Вторая поездка в Лавру и кончина

 

Как Слава и говорил, муж вернул­ся служить снова в Чебаркуль. Пришел из армии старший сын. Славик просил опять о поездке к отцу На­уму за благословением.

В этот раз мы поехали уже с на­шим папой. Отец Наум как будто ждал нас. Не было никого: ни мона­хов, ни паломников. Обутый в валенки, отец Наум сидел на табурет­ке под навесом. Славик сразу подо­шел к нему и встал перед ним на ко­лени. Мы с мужем остались в сторо­не, т. к. я знала, что когда старец с кем-то беседует, подходить нельзя. Они поговорили и подошли к нам. Отец Наум предложил нам переехать жить в Сергиев Посад, обещал нам оказать посильную помощь.

Пообщавшись с отцом Наумом ка­кое-то время, мы пустились в обратный путь. Хочу отметить, что путь наш был чудесным образом уп­равляем Господом.

На обратном пути в поезде мы с мужем обсуждали вопрос, как ему уйти из армии, чтобы, ради сына, переехать жить возле Лавры. В то время уйти из армии было очень

сложно.

Когда же отец вышел из купе, Сла­вочка мне сказал: «Мамочка, не думайте ни о чем. Вы не переедете». Я в недоумении спросила: «Почему, Славочка? Ради тебя мы готовы на все, даже бросить службу в армии и жить у монастырских стен». Славик на это мне ответил: «Нынешней осе­нью, когда я пойду в школу, где-то в 20-х числах сентября мне станет плохо. Я заболею и умру...».

Это он сказал в июле, а в марте его не стало. В этот период Славик про­должал ходить в школу с нескольки­ми короткими перерывами, когда ему приходилось по нескольку дней находиться в больнице. Он только последние две недели перед своей кончиной не посещал школу.

Вот и все Славочкино житие... Ему не хватило пяти дней до 11 лет. Славик говорил: «Бог сократил мой век потому, что люди очень уж быстро предают Бога, и поэтому я не успею вырасти, а так бы был вна­чале врачом, а потом — монахом». И еще он сказал, что некоторые люди сильно разозлятся на его пророче­ства, когда они начнут сбываться, и назовут его злым колдуном.

 

II

СЛУЧАИ ИЗ ЖИЗНИ

 

При жизни Славочки возле наше­го дома росла двуствольная березка и всегда пел соловей. После Славочкина ухода ко Господу одна половина березки погибла (так до сих пор и стоит в таком виде) и сразу же уле­тел соловей; больше он ни разу не прилетал.

Славик любил все и всех. Он при­нимал и оказывал помощь и мусульманам, и католикам, да и вообще всем, кто приходил. Животным и птицам тоже помогал. Без причины не срывал ни цветочка, ни листоч­ка. Старался не ходить по траве, чтобы ее не помять.

Однажды моя знакомая принесла пышный гладиолус. Славик подбе­жал, посмотрел и быстро убежал прочь от цветка. Я потом его спро­сила, почему он так поступил? Он ответил, что цветок ему пожаловал­ся, что он бы еще пожил, если бы его не срезали.

Однажды был курьезный случай. Стояла прекрасная погода, и мы с ним вышли погулять. Было много народа на улице. В «кулинарии» мы купили со Славочкой булочек, а ког­да вышли, вдруг откуда-то прилете­ли голуби, сели, окружив его плот­ным кругом так, что он не мог сту­пить шагу. Люди от удивления останавливались и, улыбаясь, смотрели на этот «круг почета». Славик стоял сконфуженный. Пришлось мне по­просить голубей, чтобы они остави­ли его в покое. Они расступились, но еще какое-то время сопровожда­ли его, топая за ним. Хотя булочки были у меня, голуби на них не обращали внимания.

Вообще при жизни Славика по­стоянно мелкие пташки заглядыва­ли к нему в окно. А когда несколько дней он лежал в больнице гор. Челябинска, то возле его окон была на­стоящая битва между воронами и мелкими пташками. Люди от удив­ления высовывались из окон своих палат, потому, что стоял сильный шум.

