Рим, контрольно-пропускной пункт

КИЛОМЕТР НОМЕР 1654

 

 

1-е место: Тсуда Катсуо, 13 часов, 38 минут, 30 секунд.

2-ое место: Лука Лоу, 13 часов, 38 минут, 34 секунды

3-е место: Адель Вулф, 15 часов, 48 минут, 53 секунды

 

Яэль сидела в столовой башни для гонщиков, размышляя о несчастной семье, которая жила в этом доме, до того как их заставили съехать из собственных владений. Кем бы ни были эти люди, они явно были богаты. Мраморные полы, кованные канделябры ручной работы, погреб, наполненный лучшими винами со всего света. Гобелены покрывали абсолютно каждую стену кроме той, где висело табло. Яэль села за стол, изучая его. Перед ней стояла целая миска спагетти "Болоньезе", но ей не хватало сил даже взять в руки вилку.

Два часа. Десять минут. Двадцать три секунды.

Вот столько времени она потеряла. Яэль подумала об огромной разнице, испуская свистящий вздох. Она обязана показать лучший результат. Третье место не обеспечит ей приглашения на бал. Оно не даст ей шанс станцевать вальс с Гитлером, улыбнуться на камеру и ударить его ножом в сердце.

Она должна была вскарабкаться на первое место и остаться там до конца.

- Посмотрите, кто, наконец, пожаловал!

Челюсти Яэль сомкнулись в ярости при звуке голоса Луки. Парень до сих пор не переоделся и стоял в полной экипировке: ботинки и перчатки, покрытые грязью, потрепанная коричневая куртка свисающая с плеч. Он выглядел таким же уставшим, как Яэль. Щетина разрослась еще больше. Мешки под глазами смешивались с синяками, полученными от кулаков Феликса.

- Что ты здесь делаешь? - Яэль не потревожилась убрать язвительность из голоса, в то время как Лука сел напротив нее.

- Немного тревожно после гонки, как всегда. Пройдет через пару часов, - Лука поднес ко рту сигарету и улыбнулся, заставив Яэль пожалеть, что вообще ему ответила. Ее слова дали Луке разрешение продолжить с ней разговор, когда все, что ей нужно было, - это избегать его.

Яэль начала есть в надежде, что ее молчание наскучит Луке. Но парня это, казалось, не смущало. Он смотрел, как она поедает пасту, а сам покуривал сигарету.

Между перекусами Яэль заметила, что сегодня Лука казался мягче обычного. Возможно, из-за эффекта сигаретного дыма, наполовину скрывающего его лицо, или пластыря под голубыми глазами. Что-то изменилось.

Не думай, что я забыл. Как ты поступила.

После всего, что произошло между вами...

Адель и Лука. Что же между вами было?

Яэль поперхнулась едой, и ей пришлось откашляться, чтобы прийти в норму. Лука стряхнул пепел с сигареты. Ее кончик источал небольшой свет.

- Вижу, ты сумела пробраться сквозь маленькую блокаду Катсуо, - сказал он.

Яэль проследила за взглядом Луки до табло. Шестнадцать мест после имени Адель были пустыми. Остальные участники, оставшиеся отдохнуть и поспать, все еще не вернулись. А самую последнюю строку украшала надпись: Шиина Хираку. Она прочла это имя и услышала визг его колес. Его крик. И последующее внезапное, резкое затишье.

- Он мертв? - она не была уверена, зачем спросила об этом. И почему в горле вдруг появилось неприятное ощущение.

- Ты же знаешь, нам никогда не сообщают такие вещи, - Лука потушил сигарету о поверхность стола. Она оставила там черную метку. - Разве это важно?

Важно ли это? В конце концов, своих правил она не нарушала. Не вышла за рамки. Линия, перечеркивающая имя Хираку, была случайностью. Побочным явлением.

Яэль сглотнула. Но комок остался.

Важно ли это? Одна жизнь. Капля в огромный, огромный океан сотен, тысяч, миллионов. Да, кричало ей сердце. Да, выли ее волки.

Это важно. Все они важны. Все сотни, тысячи, миллионы. Много, бесчисленно много... Это когда-нибудь закончится?

Пять, только твои пять волков. Сосредоточься на них. И закончи это. Бабушка, Мама, Мириам...

СТОП

Сейчас не время собирать себя по кусочкам. Становиться Яэль. Потому что она Адель Валери Вулф, и она не могла позволить парню напротив увидеть кого-то еще.

А Лука смотрел, в его зрачках отражалось лицо Адель. Угол его рта дернулся, и даже Яэль, после всех своих тренировок, не смогла угадать, что это значит. Он читал ее, перелистывая страницы ее дела благодаря глазам. Безмолвная паутина воспоминаний.

Мог ли он смотреть сквозь ее трещины? Разве это важно?

 

 

- Полагаю, нет, - наконец, ответила она голосом Адель, словами Адель. Она продолжила разговор, стараясь переменить тему. - Ты был прав. Феликс подмешал мне в суп лекарство.

