На иллюстрации – Соловецкий монастырь. 1827. Неизвестный гравер. Фрагмент.

12 марта 1901 года император Николай II с императрицей Александрой Федоровной (по другой версии – с министром двора Фредериксом) приехали в Гатчинский дворец, подошли к заветной шкатулке, сломали печати с гербом императрицы Марии Федоровны, прапрабабки Николая, вытащили лежавшую там бумагу. Император углубился в чтение…

Имя монаха Авеля окружено шлейфом легенд и слухов, во многом недостоверных. Но точно известно, что судьбой скромного монаха занимались самые высокопоставленные лица Российской империи – министр духовных дел времен Александра I князь А.Н.Голицын, синодальный обер-прокурор князь П.С.Мещерский и др. и, конечно, российские государи от Екатерины II до Николая I. Достоверно известно, что в 1826 году по личному указу императора Николая I Авель был заточен «для смирения» в Спасо-Ефимьев монастырь, где он и умер осенью 1831 года.

Сразу скажем, что для знающего человека того времени название этого суздальского монастыря бросало в дрожь. Это был только с виду мирный монастырь, а в сущности – одна из самых страшных тюрем России, где под видом «смирения» в узких каменных мешках навечно заключали самых страшных преступников империи: сексуальных извращенцев, сумасшедших с опасным «антигосударственным бредом» («безумствующих колодников»), позже – некоторых из декабристов. Там и оказался монах Авель, который не был ни извращенцем, ни сумасшедшим, ни революционером. Но он слыл ясновидцем и пророком, а это расценивалось властью как опасное для госбезопасности страны преступление.

Точнее, власть и, прежде всего, органы тогдашней госбезопасности двояко смотрели на различного рода провидцев и экстрасенсов. К таким людям следователи политического сыска подходили сурово и без всякой пощады – сыск во все времена отличался цинизмом и прагматизмом. Обычно провидцев волочили в пыточную камеру, подвешивали на дыбу и задавали три роковых вопроса, на которые обычно не было вразумительного ответа: «Зачем ты это говорил?», «Кто тебя подучил этому?», и «Кому ты это еще рассказывал?». Не проходило и двух «сеансов откровенности», как ясновидец вдруг «прозревал» и признавался в том, что он «с недомыслия все наврал». Если же пророчество исполнялось или чудо было несомненно, а следовательно, необъяснимо (а такие случаи иногда бывали), то дело о необъяснимом явлении попросту уничтожали, а виновника волнений власти ссылали куда подальше.

Будущий узник суздальской тюрьмы родился в Тульской губернии в 1757 году, в крестьянской семье. Звали его Василий Васильев. До 1785 года он жил в своей деревне как обычный семейный крестьянин, но потом внезапно оставил семью и постригся в удаленном от мира Валаамском монастыре. Там он, став иноком Адамом, и обрел свой необыкновенный дар, происхождение которого он, естественно, связывал с божественным откровением, с пребыванием на небесах и чтением книг пророчеств, которые потом он пересказывал и излагал в своих трех брошюрах. (То, что Авель был грамотен и хорошо владел слогом, видно из его сочинений и писем.)

Беда же Авеля как прорицателя состояла в том, что Господь не только наградил его способностью видеть будущее, но и внушил ему, чтобы он делился своими знаниями не просто со всеми встречными-поперечными, а только, по современному говоря, с vip-персонами, точнее – исключительно с государями. Между тем любопытствующих узнать свое будущее вокруг Авеля всегда было много, но он нещадно гнал от себя всех назойливых просителей, желавших узнать виды на урожай и будет ли удачен брак их дочерей. Даже высокопоставленным дамам вроде графини Потемкиной он отказывал, вежливо отписываясь: «Мне запрещено пророчествовать имянным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет и самого монаха Авеля и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство – в тюрьмах ли лучше или на воли, размысли убо». Наверняка такого указа не было в природе, но то, что Авелю дорого обходились его способности, – это уж точно. Отмеченная эксклюзивность дара Авеля, с одной стороны, вызывает недоверие к нему и заставляет подозревать, что он, подобно многим проходимцам (вспомним Распутина), хотел пристроиться ко двору в роли придворного прорицателя, волхва, быть в компании людей знатных, сидеть с ними за одним столом (что и было не раз). Как известно, в древности без обращения к прорицателям и волхвам не обходился ни один государь, и такие люди были на все золота, а их слово устрашало самых могучих правителей. Известно, что царь Борис Годунов многократно умолял прорицательницу Олену Юродивую предсказать его будущее, а она каждый раз гнала царя вон из своей убогой хибарки – видно, ничего хорошего она сказать ему не могла. И после этого Борис отравился.