А вот когда его привозили первый раз в больницу гор. Чебаркуля, то следом за ним в больничный корпус залетела одна из синичек. Залетев на второй этаж, она не знала, куда ей деваться. Славик в это время за­шел в кабинет врача. Пока он был у врача, санитары пытались открыть окно, чтобы выпустить синичку, но она так ударилась о стекло, что упа­ла на подоконник. Все с сожалени­ем подумали, что она умерла. Но тут вышел Славочка, подошел к подоконнику, взял ее в руки, немного подержал и выпустил на волю: Мое­го мужа это так поразило, что этот случай он никак не может забыть и всегда при воспоминании об этом сильно расстраивается.

Высшие командиры, наслышанные о Славике, просили моего мужа о встрече со Славиком. Иногда мой муж брал Славика с собой на полигон, где Славик беседовал с нашими военными. Он любил нашу армию и печалился о том, что вместо армии создадут бригады быстрого реаги­рования. Он так и назвал их: «бри­гады быстрого реагирования», ко­торые перед приходом мирового правителя будут любое, даже ма­лейшее проявление человеческого недовольства «гасить» своим быст­рым появлением.

Очень много будет подслушиваю­щих устройств. Даже на улице люди будут бояться разговаривать. Вре­мена будут хуже, чем при Сталине.

Люди почти все будут заниматься спиритизмом, будут жить по под­сказке и под руководством бесов, потому что будут явно слышать бе­сов и разговаривать с ними, считая их за высший разум. Обыкновенных, нормальных людей останется очень мало. Вначале люди, руково­димые бесами, будут смеяться над обыкновенными людьми, считая их безграмотными, отсталыми и не нужными на земле, а со временем, когда поймут, что попались в сети лукавого, начнут так сильно злить­ся, что готовы будут своими руками разорвать тех, кто уцелел. Уцелев­шие вынуждены будут прятаться.

Славик сказал, что ядерная война ничто по сравнению с надвигающейся катастрофой, что на Луне очень много бесов (так называемых инопланетян). Только они сейчас могут показывать фокусы на Луне, и на небе и, как бы на Солнце. «И поэтому, — сказал он, — любопыт­ствовать тебе, мамочка, нельзя, что бы интересного там не происходи­ло».

Воспоминания я пишу потому, что вижу, как экстрасенсы перебирают­ся в Церковь, как все меньше про­стых людей посещают ее, а Славик сказал, что человек без исповеда­ния грехов и без Причастия не выживет и не спасется. Без этого все начнут глупеть. Славик сказал, что в церковь нужно обязательно хо­дить даже тогда, когда изменят Символ Веры, ради исповеди и Причастия. А в храмы тогда почти никто ходить не будет.

Хочу сказать еще о том, что Сла­вик до последнего вздоха пропове­довал Пресвятую Троицу. Умолял людей ходить в храм, по возможно­сти поститься и как можно больше молиться. Когда люди выполняли это, он очень радовался за них, поз­дравлял их с Причастием, хвалил их, молился за них. Последнее вре­мя молился целыми днями и за каждую мелочь всех благодарил и всем кланялся, особенно почему-то мне.

Вспоминается один случай. Од­нажды Славочка стоял на молитве возле иконы Господа нашего Иисуса Христа. Свеча горела ярким пламенем и вдруг погасла без всякой причины. Славик почему-то так сильно расстроился. Вместо того, чтобы просто зажечь свечу, он начал слез­но просить Господа, чтобы свеча за­горелась. После некоторого време­ни свеча воспламенилась сама, че­му я сильно удивилась.

Славик сказал, что в доме нельзя держать собак, что собаки должны жить во дворе. Нельзя собирать ма­ски, черепа, фантастические книги и т. д., потому что в них поселяются злые духи. И наоборот — ликов Свя­тых злые духи не выдерживают. Не любят они и горящие свечи, запах ладана, а особенно Воскресную мо­литву, от которой они начинают метаться и исчезают.

Славик сказал, что храмы будут пустовать и в них неофициально разрешат открыть небольшие мас­терские (в основном столярное ремесло). Когда будет голод, жестокий голод, женщины от голода повезут свои сокровища, в том числе и ста­ринные иконы, в комиссионные ма­газины гор. Челябинска — там до­роже будут оценивать. Создадут магазины, которые будут торговать только иконами, а голодные про­давцы будут со страхом работать в этих иконных магазинах, потому, что Господь будет эти магазины сжигать огнем.

Славик говорил, что вода с по­верхности земли начнет уходить, а деревья и вся растительность — гибнуть. Только по милости Божьей те, кто не запечатаются печатью антихриста, будут иметь возможность вырастить что-то из овощей на огороде.

