Глава 7. Конфликт на опытном заводе

 

- Космическая продукция требует щепетильного подхода и бдительного присмотра от науки, - пояснил Бураеву Панченков. - Давайте, я по привычке стану курировать космический сектор, а вы присматривайте за всеми остальными производствами.

Таким образом, сложилась негласная традиция: производственные векторы в генералитете руководства предприятием определились в двух направлениях.

После темного дела с отгрузкой пластика, Конюхов не находил себе покоя. Детище Сасина - опытный завод по инерции продолжал работу в космической отрасли. Но почему он взялся за гомогенизацию пластиков? Нет ли здесь лазейки для хищений? Конюхов пригласил для разъяснений директора.

- Я полгода за вами наблюдаю, и пришел к выводу, настало время для объяснений.

- Иван Михайлович! – директор завода, делая вид что не понял цели беседы, обращается с просьбой, - помогите застарелый конфликт один разрулить!

- А что там у вас стряслось? – участливо поинтересовался Конюхов. Опытный оперативник, он догадался, что тот пытается направить беседу в иное русло.

- Засилье военных у нас на заводе приключилось. Они и командуют.

- Какие такие военные могут здесь быть? У нас завод исконно гражданский, – чрезвычайно удивился Конюхов.

- Прошлые. Шпильман насажал. Секретарем партбюро много лет работает майор запаса, председателем профкома – капитан запаса. Кроме этого в рядовых операторах их куча - от капитана до подполковника. Естественно это люди обиженные Хрущевым, который им сломал карьеру. Теперь они различными путями стремятся утвердиться на производстве. По производственной линии им карьера не светит, они трясут медалями да давят на директора по партийной и общественной линии. Особенно это касается деятелей, облеченных общественными полномочиями.

- Очень долго рассказываете, – прервал его Конюхов. – Вы чего собственно просите? Чтоб их уволили, так для этого нужны серьезные нарушения. Есть к ним претензии?

- Есть! Я вхожу перед Днем Победы в одну из лабораторий, и вижу застолье, в центре которого секретарь парткома. Я напомнил, что партбюро предприятия приняло решение прекратить пьянки на рабочих местах, и приказал разойтись. А секретарь нагло заявляет: «- Рабочий класс сам примет решение».

После праздника я побеседовал с членами партбюро, проинформировал и собрал партбюро. Однако, секретарь передал все секретарю горкома в извращенном виде. Шпильман немедленно квалифицировал это «как попытку директора давить на партию». Это случилось еще при Сасине. Мне бы доложить об этом Сасину. Но Сасин укатил в Москву, а с Бураевым нам трудно разговаривать.

- Хорошо, я передам вашу просьбу Бураеву, - холодно сказал Конюхов. Ему казались достаточными полученные сведения. Опять вездесущий Шпильман. Но как к нему подступиться?

Но Бураев неожиданно сам проявил инициативу.

- Валентин Николаевич, - обращается как-то он к Панченкову. – Похвалился бы чем твой «Наукоград» занимается. За что мы ему бешенные средства отваливаем.

- Там же директор есть, почему бы вам с ним не побеседовать? – почувствовав в вопросе упрек, возразил Панченков.

- Был у нас конфликт давнишний. Времени, конечно, достаточно много минуло, да не хочется дальше отношения портить. Ты меня знаешь, если непорядок увижу - сразу вспылю. А ему покажется, что я старое вспомнил. Давай уж лучше ты меня поводи по тому хозяйству.

- У вас время есть немного? Тут даже объяснить суть дела очень сложно. Военный люд заполонил завод, и порядки свои проталкивает.

- Какие военные? Из военпредства что ли? - удивленно отреагировал Бураев.

- Да нет. Сокращенцы Хрущевские остались, вот и верховодят директором.

- Валентин Николаевич! Как могут подчиненные давить на руководителя? – переспросил Бураев. Будучи жестким руководителем, он всегда вел суровую политику единоначалия. – Тут что-то не так, надо разбираться. …Ну-ка поехали к Колосову, - решительно скомандовал он.