- И ты удивлена?

- Я удивлена, что ты предупредил меня, - сказала она.

Лука вытащил из кармана пачку сигарет, достал две и положил на стол. Одну он зажал между губами, другую откатил девушке.

Яэль осмотрела сигарету, пытаясь представить, как что-то такое маленькое и белое может пахнуть так отвратительно.

- Фюрер не одобряет.

- Так ты теперь думаешь? - лицо Луки напряглось, губы сжались, глаза были прищурены. В нем Яэль увидела ответ: Адель взяла бы сигарету.

Если Адель когда-то и курила, то ей отлично удалось сохранить это в тайне. Информации не было в файле девушки. И сама Яэль никогда не видела ее с сигаретой во время своих слежек. В квартире даже не было запаха от дыма.

- Ты совершала много такого, чего я не ожидал от тебя, но неужели ты действительно стала посредственностью? - Лука достал из кармана куртки спички. - Одного вальса с Герром Гитлером хватило, чтобы вбить тебе в голову его арийские моральные принципы?

Глаза Яэль начали осматривать Железный Крест на шее Луки. Он почернел от дорожной пыли, как и все, что было на парне.

- Как будто ты участвуешь в этой гонке не для того, чтобы угодить Фюреру.

Парень прищелкнул языком, покачивая головой, и достал спичку из коробка.

- Я думал, ты знаешь меня лучше. Хотя, я тоже думал, что знаю тебя... Ты темная лошадка, Фрейлин. Вся соткана из лжи, зла, и не так уж мила.

- Сам придумал эту рифму? - спросила она.

- Умно, не правда ли? Может, после всей этой кутерьмы мне стать поэтом? - Лука зажег спичку. - Я предупредил тебя о супе, потому что не хочу твоего выбывания из гонки. Дорога нам предстоит длинная, Фрейлин, и без союзников тут не выжить. Герру Вулфу я сказал чистую правду: я еще долго собираюсь наслаждаться твоим обществом.

- Ты доверяешь мне как своему союзнику?

- Доверяю? - огонь на спичке Луки потух от его смеха. Он не потревожился зажечь вторую, сигарета так и повисла у него во рту незажженная. - Едва ли. Но мы нужны друг другу. Даже если ты считаешь, что я этого не достоин.

Его последние слова произвели на Яэль поразительное впечатление. Она невольно подняла свой взгляд и посмотрела ему в глаза.

Она ранила его чувства.

Такая боль не исходила от простого врага. Нет, выражение лица победителя омрачила гораздо более сильная эмоция.

(Разбитое сердце?)

В образе Луки Лоу тоже были трещины. И сквозь них Яэль уловила... что-то. Он был не просто буквами и фотографиями в папке на ее столе. Он был не просто развязным и самодовольным типом с вечной ухмылкой. Не просто победителем, позирующим для плакатов Рейха.

Но кем он был?

Она нуждалась в этом файле.

Дверь открылась, и в комнату вошли представители управления туром Аксис. Они о чем-то говорили, голоса их были напряжены до предела.

- Шестнадцать участников все еще в пути. На данный момент невозможно рассмотреть все Зюндаппы, - глава римского контрольно-пропускного пункта разговаривал с мягким итальянским акцентом, весь красный от злости и напряжения. - Возвращайтесь завтра, и мы сможем дать вам более точный ответ.

Мужчины рядом с ним... это были патрульные из аллеи! Сержант и рядовой, которых она запутала в простыне. Солдаты, чьи жизни она пощадила.

Может, они открыли ее потайное дно. Может, они видели ее Железный Крест и повязку со свастикой. Возможно, несмотря на все предосторожности, они знали.

Пальцы Яэль, которыми она держала вилку, побелели.

- Это была девчонка, - глаза сержанта осмотрели комнату, остановившись на Яэль. - Примерно ее возраста.

Мужчины повернулись к Яэль. Они превратились в один из органов чувств - глаза. Прямо как смотрители лагеря, когда доктор Гайер выставил ее на показ. Хвастался работой своих игл.

Яэль не была уверена, что сломается первым: вилка или пальцы, сжимающие ее. Она прекрасно понимала, что на ней была та же одежда, что и тогда в аллее. Ее П38 все еще находился в кармане, тяжелый от неиспользованных пуль.

Они знают. Эта мысль крутилась у нее в голове и разрывала пополам. Они знают. Они знают. Они знают.

- Только это была не она, - заговорил первым рядовой. - У девушки, напавшей на нас, были темные волосы и карие глаза.

- Сейчас ночь, - заговорил глава КПП. - Партизаны снуют по улицам, как крысы. У нас вам нечего делать.

- Зюндапп КС 601 не часто встретишь в наших местах, - глаза сержанта уставились на Яэль. - Где вы были час назад, победительница Вулф?

