Эмпириокритическая концепция жизни. — КиберПедия 

Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Эмпириокритическая концепция жизни.

2017-10-11 264
Эмпириокритическая концепция жизни. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Авенариус трактует жизнь как "биологическую экономику", которая есть взаимодействие противонаправленных процессов, стремящихся уравновесить друг друга. Если тот или другой процесс гипертрофированно превалирует — наступает смерть. Это значит, что процессы в живом организме ведут к смерти. Оптимум жизни, по Авенариусу, — это "жизненный максимум сохранения", а жизненную активность можно представить в виде шкалы, где колебания "в сторону потребления" и "в сторону расходов" (работы) должны быть уравновешены.

Поскольку упражнения по выполнению работы ведут к сокращению потребности в нужной для этого энергии, то стабилизация живой системы оборачивается ее экспансией: чтобы сохранить уровень расходования энергии, организму приходится расширять сферу действия. В качестве критерия жизнеспособности организма Авенариус использует принцип наименьшей меры силы: организм, который более экономно расходует энергетические запасы, имеет больше шансов выжить. Важно, чтобы в процессе жизненной активности был соблюден баланс между приобретаемыми энергетическими запасами и их расходованием.

Жизнь может быть представлена как "стремление к сохранению", и потому как процесс, она обладает временной размерностью. Отсюда, видимо, следует, что в организме, который имеет шансы выжить, должно быть некоторое превышение уровня приобретаемой энергии над расходуемой. Сам Авенариус, впрочем, об этом не пишет; быть может, потому, что идея "роста" как важной характеристики жизни была практически общепринятой как в эволюционной биологии, так и у "философов жизни" (особенно у Ф. Ницше).

Как безусловно устойчивое состояние, жизнь возможна только в полной изоляции от внешних обстоятельств, а сохранение жизни — при наличии определенных условий (во всяком случае, при отсутствии несовместимых с жизнью обстоятельств). Если бы "устойчивость жизни" обязательно требовала наличия жизненного максимума сохранения — организм не смог бы пережить собственного рождения: ведь в этот момент он оказывается исторгнутым в чуждую ему сферу. Но жизнь существует — "вопреки" рождению. Отсюда следует вывод, что организм должен обладать какими-то средствами сохраняться и в условиях неравновесия, стабилизируя свои отношения с окружением. Жизнь поэтому нельзя рассматривать только как то, что происходит "внутри" организма: она есть "мир" — такая целостность, где взаимосвязаны "внутреннее" и "внешнее" (противоположность их, тем самым, весьма относительна).

Итак, мир предстает перед человеком как совокупность стабильных образований. Изначально такой стабильности нет — между организмом и "иным", еще не превращенным в "мир вещей", существует некая разность потенциалов; организм устремлен на то, чтобы сделать ее минимальной, т.е. свести непривычное к привычному, новое к старому, чуждое к своему. В результате таких попыток "враждебное" послеродовое окружение становится для организма "родиной". Признак "родины" в том, что она, со всеми ее характеристиками, обладает для нас такой степенью очевидности, что мы ее просто не замечаем. Лишь когда с "родиной" случается катастрофа, мы узнаем, что она есть (или была).

Акт рождения — это переход организма из равновесного с условиями его бытия, защищенного состояния в незащищенное. И поэтому быгие в мире, которое следует за актом рождения — катастрофа; сам акт рождения — первая из жизненных катастроф. Ее следствие, родовая травма, накладывает печать на все последующее бытие в мире; любое дальнейшее поведение по сути своей — стремление вернуться в изначально безопасное состояние, в материнское лоно. Поскольку de facto это, разумеется, невозможно, то вся история предстает как совокупность действий, замещающих желанное возвращение: то, что бывает (т.е. повторяется), скоро становится привычным.

