Глава 10. Ласковый красавчик Рекс

Чучелолохматое с опаской ступил за порог и принюхался.

— Не больно-то у вас едой пахнет, — сказал щенок.

— Мы со Стеллой бережём фигуру, — с достоинством ответила Пуся. — Нечего о еде думать, тебя только что накормили.

— А о чем тогда думать?

— В первую очередь о внешнем виде. Будущие хозяева должны захотеть тебя погладить и не бояться подцепить блох. Иди-ка сюда.

Пуся лапкой открыла дверь в ванную комнату.

— Ух, ты! Какая огромная миска! — завопил щенок, с восторгом оглядывая ванну.

— Это не миска. Это ванна, в ней купаются.

— Жалко… А я думал, из неё кушают. Как представил, сколько можно сосисок положить, чуть не описался от радости!

Щенок прыгнул в ванну, но едва Пуся включила воду, в ужасе метнулся обратно.

— Я боюсь, — сказал он. — Я очень-очень боюсь!

— Тебя что, никогда не мыли?

— Не-а. Я один раз в лужу залез, так чуть не утонул.

— В ванне не утонешь. Полезай.

— Не-а.

Пуся рассердилась:

— Ну и ходи грязнулей. Только о Мише можешь забыть. У него мама знаешь, какая аккуратная? Она каждый день половики трясёт и крысбуля моет. Климентий мне сказал, что она даже Мишиного папу приучила по утрам чистые носки надевать, а это не всем женщинам под силу!

Чучелолохматое горестно вздохнул, но, зажмурив глаза, вновь забрался в ванну. С закрытыми глазами он мужественно простоял всё то время, что Пуся поливала его из душа, намыливала, тёрла и опять поливала.

— Долго ещё? — нетерпеливо перебирая лапками, щенок приоткрыл глаза.

— Шампунем мы помыли, бальзамом ополоснули, маской для волос побрызгали, осталась пенка, мусс и крем.

— Неужели все собаки так моются? — приуныл щенок. — Так весь день на одно умывание уйдёт, и побегать будет некогда.

— С бегом придется повременить, — категорично заявила Пуся. — От бега потеют и пачкаются. Вот найдёшь хозяев и бегай сколько влезет, а пока стой смирно.

Щенок героически вытерпел пенку, мусс и крем, и как только Пуся закрыла кран, энергично отряхнулся, обрызгивая Пусю, розовые полотенчики, висящие на сушилке, и цветастый халат с китайскими драконами. Пуся огорченно посмотрела на стекающие с халата ручейки, а потом махнула лапой:

— Ладно, потявкаю Стелле, будто это я купалась. Идём сушиться.

Под феном Чучелолохматое заметно взбодрился.

— Здоровско жужжит! — восхитился он. — Прямо как мясорубка! У нас в приюте все знали, что если мясорубка жужжит, то на ужин будут котлеты.

— Ну и сидел бы себе в приюте, — сказала ему Пуся, которой начинал надоедать этот невоспитанный непоседа. — Слушал бы свою мясорубку и лопал бы свои котлеты.

Щенок надулся:

— В приюте плохо. Там на одного воспитателя сто собак. А разве может один человек любить сто собак сразу?… Что там у нас дальше?

— Дальше по плану у нас завивка. Но мы тебя завивать не будем, потому что ты и без бигудей кудрявенький. Интересно, какой ты породы?

— Не знаю, — пожал плечами Чучелолохматое. — Наверное, бегательной и лопательной.

Закончив с сушкой, Пуся подтолкнула щенка к зеркалу:

— Взгляни-ка на себя, — довольно произнесла она. — Прелесть какой красавчик!

 

Щенок подошёл к трюмо и удивленно уставился на огромное количество баночек, флакончиков, пузырьков, расчесок, коробочек, ножниц и пилочек.

— Вот это да! А вы не путаетесь в них?

— Настоящая женщина никогда не запутается в косметике. Это только мальчишки пудру от румян не отличат.

— А они вкусные?

— Ужасная гадость, — призналась Пуся и быстро добавила, — Ты только никому не говори, что я это пробовала.

Она открыла несколько флакончиков и задумчиво обнюхала каждый. Стелла даже и представить себе не могла, что малышка Пуся так ловко орудует пальчиками на крошечных лапках. Когда Пуся забывала завинтить крышечки, Стелла корила себя, за то, что сама оставила пузырьки открытыми.

— Напоследок польём на тебя духами. Какой бы выбрать запах?…

— А колбасный есть?