- Я пересекала Тибр, - она попыталась говорить как можно непринужденнее. - В нескольких минутах отсюда.

Сержант подошел ближе:

- У вас есть доказательства?

Лука выплюнул сигарету и встал со стула, закрыв спиной Яэль.

- Может, у вас тут и не много Зюндаппов, но я что-то не вижу кареглазых брюнеток. Будь я на вашем месте, помалкивал бы о том, что меня избила девчонка. Явно не лучший пункт для вашего резюме.

Лицо сержанта покраснело.

- Ваше мнение учтено, победитель Лоу.

- Знаю, его всегда учитывают, - Лука скрестил на груди руки. - А теперь, может, позволите девушке, которая только что проехала тысячу триста километров, спокойно завершить ужин?

С каждой секундой краснота распространялась дальше и дальше по телу сержанта, в то время как тот кинул взгляд на полупустую миску с пастой. Спустя несколько секунд внутренней борьбы он развернулся и пошел прочь. Глава КПП и рядовой последовали за ним, последний еще раз оглянулся, прежде чем выйти в прохладную римскую ночь.

Они ушли.

Пальцы Яэль отпустили вилку. Она уставилась на Луку. Он стоял лицом к двери со все еще скрещенными на груди руками. Лохматая прядь его светлых волос, слишком длинных по уставу Гитлерюгенда, упала на глаза, скрывая выражение его лица. Этот парень, он был кем-то... большим.

Но кем?

Когда Лука наконец-то повернулся, его лицо перекосилось от ухмылки. Он должен запатентовать ее, подумала Яэль, и сделать из нее маску.

- Доедай и иди спать, Фрейлин. Следующий этап - та еще сука.

Яэль смотрела уходящему парню вслед, следя за тем, как тот легким ударом сбросил в мусорное ведро свою незажженную сигарету. Где-то в горле она почувствовала мелкие частые удары сердца, похожие на оружейную дробь.

 

ГЛАВА 11(СЕЙЧАС И ТОГДА)

МАРТА, 1956

КПП, РИМ

 

Яэль была жутко уставшей, но долго не могла уснуть. Ее тело ныло от боли (не важно, какую позицию она принимала: она все равно чувствовала уколы по изможденным мышцам), а внутренности капризно бурчали от только что принятой пищи. Звук открывающихся для новоприбывших участников ворот, доносившийся с улицы, не помогал заснуть. А еще мешало расположение койки: прямо напротив Луки. Он спал, повернувшись к ней спиной, но само его присутствие заставляло Яэль лежать, как на иголках.

Она сосредоточила взгляд на голой спине победителя. Серебряная цепь, свисающая с шеи, блестела, переплетая позвонки. Железный Крест висел на столбике кровати. Он выглядел странно без своего обладателя. Или, может, обладатель выглядел странно без него?

Разве это важно?

Яэль перевернулась на другую сторону. Все было таким тяжелым: ее мышцы, надежда, линия, перечеркивающая имя Шиина Хираку. Эти вещи впивались в ее грудь тысячами острых игл, в то время как она уставилась на трещины в стенах спальни.

Вместо овец она считала волков.

1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3…

 

ТОГДА

 

ТРЕТИЙ ВОЛК: МИРИАМ

ВЕСНА 1945

 

С приходом весны наступило потепление. А с потеплением пришло зловоние. Кое-где росли цветы, но даже широкие поля цветущих растений не смогли бы перебить запах смерти.

К тому же тут ничего не росло.

В прошлой жизни, которую Яэль было тяжело удержать в памяти, смерть являлась шокирующей вестью. Наступало время слез, ритуалов и воспоминаний. Но когда умерла мать Яэль, никаких семи дней шива никто не устроил. Не было памятника и могилы, которые можно было бы посещать. Не было глубокого низкого мужского голоса, читающего молитву над усопшей.

Случилось только одно: мать Яэль была с ней, а потом исчезла.

Мириам пыталась почтить память Рэйчел, выдернув из матраса несколько соломинок, перевязав их вместе и повесив свое изобретение на стену. ("Представь, что это горящая свеча, - сказала она, поглядывая на соломинки. - Мы не можем забывать тех, кто умер. Ты должна всегда помнить о погибших, Яэль.")

После смерти матери Яэль шептание слова "монстр" вокруг нее урядились. Вместо этого ее повсюду сопровождали тихие, сочувственные взгляды. Она постоянно сидела в углу своей койки. Рассматривая. Ожидая.

Меняясь.

Она обнаружила в себе способность контролировать изменения: для этого ей необходимо было сосредоточиться на чем-то особенно усердно, чувствовать это всей душой. Воспоминания о матери пришли к ней первыми, показали ей, на что она способна. Яэль смотрела на полный блох матрас (освободившееся место заняла лысая женщина, дергающая ногами во сне, будто в драке) и представляла там маму. Как раньше, с бархатными густыми волосами. С нескончаемыми веснушка на плечах.

