– Я, видимо, пропустил какие-то новости, – озадаченно проговорил я.

– Хен, ты что, телевизор не смотришь? Господи боже мой! Ты слыхал про людей, которым отрубили головы сламисты из группы ИГИЛ, или как там они себя называют? Вот их-то сейчас и бомбят. В Сирии, где бы она ни была. Вроде, в Ираке. Пусть хоть с землей это место сравняют. Уверена, никто бы не возражал.

– Сирия – это страна, – заметил я.

– Разве она не в Ираке, или с чем я ее перепутала? С Афганистаном?

– Затрудняюсь сказать.

– Короче говоря, где-то там. – Она махнула своей хрупкой лапкой, показывая, что существенной разницы нет. – А потом я слушала радио и услышала, что через границу в Техасе хлынули «мокрые спины» (нелегальные мексиканские иммигранты – прим. пер.). Контрабандисты, Хен! Тайно перевозят людей! Террористов! А этот человек в Белом доме хочет, чтобы мы верили, будто граница надежно защищена. Понятия не имею, куда катится мир.

– Как и я.

– Думаешь, эти наркокартели волнует, какого сорта народ они к нам отправляют? И, Хен, мы ведь не так далеко от границы. Только подумай! Боже ты мой! От Мексиканского залива до нас всего ничего. А куда они отправятся, когда доберутся сюда, как не к своим друзьям? А кто у нас в Бенде владеет заправкой?

– Мистер Хасан?

– Господи боже, ты понимаешь, о чем я!

– Нет, – сказал я. – Не вполне.

– Хен, а вдруг он укрывает кого-то их них? Что мы тогда будем делать?

– Мистер Хасан и его родные – католики.

– На словах.

– Мисс Ида, не думаю, что мистер Хасан станет укрывать террористов. Вам правда не следует…

– Но точно-то нам не известно, разве не так? Мы не знаем, на что эти люди способны. В том-то и суть. Говоря откровенно, многие беспокоятся.

Я промолчал.

– Вот, что я скажу тебе, Хен: конец уже близок.

– Конец?

– Господь заберет нас отсюда, и со всем этим вздором будет покончено. Куда ни глянь, везде войны или слухи о них, а этот человек в Белом доме… если он не Антихрист, то я не знаю, кто он такой. Надеюсь, Хен, ты готов. Ты же не хочешь остаться здесь, когда мир начнет рушиться.

Мне хотелось сказать, что я с нетерпением жду, когда они все вознесутся, чтобы оставшиеся могли нормально пожить, но я промолчал.

Мисс Ида плюхнула на ленту три упаковки содовой.

– У вас опять заканчивается содовая по скидке, – сообщила она. – Черта с два я поеду аж до самого «Уолмарта» в Эмори, чтобы платить по одиннадцать баксов за упаковку, когда у вас она продается по десять. Я покупаю ее в основном ради внуков, ну ты знаешь, когда они приходят меня навещать. А как поживает твой мальчуган? – Она бросила пытливый взгляд на Ишмаэля.

– У нас все нормально, – ответил я.

– Я слыхала о Саре. Господи, Хен! Куда катится мир? Сколько страху, наверное, натерпелись вы с этим бедняжкой, когда его мама заявилась посреди ночи да еще в таком состоянии.

Я не ответил. Полиции, по моему мнению, следовало помалкивать о подобных вещах и не распускать по всему городу слухи.

– Ее правда объявили в розыск в Алабаме? – Мисс Ида выдала полный ужаса взгляд, как если бы она переживала за Сару, а не стремилась удовлетворить свою жажду сплетен и любопытство.

– Насколько я знаю, да, – сказал я.

Мое нежелание вдаваться в подробности заметно разочаровало ее.

Пока Ишмаэль пытался погрузить ее содовую обратно в тележку, она наградила его еще одним взглядом.

– Господи, Хен, вам нужна няня! Он что, будет помогать тебе каждый день?

– Этот вопрос мы пока не решили, – сказал я. – Но уверен, скоро решим. Он делал уроки.