— Нет.

— А сырный?

— Ни колбасных, ни сырных духов не бывает! Ты еще чесночные скажи!

— Жалко.

— Знаешь что? Мишина мама очень любит яблоки. А Мишин папа любит груши. Побрызгаем-ка мы тебя ароматом осеннего сада…

И Пуся из пульверизатора окатила щенка душистым облачком. Щенок взглянул на себя в зеркало и обомлел. На него смотрел чистенький, миленький пёсик с беленькими и золотистыми завитушками нежной шёрстки. Глазки у пёсика блестели, а ушки задорно свешивались на бок.

— Красавчик! — проговорила Пуся. — Хоть сейчас в рекламу собачьего корма! Вот таким ты должен быть всегда. Понял? Никаких луж, никаких канав, никаких мусорных баков!

— Самое интересное и нельзя.

— Как хочешь. Я тебя предупредила. А теперь — к Боче.

Она повела преобразившегося бродяжку на улицу, чтобы сдать его на руки мопсу, и на лестнице застенчиво спросила:

— А ты правда меня красивой считаешь?

— Конечно! Чего ж мне врать? — горячо откликнулся тот. — Ты самая-самая красивая из всех, кого я видел!

— Думаю, мы с тобой подружимся, — кокетливо произнесла Пуся.

Во дворе их уже поджидали Боча и Сеня.

— Принимайте, — сказала им Пуся. — Теперь это совсем не чучело.

— Вот это да! — восхитился Сеня. — Вот это симпатяга! Прямо сам стал бы твоим хозяином!

— Теперь тебя Чучелолохматым нельзя называть, — согласился Боча. — Теперь тебе можно нормальное имя дать.

— Меня Миша Рексом назвал! — тявкнул щенок. — Значит, я Рекс!

— Пойдем, что ли, — застенчиво произнес Боча. — Только тихо. Дома хозяйка. Она на кухне стряпает, и не знает, что я тут с тобой вожусь.

Оба пёсика — Боча и Рекс — на цыпочках прокрались в дом, где жил мопсик, и юркнули под кресло.

— Ты тут посиди, понаблюдай, а я тебе покажу, как надо ластиться к хозяйке, — прошептал Боча. — А если Иван Никодимыч придет, то я ещё покажу, как ластиться к хозяину.

И мопс, отталкиваясь лапками, на пузе выполз из-под кресла, что стояло у самого коридора. Он поставил бровки домиком, широко распахнул глаза, а затем двинул на кухню.

Маргарита Семёновна порхала между плитой, холодильником и разделочным столом, напевая песню о яблоках на снегу. На секунду она остановилась, собрав морщинки у переносицы, и сама себе сказала:

— Странно, варю борщ, а пахнет яблоками и немножко грушами.

Она взялась за нарезку мяса, чтобы бросить его в суп, когда к ней подошел Боча. Мопс пронзительно посмотрел на хозяйку и тоненько заскулил. Затем лизнул хозяйкину ногу и снова заскулил.

— Ах, ты мой шалунишка! Ах, ты мой толстячок! — умилилась Маргарита Семёновна. — Кушать хочешь?

 

Боча деликатно гавкнул, а потом, встав на задние лапки, передними упёрся в буфет, показывая, как он проголодался. Всё это время на его мордочке было написано жалобное выражение, от которого Маргарита Семеновна разохалась, бросила нож и принялась угощать Бочу нарезанными кубиками мясца. Рекс, хоть и был от души накормлен Мишей, от такой аппетитной картины заволновался, зашевелился и даже легонько взвизгнул.

— Уж не мыши ли у нас завелись? — насторожилась Маргарита Семеновна. — Мне Борисовна сказала, что по дому разгуливают грызуны.

Рекс затих, и Маргарита Семеновна успокоилась. Когда Боча лобиком потерся о её тапок, она подняла питомца на руки, чмокнула в носик и прямо на руках начала кормить. Несколько кусочков мяса упали на пол. Рекс уставился на них, забыв о Боче и об уроке ласковости.

Хлопнула входная дверь, лязгнул замок, и перед глазами щенка появились большие мужские ноги, загораживая вожделенные мясные кусочки. Маргарита Семёновна поспешно опустила Бочу на пол, строго наказывая:

— А почему это мы папочку не встречаем? Ну-ка встречай папочку!

— Рита, сколько раз я тебе говорил, не называть меня папочкой! Какой я ему папочка? Я Серёжке папочка и Светлане папочка. А для Бочелли я хозяин!