Тактичный Панченков незаметно попросил секретаря предупредить Колосова о внезапном визите генерального директора. Тот встречал их на входе в здание управления завода. Лицо его было мрачным, он нюхом почувствовал, что может раскрыться его афера с липовым полипреном. После суда над Кашкиным, он давно не спал ночами.

- Давай, Колосов! Показывай свое хозяйство, - распорядился Бураев.

Они осмотрели лаборатории, побывали в операторных установок, даже заглянули в заводской склад. Бураевым по мере продолжения осмотра все больше овладевало чувство глубочайшего раздражения. Но он держался изо всех сил.

- Хватит! – сердито буркнул он наконец. – Мне все ясно. Пока вы решаете, кто в доме хозяин, тут творится настоящий бардак. Вытяжка в лабораториях не работает, мешки с реагентами плавают в воде и портятся, автоматизация на установках дедовская. В чем дело, товарищ Колосов?

- Прокофий Федорович! Идем в кабинет, я сразу напишу заявление и уйду с должности, - отводя взгляд в сторону, вымолвил Колосов.

- Нет! Уйдешь только после того, как наведешь полный порядок на заводе, - сказал, как отрубил Бураев. – Валентин Николаевич, У меня злость кипит, я не могу его слушать. Ты останься, обсудите с руководителями, что можно сделать. Наметьте мероприятия и определите требуемую сумму. Денег не пожалею, но порядок будете наводить сами.

Порядок на заводе все-таки навести не успели. Спустя пару недель на одной из установок прогремел взрыв и погиб человек. Конюхов, бесспорно, доложил Бураеву о возникших у него подозрениях.

Взбешенный Бураев немедленно примчался на завод, и, схватив за грудки без того перепуганного директора, принялся вытрясать с него дух.

- Ну что подлец, доигрались?.. Пока власть делили, человека сгубили. Под суд у меня пойдешь! …А с завода чтоб не один инженер не выходил, пока установку не восстановите! Ставьте в кабинетах раскладушки и живите.

Суровый всплеск гнева отразился на интеллигентных работниках опытного завода трагически – Колосов ночью покончил с собой в собственном кабинете. После визита Конюхова он не сомневался, комиссия при расследовании выйдет на его преступную сделку с Кашкиным.

- Это вы его угробили, Прокофий Федорович! – высказал свое мнение главный инженер Панченков. Разумеется он не знал тайных пружин подоплеки и мыслил прямолинейно. – Вы своей грубостью довели человека до суицида.

- Да, моя вина тоже есть. Я слишком поздно хватился, - резко возразил Бураев. – Прибудь я сюда неделькой раньше и трагедии не произошло бы. Кстати, вы тоже виновны – почему не сигнализировали о беспорядках? Вам одни звания да диссертации нужны были, вот и докатились до пропасти.

Панченков уже работал над диссертацией и напоминание об этом воспринял обидчиво. Он тут же позвонил и пожаловался Сасину. В кабинете Бураева раздался ответный звонок по министерскому проводу.

- Прокофий Федоровчич! – говорит Сасин. - Ты что так сильно надавил на опытный завод, люди даже в петли бросаются?

- Болото там. Настоящее болото развели! Куют одни диссертации, а за порядком элементарным последить некогда. Вот пришлось активно вмешаться.

- Ты там сильно не перегибай, люди науки они твари нежные, – посетовал Сасин. - Дров не наломай. А восстановить установку я помогу. Пиши хорошую докладную, необходимые средства немедленно выделю.

 

Глава 8. Рикошет

 

Дело ученых рикошетом вернулось к Бураеву. После гибели Колосова между двумя первыми руководителями предприятия пробежала черная кошка. Отношения их надолго разладились. Конфликт усугубился тем, что кто-то опубликовал анонимную статью в областной газете о грубости генерального директора.

В кабинет стремительно влетела Людмила и бросила на стол газету. Ошеломленный Бураев удивленно поднял глаза.