– Что за уроки могут поручить такому несчастному малышу? Господи, сейчас детей чересчур нагружают. В моем детстве все было не так. Я, конечно, собрала свою долю хлопка, работая в поле рядом с папиными людьми, но так уж было заведено в те времена. Ты когда-нибудь собирал хлопок, Хен?

– Таким похвастаться не могу. С вас тридцать шесть долларов и двадцать четыре цента.

Глава 66

Что стряслось с Шарлой?

 

После того, как мы вернулись домой, я подоил Ромни, а Ишмаэль напоил и накормил кроликов в клетках, после чего насыпал цыплятам, столпившимся вокруг него в вихре перьев и писка, пшена.

– А где Шарла? – спросил он, остановившись рядом со мной и потерев Ромни по боку, пока она туда-сюда вертела хвостом.

– Не знаю, – ответил я. – Может, поищешь ее? Она наверняка где-то неподалеку.

Он убежал и, выкрикивая ее имя, сделал круг вокруг дома.

– Я нигде ее не нашел, – вернувшись, сообщил он.

– Под крыльцом посмотрел?

– Да.

Я унес молоко Ромни в дом, помыл руки.

– Не похоже это на Шарлу, вот так пропадать, – сказал я.

– Она убежала?

– О, нет. Ей у нас хорошо. Может, она где-то в лесу.

У Шарлы не было склонности бродить вне двора – ни в лесу, ни где бы то ни было. Фактически, я не смог припомнить ни единого случая, когда после того, как я возвращался домой, она не бегала бы за мной по пятам, из чего следовало, что она или заболела, или попала в беду.

Взяв квадроцикл, мы спустились к реке, куда она скорее всего могла бы уйти. Я ехал медленно. Мы внимательно смотрели по сторонам, оглядывая кусты и деревья, но назад поехали с пустыми руками.

– Где она, дядя Хен? – спросил из-за моей спины Ишмаэль.

– Мы найдем ее, – пообещал я с неприятным ощущением в животе. Шарла жила у нас года три. Я взял ее из приюта вскоре после смерти родителей. Мы с Сэмом отправились туда за щенком, но когда я увидел Шарлу – уже старую, брошенную, несчастную, с хромой лапой, которая гарантировала, что ее никто не возьмет, – мое сердце немедленно к ней прикипело. Она возвращала нашу любовь в стократном размере. Но чтоб убежать… такое поведение было совсем на нее не похоже, хотя здесь водилось бог знает сколько опоссумов, кроликов и другого зверья, за которым можно было гоняться, если бы такая идея вдруг пришла ей на ум.

Я объехал дом, затем выехал на дорогу. Ездить на квадроцикле по шоссе, в принципе, не разрешалось, но здесь этим правилом нередко пренебрегали. Я проехал около полумили, оглядывая поля и канавы и переживая, что Шарлу сбил какой-нибудь автомобиль. Не увидев ее, я повернул в обратную сторону.

Ее нигде не было.

Вернувшись на подъездную дорожку, я заглушил мотор, и мы слезли.

Во внезапно наступившей тишине я услышал нечто похожее на слабый, скулящий стон.

– Ты слышал? – спросил я.

Иши кивнул и повернул на восток, где ограда с колючей проволокой и деревья отделяли наши владения от земли судьи Круквальда.

Он шел впереди, я за ним следом.

Мы нашли Шарлу запутавшейся в колючей проволоке. Каким-то образом ее здоровая задняя лапа попала в ловушку, а колючки проволоки, впившись в кожу, пустили кровь. Почти повиснув на проволоке, она пыталась поддерживать себя передними лапами, поскольку ее здоровая задняя лапа была поранена, а от второй не было толку.

– Ох, Шарла, – опустившись на корточки, проговорил я.

– С ней все в порядке? – спросил Ишмаэль.

Шарла поскуливала от боли и выглядела совершенно измученной. Невозможно было сказать, сколько времени она провела в плену проволоки. Возможно, весь день. Она подняла на меня полные боли глаза.