Матери одного мальчика Славик посоветовал не напрягать своего сына учебой на пианино, объяснив, что ему это не пригодится, что людям будет не до музыки (мальчику этому сейчас уже за 20 лет). Не нуж­ны будут ни музыканты, ни артис­ты, ни спортсмены. Нужны будут те забытые древние знания, по кото­рым человек мог определить, где копать, чтобы найти воду, и как вы­жить.

Вода будет уходить, а оставшаяся будет портиться.

В космос летать нельзя, потому, что из космоса, когда ракета летит на землю, несет за собой невиди­мые кристаллы, которые задерживаются в одном из слоев атмосфе­ры, причем они имеют способность делиться. При определенных усло­виях, созданных человеком, они в конечном итоге упадут на землю и все, что попадет под них — разда­вят. Если попадет под этот кристаллопад человек, то получится на вид как бы куча льда, смешанная с кро­вью. Таять такой лед не будет.

Еще он сказал, что как береста го­рит и сворачивается, так сгорит один слой неба. Небо после этого приобретет другой вид.

Когда Славику было открыто ис­тинное состояние нашего земного неба, он целый день плакал и ска­зал: «Мамочка, небо вовсе не синее, а такое, как у Саддама Хусейна, ког­да у него нефть горела.

 

* * *

Расскажу о некоторых чудесах, происходивших перед кончиной и после кончины Славика. Если ему, маленькому, согласно записи в ме­дицинской карточке не делали при­вивок, то, когда мы с ним лежали в больнице гор. Челябинска, он сам не разрешил вливать ему чужую кровь. Но когда врач настояла на этом и ему попытались влить кровь, то не смогли этого сделать. Кровь сама не поступала и они вынужде­ны были убрать капельницу. Сла­вик сказал, что с чужой кровью в человека входят чужие грехи, а кровь все равно не приживается, т. к. она мертвая.

Славик носил свой большой крес­тильный крест, а в детском отделении гематологии гор. Челябинска помощником зав. отделением была экстрасенс. Она ругалась: «Повесил крест на все пузо! Убери его!». Она пыталась взять пункцию костного мозга у Славика в области груди, и тоже не смогла этого сделать. Неви­димая сила выбила из ее рук эту иг­лу. Пункцию взяли, но другие.

Диагноз Славику так и не опреде­лили. Когда я его спросила: «Славочка, у тебя рак?» Он ответил: «Ху­же, мамочка. Есть рак — он, а есть рак — она. Так вот у меня — она». В хирургическом отделении после всех проверок предположили, что видимо, была лимфосаркома. Но его никто не лечил, и болезнь была в таком запущенном виде, что невозможно было определить, от чего он умер.

Однажды Славика пригласила к себе в кабинет врач (не помню уже, какой кафедрой она заведовала) и попросила продиагностировать ее. Славику это ничего не стоило. Он в считанные минуты удовлетворил ее просьбу. На ее вопрос: «Сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь?» Сла­вик при мне ей ответил: «Вот вы всю жизнь лечите людей. Вылечили ли вы кого-нибудь?» Она ответила, что не знает — наверное, вылечила все-таки кого-нибудь. Славик сказал: «Почему не можете себе вылечить ноги? У вас всю жизнь были самые хорошие лекарства. Самое лучшее вы оставляли себе, другое раздава­ли своим знакомым, так почему вы все не вылечились?» Опустив голо­ву, она тихо ответила: «Вот, не вылечились».

Славик сказал, что он здесь для того, чтобы помочь умирающим детям и если у него хватит сил, то по­может и ей. Больше она не приходи­ла к Славочке.

Когда нас с ним перевели в хирур­гическое отделение, он мне сказал: «Мамочка, я умирать буду, а они бу­дут петь и плясать». Я ничего не ответила. Я даже вообразить не мог­ла, что бы это значило.

Два дня, проведенные в палате, были спокойными. За стеной у нас была так называемая ординатор­ская, а почти, напротив, в коридоре, стоял большой телевизор, где больные ребятишки из отделения смотрели вечерами телепередачи.

Накануне, 8 марта, в этой ордина­торской у нас за стеной началась гулянка. Славику в это время было очень плохо после лапароскопии. Гулянка постепенно усиливалась, а ребятишки постепенно увеличива­ли звук телевизора. Гулянка песня­ми и плясками уже все отделение сотрясает, телевизор орет на полную мощность, дети, подражая раз­гулявшимся медработникам, ска­чут и пляшут возле телевизора... Я выглянула в коридор, и у меня от ужаса на голове зашевелились во­лосы. Это не иносказательно. Воло­сы от ужаса действительно шеве­лятся. А Славик лежит тихонечко, чтобы меня не расстраивать: вроде как спит.