- Сидишь, корпишь! Думаешь о благе подчиненных. А подчиненные тебя подсиживают. На!.. Читай, что пишет областная газета. Не иначе помощника работа.

Бураев глянул на статью. Она распростерлась на всю полосу, и читать он не стал. Достаточно было беглого взгляда, чтоб понять её ругательский смысл.

- Ты думаешь тут без Панченкова обошлось? Напрасно. Я прочла от начала до конца, там такие цифры и факты приведены, которыми только он владеет. А почерк явно Сереброва, я его стиль хорошо знаю. Вот разберись-ка с ним! Я говорю давно меня пора назначить редактором. Где-где, а редактором газеты свой человек должен работать!

- Хватит тебе зудеть! Тоже редактор нашлась. Иди занимайся своими делами, сам разберусь! – сурово одернул он Людмилу. Сам подумал и пригласил Панченкова.

- Валентин Николаевич! Твоих подчиненных рук дело? – сурово заявил Бураев, бросив перед Панченковым газету.

- Возможно моих, а скорее всего ваших! Сегодня писать никому не запретишь… - он прочел несколько строк. – Да, здесь явно Сереброва рука чувствуется, - он ваш или мой ставленник? - глубокомысленно парировал Панченков.

- Ну, что же. Я следствия заводить не буду. Но вычислю этого писаку – по стенке размажу, - хлопнул кулаком по столу Бураев.

Проводив взглядом Панченкова, он открыл шкаф и достал оттуда подшивку газет. Прочел несколько статей подписанных Серебровым.

- А ведь она права, - вслух подумал он. – Стиль Серебровский. Явно клин между нами забивает. Права и в том, что своего человека надо на газету назначить.

На всякий случай он снял редактора и назначил главным редактором Людмилу. Это назначение было крупной тактической ошибкой и доставило ему впоследствии массу неприятностей. Новая редактор газеты, даже получив кандидатскую степень, осталась в душе грозненской продавщицей. Оказавшись крайне пронырливой и наглой, она ловко раздувала конфликт в управленческих кругах. Она всячески выпячивала свою связь с генеральным директором, устраивала доносы на главных специалистов и разжигала неприязненные отношения в верхнем эшелоне. Внеслужебная связь как гидра выползла на поверхность.

Шпильман немедля решил воспользоваться ситуацией. Он пригласил Людмилу на дачу. Он принял её в кабинете, меблированным по ореховое дерево. Книжный стеллаж кабинета занимал всю стену. На журнальном столе хрустальная ваза с абрикосами и налитыми виноградными лозами. Венчала царственное благополучие распечатанная бутылка армянского коньяка. Ошарашенная роскошью апартаментов, Людмила тотчас забыла Бураева. Несмотря на возраст, выглядел Шпильман вполне презентабельно – благородная седина на висках, могучие плечи и ароматный коньяк «Арарат» завершили беседу постельной сценой.

В постели Людмила простодушно проболталась о связи с Бураевым.

На первом же бюро горкома, Шпильман ставит вопрос о поведении Бураева.

С целью подмять упрямца под себя, он устроил показательный разнос.

- Как вы смеете, первый руководитель заниматься любовными похождениями! – кричал он в лицо Бураеву. – Вы растлеваете не мораль, вы позорите партию, честь коммуниста. Я поставлю вопрос о вашем пребывании в партии. Затем в должности.

- Ну и снимайте, хрен с вами! – обозлился Бураев. Но он прошел слишком большую школу, чтоб сдаваться. Тем более нутром чувствовал, это не соперник! Это государственный враг, который мешает, когда зачатых работ полон воз. Он моментально взял себя в руки: – Не вы меня назначали и не вам снимать, товарищ Шпильман! Меня Москва поставила. С меня Москва топливо требует, а вы бабские сплетни обсуждаете на горкомах.

- Ну-у!.. – удивленно протянул Шпильман. Он помолчалсмешавшись при столь энергичном отпоре. - Москва и к нашему мнению прислушивается! Вот Валентина Николаевича предложу и поставим! Честный и порядочный семьянин. Хватит в заместителях ходить, давно перезрел уж.