– Мне нужны кусачки, – сказал я Ишмаэлю. – Ты знаешь, как они выглядят?

Он покачал головой.

– Побудь с ней, а я за ними схожу.

– Я не останусь с ней.

– Я отойду всего на минуту.

– Она умрет?

– С ней все будет в порядке.

– Я не хочу с ней оставаться.

– Иши, ты нужен ей. Ты ее друг.

– Но я боюсь.

– Просто побудь с ней, и все.

– Я не знаю, что говорить.

– Иши, тебе не надо ничего говорить. Просто будь ее другом. Погладь ее. Ей, наверное, по-настоящему страшно. Ты же ее друг, разве нет?

Ишмаэль покосился на Шарлу, на потеки крови, запятнавшие ее шерсть, на то, как странно и неуклюже она висела на проволоке.

– Я отойду всего на минуту, – повторил я. – Только возьму кусачки и сразу вернусь.

– Дядя Хен, но мне страшно.

– Милый, ей тоже. И мне, но мы пройдем через это все вместе, окей?

Прежде, чем он успел выдвинуть новое возражение, я убежал. Вернувшись, я увидел, что он стоит перед ней на коленях и гладит ее.

– Она так сильно поранилась, – проговорил он испуганным голосом.

– Мы отвезем ее к ветеринару, – сказал я, осматривая ограду, чтобы понять, как перерезать проволоку и не причинить Шарле еще больших страданий.

– Она умрет, да, дядя Хен?

– Не думаю. Она немного поранилась, вот и все.

– Я не хочу, чтобы она умерла.

– Хороший мой, она не умрет.

– Правда?

– Мы отвезем ее к ветеринару.

– Но у нее идет кровь.

– Все будет хорошо.

– Почему она это сделала?

– Что ты имеешь в виду?

– Почему она сделала это с собой?

– Уверен, это вышло случайно. А теперь подержи ее голову, потому что сейчас я разрежу проволоку, и она опустится вниз. Я не хочу, чтобы она поранилась, когда упадет. Хорошо?

Ничего не ответив, он бережно взял ее голову в руки.

Одной рукой поддерживая ее, я перерезал проволоку и, опустив Шарлу вниз, положил ее на бок.

Она в тихой, изнуренной агонии заскулила.

– Иши, сходи за каким-нибудь покрывалом и положи его на сиденье пикапа. Я ее принесу. И еще захвати ключи… они на обеденном столе. Давай же, беги. Подготовь покрывало, чтобы я мог ее положить.

Он убежал.

А я как можно осторожнее взял Шарлу на руки.

Глава 67

В клинике Шелли

 

Шелли, многолетняя подруга Гвен, встретила нас на подъезде к их дому. Шелли была невысокой и очень худой, с длинными, завязанными в хвост кудрявыми волосами. Как и Гвен, ей было за сорок, и ее жесткая, суровая внешность без обиняков заявляла, что с человеком, который умеет кастрировать быков, лучше не связываться.

– Притормози около клиники, – сказала Шелли своим четким, деловым голосом.

Я подъехал по гравийной дорожке, огибающей их старый фермерский дом, ближе к «клинике» Шелли. Будучи местным ветеринаром, она превратила свой небольшой амбар в офис и клинику.

Ишмаэль держал голову Шарлы у себя на коленях. Сложно было сказать, кто из них претерпевает бо́льшую боль. Он был сам не свой – от страха, что причинит Шарле боль, что она скоро умрет, что какая-нибудь выбоина на дороге отправит ее прямиком к райским вратам.

– С ней все будет хорошо, – заверил я Ишмаэля, затем выбрался из машины, бегом обогнул ее и открыл дверцу с его стороны.

– Давай я возьму ее на руки, – сказала мне Шелли.

Потом обратилась к Иши:

– Кстати, я Шелли. А ты, наверное, Ишмаэль.

Иши кивнул.

– Так, Иши. Ты просто сиди смирно, а я возьму ее на руки.

– Она поправится?