Согласно Авенариусу, понимание мира — это вовсе не "отражение", а целостное отношение к нему и поведение в нем. Любое изменение обстоятельств, всякая попытка справиться с внешней помехой — акт рождения в миниатюре, который начинается с проблематизации и заканчивается депроблематизациеи. Поэтому в рождении укоренена связь самосохранения с пониманием мира, а стремление достичь жизненного максимума сохранения тождественно стремлению все так устроить в мире, чтобы он стал "родиной".

Таковы биоонтологические предпосылки общего мировоззренческого тезиса Авенариуса (с которым, кстати, был солидарен и Мах): в подлинной, изначальной действительности нет ни "физического", ни "психического", а только "третье". Здесь "психическое" — это аналог Декартовой мыслящей вещи, res cogitans; соответственно, "физическое" — аналог вещи протяженной, res extensa, a "третье" — живой организм, который соединил в себе "внутреннее" и "внешнее", "физическое" и "психическое". Это значит, что существует непрерывная последовательность переходов "наружу" и "внутрь", а "сознание" и "материя" соответственно суть "предельные ценности" единого совокупного целого — жизни, каковая и есть сущее "по истине".

В соответствии с моделью мира, где организм играет роль активного "центра", построена и теория познания Авенариуса. Он расценивает восприятия как нечто большее, нежели совокупность данных, имеющих внешний источник: они всегда апперцепированы; т.е. каждый этап постижения мира зависит от предшествующего, а процесс познания всегда есть подведение очередных чувственных восприятии под уже образованное ранее общее понятие. Делается так из экономии, поскольку для подведения нового под старое требуется меньше усилий, чем для формирования изначального представления. Однако механизм экономии чреват расточительством, поскольку, например, совокупность признаков АВР можно принять за уже знакомую совокупность АВС; тем самым новому комплексу может быть приписано то, что ему не присуще. Впрочем, это даже удобно — до тех пор, пока мы не замечаем ошибки, т.е. пока не обнаруживаются признаки, мешающие привычной операции подведения нового под старое.

Логическое противоречие в рассуждении вызывает "чувство неудобства", что свидетельствует о напрасной трате сил. Гармония и последовательность мысли, напротив того, "экономны". Происходящее в результате стремления к экономии очищение опыта может быть инстинктивным, но лучше, если оно осуществляется сознательно; в итоге имеет место чистый опыт.

Для того чтобы избавиться от замеченной ошибки необходимо пройти три фазы: дифференцировать используемое доселе общее понятие, приблизить его к новому опыту и, наконец, очистить опыт. Дифференцирование понятия в ходе анализа опыта ведет к образованию системы понятий, отличающихся по степени общности. Если в системе все хорошо устроено — появляется "чувство безопасности". Наиболее общее понятие системы — "последнее понятие", или "центральное представление". Оно незаметно, поскольку используется чаще всего и потому разумеется само собою. Предикат, который стоит в центре системы понятий — бытие (оно вместе с тем и "вариация" ощущения). Он "связан со всем", поскольку "сопровождает" всякую апперцепцию. Поэтому понятие бытия — всеобщий предрассудок. По той же причине это понятие не обладает никаким определенным фиксированным смыслом, оно в содержательном отношении "пусто". Будучи "всеобщим предрассудком", сопровождающим всякую мысль, понятие бытия неустранимо и сохраняется даже после очищения мысли от всех содержательных предпосылок; его невозможно и определить, поскольку никакие характеристики того, что уже известно, не являются фиксированным содержанием понятия "бытие": все, что становится известным, как бы оно ни отличалось от уже известного, опять же есть "бытие"; единственное "свойство" бытия — "простое наличие". Соответственно, общее понятие мира — "абсолютный предрассудок".

Такова, в главных чертах, картина мира, предложенная эмпириокригиками. Это система, в центре которой — "центральное представление", или "понятие мира", а на периферии — "чистый опыт".