- Извините, вы сами назвали меня «честный и порядочный». Как честный и порядочный человек, я по трупам в карьере не шагаю. Мне кажется, вы товарищ Шпильман очень круто взялись, - заступился за начальника главный инженер. – Сегодня много говорят о защите частной жизни. Семейные отношения – это частная жизнь. Тем более ему до пенсии три года остается. Дадим доработать…

Панченков исконно слыл добропорядочным семьянином, ему претили возникшие отношения между Бураевым и Людмилой, но он ценил начальника как руководителя. Тот кстати, дал ему полную волю в техническом творчестве. А некоторая натянутость в отношениях не мешала, а помогала в производственных делах.

- Ну что же. Прислушаемся к мнению помощника. Я выношу на голосование предложение объявить Бураеву строгий выговор! – на сей раз уступил Шпильман.

Выговор за выговором, он надеялся запастись терпением и точить камень капля за каплей. Пока нужно привлечь в помощницы жену Бураева. Женщины в порыве ревности гораздо коварнее мужчин и Валентина найдет способ расправиться с изменником. К его удивлению, жена Бураева к измене мужа отнеслась довольно скептически.

Исчерпав методы убеждения на местах, Шпильман просит соединить его с Кашкиным.

- Анатолий Петрович! – спрашивает он. - У тебя есть заказы на Белогорск по импорту?

- По оборудованию вообще-то рассчитался, так мелочевка осталась: – приборы, вспомогательные материалы, паспорта на аппараты еще на русский язык не все перевели… А что, поторопить надо поставщиков?

- Зачем торопить? Ты торопи, но не спеша. Пришли инструкции на немецком, пусть сами переводят. Приборы высылай частями – партию первичных, партию вторичных, чтоб монтировать не могли. Не мне тебя учить.

- А что у нас новые перестановки намечаются? Цель хочется знать, Сасин руку на пульсе держит, рисковать просто так не хочется.

- Цель в твоих интересах. Серебров видит, что партийная карьера шаткая. Ему техническую и твердую должность надо готовить. Или к себе заберешь?

- К себе заберешь, хлопот наберешь! – скаламбурил Кашкин. – Пусть там на местах поварится покруче. А просьбу вашу удовлетворю.

- Вот и поладили. Пока.

 

Глава 9. Турецкий удар

Бураев мчался по шестой улице в персональной «Волге» на комплекс получения топлива для «Буранов». Его в кабинетах всех уровней начальников по традиции именовали «продукт два». Апрельское утро было еще морозным, и автомобильные шины ласково шуршали по подмороженным весенним лужам, навевая радость в настроении. Комплекс был готов к пуску и хотелось к майским праздникам принести родине подарок. Это была его первая высота на космическом небосводе, и он предвкушал огромное внутреннее удовлетворение.

Войдя в зал совещаний, он опытным чутьем сразу почувствовал царившее там напряжение. Хотя люди дружно встали в уважительном приветствии и воцарилась глубокая тишина, Хайбуллин сидел сумрачный и недовольный.

- Что приуныли, друзья мои, - едва опустившись в кресло, поинтересовался Бураев. – Давайте уж, жалуйтесь. Кто доложит?

- Режут Прокофий Федорович. Поставщики режут… - пожаловался Хайбуллин.

- Какие поставщики, - недовольно перебил Бураев. – Какие поставщики, повторяю? У тебя все смонтировано. Готовь акты и к праздникам запускать будем. Сырья полное хранилище. Резервуары трещат, а он поставщиков ругает.

- Не будем. Главного нет. С приборами неувязки. Засел там этот проходимец Кашкин и не дает ходу. То левый сапог пришлет, то правый, - сострил Хайбуллин. – В общем, недопоставки приборов по внешторгу, пускать не на чем.

- Кашкин, это которого мы судили, что ли? Он что там во внешторге пристроился? – сморщив лоб, припомнил Бураев неприятную историю.