В то время, пока мы лежали в больнице, в Челябинск приехала Стефания, прилетела Джуна, при­был и Лонга, и Кашпировский. По­сле того, как многие из медперсона­ла побывали у этих колдунов, один из врачей сказал мне, что у боль­ных тяжелыми заболеваниями бы­вает видение будущего, и что у Сла­вика такие способности от болезни. Такой вот Славикову дару прозорливости диагноз поставили, но диа­гноза его болезни так и не было. Когда они отошли, подошла другая врач и сказала мне: «Не слушайтевы их! Я 30 лет работаю здесь, всяких раковых ребятишек повидала, но провидца из них ни одного не было. Я вообще впервые в жизни вижу такого человека! Слава Богу, что вообще увидела в своей жизни такое!»

Хочу заметить, что на Урале, осо­бенно в гематологической больнице — просто работающий конвейер умирающих от лейкоза детей. И вот, будучи в таком же состоянии, как и все больные дети (только в отличии от других нелеченый), Славик ста­рался своими советами помочь родителям болящих детей. Подсказы­вал, какие молитвы читать, какую траву заваривать, чтобы облегчить страдания умирающим детям.

Один 15-летний мальчик сказал, что если не умрет, то пойдет учиться в семинарию и будет священни­ком, потому, что его поразило, что Славик все о нем знает и видит все его болезни и, что есть надежда на хороший исход (у этого мальчика, к счастью, заболевание оказалось не ­смертельным).

Не случайно дьявол заставил ак­тивно действовать своих служителей: стефаний, джун, лонгов, кашпировских и других последователей Месинга.

Перед кончиной Славика его собо­ровал о. Владислав Катаев из Чебаркульского храма. Он с собой привез две бутылочки святой воды. После соборования он предложил Славику попить водички, что была в одной из бутылочек. Славик возразил на предложение отца Владислава, сказав, что такой воды, как в этой бутылочке, у нас много из под крана, и попросил воды из вто­рой бутылочки, сказав, что та вода «святее». Удивленный о. Владислав задал вопрос: «А ты откуда знаешь?» — и сознался, что вода в первой бу­тылочке была разбавлена.

С 14 на 15 марта около полуночи мы с мужем, до этого все время дежурившие у Славиной постели, враз уснули беспробудным сном. Когда очнулись от сна, тоже враз и мгновенно, с ужасом посмотрели друг на друга: не проспали ли мы сына?! Муж заглянул к нему, а Сла­вик, улыбаясь, поздравил его с днем рождения и сказал:

«Папочка, поспи. Ты, наверное, ус­тал, проговорив со мною всю ночь». Изумленный муж ответил ему, что мы спали всю ночь. А удивленный Славик спросил: «А кто же всю ночь держал меня за руку и разговари­вал со мной, успокаивал и говорил: "Ничего не бойся Славочка, все бу­дет хорошо"?». Сказал, что у него ничего не болело всю ночь.

Еще один случай. После обеденно­го времени я стояла на кухне. Было около трех часов дня. За окном мо­роз -20°, а я четко слышу урчание грома, как во время грозы. Не пой­му — откуда. Внезапно, как будто ниоткуда подлетает к окну голубь. Порхая на одном месте перед ок­ном, смотрит мне прямо в глаза. Долго порхает. Мне его стало очень жаль. Я подумала: «Наверное, уже устал?» — и подошла вплотную к ок­ну, чтобы он улетел. Из окна внизу я увидела на крыше двухэтажного детсада громадное кучевое облако, очень пушистое, с ярко-белыми краями и синеватым верхом, а вну­три него звучат раскаты грома. Я подумала, что так не бывает и, ви­димо, это связано со Славиком. Так оно и было — утром следующего дня Господь забрал Славика.

Хоронили Славика всем военным городком. Хорошо организованные похороны были всеобщим послед­ним подарком нашему сыну. Школа была закрыта, и все дети были уча­стниками похорон.

Господь дал Своему отроку в день похорон теплую, солнечную погоду. Накануне был мороз до -20°, а в день похорон таял снег и стояли лу­жи. Люди были в расстегнутых пальто и без головных уборов. Как только гроб с телом предали земле, погода сразу изменилась в худшую сторону.