Вследствие переориентации философского исследования с "абсолютного субъекта" на познавательную активность человека как живого существа понятие "мир" получило в эмпириокритицизме смысл иной, чем тот, который оно имело в традиционных онтологиях. Это вызвало обвинения в субъективном идеализме и даже солипсизме, которые, впрочем, свидетельствовали о непонимании смысла концепции эмпириокритицизма. А состоял он в том, что программа отказа от любой "метафизики" — как идеалистической, так и материалистической — представителей этого течения была весьма радикальна. При этом сами они были убеждены, что возвращаются к естественному, т. е. свойственному нормальному, простому, близкому природе человеку, еще не успевшему запутаться в сетях метафизических мудрствовании, понятию о мире.

В рамках изначального, "естественного понятия о мире", и составные части нашего окружения, и содержание знания о них равно составляют интегральные части нашего опыта, хотя они могут быть отделены друг от друга. Вот здесь-то и коренится, в конечном счете, возможность "метафизики"! Первый, и самый серьезный, шаг в этом ошибочном направлении, по мнению Авенариуса, — трактовка мышления не как интегративной части целостного опыта, а как "продукта мозга". Он самым решительным образом выступает против нее: "Мышление не есть ни обитель, ни повелитель, ни другая половина или сторона и т.д., но равным образом и не продукт, даже не физиологическая функция или хотя бы даже вообще какое-либо состояние мозга"2.

Надо учесть, что трактовка мышления философами как прежде всего или только физиологического процесса в мозгу была во времена Авенариуса не только весьма распространена, но даже превалировала. Поэтому он попытался специально исследовать ее причину, которую обозначил особым термином — "интроекция". Эта тема стала центральной в его книге "Человеческое понятие о мире".

Что же такое интроекция? Согласно Авенариусу, это такой акт познающего сознания, в результате которого в него входит испытание (переживание) некоей вещи другим человеком. Иначе говоря, в результате интроекции переживания вещей, которые суть составные части "чужого" непрерывного потока опыта, истолковываются как "просто мои восприятия". В итоге интроекции изначальная целостность, "естественное" единство мира опыта, распадается на два "мира": на внешний мир (тот, который существует вне сознания субъекта, хотя и переживается в ощущениях) и мир внутренний (тот, который существует в сознании субъекта, т. е. "сами" переживаемые ощущения). Вместо целостного опыта (т. е. непрерывного потока переживаний, в котором слиты воедино содержание и акты переживания), появляются отделенные друг от друга и друг другу противопоставленные субъект, который переживает ощущения, и внешний ему, независимый от него объект, который вызывает ощущения. Но поскольку я отождествляю "другого" (как человека) с самим собою, то и весь мир (поскольку он общий и мне, и другому) тем самым должен был бы стать моим "внутренним" миром! Единственный способ избавиться от такого нелепого солипсистского вывода, согласно Авенариусу, состоит в отказе от "дуализма внутреннего и внешнего", избавившись от его причины — интроекции. Путь избавления от интроекции был долгим. Исторически первым вариантом интроекции, по Авенариусу, был анимизм: способность иметь нечто как "внутреннее", как "содержание души", приписывалось не только другим людям, но вообще всему сущему. Вслед за анимизмом возникали и сменяли друг друга разные виды идеализма, вплоть до современного Авенариусу "психологизма", который пытался "искать душу" как самостоятельную сущность, отделенную от "объективного мира". Когда в 1865 г. Ф. Ланге вьщвинул концепцию "психологии без души", —наконец-то начался "наивно-критический" этап избавления от интроекции. Однако лишь возникновение эмпириокритицизма с его критическим анализом опыта означает радикальное ее устранение.

Если интроекция разрушила изначальное целостное понятие мира, то избавление от нее означает его восстановление. Когда в результате гносеологической критики интроекции первоначальное состояние целостности опыта восстановлено, весь процесс его последующей "рационализации" (который есть одновременно и механизм образования метафизики и ее история) становится понятен: в ходе этого процесса различные моменты "опыта" — своего и чужого, вещей и мыслей, короче, "элементов" опыта — были оторваны друг от друга, обособлены и даже абсолютизированы.