- Да, он самый. Сасин его почему-то подтягивает. – Вот и ставит он нам рогатки всяческие. То документация без перевода придет, то приборы в некомплекте. Первичники пришли, вторичных приборов половины почитай нет, а переписка с иностранцами месяцами длится. …Горим Прокофий Федорович, просто цугцванг получается. И что он к этому проходимцу прицепился?

- Служили они вместе. «Служили два товарища… ага»! – пропел он. - Случилось у них происшествие какое-то, вот и поддерживает сослуживца. – Вспомнив гуляющую среди соратников байку, что Кашкин спас жизнь Сасину на границе, оправдал Сасина Бураев.

Он на минутку задумался. Но думал он всего минутку, ибо опыт работы в пусконаладке не прошел даром. Решение пришло само собой.

– Ну а вы что сидите?.. Макрушин! Применяй против этого бюрократа турецкий удар! У нас что, на заводе отечественных приборов мало? Два цеха недавно закрыли, куда дели демонтированный материал? Ты вот что Александр Алексеевич! Ты не вали на дядю, бери родные приборы и ставь параллельный щит. Пока на нем поработаешь.

- Стыковать придется. Системы разные, там не только германские, другие фирмы руку приложили: и Голландия и Чехословакия…- попытался отвести грозу Макрушин.

- Системы разные, а принцип он один. Давление оно и в Голландии давление. Даю вам недельный срок. Чтоб к маю комплекс запустили. Так! Сегодня у нас пятнадцатое число? Ладно, так и быть еще три дня дам на неповоротливость. Двадцать пятого я вас еще разик навещу. Еще вопросы есть? Нет? Так я поехал. Мне еще на производстве этилена надо побывать.

Бураев встал и, провожаемый растревоженными взглядами присутствующих, вышел из зала. Там началось шумное обсуждение абсурдного с виду предложения. Но абсурдным оно оказалось лишь с первого взгляда. Демонтированные приборы дополнительных финансов не требовали. Их монтаж провели руками собственных специалистов, не привлекая немецкий шефмонтаж. Ровно неделю спустя в операторной высился временный щит управления. Громоздкий, но наш отечественный. К первому мая родина получила первую струю «продукта два».

Сасин сдержал слово. В девять часов утра к космодрому на Байконуре подкатила черная «Чайка». Из салона степенно вышли два армейских генерала и Сасин. Последним вышел Бураев.

- Так, впритык прибыли! Сколько там осталось? – уточнил Сасин у генерала.

- В космических войсках по-иному не бывает, - улыбнулся генерал, взглянув на циферблат часов. – Полюбуйтесь, ан какой красавец стоит – гордо показал он на ракету с острым шпилем и с «Бураном», как с рюкзаком на спине.

- Налюбовались? Теперь идем на наблюдательный пункт.

Едва они спустились по ступеням в подземный бункер, раздался оглушительный грохот, и на экране осциллографа засветилась огненная точка.

- Ну Прокофий Федорович! Вот результат нашего труда! – пожал ему руку Сасин. - Годы тяжелейшей работы тысяч человек здесь спрессовываются в секунды. Однако поздравляю!

 

Глава 10. Акционеры

 

И тут случился государственный коллапс. Развалился Союз, партнеры встали. Одновременно перестало поступать сырье, и отказались от продукции потребители. Предприятие очутилось на грани развала. «Продукт два» временно приостановили, ибо стране стало не до освоения космоса. Бураев мучительно искал выход. Ему вспомнилось предложение Седаева о самостоятельности, и он собрал соратников.

За столом совещаний сидят крутолобые помощники Бураева. Главный инженер Панченков поджав длинные ноги, восседает на отдельном стуле у самой стены.

- Я собрал вас сегодня посоветоваться и решить, что нам делать дальше, товарищи, - приподнял от суточной справки поседевшую голову Бураев. Он снял очки и, повертев их за дужку, продолжил:

- Мы с вами зашли в натуральный цейтнот! Нефтехимия простаивает. Удобрения завалило все склады и закутки, нефтепереработка еле теплится. Прошу предлагать любые мнения. Наша задача спасти коллектив. Скажу больше. Есть предложение Седаева выйти из подчинения центра и перейти в его подчинение.

