Сознание как испытание бытия

 

С позиции Мераба Мамардашвили сознание есть проявления бытия в нас. Мы, как человеческие разумные существа, как Homo sapiens существуем сознанием. Такое существование обозначено нами как экзистирование, как существование способом сознавания или понимания. А что такое понимание? Понимание – это особое существование, существование, которое определяется выведыванием истины сущего, существующего в мире, и прежде всего истины самого себя. Мы выведываем истину сущего, испытывая его на истину. Понимание и есть испытание. Испытание мира сущего и, одновременно, испытание самого себя в этом испытании. Способен я или не способен понять сущее. Это испытание себя и мира, испытание на понимание и есть сознание. Иначе говоря, глубина моего понимания чего-то в мире зависит от способности понимать себя. Так рассматриваемое сознание указывает на одну важную сторону нашей жизни как сознательных существ. Чтобы понять что-то, надо приложить усилие понимания. Причем это усилие понимания надо совершить самому, потому что я могу понять только то, к чему я приложил усилие. Нельзя понять за другого, как нельзя поручить другому любить или ненавидеть за себя. Только сам.

Чтобы понять надо приложить усилие. Ранее было отмечено, что понимание не является чисто интеллигибельной процедурой. Усилие находится за пределами рефлексивного, то есть знающего себя сознания, знающей себя мысли. Всем знакомо состояние некоторой растерянности или беспомощности в ситуации, когда надо что-то понять, а понимание не приходит. Добываешь информацию, копишь знания, а все равно понимания нет. Однако, в какой-то момент, внезапно понимание случается. Это случание понимания не является результатом механической процедуры нанизывания одного знания на другое, не выведения следствий из посылок, а прыжок, вспышка! Вспыхнуло… и все стало ясно! Акт понимания (акт осознавания) не является континуальным, непрерывным, он дискретен. Прерывность понимания указывает на некий зазор между этими актами. И этот зазор имеет не интеллигибельную природу.

Анализируя эту ситуацию Мамардашвили указал, что в этом зазоре располагается нечто, названное им «ноогенной машиной» (другие ее имена: «машина времени», «произведение», «порождающий артефакт», «opera operans», «экстатическая машина»)[377]. Сама эта «ноогенная машина», вопреки ее греческим корням*, не является интеллектуальной машиной. Она есть «дающее нечто для мысли»[378], то есть то, что дает мысли быть, не являясь самой мыслью. Точнее, не имея природу мысли.

Здесь мы вновь наталкиваемся на вопрос о понимании, поскольку «то, что дает мысли быть» одновременно является и условием ее понимания. Понимание, о чем речь шла выше, можно рассмотривать как «внимание», «внятие», «принятие», «впускание», «ассимиляцию» некоего сущего в себя. Когда я понимаю некое сущее, например, когда я понимаю (или не понимаю) предмет своего наблюдения как стол, то тем самым я принимаю (или не принимаю) это сущее как/в содержание моего состояния. Как уже было замечано, понимание выступает своеобразным испытанием как модусом моего бытия, экзистирования. Этот модус по природе своей амбивалентен. С одной стороны, понимая (внимая, принимая и т. п.) сущее, я испытываю себя на способность понять сущее, а, с другой – я испытываю само сущее на его истину, выведывая ее у сущего. Понимание предстает в этом случае в виде проверки на способность быть и себя, и сущего. Иными словами, в событии понимания в качестве необходимого элемента включены не только интеллектуальные процедуры, но и мои бытийные (и онтологические, и онтические) характеристики. В частности в понимании «участвует» такая структура как бытие-с-другим.

В разделе «Мир людей» было показано как бытие-с-другим производит связанность социальной жизни людей. Эта связанность структурируется актами взаимодействий, которые были обозначены термином «отношения». Собственно система отношений, упорядочивая взаимодействия индивидов и их групп, представляет собой феномен бытия-с-другим. В своей работе почти полувековой давности Анализ сознания в работах Маркса () Мамардашвили показал, что продуктивность марксова анализа сознания состоит в том, что сознание можно исследовать вполне объективными методами.

 

Дело в том, что Маркс совершенно особо представлял себе социальные системы: в каждом случае он строил свое исследование так, что уже в исходном пункте имел дело с системами, реализующимися и функционирующими посредством сознания, то есть такими, которые содержат в себе свои же отображения в качестве необходимого элемента (или, иначе говоря, включают в себя сознание наблюдателя в качестве внутреннего элемента собственного действия). Этого рода системами и были для него, по определению, социально-экономические системы. Отсюда оказалось возможным рассматривать сознание как функцию, атрибут социальных систем деятельности, выводя его содержание и формообразования из переплетения и дифференциации связей системы, а не из простого отображения объекта в восприятии субъекта. Вследствие этого анализ сознания предстает как распространение на его сферу анализа общественно-предметных форм, «общественных вещей», как продолжение последнего на уровне человеческой субъективности. В ней тем самым образуется точка отсчета, независимая — в исследовании самого же сознания — от психологически сознательных выражений духовной жизни индивида, от различных форм его самоотчета и самообъяснений, от языка мотивации и т. д.

Существующее у субъектов сознание может в принципе изучаться совершенно объективно, по его «предметностям», по значащим для него объективациям, рассматриваемым в качестве порожденных саморазвитием и дифференциацией системы социальной деятельности как целого. Как мы увидим, внутри этого целого они и прослеживаются Марксом. В нем Маркс устанавливает детерминизмы и механику образования подобных предметностей сознания, являющихся «представителями» (или «заместителями») чего-то другого, чем они сами и их осознаваемое объективное содержание, и выступающих ориентирами в поведении индивидов. Этим другим оказывается социальная материя этих механизмов, реальный обмен деятельностью между людьми (причем сами механизмы образования сознанию вовсе не даны).