Поскольку вопрос о реальности внешнего мира как "другой реальности", противоположной внутреннему миру сознания, предстает как проявление "противоестественной" интроекции — вместе с разоблачением интроекции он снимается с повестки дня. Таким образом, эмпириокритицизм избавляет философов от обсуждения таких проблем, которые, по сути, являются псевдопроблемами, и философия перестает быть метафизикой. Вместе с тем найдены первоистоки бытия и сознания, т.е. именно естественное понятие о мире, которое было прежде утрачено!

Таким образом, естественным результатом критической гносеологической концепции эмпириокритицизма оказался вывод о целостном опыте, который даже был развернут в своеобразную онтологическую концепцию — учение об "элементах мира".

 

 

Онтология эмпириокритицизма. Ощущения как "элементы мира".

Эмпириокритицизм нашел много последователей среди естествоиспытателей, сделавшись, в частности, "физическим идеализмом". Это понятно: в соответствии с требованиями духа времени, подлинная наука об основах бытия должна была базироваться на достижениях опытных наук, к числу которых прежде всего относилась физика — лидер тогдашнего естествознания. Для большинства естествоиспытателей и многих философов понятие "физическая реальность" стало синонимом понятия "подлинный мир, как он есть сам по себе". Однако не кто иной, как Мах, выдающийся физик, в своих философских трудах подверг критике эту установку. Тот "физический идеализм", основой которого стали философские идеи Маха, был вовсе не мировоззренческим оформлением достижений физики как частной науки, будь то физика экспериментальная или теоретическая (математическая). После того, как познавательный процесс в физической науке был подвергнут Махом гносеологической критике, итоговую концепцию было бы правильнее назвать "психологическим идеализмом": ведь "физическую реальность" (безразлично, трактовать ли ее как совокупность частиц и полей или как систему математических уравнений теоретической физики) Мах и его последователи свели к "комплексам ощущений".

Эмприокритики были более последовательны в проведении своей антиметафизической программы, чем многие психологи, стремившиеся заменить философское учение о "духе" результатами научного исследования психических процессов. Так, если психолог И. Гербарт (1776— 1831), автор популярного в первой четверти XIX столетия учебника по психологии, стремился объяснить, "как возможно восприятие", т.е. раскрыть механизм порождения восприятии в результате воздействия неких внешних сознанию объектов, то философ Э. Мах расценивал подобное желание как следствие неосознанной метафизической установки, как результат "интроекции"3. Он устраняет как "метафизическую" картезианскую проблему соотношения res extensa и res cogitans. Ко мнению Маха, физическое тело, данное в опыте, есть то, что само образуется из восприятии, т. е., в конечном счете, предстает как "комплекс ощущений". Как "наивный субъективизм" Мах квалифицирует мнение, согласно которому видимое разными людьми как различное — это вариации кажимости, а действительным бытием обладает неизменное, "субстанция". Подлинное, изначальное, целостное и "нейтральное" бытие — это "поток ощущений"; их Мах трактует как "нейтральные элементы мира"; они, будучи элементами опыта, не идеальны и не материальны — они нечто изначальное, и потому "третье".

Сами по себе восприятия, с точки зрения Маха, не содержат в себе ничего субъективного — ведь они есть до начала расщепления потока на субъективное и объективное. Материалисты выводят субъективные восприятия из объективных процессов; идеалисты, напротив, объекты — из субъективных восприятии. И то, и другое возможно, коль скоро существует связь между субъективным и объективным благодаря их общему источнику. Став, по его мнению, выше противоположности этих метафизических систем, Мах проводит "расширенную редукцию", существенно универсализируя восприятие. Не будучи, по его мнению, субъективным изначально, восприятие все же может стать таковым при определенных условиях — когда оно выступает как "пережитое содержание" восприятия. Тогда элемент, сам по себе нейтральный, становится "достоянием" субъекта, "психическим".