- Любопытное предложение, но Седаев всем нам известный удав. Попробуем найти другой выход. Прокофий Федорович, завод минеральных удобрений можно спасти! – от стены нажимая на букву «о» поделился рассуждениями Панченков. - На днях у меня были шустрые ребята из «Агрокомпании». Предлагают арендовать оборудование. Прибыль, разумеется, потеряем. Но спасем коллектив и оборудование.

- Образно выражаясь, киты все перебиты, а сырье валяется под ногами! – задумчиво произнес Смородин. Бывший директор спиртов, он руководит экономикой предприятия. – Одно подчинение менять на другое сегодня не резон. Я предлагаю неиспользованные мощности загрузить переработкой отходов. Например, насколько мне известно, на заводе спиртов рекой льются отходы. Надо привлечь науку. Кстати, ученые тоже без дел сидят, с удовольствием возьмутся. Организовать на край творческий коллектив, чтоб взбодрить народ материально и работать. Давайте организуем акционерное общество и назовем его ну допустим «Полимер».

- А почему «Полимер»? Чересчур техническое название. Сегодня модно что-нибудь непонятное типа «Содис», либо «Омега», - пошутил один из заместителей.

- Правильно Смородин предлагает – мы технологи и не изменим профессии. «Полимер» так «Полимер», а кто скажет, законность как, на нашей стороне? …Организовать, работать. С юридической точки зрения как? Не подставим мы людей, вовлекая в сомнительные группы? – Бураев хорошо помнил нагремевшую историю с отгрузкой продукции в Сочи.

- Не подставим. Вышел новый закон о коммерческих предприятиях. Там все касаемое запрета отменили. Кстати, можем арендовать оборудование на своем предприятии.

- Да, да! – поддержал начальник юридического отдела. - Можем. Можем дать оборудование в аренду, и организовать арендные либо кооперативные структуры.

- Ну, организуем. А нам то это что даст? – дотошно выпытывал Бураев у помощников.

- Прокофий Федорович! Сейчас у нас кроме нефтянки почти все стоит. – Смородин знал что говорил. Он составлял ту справку, которая лежала перед глазами генерального директора. – Давайте предложим директорам взять оборудование в аренду. То сырье, которое мы им представим, пусть возвращают продукцией согласно плановых нормативов. А что добудут сами или получат из отходов сверх плана, останется в коллективе. Это же громадный стимул для коллектива работать хорошо и самим зарабатывать. Желающие, я думаю, найдутся. Вы звоните Сасину и договоритесь о временной консервации ракетного топлива. Панченков пускай пролонгирует отношение к этой затее Седаева. Все-таки наши люди, помогут на первых порах.

- Доля разумного в твоих предложениях есть, – согласился Бураев. – Но мы все-таки к этому начинанию давайте подойдем серьезно. Кулаков! Ты поезжай в Москву, подыщи там грамотных экономистов. Пусть нам обучение проведут, заодно сам немного вершков нахватайся. Хлыстов! Не медля приглашай университет, пусть руководителям нижнего звена экономику почитают. Сегодня она очень запутана. Все перевернулось с ног на голову.

- А ты Александр Алексеевич, - обернулся он в сторону Смородина, - коли предложил на спиртах группу организовать, вот тебе и карты в руки. Организуй. Пробуйте ребята. Все пробуйте, я поддержу. Анна Ивановна! – обратился он к секретарше, - наберите мне Сасина и Седаева, - скомандовал он по прямой связи секретарше.

- Михаил Федорович! Мы тут заседаем как раз. Ваше мнение хотелось бы послушать… - он в двух словах пересказал суть беседы. – Так, значит не возражаете. А чем можете помочь? Хорошо, «Внешторгимпорт» это уже хорошо, наши-то партнеры встали. Ладно, пока и на вещи согласны. Приоденем народ. Спасибо Михаил Федорович.