– Наверняка, но, чтобы в этом удостовериться, нам надо ее осмотреть.

Шелли бережно подняла поскуливающую Шарлу с сиденья и колен Ишмаэля, после чего поспешила в клинику, где осторожно положила ее на операционный стол.

– Иши, хочешь помочь мне? – спросила Шелли.

Он отпустил мою руку и нерешительно подошел к ней.

– Я хочу, чтобы ты подержал ее голову. Только под челюстью, чтобы она не кусалась. Иногда от боли собакам становится страшно, но если она будет видеть перед собой знакомое лицо, то ей станет спокойней. Как думаешь, получится у тебя? Просто держи ее голову, а я очищу и перевяжу ее раны. Судя по всему, она потеряла уйму крови, поэтому довольно слаба. Ты поможешь мне?

– Хорошо, – сказал Ишмаэль. Он просунул одну руку под массивную морду Шарлы, а второй стал поглаживать ее шерсть. – Ей станет лучшéе?

– Надеюсь, что да. Так, а вы, папочка, возьмитесь за ее туловище, чтобы она лежала, не двигаясь, хорошо?

Пока мы с Ишмаэлем держали ее, Шелли очень быстро и осторожно очистила раны и наложила бинты. Шарла вела себя исключительно хорошо.

– Мне бы хотелось на ночь оставить ее у себя, – закончив, сказала Шелли. – Просто, чтобы удостовериться, что обойдется без осложнений.

– Конечно, – ответил я, прикидывая, во сколько оно может мне обойтись.

– Как она умудрилась запутаться в проволоке?

– Не знаю. Раньше с нею такого никогда не бывало.

– Старые собаки обычно таких оплошностей не допускают. Когда ей станет получше, я проверю ее зрение. Возможно, она видит уже не так хорошо.

– Надеюсь, мы не оторвали тебя от ужина.

– Гвен попозже что-нибудь привезет.

– Если хотите, приезжайте ужинать к нам.

– Спасибо, но нет. Пока я здесь, мне нужно проверить других своих пациентов. Иши, устроить тебе экскурсию?

Он с энтузиазмом кивнул.

Шелли взяла его за руку и отвела на задний двор, где стояло множество клеток с животными – в основном, с кошками и собаками, но еще здесь была черепаха, птица и козленок, который отказался сосать материнское молоко.

– Вы врач? – спросил Иши, держа бутылочку с молочной смесью так, чтобы козленок мог пить.

– Врач для животных, – сказала она. – Когда наши маленькие друзья заболевают, я их лечу.

– Моя мама больна, – сказал Ишмаэль.

– Надеюсь, врач поможет твоей маме поправиться, – мягко ответила Шелли.

– А Шарле нельзя поехать домой вместе с нами?

– Я хочу одну ночь за нею понаблюдать. У нее выдался довольно тяжелый день. Надо убедиться, что у нее все в порядке.

– Она умрет?

– Я так не думаю. Но, Иши, она уже старенькая. Ее сердце сегодня пережило сильный стресс, и она потеряла немало крови. Мне нужно подержать ее под наблюдением.

Он ничего не сказал, словно распутывая смысл ее слов.

– Шарла мой друг, – в конце концов сказал он.

– Да, такого друга надо еще поискать, – согласилась с ним Шелли. – Скорее всего, она пойдет на поправку, но я не уверена. Ей может стать хуже. Так что помолись за нее, хорошо?

– Хорошо.

Пока мы шли обратно к пикапу, я бросил в сторону Шелли вопросительный взгляд. Она пожала плечами, показывая, что дела Шарлы, возможно, не так уж и хороши, и скрестила пальцы, но так, чтобы Иши не видел.

– Насколько все плохо? – вполголоса спросил ее я.

Она пожала плечом.

– До завтра, – проговорил я. – Спасибо, что помогла.

– Да не за что, Хен.

 

Глава 68

Визит к Саре

 

Следственный изолятор округа Монро находился в Абердине, который был основан еще до Гражданской войны и когда-то давно, до своего длительного и медленного упадка, считался важным городом региона.