Поскольку Мах не проводит строгого разграничения между психическим и нейтральным, его монизм восприятия оказывается психомонизмом. В его онтологии элементы первоначала не разложены на субъективное и объективное. Только "потом" первичное состояние мира (поток) противостоит — как единство — вторичному, расщепленному состоянию мира, распавшегося на "мир сознания" и "действительный мир".

В ходе последующих шагов развития жизни первичное состояние деформируется внешними обстоятельствами. Такие деформации, закрепленные памятью, актуализируемые в воспоминаниях, определяют последующие восприятия. Сохраняющиеся следы прошлого (воспоминания) делают жизнь организма кумулятивным процессом. Этот кумулятивный жизненный процесс и есть "опыт", или "интеллект"; в нем припоминание оказывается способом, с помощью которого сознание осовременивает прошлое. Благодаря процессуальности сознания человек живет не дискретно, в серии "теперь", сменяющих друг друга, а непрерывно — "ретенционно",т. е. в единстве со временем. Поэтому временность, по мнению Маха, не от природы дана — она есть создание организма. Только мы, люди, "склеиваем" моменты своей жизни — не природа! Так же мы склеиваем из элементов комплексы, а затем обращаемся с ними как с субстанциальными вещами. В самой природе нет никаких "комплексов", как, естественно, нет и стабильности. Нечто стабилизируется (точнее, превращается сознанием в стабильное образование) только тогда, когда становится "затравкой" процесса, напоминающего образование грозди кристаллов каменной соли: когда к этому изначальному нечто нами присоединяется нечто последующее.

Простейший (и важнейший!) способ стабилизировать комплекс элементов — это приписывать ему имя. Оно — "акустический признак" комплекса, сохраняющий его в памяти, признак самый неизменный и удобный. Вокруг него, как ядра, нарастают другие признаки. Поэтому имя — не этикетка предмета, а скорее его арматура: оно функционально, оно по праву представляет индивида, к которому относится. И неважно, что оно случайно по происхождению; неважно также то, что все, обозначенное им однажды, может перемениться. Если остается имя вещи — то остается ее ядро. Но если для начала предпочтительнее слово, то в перспективе, для развития лучше понятие. Хотя суть их одна: экономичнее обходиться с единством так, как если бы оно было тождеством, т. е. "одним и тем же".

Ограничение и стабилизация, осуществляемые именем и понятием, согласно концепции Маха — это формирование комплексов элементов. Понятие ассимилирует восприятия, элементы не сами соединяются — их соединяет сознание: понятие есть синтез. Только изначальный мир сразу и бессубъектен, и беспредметен, и непонятен — потому о нем не может быть воспоминания. Анализ воспоминаний доводит до этого предела, но не дальше, поскольку движение против течения — "накапливающихся следов" — воспоминаний, против прогрессирующего синтеза заканчивается там, где совершается первый шаг синтеза. За этим пределом из поля рефлексии, разумеется, исчезает и самое Я, поскольку Я — "не изолированная от мира монада, а часть мира в его потоке, из которого она произошла и в которую ее следует диффундировать".

Онтология эмпириокритицизма несет на себе следы "картезианского импульса, которым заряжена вся европейская философия, начиная с нового времени: ведь эмпириокритицизм — не что иное, как разновидность самоанализа познающего субъекта. Специфика этой концепции — биопсихологизм: на место Декартова cogito в ней поставлено триединство сознания, живого организма и изначальной, нейтральной мировой субстанции. Очевидно также и ее существенное отличие от картезианства: Я в роли островка бытия, связующего центра мироздания, который выдержал натиск урагана универсального сомнения, отброшено как метафизический предрассудок; оно растворяется в "чистых восприятиях". Мир перестает быть "внешним миром", коль скоро различия между res cogitans и res extensa размыты, мир внешний и внутренний в своем истоке слились — или, что то же самое, распались у Маха на несвязные фрагменты. Авенариус, правда, не пошел столь далеко: он остановился на ступени "принципиальной координации" Я и мира, тем самым сохранив Я как центр мира, что значительно ближе к классическому картезианству.