- Где там Седаев? – спросил он секретаршу. – Что ждет?.. Давай, соединяй,

- Александр Иванович! – повторил он тот же диалог. – Нам бы с Агрокомпанией живую связь наладить. Шустрые там ребята есть, предлагают завод сохранить. Как вы на это смотрите?

- Я предлагаю тебе ввести должность заместителя по внешнеэкономическим связям. Да-да, уфимцы уже вводят! Пора привыкать к самостоятельности! Даже кандидатуру могу подсказать – Талгат Хайбуллин. Завод-то все одно простаивает, его и назначь! Я положительно настаиваю.

- Положительно? Ну хорошо, мы посоветуемся. Завтра я подошлю человека, выведете его на компанию. Другие проблемы через Сасина снимаем. Крутимся, видимо все сегодня в таком положении? Уфимцы тоже тонут? Ну вот, каждый спасает сам себя. Спасибо за совет Александр Иванович.

- Ну вот ребята. Принципиальные вопросы мы сняли. Теперь проработаем детали и не унывать! Прорвемся! Где Бураев за дело взялся, любое дело наладится! Так завещал мне отец.

Глава 11. Зеленые

Всколыхнувшая души обывателя перестройка в теплый день 10 мая вылилась в шумный митинг. На площади Ленина казалось яблоку негде упасть. Секретарь горкома Шпильман наблюдал в окно и от удовольствия потирал руки: сегодня непотопляемого Бураева снесут! Там и сям раздавались озлобленные выкрики:

«Вон они стоят, им что получают бешеные деньги и травят горожан как кроликов!.. Смотри ухоженные какие, в бартерных костюмах… На других предприятиях заплату по полгода не дают, а они за счет народа жируют…»

- Как выступать будем Прокофий Федорович? – встревожено спросил Панченков. – Народ ужасно заведенный.

- Вот тут у меня подборка… Анализы, цифры статистические… - показал приличную пачку заготовок начальник отдела охраны природы.

Бураев молча глядел на беснующееся людское море. Смотрел и думал. А думал он вовсе не о цифрах. «Вот, всю свою трудовую деятельность отдал, чтоб улучшить производство. Чтоб дышалось легче и жилось лучше. Строим, внедряем, обновляем. И вот он мрачный итог: повесить, линчевать… Да разве в том что на других предприятиях руководители нерасторопные я виновен? Мы на своем бьемся, вертимся, ищем самые разные пути. Ошибаемся, но находим. У нас рабочие получают зарплату. Получают одежду по бартеру, продукты питания. И вот тебе благодарность, товарищ Бураев».

- Товарищи. Я многим вам известный врач, - меж тем гремел усиленный микрофоном голос очередного выступающего. – У нас в городе каждый второй ребенок тиккер. У нас экология в сотни раз хуже чем в Уфе или в Самаре. Каждый год вводится новое производство, в атмосфере сплошная нефтехимия…

- Прокофий Федорович, может вы после него слово возьмете? – снова обратился Панченков. – Оправдаться надо. Ведь совсем не то говорит, людей с толку сбивает.

- Нет! Пока не время. Пусть эти болтуны пар выпустят, затем мы выйдем. Терпи и слушай. – Бураев принял решение и четко знал, что и когда сказать.

- Товарищи!.. Это первая волна нашей заботы о детях. Я предвижу вторую волну. Я давно убеждаю городское руководство, надо комбинат перенести за гору… У нас роза ветров север – юг… - гремел последующий выступающий.

- Слышишь, Валентин Николаевич? Это уже откровенный демагог! – несмотря на напряженность ситуации, усмехнулся Бураев, - он в нашу с вами пользу аудиторию разворачивает.

- Товарищи! – разнесся усиленный микрофоном голос следующего из заводил митинга. – Это очень своевременно мы с вами взялись за экологию. Я вот недавно был в Москве…

И он начал долго и нудно рассказывать как он пил чай с московскими чиновниками. На площади зашелестели смешки и послышались выкрики. «Ты по делу говори. …Надо комбинатских послушать… Что они молчат?.. Пускай отчитаются перед народом. Бураева хотим слышать! Бураева давай!»