Во вторник, ровно в девять утра, я оказался за столом комнаты посетителей, куда меня посадили ждать Сару. Я понятия не имел, что скажу или захочу ей сказать – если вообще захочу. Я и видеть-то ее не хотел, однако пришел сюда, потому что чувствовал себя обязанным появиться. Я ненавидел себя за подобные мысли, но они были в моей голове, и избавиться от них я не мог.

Стоит вам попасть в лапы правоохранительных органов в штате вроде нашего Миссисипи, можете считать себя конченным человеком – это я знал точно. Что бы вы ни делали или ни пытались делать, отныне они от вас не отвяжутся. Получите обвинение в преступлении – и больше никогда не сможете голосовать. Пропустите явку в суд – и вас начнут забрасывать штрафами. Не заплатите вовремя штраф – и они начнут волшебным образом множиться. Жернова «правосудия» медленно и неумолимо сотрут вас в порошок. Недавно мы даже попали в общенациональные новости с этим нашим «каналом из школы в тюрьму». Небольшая неосмотрительность, пакетик «травы», сворованная из «Уолмарта» дешевая шмотка – как только вас схватят, считайте, что все. Будете плохо вести себя в школе – вам быстренько приготовят камеру в каком-нибудь учреждении вроде Парчман-Фарм, и не удивляйтесь тому, с какой скоростью вы там окажетесь, а ваше светлое будущее будет в руинах лежать вокруг вас. И за что? За хамство учителю или за курение на детской площадке.

Если, конечно, вы не богаты. Тогда вы сможете нанять себе модного адвоката. Или ваш папочка позвонит своему старому школьному другу, который ныне судья, или законодатель штата, или заместитель шерифа. Или у вашей кожи правильный цвет.

Забавно, как много может решить подмигивание или кивок.

Сара не могла рассчитывать ни на кивки, ни на подмигивания, ни на модного адвоката. У нее теперь был только я и длинный перечень обвинений.

Пока меня одолевали эти слезливые мысли, в комнату привели Сару. Не сказав ни слова, она села напротив меня, а два человека шерифа встали неподалеку.

– Привет, – наконец сказал я.

– Тебе обязательно надо было их вызвать, да? – пробормотала она.

Полицию вызвал Сэм, а не я, но спорить с ней я не стал.

– Полагаю, ты в глубоком дерьме, – сказал я.

Она шумно выдохнула, словно вина за это каким-то образом лежала на мне.

– Шеф Калкинс сказал, ты рассказала ему, кто отец Иши, – начал я.

Она вздохнула, опустила глаза и медленно покивала головой взад-вперед.

– Это правда? – спросил я.

Она долго не отвечала.

– Сара, мне нужно знать.

– Теперь-то какая разница?

– Огромная. Почему ты мне не сказала?

Бледная, нездоровая, она нервно сцепила руки в замок.

– Я бы помог тебе, – сказал я.

– Ты ничего не мог сделать, – возразила она.

– Я бы обратился в полицию.

– Чтобы опозорить нас всех?

– Это папа нас опозорил. Ты могла бы сделать аборт.

Она фыркнула.

– Для случаев, вроде изнасилования и инцеста, делают исключения, – заметил я.

– Думаешь, мама дала бы мне сделать аборт? Я тебя умоляю!

– Ты могла отдать его на усыновление.

– Я хотела.

– Так почему же не отдала?

– Думаешь, мама бы мне разрешила? Она, которая доставала меня своими нравоучениями? Мама не позволила бы отдать его, или убить, или еще что с ним сделать, нет, она настояла бы, чтобы я родила, чтобы потом до скончания века тыкать меня в это носом.

– Я понятия не имел… Как я мог догадаться?

– Ты не виноват, Хен. Я хотела тебе рассказать, но это опозорило бы отца. А мама меня бы убила.

– Ты не виновата. Ни в чем.

– Нет?

– Тебе было всего лишь тринадцать!

– Все началось на год раньше.

– В двенадцать?

Она кивнула и опустила глаза.