Таковы истоки, генезис и логика эмпириокритицизма — наследника картезианской методологической традиции. Он возник как "теоретико-познавательный идеализм" в общем потоке антиметафизического течения европейской философской мысли, ориентированной на достижения положительной науки; поэтому в годы своего наибольшего влияния эмпириокритицизм предстал как "физический идеализм".

Вместе со "стабилизацией" неклассической теоретической физики влияние эмпириокритицизма с его эмпиристской ориентацией упало до минимума. Однако его философская история продолжилась — труды Авенариуса оказали немалое влияние на основателя современной феноменологии Эдмунда Гуссерля. Подобно эмпириокритикам, феноменологи искали "чистое первоначало" философского рассуждения, освобождаясь посредством специально разработанного для этой цели метода феноменологической редукции от всяческих "предрассудков" философских систем. Но, в противоположность эмпириокритицизму, феноменология трактует принятие "естественной установки", веру в существование мира как глубочайший предрассудок научной мысли. В итоге в западной философии место "нейтрального монизма" эмпириокритиков занимает "трансцендентальный идеализм".

В нашей стране освоение и осмысление эмпириокритицизма отличалась рядом специфических особенностей. В силу обстоятельств, далеких от философского содержания и внутренней логики развития этой концепции, "русский" эмпириокритицизм оказался настолько тесно связан с российскими политическими событиями, что превратился из философского учения в идеологическую конструкцию, не так уж много сохранившую от первоначального содержания. Споры были далеко не философскими. Целью их было что угодно, но не установление смысла философских утверждений, и еще менее достижение истины. Самый известный из российских оппонентов эмпириокритицизма, В.И. Ленин, был прежде всего политическим деятелем, а для него самым важным стал как раз политико-идеологический аспект, который приобрел "российский" вариант эмпириокритицизма в силу причин, случайных для философского содержания этой концепции. (Несколько подробнее об эмпириокритицизме на русской почве см. в разделе, посвященном русской философии.)

 

 

Американский неореализм.

В 1910 г. группа американских философов выступила с манифестом "Программа и первая платформа шести реалистов"'. В группу входили Э. Холт, У. Марвин, У. Монтегю, Р.Б. Перри, У. Питкин, Э. Сполдинг. В 1912 г. авторы манифеста опубликовали книгу "Новый реализм. Совместные исследования в философии"2. Наибольшей известностью из них к тому времени пользовался гарвардский философ Ралф Бартон Перри (1876—1957), один из учеников прагматиста У. Джеймса. Последний в знаменитой статье "Существует ли сознание?" подчеркнул близость своего "радикального эмпиризма" и позиции Перри:

"...Р. Б. Перри изложил свой взгляд на познание, в котором ближе всех других известных мне авторов подходит к моему пониманию... опыт целиком представляет собою процесс, в котором первоначально объективное постоянно становится субъективным, становится нашим пониманием объекта". Не только Перри, но и другие неореалисты подчеркивали стимулирующее воздействие на них идей Джеймса, прежде всего его обоснования онтологического плюрализма и теории внешних отношений, а также учения о "потоке сознания".

Правда, в дальнейшем пути шести авторов манифеста разошлись, причем некоторые из них даже отдалились от философии. Да и изначально взгляды этих философов по конкретным вопросам не были абсолютно идентичными. При этом, однако, их объединяла уверенность в плодотворности совместных исследований, о чем и говорилось в заявлении, открывающем манифест. Далее в тексте манифеста изложены программы отдельных философов, большей частью сформулированные в тезисной форме. По такой же схеме написана и упомянутая книга, в которой само движение неореализма характеризуется как нечто среднее между тенденцией и школой.