— Серёженька и Светочка уже выросли, — виновато ответила хозяйка. — Один только Боченька у нас остался.

Боча, косолапя, прошёлся по кухне и остановился у Ивана Никодимыча. Он не стал строить грустные глазки, как было до того с хозяйкой, но с серьёзной миной уселся попой на ногу хозяина. Посидел, вздохнул, прислонился всем телом и снова вздохнул.

— Ладно, ладно, малыш, — растаял Иван Никодимыч. — Ты у меня хороший пёс. Замечательный пёс. Сейчас папочка… тьфу ты!… хозяин переоденется и поиграет с тобой.

Красавчик Рекс на этот спектакль смотрел вполглаза, потому что перед самым его носом аппетитно благоухало оброненное лакомство, дразня и щекоча чёрный влажный нос. Щенок терпел как мог, но едва Иван Никодимыч чуть подвинулся в сторону, вылетел пулей из-под кресла и цапнул мясо.

— Что это? Кто это? — закричала Маргарита Семёновна. — Мыши?! Крысы?!

Перепуганный Рекс начал метаться по дому, натыкаясь на диваны, столы, кресла и шкафы. Покачнулась и с грохотом упала с журнального столика копилка, раскололась, разлетелась на мелкие кусочки. По полу покатились монетки, лапы Рекса на них заскользили, и щенок завалился на бок. Впрочем, он тотчас вскочил, по-блошиному прыгнул несколько раз, а затем кинулся в открытое окно, благо этаж был первый и падать было не больно. Бросившийся к окну Иван Никодимыч успел разглядеть лишь золотистый хвост, скрывающийся в лопухах за детской беседкой.

В лопухах Рекс обнаружил Сеню. Тот катался по земле спиной и сучил в воздухе лапами.

— Эх, как хорошо жить на свете! — воскликнул Сеня. — Ну что, научился подлизываться?

— Научился, — потирая бок, сказал красавчик Рекс. — Я тоже хочу, как ты, поваляться. Только мне нельзя, испачкаюсь… Давай, теперь твоя очередь.

Сеня перевернулся, стряхнул листья и травинки.

— Каждый пёс должен уметь защищать хозяина, — назидательно начал Сеня. — И для этого… Для этого… Чё-то не умею я складно говорить. Я лучше покажу. Вон Любочка идет с учёбы, я мигом!

Сеня сорвался с места, стремительно влетел в свой подъезд.

— Никуда не уходи! — крикнул он на лету.

Ровно через минуту Любочка вышла с Сеней во двор. На Сене был ошейник, но поводок свободно болтался в Любиной руке — доберман не был пристёгнут. Любочка ткнула пальцем в сторону магазина и скомандовала:

— Сенкью Вери Мач! Мы идём за хлебом!

Не успела она сделать несколько шагов, как Сеня присел на задние лапы, а потом с грозным рыком кинулся на проходившего мимо дядю Жору. Сеня лязгнул челюстью над дяди Жориным ухом, и тот выронил авоську с картошкой.

— Сеня, что с тобой? — удивилась Любочка. — Извините дядь Жор, он больше не будет.

— Развели тут зоопарк, — заворчал дядя Жора, подбирая картошку, — то собаки, то Мышкин этот с беседами…

Потом Сеня подобный фокус повторил с дворничихой Борисовной, получив взамен ощутимый удар метлой. Борисовна не боялась собак. У неё были верные помощники, оберегающие от нахальных псов, — совок да веник.

Любочка вновь начала извиняться, на что Борисовна махнула рукой:

— Что с него взять, с балбеса! Главное, пусть крыс отпугивает.

На балбеса Сеня немножко обиделся и даже разозлился. Поэтому следующему человеку досталось больше всего. А следующим встречным оказался Вася. Сеня в прыжке сбил его с ног, повалил на землю и победно зарычал.

— Совсем сдурела псина! — в сердцах воскликнула Любочка, помогая Васе встать. — Придется пищать зайчиком.

Она пристегнула своего питомца, развернулась и потащила приунывшего Сеню домой, чтобы примерно наказать. В качестве наказания она несколько минут пищала резиновым зайчиком над Сениным ухом, отчего тот трясся, поджимал хвост и скулил. Резинового зайчика Сеня боялся больше всего на свете. Зато после зайчика, когда Любочка погладила его по голове и сказала, что она его простила, Сеня с гордостью подумал, что урок защищательства был проведен на отлично.