– Господи боже! – воскликнул я – слишком громко, слишком сердито.

– Я сама во всем виновата.

– Да почему же?

– Я сама ему разрешила. Он сказал, я хорошенькая. Сказал, что мама его больше не любит, и мне стало жалко его, и я… Хен, я не знаю. Он сказал, что я его маленькая принцесса. Я запуталась.

– Запуталась?

– Я любила отца, – призналась она. – Как и ты. Я бы сделала все, о чем бы он только ни попросил. Одно привело к другому… И мне это нравилось. Я думала, это здорово. Поначалу. Считала себя особенной. Мне нравилось, что у нас с отцом есть секрет. Так что не сваливай всю вину на него.

– Но ты была ребенком и мало что понимала.

– Я могла сказать ему «нет».

– Ты серьезно собираешься сидеть тут и придумывать ему оправдания? – сказал я. – После всего, что он с тобой сделал?

– Я не оправдываю его. Просто… Хен, я не знаю. Такая каша сейчас в голове. Я не знаю, какого черта мы с ним творили. Я понимала, что это неправильно, но прекратить не могла. Я не могла ему отказать. И не хотела.

– Любое изнасилование – это неправильно, – сказал я – слишком пафосно, слишком настойчиво. – А изнасилование ребенка… такому вообще нет никаких оправданий. Это попросту извращение.

– Но мне нравилось.

– Как оно могло тебе нравиться?

– Я знала, что ты не поймешь.

Она погрузилась в молчание.

– Ты права, – признал я. – Я правда не понимаю.

– Когда я забеременела, он перестал ко мне приходить. Он больше не хотел ничем со мной заниматься. Словно вдруг разлюбил меня.

Мне много чего хотелось сказать, но я придержал язык. Что мне было известно об изнасиловании, или о том, что чувствуешь после него, или почему человеку может прийти в голову это сделать? Я знал, что это неправильно, но не мог объяснить, почему.

– Хен, я не знала… не понимала… что Иши от папы, – после длительного молчания сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я ничего не знала о сексе. О… сперме и всем таком прочем. Я не знала, кто был отцом. Я думала, это один парень из школы. Можно подумать, мама когда-нибудь садилась и объясняла мне, как получаются дети.

– Откуда ты знаешь, что это не парень из школы?

– Потому что ему я делала только минет. Отец был единственным, кто… ну, ты понял. Делал вагинальное проникновение. Я же не могла обратиться к кому-то с расспросами. Я поняла, кто отец, только когда родила. А потом не знала, что делать. Как твой родной папа может быть отцом твоего же ребенка? Хен, я не могла… я не знала, что делать. Просто не знала, и все.

Мы долго молчали.

– Как он? – в конце концов спросила она.

– Иши? Ему тяжело.

– Я знаю, – признала она. – Я хочу отдать его на усыновление. Просто, чтобы все это закончилось. Надо было сразу так сделать, а не сбегать, но…

Я ничего не сказал.

– Он заслуживает лучшей доли, чем эта семья. Лучшей доли, чем я. Я же знаю, он ни в чем этом не виноват. И я знаю, что он страдает из-за меня, а я не хочу, чтобы он больше страдал.

– Я о нем позабочусь, – сказал я.

– Ты? – Она засмеялась. Взяла и в буквальном смысле засмеялась мне прямо в лицо. – О нет, Хен. Забудь.

– Мы с Сэмом о нем позаботимся.

– Нет. Ты не понял. Я не хочу, чтобы мне вечно напоминали о том, что сделал отец. Я не хочу, чтобы он имел какое-то отношение к нашей семье. Я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь. Настоящая жизнь. Как он заслуживает. В хорошей семье.

– Но его семьей будем мы с Сэмом.

– Пара педиков? Ты серьезно?

– Мы так хотим.

– Нет, – твердо сказала она. – Даже не думай.

– Мне не кажется, что у тебя есть какой-либо выбор.

– Я все еще его мать.