Выступлением американских неореалистов начался период, когда были опубликованы различные программные документы и манифеста философов. Особенно здесь отличились в 20 и 30-е годы представители логического позитивизма. Впрочем, эпоха эта также известна различными манифестами представителей литературно-художественного авангарда. Философов, считавших себя "новыми реалистами", объединяло неприятие идеализма. Эта, казалось бы, очевидная констатация требует, однако, специального разъяснения. Обратим внимание: как в Америке, так и в Великобритании в конце XIX в. немалым влиянием — особенно в академической среде — пользовались объективно-идеалистические учения вроде британского абсолютного идеализма или близкого ему учения гарвардского философа Джосайи Ройса (1855— 1916), который, кстати, был университетским преподавателем Перри и Монтегю. Составными элементами идеалистической метафизики стали: монистическая онтология, разделение всего существующего на сферу видимости и подлинной реальности, тезис о зависимости познаваемого объекта от познающего субъекта, а также теория (логика) внутренних отношений. Смысл последней Сполдинг разъяснял так: «Придерживаться "внутреннего взгляда", по моему мнению, означает считать, что для того, чтобы отношение могло [что-то] соотносить, оно должно либо (1) проникать в свои термины, либо (2) опосредоваться подлежащей (трансцендентной) реальностью». Согласно этой теории, любая вещь или явление реальны только в том случае, если они входят в ту или иную систему отношений, причем отношения носят сущностный характер и изменяют соотносящиеся стороны. При этом считалось, что сами отношения невозможны вне какой-либо тотальности. В конечном итоге они оказывались подчиненными Абсолюту как верховной реальности, возвышающейся над сферой "видимости". В таком контексте истина понималась ими как идеальное выражение всех связей, их согласованность (когерентность).

Вслед за английским философом Д.Э. Муром, который в своей статье "Опровержение идеализма" (1903) классическим выражением сути любого идеализма признал тезис Джорджа Беркли esse est percipi, неореалисты направили свои критические стрелы и в сторону берклеанства. "Интуитивный аргумент" против реализма, считал Монтегю, был сформулирован именно Беркли. В основе его, по мнению Монтегю, лежит смешение тривиального тезиса ("мы только тогда можем знать, что объекты существуют, когда они познаются") с абсурдным ("мы знаем, что объекты могут существовать только тогда, когда они познаются"). Гипотеза, будто нет объекта без субъекта, есть чистейшая тавтология, ибо она утверждает — то, что дается в опыте, дается в опыте ("that everything experienced is experienced"). Позицию идеалистов, делавших объект познания зависимым в своем существовании от процесса познания, Перри и другие неореалисты называли эгоцентрическим предикаментом.

Таким образом, несмотря на известное противостояние абсолютного идеализма (зачастую называемого "британским неогегельянством") и традиции британского идеалистического эмпиризма, к которой принадлежит Беркли, обе эти линии представляли для неореалистов единый объект для критики.

Неореалисты разделяли следующее мнение относительно теории познания, эпистемологии: эпистемология (теория познания) как таковая не является фундаментальной в логическом смысле дисциплиной. Она, подчеркивал Марвин, не может служить обязательной пропедевтикой к онтологии. Более того, логика как таковая предшествует и эпистемологии и онтологии. Кроме того, отмечали американские философы, идеалистическая эпистемология в вопросах понимания сущности знания, сознания и опыта находится в сильной зависимости от дуалистической психологии. Поэтому неверно выводить природу реальности из особенностей познавательного процесса. Познаваемость некоторого объекта отнюдь не означает его обусловленности самим познавательным актом. Познание как таковое принадлежит тому же самому миру, что и его объекты. Оно не есть нечто трансцендентальное или сверхъестественное. Познание как факт не имеет какого-нибудь преимущества перед другими фактами. Это лишь один из видов возможных отношений между "сущностями" в рамках опыта. "Если познание не является универсальным условием бытия, тогда оно само должно происходить внутри бытия, быть в той же плоскости, что II пространство, число или физическая природа. Другими словами, познанию присущ свой генезис и свое окружение". Познавательный процесс — лишь одна из областей исследования человеком реальности. В этом отношении эпистемология не имеет преимущества перед специальными науками, и различие между ними не носит качественного характера.