Эта грусть отдалась в ней черной, темной яростью. Яэль взяла тот огонь, который горел в ней, и вдавила его со всей силой в кости.

Сделала его своим.

Ее волосы начали расти, покрывая плечи. Длинные и достаточно густые, чтобы заплести из них косу. Одна за другой на коже стали появляться веснушки, пробиваясь сквозь цифры на ее предплечье.

Она была Яэль, но уже не такой, как раньше.

Не моя Яэль. Монстр, монстр. Монстр!

- Рэйчел?

Яэль затаила дыхание. Она подняла голову и увидела Мириам. Девушка была всего на семь-восемь лет старше нее, но всеми силами старалась заполнить пустоту в душе Яэль, созданную потерей матери. Она напоминала девочке поесть, прижималась как можно ближе по ночам, чтобы согреть, расспрашивала о визитах к доктору. Из всех жителей Казармы номер 7 Мириам единственную не волновали позеленевшие, как топазы, глаза Яэль или бледные нити ее волос.

Но в тот момент в глазах девушки, держащей в руках два куска хлеба, читался страх. Он отразился на ее перекосившейся нижней челюсти, заставил задрожать с головы до пят. Ее лицо видело призрак и стало призраком.

- Это... это я, - прошептала Яэль, потому что не была уверена, что ее узнают. - Яэль.

Руки Мириам задрожали с такой силой, что драгоценные куски хлеба упали на пол. Кожа все еще была такой же бледной, как у мертвеца. Наконец, справившись с потрясением, она присела к Яэль на край койки.

- Что ты делаешь? - спросила Мириам, пододвинувшись еще ближе. Она вся превратилась в стену, закрывающую маленькую девочку от ненужных взглядов жительниц казармы номер 7.

Мириам защищала ее. Прикрыла, прямо как большая матрешка прятала маленькую.

- Я... я не знаю, - прошептала Яэль. Она продолжала смотреть на веснушки. Именно на те веснушки, которые всегда успокаивали ее в минуты горечи и страха. Когда мама прижимала ее близко к себе. Это было так странно, видеть что-то, чего уже не существовало. Но в то же время оно было здесь.

Мамины веснушки. На ее руке. Яэль. Но не Яэль.

- Можешь снова это сделать? Принять чей-то облик?

Могла ли она? Яэль зажмурила глаза. Первым человеком, которого она представила, была Бабушка со своими ступнями, похожими на вороньи лапы, и улыбкой, как клавиши рояля.

Меняйся. Меняй.

Яэль почувствовала холодную грусть снега. Дым в виде призраков в глазах старой женщины. Она вобрала это в себя и сосредоточилась.

Когда Яэль открыла глаза, она увидела новые метки у себя на коже: года и возраст, которые она не проживала. Пальцы в мозолях от постоянной работы на строгальных ножах. Изможденные трудом, которого она не испытывала. Густые волосы мамы исчезли. Вместо них появились седые и короткие.

Первым вопросом Мириам было не Как? или Почему?. Вместо этого она запустила пальцы в свои черные кудрявые волосы и спросила:

- Доктор знает?

Яэль покачала головой.

- Можешь опять выглядеть так, как этим утром? - спросила Мириам.

Яэль видела это пастельное арийское лицо, - ее, но в то же время совсем чужое - урывками. В отполированном лезвии скальпеля, в стеклах очков доктора Гайера, в размытых лужицах воды в уборной. Она закрыла глаза и попыталась соединить все эти фрагменты воедино, как пазл.

- Хорошо, - прошептала Мириам, когда трансформация закончилась. - Оставайся такой. Никому не показывай своих способностей. Особенно доктору.

- Почему? - спросила Яэль. Она вспомнила то утро, когда мама не проснулась со всеми, утро, когда доктор Гайер увидел трансформацию и так обрадовался, что подарил ей целую коробку конфет.

Она и представить не могла, что он сделает, когда увидит такое.

- Это... - Мириам на секунду остановилась. - Это нечто особенное. Это может помочь тебе выбраться отсюда.

 

 

- У сосуда отличный уровень прогресса. В течении последних нескольких месяцев я ввел ей инъекции различных манипулятивных соединений. Как мы видим, меланин и уровень пигмента отреагировали соответственно задуманному.

Сосуд. Ее повысили. Она уже не была предметом или заключенным. Она была носителем, приютом для заболевания.

Доктор Гайер и два офицера собрались в полукруг перед каталкой. Новоприбывшие не представились Яэль, но она услышала их имена в ходе разговора. Один из них - Йозеф Вогт, коммандир лагеря смерти. Другой, Генрих Гиммлер, представитель из Берлина, пахнущий, как крем для обуви и гель после бритья. Их лица были лишены всякой эмоции, в то время как они изучали девочку на каталке. Голубые глаза и светлые волосы.