– Но я хочу, чтобы он жил у меня. Он моя кровь. Ты не можешь просто взять и отправить его черт знает куда.

– Нет, – качнула она головой. – Это должно прекратиться.

– Давай ты все же подумаешь?

– Почему?

– Мы с Сэмом правда хотим, чтобы он жил вместе с нами. У него будет хорошая жизнь.

– С кем? С тобой?

– Я не так уж и плох. И мы ему нравимся. Нам весело вместе.

– Думаешь, какому-нибудь ребенку захочется иметь вместо родителей парочку педиков? Господи, Хен! Не смеши меня. Хватит с него и такой мамаши, как я.

– Не знал, что ты такой гомофоб.

– Ты много чего обо мне не знаешь.

– Вроде того, как ты перевозила через границу штата наркотики?

Она закатила глаза.

– Ты вроде бы обвиняемая в расследовании убийства.

– И что?

– Значит, вдобавок ты еще и убийца?

– Не твоего ума дело.

– То есть, да?

– Я ничего не сделала, – развязно сказала она. – И больше мне сказать тебе нечего.

– Ты понимаешь, что какое-то время проведешь за решеткой?

– Может, проведу, а может и нет.

– Как так?

– Я ничего не сделала, но знаю, кто сделал. Копы уже намекают на сделку.

Я нахмурился.

– Значит, это правда?

– Что правда?

– Папу убила ты?

Она засмеялась, но глаза отвела.

Глава 69

Удар правосудия

– Вон он! – провозгласил Ишмаэль.

Пробежав по проходу секции игрушек в «Уолмарте», он остановился, как вкопанный, напротив полок с фигурками Marvel, где между Тором и Халком стоял Капитан Америка из серии Marvel про «Мстителей».

– Можно? – спросил он, повернувшись ко мне с лицом, озаренным радостным возбуждением.

Я кивнул.

Он схватил с полки коробку и, двумя руками держа ее, с обожанием уставился на фигурку в смешной маске, со звездой на груди, полосками на животе и волшебным щитом, необходимым для того, чтобы «противостоять всем атакам и наносить врагам сокрушительный удар правосудия!».

– Сколько он стоит? – спросил я.

– Он дорогой, – тихо и несколько неохотно сказал Ишмаэль.

– У тебя есть пять долларов, – напомнил я.

– А их хватит?

– Ну, он стоит семь долларов и восемьдесят восемь центов.

– О.

Его лицо помрачнело, и на один ужасный момент мне показалось, что он сейчас ударится в слезы.

– Я могу одолжить тебе два доллара и восемьдесят восемь центов, – быстро предложил я.

– Правда?

– А ты вернешь их мне в следующую субботу, когда получишь свои карманные деньги.

– Правда?

– Правда.

Он расплылся в широченной улыбке и крепко прижал коробку с фигуркой к груди.

– Спасибо тебе, дядя Хен! Я его обожаюсь.

Он сказал это искренне и без тени смущения.

– Хороший мой, нам пора уходить, – сказал я, взяв его за плечо. – Если Сэм застукает нас в «Уолмарте», то нам устроят головомойку. Ты же знаешь, он ненавидит «Уолмарт».

– Почему?

– Долго рассказывать.

– Тут же такие игрушки!

– Я знаю, но Сэму не нравится, когда мы приходим сюда, поэтому нам лучше поскорей улизнуть.

– А как же карандаши? Мне надо раскрасить раскраску.

– Давай поищем их, а потом сразу уйдем.

Тихо, точно преступники, мы крались по проходам, боясь, что кто-нибудь из знакомых увидит нас, что молва об этом тем или иным образом донесется до Сэма. С учетом того, что практически все жители Бенда раз-два в неделю приезжали в «Уолмарт», мы вполне могли наткнуться на кого-то их них, и тогда нам был бы конец.

Разыскивая цветные карандаши, мы прошмыгнули в один из проходов с канцпринадлежностями, а когда свернули в соседний, то увидели там Сэма с корзинкой в руках.