Что же касается логики, то в ее основе должна лежать теория внешних отношений, противостоящая идеалистической логике внутренних отношений. "Эта точка зрения (внешних отношений. — Авт.) может быть сформулирована следующим образом: в предложении "Термин а находится в отношении R к термину b, a R ни в коей степени не конституирует b, Rb не конституирует и, а R? не конституирует ни а, ни b", — писал Марвин. Каждая сущность (entity), находящаяся в тех или иных внешних отношениях с другими сущностями, может вступать в любые новые отношения, не отрицая при этом сложившихся отношений и оставаясь независимой. Причем сущности (т.е. объекты, факты, понятия и проч.), изучаемые в логике и в конкретных науках, не являются сугубо ментальными. Они могут вступать в отношения или прекращать те или иные когнитивные отношения, но от этого их реальность не меняется. Ошибочно вслед за абсолютными идеалистами утверждать, будто для познания определенных отношений некоторой сущности необходимо знать все ее отношения к другим сущностям. "Одна и та же сущность обладает и имманентностью в силу своей принадлежности к одному определенному классу, и трансцендентностью в силу того факта, что она может также принадлежать бесконечному числу других классов. Иными словами, имманентность и трансцендентность суть совместимые, а не противоречащие предикаты", — подчеркивал Перри7.

По мнению неореалистов, логика внешних отношений делает более вероятным плюралистическое представление о реальности. Мир в целом менее един, нежели его отдельные составляющие части. Грандиозные монистические системы типа платоновской и спинозовской догматичны и противоречат опытным свидетельствам: в их основе все та же логика внутренних отношений и приписывание познанию универсального значения. Неприемлем для авторов манифеста и картезианский субстанциальный дуализм. Имманентность объекта познания означает для неореалистов, что он познается нами непосредственно и его не отделяют от нас никакие ментальные сущности (образы), что предполагается в познавательной схеме репрезентационизма. Скажем, физическая природа непосредственно представлена в сознании. Подобная позиция неореалистов (у которых были предшественники в истории философии, например, шотландский философ XVIII в. Томас Рид) в теории познания получила название презентационизма.

Вместе с тем в плане существования объект трансцендентен субъекту, "познающему сознанию". Объект познания может существовать как до установления познавательного отношения, так и после выхода из него. Да и само различие между субъектом и объектом есть отнюдь не различие в качестве или в субстанции, а лишь различие в функции и занимаемом месте в опыте. Сознание отбирает определенные сущности, но не творит их.

Познавательный процесс ни в чем не указывает на свои пределы: знание увеличивается путем приращения. В то же время, отмечали неореалисты, следует учитывать, что любое наше утверждение, включая и утверждения авторов манифеста, приблизительно и не может претендовать на абсолютную истинность. Поэтому свою позицию они считали антидогматической и самокритичной, что, по их мнению, отличает ее от "феноменализма, субъективного, объективного идеализма и абсолютизма".

Неореалистическая теория "имманентности трансцендентного", влиятельная в англо-американской философии в 10 — 20-е годы, рассматривалась как альтернатива идеализму и соответствующая духу современной науки. Б. Рассел, например, развил на ее основе свою знаменитую теорию "нейтрального монизма". Несмотря на декларируемое ограничение сферы применения эпистемологии, сами неореалисты в основном занимались проблемами познания. Однако непроясненность ряда принципиальных положений (особенно тезиса о непосредственном вхождении объектов в сознание и вопроса о причине заблуждений познания) заставила десять лет спустя другую группу философов-реалистов выступить с новым манифестом, в котором реалистическая философия получила иное направление.

 

 


Поделиться с друзьями:

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.062 с.