- Она действительно выглядит... арийкой, - отметил Гиммлер, человек с огромным количеством медалей и звезд на погонах. - Подозрительно правдоподобно. Как именно это работает?

Руки доктора Гайера были вытянуты вперед, прямо как в день первой встречи с Яэль. Поза ангела. Только в этот раз он не приветствовал, а демонстрировал ее.

- Я вводил сосуду инъекции соединения, созданного мной для подавления активности меланина. Это, конечно же, влияет на ее волосы, глаза, кожу. Можно сказать, это химическое отбеливание изнутри.

- И никаких побочных эффектов?

- Начало введения характеризуется довольно тяжелыми последствиями: высокая температура, отслойка эпидермиса. В конце концов это ведь инфекция. Но если сосуд достаточно силен и преодолевает вирус, дальнейших побочных эффектов не наблюдается.

Брови Гиммлера взлетели вверх.

- Никаких? Совсем?

Никому не показывай. Яэль была рада предупреждению Мириам. Рада, что доктор Гайер покачал головой. Рада, что хранила в себе то, что ни один из этих мужчин не мог тронуть, отнять, уничтожить.

Вогт кашлянул, прочистив горло, поправил очки и заговорил:

- Могу ли я спросить, доктор Гайер, каков смысл данного исследования? Можно поменять ее внешность, переодеть и вывести в люди, но грязная кровь все еще течет по ее венам. Она не чиста.

Глаза Яэль опустились, остановившись на ремнях отполированных до блеска сапог Гиммлера. Полы к их приезду начистили чуть ли не до дыр. И только ее воспоминания хранили память о темных разводах крови.

Она задумалась, такого же ли цвета их кровь, "чистая кровь"?

- Соглашусь, командир Вогт, - кивнул доктор Гайер. - Но вы только подумайте о возможностях! Если еврейский мальчишка может выглядеть, как чистокровный ариец, то что говорить о всех нас? То, что могло потребовать десятки лет, будет достигаться парой инъекций! Те из нас, у кого безупречная родословная, но не такая удачная внешность, можем ее заполучить. Даже сам Фюрер...

Глаза обоих слушателей расширились, и доктор Гайер осознал свою ошибку. Он заглушил конец фразы кашлем.

Гиммлер нарушил тишину:

- Восхитительная работа, доктор Гайер, и я лично очень заинтересован в ней, буду честным. Но нам необходимо больше доказательств, что этот сосуд не является исключением из правила. Вам придется протестировать больше сосудов, прежде чем мы сможем рассмотреть инфицирования населения. Возможно, если ваши эксперименты продолжат давать плоды, мы представим вас в Берлине. Думаю, эксперимент 85 подает большие надежды. Продолжайте в том же духе.

Яэль не смотрела на мужчин и уставилась глазами в пол. Она боялась, но не их, а того, что не сможет сдержать черноту внутри себя и трансформируется.

Командир Вогт пристукнул каблуками обуви, давая понять, что хочет уйти.

- Джентльмены, прошу извинить меня. Сегодня день рождения Бернис, и я обещал жене вернуться домой к званому ужину.

- Ваша дочь! - голос Гиммлера стал мягче. - Сколько ей лет?

Яэль подняла на них глаза и увидела, как изменились черты лица командира. Он достал из кармана кошелек и протянул мужчинам портрет Бернис, и даже Яэль увидела девочку. Ее глаза были светлые, волосы кудрявые, почти как у Мириам. На левой щеке красовалась маленькая родинка.

Яэль запомнила фотографию, повторяя все детали у себя в голове.

- Ей исполняется семь. Моя жена готовит шоколадный торт из семи коржей, ее любимый.

Шоколад. Весь торт шоколада. Мысль о таком лакомстве заставила желудок Яэль сжаться от постоянного голода. Она еще раз посмотрела на фото Бернис и задумалась о том, какого это, жить беззаботной свободной жизнью. С отцом, зваными ужинами и шоколадным тортом.

Командир Вогт захлопнул кошелек. Он заметил взгляд Яэль. Она поняла это по тому, как сжались его губы. Глаза переключились на нее.

Возможно, теперь, когда они голубые, на них тяжелее смотреть с презрением.

 

 

Когда она рассказала Мириам о фотографии, старшая девочка улыбнулась, и Яэль увидела, как ее глаза сузились. Она положила руки на плечи Яэль и спросила:

- Ты уверена, что это дочь командира Вогта?

- Да. Ее зовут Бернис. Ей исполнялось семь. Они приготовили ей шоколадный торт.

- И ты помнишь, как она выглядит?

Яэль кивнула. Практиковать трансформации без зеркала было тяжело, но она справлялась. В дни, когда другие рыскали сквозь вещи погибших в надежде найти что-то полезное, она стояла над размытыми лужицами уборной, ловя свое отражение в свете дня. Со временем ей лучше удавалось контролировать жжение внутри. Яэль запоминала чужие лица, зашивала их в свои кости с яростью и грустью. Она никогда не могла объяснить, как именно это делает. Трансформации для нее являлись тем же, что и ходьба, прожевывание пищи, плач - частично рефлекторное действие, частично контролируемое. Но всегда болезненное.