Таким образом, если для классической философии, являвшейся по своей сути «философией самосознания» и приписывавшей сознанию телеологическую структуру, жизнь последнего протекала только в одном измерении — в измерении восприятия и представления, воспроизводимых рефлексивным сознанием субъекта, то Маркс впервые вводит сознание в область научного детерминизма, открывая его социальное измерение, его социальные механизмы [379].

 

По Марксу, есть «функция, атрибут социальных систем деятельности», и что содержания и формообразования сознания производятся «из переплетения и дифференциации связей системы (социальной деятельности – С.Г.), а не из простого отображения объекта в восприятии субъекта». Иначе говоря, содержания сознания (и мышления, как феномена сознания) являются производными от системы социальной деятельности человека. Таким образом, состояния сознания включают в себя как необходимый элемент социальную составляющую индивидуального бытия, то есть ту систему общественных связей, в которую включен индивид как социальный субъект.

Возвращаясь к вопросу о природе «ноогенной машины» можно сказать, что она является по своему существу не интеллектуальной, а экзистенциальной. понимание, которое только и является основой знания и познания, то есть интеллектуальных процедур и интеллектуальных конструкций, является особым модусом существования, а не мышления.

 

Итак, понимание держится на усилии, на переживании, на проживании знания. Этим усилием запускается в действие «ноогенная машина», им же она и живет. Зазор, в котором действует эта «машина», свидетельствует о дискретности сознания. И эта дискретность сознания есть не только важнейший факт индивидуальной сознательной жизни, но и фундаментальный факт жизни сознания как такового. Дискретность сознания указывает на его множественность.

Рассмотрим множественность сознания на примере обучения. Классические педагогические системы Нового времени исходили из того, что сознание одно, одинаковое для всех мыслящих существ. Такое понимание сознания определяло и систему обучения. Поскольку все точки сознания по своей природе одинаковы, то сознание ученика и сознание учителя тоже одинаково. Различаются они лишь по объему накопленного знания и опыта. В этой связи считалось, что процесс обучения состоит в том, чтобы найти наиболее действенные педагогические методики и приемы для трансляции знания из сознания учителя в сознание ученика, а также развить у ученика умения и навыки (через определенные методики и приемы) самостоятельного черпания знаний из книг и других источников. Но весь опыт исследований лингвистики, психологических и антропологических исследований, и самой современной педагогики лишь подтверждает древнюю, еще Сократу и Платону известную истину, что знание не пересаживаемо из головы в голову в силу одного простого онтологического обстоятельства, о котором у нас уже шла речь: никто вместо другого не может ничего понимать, понять должен сам и, более того, если уже не понял, то вообще не поймешь сообщаемое. И этот акт понимания «самим» не выводим ни из какой цепи обусловливания этого понимания, он должен совершиться или не совершиться, т.е. знание не перекачиваемо из одной головы в другую, аналогично перекачивания жидкости из одного сосуда в другой. Я сам должен совершить усилие для создания «места», внутри которого должен вспыхнуть акт понимания. Самое парадоксальное состоит в том, что событие вспышки понимания не выводимо из моих усилий. Без этих моих собственных усилий я ничего не смогу понять, но мое понимание не выводимо из этих усилий!

Из этого примера видно, что сознание ученика, сознание учителя, и вообще сознание всякого индивидуального человека покоится на своих собственных основаниях, то есть сознание самоосновно. Весь опыт современной культуры и, в том числе, опыт современной философии (опыт экзистенциализма, феноменологии, антропологии и т. д.) свидетельствует о том, что уникальность актов, которые обозначаются словом «понимание», «ответственность», «решение», «выбор» и пр. имеет не психологические, а онтологические, точнее, экзистенциальные основания, а именно «усилие быть».

Рассмотренные характеристики и особенности существования сознания – дискретность, множественность и самоосновность сознания; социальная система как феномен сознания; структура другого в работе сознания (и мышления) – свидетельствуют о том, что зазор, который содержит в себе «ноогенную машину» не может быть преодолен за счет работы мысли. Он преодолевается лишь индивидуальным усилием быть – испытанием бытия и испытание бытием – как актом не интеллектуальным, а экзистенциальным. Иначе говоря, «работа» мысли требует в качестве необходимых условий жизненные (физиологические, психические, социальные и так далее), а не только интеллектуальные элементы.

 

 

ПРИЛОЖЕНИЯ

Франсуа Виньон (поэт 15 века)

Баллада примет. Перевод И. Эренбурга (http://www.molchun.ru/?p=127 дата обращения 24.04.2001)

Я знаю, кто по-щегольски одет,

Я знаю, весел кто и кто не в духе,

Я знаю тьму кромешную и свет,

Я знаю - у монаха крест на брюхе,

Я знаю, как трезвонят завирухи,

Я знаю, врут они, в трубу трубя,

Я знаю, свахи кто, кто повитухи,

Я знаю все, но только не себя.

Я знаю летопись далеких лет,

Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,

Я знаю, что у принца на обед,

Я знаю - богачи в тепле и в сухе,

Я знаю, что они бывают глухи,

Я знаю - нет им дела до тебя,

Я знаю все затрещины, все плюхи,

Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, кто работает, кто нет,

Я знаю, как румянятся старухи,

Я знаю много всяческих примет,

Я знаю, как смеются потаскухи,

Я знаю - проведут тебя простухи,

Я знаю - пропадешь с такой, любя,

Я знаю - пропадают с голодухи,

Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, как на мед садятся мухи,

Я знаю смерть, что рыщет, всё губя,

Я знаю книги, истины и слухи,

Я знаю все, но только не себя.