Славик сказал, что после его кон­чины ему лучше будет удаваться из­лечивать болезни глазные и нерв­ные, а находиться он будет там, где Богу хвалу поют. А чтобы я за него не беспокоилась, он мне сказал, что будет приходить и помогать нам и после своей кончины.

Славик был очень мужественным человеком. Он до последнего ходил в школу. Умолял меня, чтобы я пус­кала к нему приходящих. Без посе­тителей перед кончиной он пробыл всего лишь одни сутки.

Когда я спросила его: «Славик, за что тебе такие муки?» — он, строго и проницательно посмотрев мне в глаза, ответил: «Какие муки — та­кая и награда».

Перед самой кончиной, когда Сла­вику стало очень тяжело, он, обратившись к лику Христа, сказал с со­мнением: «Вот я умираю... А может моя смерть напрасна? И муки мои напрасны? Может Тебя вовсе и нет? И все это напрасно?»

У меня волосы на голове зашеве­лились от ужаса. Через некоторое время ему стало получше. Он с большим изумлением широко распахнутыми синими глазами посмо­трел в иконный уголок, где стояли старинные иконы, и сказал: «И все-таки Ты есть! Слава Богу!»

В 4 часа 50 минут его душа отошла ко Господу, и почему-то останови­лись часы в его комнате. Так на этом времени они до сих пор и сто­ят.

Перед сороковым днем после кон­чины Славика, мне напомнила о себе та «медсестра» из роддома, кото­рая перед нашей выпиской принес­ла мне в палату сына.

Вижу в тонком сне, что стою на железнодорожной платформе на­шего городка, жду электричку, что­бы ехать в церковь гор. Челябинска. Время будто бы около 5 часов утра. На платформе, кроме меня, никого нет. Вдруг совершенно бесшумно по рельсам как бы подлетает элект­ричка. Вагоны широкие, светлые и очень чистые, как в германских по­ездах. Электричка остановилась, и открылись наружные автоматические двери. Я подумала, что билеты в этой электричке, наверное, доро­гие, но денег у меня с собой доста­точно. Стою и раздумываю: садить­ся мне в эту электричку, или нет. Электричка стоит. На платформе, кроме меня, никого нет. Может быть, ради меня электричка оста­новилась? Мне стало неловко за се­бя, и я решила войти в вагон. Толь­ко зашла в тамбур, как электричка бесшумно помчалась дальше.

В тамбуре идеальная чистота и удивительная, необычная тишина. Я без билета. Проходить в вагон бо­юсь. На больных отекших ногах стоять тяжело. Я все-таки решила зайти в вагон. Попыталась открыть дверь, но она не открывается. Я за­глянула через дверное стекло во внутрь вагона и поняла, что это вроде и не электричка, потому что вагон высшего класса и там бело­снежное белье. И вижу спящим на­шего Славика. Я еще раз осторожно попыталась открыть дверь в вагон, но она не открывалась. Мне хоте­лось увидеть проводника. Начала волноваться за Славочку: «Как же он один? Что же это за поезд? Кем он управляется? Неужели никого нет? Где проводник?»

И вдруг с другой стороны вагона появляется проводник. Я мгновен­но ее узнала! Это была та роддомов­ская «медсестра». На ней была та же одежда! Я села на пол в тамбуре и подумала: «Куда привезут, туда и привезут. Мне и в тамбуре хорошо. Главное — рядом Славик». На душе стало спокойнее. Затем видение ис­чезло.

Славику Господь дал очень корот­кую земную жизнь, и свидетельствовать о нем могут лишь те немно­гие, с которыми Славику пришлось пообщаться. Это: архимандрит Свято-Троице-Сергиевой Лавры отец Наум, иерей Владислав Ката­ев, священники Миасской церкви — отцы Владимир и Анатолий Земляновы, а так же те люди, которые бывали у Славика.

Славику чужды были корыстолю­бие, лукавство, хитрость, ложь, лицемерие, искание выгоды и прочие отрицательные качества обычного человеческого характера. Ему было сказано так: «Весь мир погубит вы­года!»

Славик рассказал, как наша семья будет жить после его кончины. За 10 минувших лет уже очень многие Славочкины предсказания сбылись. Исполнения еще несбывших­ся предсказаний ожидать страшно­вато...

 

III