Ее любимым лицом было лицо Бернис, потому что каждый раз, превращаясь в нее и видя в отражении кудрявые золотистые локоны, она представляла, что все это действительно принадлежало ей. И шоколадный торт тоже.

Единственное, что она не могла воссоздать - это ее ямочки. Яэль необходимо было практиковать улыбку. Вытащить их наружу.

- Семь лет. Она, должно быть, твоего роста. Может, выше. И, наверно, толще, раз ест все эти торты, - бормотала Мириам. - Я поговорю с другими женщинами. Посмотрим, чем они смогут помочь.

Только следующим вечером, когда Мириам вернулась в казарму, Яэль поняла, о чем говорила девушка.

- Это должно подойти, - Мириам подняла подол своей серой рабочей юбки и достала оттуда аккуратно сложенное маленькое платье.

Яэль слегка прикоснулась к ткани руками, боясь, что нажми она сильнее, как платье тут же исчезнет. Оно было мягким, светлым. Подол украшали рюши.

- Мы достали тебе еще туфли и свитер, - и несколько исхудавших рук, как по волшебству, выложили эти вещи на матрас.

- У тебя должно получиться. Притворись, будто тебя позвали к доктору. Как только дойдешь до медицинской казармы, трансформируешься, но только убедившись, что никто не смотрит. Затем притворись, будто ищешь отца, командира Вогта.

Лай смотрителя пронесся над дверями казармы. Мириам быстро спрятала одежду в тот же тайник в матрасе, где хранились матрешки.

- Но, Мириам... а как же ты?

Девушка не ответила на ее слова. Она лишь придвинулась и сжала руку Яэль. Тогда Яэль поняла: Мириам остается здесь.

Внутри у Яэль все сжалось, от страха, от злости. Слова застряли в горле. Она должна была высказаться.

- Я... я не могу.

За оградой были волки. Она не была уверена, что сможет смело столкнуться с ними лицом к лицу без Мириам, Мамы, Бабушки...

- Рэйчел была права - это место смертельно. Люди отсюда не выбираются, - глаза Мириам осматривали все вокруг. Ее рука все еще крепок сжимала ладонь Яэль. - Но ты можешь. Ты особенная, Яэль. Ты можешь жить.

Жить? В мире клыков и одиночества? Или умереть. В клетке дыма и игл.

Яэль понимала, что Мириам права. Но оправдания все еще вертелись а кончике ее языка.

- Но моя рука, на ней ведь числа. Я не могу заставить их исчезнуть.

- Спрячешь метку под свитером. Они не заметят разницы, - сказала она.

- Я не хочу оставлять тебя, Мириам, - губы Яэль задрожали. - Я не хочу быть одна.

- Ты будешь смелой, - Мириам засунула руку в тайник матраса и вытащила подарок Бабушки. Она начала открывать и отделять друг от друга матрешек с особой нежностью. Прямо как сама Бабушка. Одна за другой куклы отдалялись друг от друга, пока не осталась самая маленькая.

- Ты не будешь одна. Я буду думать о тебе. И Рэйчел с Бабушкой тоже, и все остальные... они все смотрят.

- Ты правда так думаешь? - Яэль привыкла, что за ней наблюдают: смотрители, медицинские работники. Теперь к ним прибавились глаза погибших.

- Я должна, - Мириам взяла самую маленькую куклу и вдавила ее в руку Яэль. - Ты не можешь забрать их всех, они слишком большие. Я сохраню для тебя остальных.

Деревянная кукла, размером с горошину была такой маленькой, что почти терялась даже в ладони Яэль.

- Если будешь чувствовать себя одиноко, - продолжила Мириам, - можешь посмотреть на нее и вспомнить, что остальные у меня.

Ладонь Яэль зажалась в кулак. Она поднесла его к сердцу и подумала о всех невидимых глазах. Они наблюдали за ней.

- Когда-нибудь мы воссоединим их, - голос Мириам задрожал. Они обе понимали, что это неосуществимо.

 

 

Сумерки. Время, когда уродство казармы виднелось лишь под светом электрических ламп. Темнота проникала повсюду, даже в самые дальние уголки зданий. Яэль шла между ними прямо к своей первой преграде - охраняемому забору.

Яэль много раз проходила через него, когда направлялась в медицинский блок. Это был единственный выход отсюда.

Два смотрителя стояли перед воротами, осматривая ряды казарм впереди. Решетки на воротах переплетались в форме буквы Х.

Они ограничивали ее свободу. Но в то же время они позволят ей сбежать отсюда.

Яэль глубоко вдохнула в легкие воздух, по которому ежедневно рассеивался чей-то прах, и выступила на освещенный участок. Ее рука была повернута таким образом, что цифры на предплечье отчетливо виднелись.