– Дядя Сэм, смотри, что у меня есть! – объявил Ишмаэль и со всех ног побежал к нему, чтобы с гордостью продемонстрировать своего Капитана Америку и уничтожить тем самым все наши шансы на безмолвный побег.

– Здорово, ковбоец, – воскликнул Сэм, потом перевел взгляд с него на меня и нахмурился. – Что это?

– Капитан Америка, – сказал Ишмаэль. – Видишь?

– Он замечательный, но я не ожидал увидеть вас с дядей Хеном у «Уолмарте». Мы же не любим «Уолмарт», разве не так?

Ишмаэль с замешательством на лице посмотрел на меня.

– Мы… – начал я. И сразу умолк. Я попался. Но – как и Сэм. – А что здесь делаешь ты? Я думал, ты больше всех ненавидишь «Уолмарт».

– Ненавижу, но я не поеду за канцтоварами для магазина аж в Тупело.

– Ты мог бы пойти в «Доллар Дженерал».

– Как и вы.

– Мы не нашли в «Доллар Дженерал» Капитана Америку, а вот канцтоваров там завались.

– Но мне надо было купить пару степлеров.

– Степлеры там тоже есть.

– Когда я в последний раз покупал у них степлеры, они были такими дешевыми, что уже через месяц сломались.

– Ты мог бы съездить в Тупело. Это не так уж и далеко.

Он с обиженным видом поджал губы.

– И часто ты сюда приезжаешь? – спросил я.

– А ты? – отпарировал он.

– Я думал, «Уолмарт» – мировой Сатана. Или что-то вроде того. Я думал, что закупаться здесь – это как пожимать руку дьяволу. Или что-то вроде того.

– Так и есть!

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Мне все равно надо было в Эмори по делам. Он был по пути. Это было…

– Удобно?

– Ну…

– И цены здесь низкие, да?

– Ну…

– И ежедневные скидки? Ну, ясно. Мне ходить в «Уолмарт» нельзя, а тебе, значит, можно, потому что это удобно. Я понял.

– Ты ведь здесь купил Иши ланчбокс, разве нет?

– Да, – признал я.

– Но мне ты сказал, что купил его в местном магазине игрушек.

– Ну и что?

– И это все, что ты можешь сказать? После того, как соврал?

– Я не соврал, – сказал я. – Я… я просто… окей. Я соврал! Наложил огромную кучу вранья. Потому что не хотел, чтобы ты пилил мою задницу. Вот. Ты доволен?

– Ты сказал плохое слово, – сказал Ишмаэль.

– Вот-вот, – поддакнул Сэм. – Скажи ему, Иши. Он врет да еще говорит плохие слова. Его надо хорошенько отшлепать. Давай.

Ишмаэль шлепнул меня по руке.

– Извини, но твой дядя Сэм меня разозлил.

– Это не оправдание, – сказал Сэм. – Ладно, Иши получил своего Капитана Америку, все хорошо, но если я когда-нибудь увижу, как вы приходите сюда за продуктами вместо того, чтобы покупать их во «Всегда экономь», я так врежу вам пониже спины, что вы у меня улетите на другой конец штата.

– Попробуй, а я посмотрю.

– Думаешь, я не смогу надрать тебе зад?

– Да тебе и младенца не побороть.

– Побороть. Правда ведь, Иши?

Ишмаэль усмехнулся.

– Я думал, ты должен работать, – заметил я перед тем, как уйти. Когда появлялась возможность немного поддеть его, я никогда не мог устоять.

– Я и работаю.

– Покупая канцпринадлежности?

– Кто-то ведь должен их покупать.

– В рабочее время?

– Я, знаешь ли, босс.

– Типичный капиталист.

– Типичный завистливый либеральный болтун.

Я засмеялся.

– Иши, идем. Нам надо вернуться домой и приготовить дяде Сэму ужин. Сам он слишком важный, чтобы готовить. Он ведь работает. Видишь, как тяжело? Мы тоже можем чуть-чуть «поработать» – заедем в «Соник» и возьмем шоколадный коктейль. Что скажешь?

Глава 70