- Вот теперь пора, - сказал Бураев и вышел к трибуне.

- Товарищи! – произнес он и сделал длительную паузу, напряженно вглядываясь в море лиц. – Товарищи, обращаюсь я к своим коллегам и соратникам. Есть среди нас работники комбината?

- Есть, есть – раздались голоса.

- Именно к вам я обращаюсь. К вам и вашим семьям. Здесь пламенно выступали музыканты, повара, доктора. Клялись в своей праведности, хулили нас - иногда заслуженно, чаще нет. Все подстрекатели одно забыли – что они паразитируют на нашем с вами теле! Да, на нас с вами, - повторил он, заслышав неприязненный гул. – Мне не трудно написать распоряжение о закрытии комбината. …Закроем цехи, остановим установки и уйдем все. Куда?.. Ответьте мне, чем займется армия в 25 тысяч людей? А с семьями половина населения города. Кого будут учить музыканты, возить водители и лечить доктора?

- Вот ты кто по профессии? – ткнул он рукой в чрезвычайно близко подошедшего мужика.

- Аппаратчик, - смущенно ответил тот.

- А ты? - спросил Бураев другого.

- Машинист!

- Чем вы умеете заниматься, кроме своей работы? Куда, торговать или воровать пойдете?

- Нет, торговать я совсем не могу. Я на своей работе привык, мне другой не надо.

- Тебе не надо, другому не надо. Что же вы позволяете всяким крикунам беспардонно мутить народ! Скажи вслух, где ты работаешь газу много? Задыхаетесь вы там?

- Да нет у нас никакого газу. У нас анализы отбирают. Кислород тоже всегда в норме.

- А вот товарищ, передо мной выступал, утверждает, что у нас в сотни раз превышения! Он, видимо, лучше знает. А спроси у него - где находится северная проходная? - он не ответит. Дурят вас дутыми цифрами, подтасованными фактами. Вы слышали, врач пример приводил: «За неделю родилось половина детей-тиккеров». Плохо. Но я уточнял в родильном доме. Да два ребенка родилось на неделе. Один тиккер, потому что отец беспробудный алкаш. Причем здесь Бураев, причем машинист или аппаратчик? И причем половина?.. Эх вы! Развесите уши и слушаете, как вас проходимцы от всяких партий дурят. Им должности нужны, карьера. А вы помогаете в их грязных целях. – Бураев еще раз осмотрел притихшее людское море. Там царил полный штиль.

- Пошли товарищи, нам здесь делать нечего, - пригласил он своих помощников и, несколько минут спустя, машины с руководителями тронулись от площади.

После его эмоционального выступления народ стал в глубокой задумчивости расходиться. Разговоры разговорами, а семьи кормить действительно надо.

Бураев по натуре не был консерватором. Уже в первых числах июня он собирает круглый стол с участием своих заместителей, представителей прессы и общественности.

- Вот что, друзья мои! – произнес он, начиная выступление. – Нам нельзя сидеть и слушать всяких болтунов. Надо давать им отпор. Не в фарватере идти, а вести упредительную разъяснительную работу. Каков тираж нашей газеты? – уточнил он у редактора. – Ну вот. Надо работать через прессу, и в первую очередь использовать свою газету. Давать объективные материалы. Ты Владимир Петрович, - обратился он к заместителю по строительству, - опубликуй сведения по капвложениям в городскую социалку и жилье, ты Богданов, просвети по бартерным товарам. Мы с вами одели половину города? Одели!.. Так почему одетый горожанин об этом не знает? Совхоз наш бесплатно кормит тысячи рабочих, это снимает напряжение с продуктами, тоже надо показать.

Бураев внимательно оглядел своих подчиненных, с которыми прожил десятки лет на предприятии. Он видел и чувствовал, здесь его соратники, они его понимают.

- Все свободны, прошу работать!