—ИДИ ПРЯМО ДЕРЖИ ГОЛОВУ ВЫСОКО ГОВОРИ ЧЕТКО И УВЕРЕННО—

 

- Мне необходимо увидеться с доктором Гайером, - сказала она.

Смотрители замерли. С того самого момента, как ее внешность изменилась, они наблюдали за ней таким же взглядом, как когда-то женщины казармы номер 7. Их зрачки наполнились страхом.

- Я странно себя чувствую, - она положила руку на живот. Мириам с особой тщательностью прикрепила ее новые туфли. Платье и свитер были спрятаны под рабочей юбкой. - Он велел мне прийти, если такое случится.

—ПОКАШЛЯЙ ДЛЯ ЭФФЕКТА—

Смотрители отступили назад, как будто она была заразна.

- Он разозлится, если вы меня не пустите, - Яэль выпалила все фразы, которым научила ее Мириам.

Смотрители посмотрели друг на друга и кивнули в безмолвном согласии. Ворота открылись.

Яэль едва дышала, продвигаясь сквозь пути. Каждая частичка ее тела освещалась лампами. Идеальная цель для ружей смотрителей на башнях. Даже волосы на ее руках блестели. Украденная одежда и туфли прижимались к коже под тонкой тканью юбки. Охрана лишь чудом не заметила, что она что-то прячет.

Она не видела звезд, небо закрывал постоянно исходивший отовсюду дым. Но она чувствовала, что за ней наблюдают. Она представила, что Бабушка сейчас смотрит на нее сверху, издавая волшебство и чудеса.

 

—ИДИ ПРЯМО ДЕРЖИ ГОЛОВУ ВЫСОКО БУДЬ СМЕЛОЙ

Еще одно чудо: она шла одна. Протаптывала дорогу к свободе маленькими, неуверенными шажками. Пересекая железнодорожные пути, через вторые ворота.

Здесь она немного поколебалась. А затем за ней с лязгом закрылись ворота.

Смотрители остались на своих позициях, в то время как Яэль свернула налево. Прямо к лазарету. Лампы здесь светили не так ярко, создавая иллюзию живого города. Подойдя ближе к офису доктора Гайера, она остановилась.

Дальше идти в облике Яэль она не могла. Еврейская дочь. Эксперимент. Объект. Сосуд. Жилец 121358ΔX.

Монстр.

Яэль нырнула в тень, сняла рабочий костюм, скинула деревянные башмаки, трансформировалась. Затем спустила рукава свитера, которые Мириам так осторожно закатала. Цифры скрылись под мягкой тканью одежды.

Она стала Бернис Вогт. С кудрявыми волосами, отцом, который носит ее фотографию в кошельке, матерью, которая готовит шоколадные торты с семью коржами.

Яэль всмотрелась в свое отражение на оконном стекле. Попыталась представить, как засовывает в рот целый кусок торта. Как бы он окутал стенки ее желудка.

С такими мыслями она продвигалась по медицинскому блоку. Через двери.

—ИДИ ПРЯМО—

Воздух тут казался тяжелым, теплым. Наполненный ароматами соли, красного и железа. Свитер кололся ей в кожу.

Доктор был у себя. Как и медсестра с вечно кислой миной. Оба стояли спиной к двери, склонившись над каталкой, освещенной маленькой, неподвижной ламой. Красный цвет рекой стекал по белому кафелю и запачкал туфли Яэль.

—СТОЙ—

Она остановилась в дверях, неспособная оторвать взгляд от крови. Она выглядели так по-другому. Свежая, все еще хватающаяся за жизнь и свет.

Большинство детей не возвращаются из его кабинета. Он бережет тебя. Передает тебя дальше.

Чудо Бабушки, ее волшебные слова возникли у нее в голове. Запах крови прокрался в ее ноздри, объял ее всю изнутри.

- Мой папа здесь? - спросила она, пытаясь не смотреть на зависшую в воздухе над каталкой руку. Губительную, в голубой перчатке и такую маленькую.

Доктор Гайер и медсестра одновременно подняли головы. Их глаза расширились, застыли и наполнились ужасом. В кулаке доктор зажал скальпель, а весь халат был пурпурно-красного цвета. Только его лицо побелело. И в этой комнате, полной крови, из доктора Гайера как будто высосали все до капли.

Ей было все тяжелее оставаться в образе Бернис. Воображаемый шоколадный торт дразнил ее желудок, остатки гнилого супа застряли у нее в горле. Она увидела щель между зубами доктора Гайера и вспомнила, как сильно ненавидит его.

- Б... Бернис? Что ты здесь делаешь? - страх в голосе доктора заставил Яэль продолжать. Она Бернис Вогт, дочь командира, стоящая в красном море, увидевшая то, чего ей не полагалось видеть. Все это огорчало доктора Гайера больше, чем сотни семей, разрушенных одним махом руки с коробки из-под яблок, больше, чем вся кровь, стекающая с его рук.

Поэтому Яэль выпрямилась, проигнорировав бурчание живота.

- Мне сказали, что папа в медицинском корпусе. Меня за ним послали.

- Командир Вогт?

Она кивнула.

- Что вы делаете?

Доктор Гайер спрятал скальпель за спиной, как будто это смогло бы спрятать маленькое изрезанное тело на операционном столе. Затем он обратился к медсестре, прошипев:

- Позаботьтесь о ней! И удостоверьтесь, что она ничего не разболтает отцу!

Медсестра подошла к Яэль осторожными шажками, ступая пряо по луже крови.

- Пойдем со мной, милая, - проговорила она, схватив руку Яэль и зажав ее в своей, толстой и потной. - Отведем тебя обратно домой.

Яэль задумалась, была ли она так же любезна с человеком на каталке. До того, как ангел в белом халате пожертвовал его жизнь, разломал и раскромсал его на части. Яэль не обернулась, уводимая полной женщиной. Шагом марш в ночь, где листья тополя развевались на встречу весеннему ветру. Так громко, что почти заглушали песнь казармы. Так свежо, что Яэль почти забыла о своих заботах.

Почти.

Путь медсестры на волю был таким легким. Никаких ружейных выстрелов. Никаких шипений проволоки и запаха обгоревшей плоти. Ворота открыли перед ней без единого слова, и она прошло через них, уводя за собой Яэль.

- Ты никому не должна говорить о том, что видела сегодня, - сказала медсестра, уводя девочки дальше от казарм по дорожке, усыпанной гравием. В конце стоял домик со светящимися окнами, труба испускала смертельный дым. Вся собственность была окружена сосновым лесом. Отличное место, чтобы скрыться.

- Доктор Гайер, он очень много работает, чтобы исправить людей, - продолжила медсестра. - Он ищет способы сделать их лучше.

Прогресс.

Но почему, почему, почему? Столько крови требовало ответа. Яэль жаждала его. Настолько сильно, что задала смелый вопрос:

- Если он помогал людям, почему там было столько крови?

Медсестра остановилась. Пальцы, похожие на сардельки, сильнее сжались вокруг кисти Яэль. Сладкая мина, которую она пыталась сохранить на протяжении всего разговора, исчезла с ее лица, и Яэль узнала ту самую женщину с каменным сердцем.

- Иногда людям приходится умирать, чтобы сделать мир лучше. Это жертва на благо общества. Понимаешь?

Яэль понимала, что так было легче всего ответить, особенно, когда ты управляешь всем процессом. Закидываешь топор над чужими головами. Она также понимала, что Бернис Вогт кивнула бы, потому что эта семилетняя девочка с золотистыми волосами и ямочками на щеках никогда сама не станет жертвой. Поэтому так она и поступила.

- Хорошо, - сказала медсестра.

Кровь всплыла в памяти Яэль, она почувствовала ее вкус во рту. Ее руки все еще колола шерсть свитера, и крепкая хватка медсестры не облегчала ее состояния. Она вырвала свою руку из чужой.

- Я могу дойти отсюда сама.

Медсестра не стала спорить или задерживаться. Она оставила девочку в одиночестве. Посреди широкой ничем не огражденной дороги. Яэль на секунду стояла там в ступоре, не веря в происходящее. Она оглянулась на казармы. Смерть ослабила хватку, позволила ей ускользнуть.

Она засунула руку в карман, зажала в руке маленькую деревянную куклу и попыталась не думать о всех, кого оставила позади. Плоть или дерево? Разве это важно? Они оба могут гореть.

Лицо Бернис Вогт исчезло. Призрачная девочка прошептала в звездное небо:

- Я Яэль. Я жива.

 

 

Рай, полный взоров погибших, прошептал в ответ:

Ты особенная. Ты будешь жить. Ты все изменишь.

—БОЛЬШЕ НЕ НАДО ИДТИ ПРЯМО БЕГИ НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ—

Яэль повернулась и исчезла в сосновом лесу.

 

ГЛАВА 12 (СЕЙЧАС)

МАРТА, 1956

СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ АФРИКИ

 

 

Пустыня была невообразимо красивой. Песок и земля перемешивались под навесом облаков. Карамельные дюны пульсировали, края сотрясались под порывами ветра. Воздух взвивался, ни на секунду не останавливаясь, неся с собой гранулы песка и тепло.

Дорога (если можно было это так назвать) проходила у берега, где пески простирались и вступали в блестящее море. Сама трасса, по которой им приходилось ехать, была узкой, изрытой и покрытой мелкими камнями. Скорости здесь не прибавить. Песок был слишком скользким, а ямы встречались на каждом шагу. Зюндапп Яэль подскакивал, переезжая камни, заставляя ее кости содрогнуться. Спустя несколько дней соревнования каждая частичка ее тела изнывала