Но справедливости ради отметим, с другой стороны, что вообще-то ради теплого местечка обычно говорят повелителям что-нибудь приятное, но такая уж была наша неоптимистичная история, а Авель врать не мог – гнева Божия боялся и, в отличие от Олены, не стеснялся своим багрянородным «клиентам» такие говорить страшные вещи, что после каждого откровения инока немедленно упекали в глухой монастырь или тюрьму, из которых он не вылезал и в которых провел треть жизни (как писал Авель в 1826 году о своих страданиях: «Был в трех крепостях и в шести тюрьмах, содержался всего времени двадцать один год»). Лишь к концу жизни, после предсказанного им «бунташного», кровавого вступления на престол Николая I в декабре 1825 года, Авель решил замолчать навсегда. В своем сочинении «Житие и страдание отца и монаха Авеля» он так писал: «Я согласился ныне лучше ничего не знать, да быть на воли, а нежели знать, да быть в тюрьмах и под неволею… буди мудр, да больше молчи».

В 1826 году Авель даже бежал из серпуховского Высотского монастыря, где жил с 1823 года, когда узнал, что архимандрит хотел его послать в Петербург к новому государю Николаю. Об этом Авель писал 20 июля 1826 года своему духовнику отцу Дормидонту. В письме духовнику он указал адрес, где он скрывается от теплых объятий власти. Тут она его и взяла под микитки и повезла в Суздаль…

Да что же такого он предсказывал, что так с ним неласково обращались власть имущие? Начал Авель с того, что в середине 1790-х годов сочинил первую свою рукописную книжку, в которой предрек скорую смерть императрицы Екатерины II, указал точно дату ее внезапной кончины и предсказал, что престол перейдет к ее сыну Павлу. Последнее не было для всех очевидным, ибо государыня готовилась передать трон после себя любимому внуку Александру и даже – по некоторым сведениям – подготовила завещание в пользу внука, в обход нелюбимого ей сына. Рукопись со своими откровениями Авель подарил настоятелю монастыря, который тотчас переправил ее в консисторию и оттуда в столицу. По одной из версий, старца бил по сусалам сам обер-прокурор Синода, стращал лютыми казнями, но императрица – истинная дочь Просвещения – «бреду старца» значения не придала, а указала его расстричь (т. е. извергнуть из монахов) и посадить в Шлиссельбургскую крепость. Там уже сидел подобный «артист». Это был мелкий чиновник, который, естественно, в умопомрачении, зашел как-то в Сенат, сел за стол присутствия, взял в руки перо и бумагу и начал строчить указы от имени «государя Павла Петровича». Его сразу же, по воле возмущенной государыни, повезли в Шлиссельбург.

После этого можно понять, почему Павел I, вступивший на престол после скоропостижной смерти матери в указанный Авелем день 6 ноября 1796 года, так ласково принял и поговорил с расстригой-провидцем. Было это в декабре 1796 года. И на этот раз старец ничем не порадовал нового государя. По одной из версий, пророчество его было страшно для Павла: якобы его ждет краткое царствование и лютый конец на день Софрония Иерусалимского 11 марта «от неверных слуг… в опочивальне удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди». Но Павел не топал на него ногами и не сослал тотчас в Сибирь, а, сдержавшись, стал выспрашивать у него о том, что ждет его потомков. Возможно, государем двигало присущее людям любопытство – в персидском языке есть слово «надидэ», обозначающее праправнука, и переводится в старых словарях это слово как «тот, кого не увидишь» или (в современных словарях) «неувиденный».

Из речи монаха царь узнал, что при его наследнике Александре I будет большая война, русские возьмут Париж. Но императору «тяжек покажется венец царский, и подвиг служения заменит он подвигом поста и молитвы». Потом у власти окажутся не дети Александра I (которых не будет) и не следующий брат Константин, а Николай I, чье царствование «дракой зачнется». После него придет на престол внук Павла Александр II, который даст волю крепостным крестьянам, освободит славян Балкан, бунтари начнут за ним охоту и однажды убьют днем, посредине столицы.

Правнуком Павла будет Александр III, в короткое царствование которого наступит затишье, а потом придет к власти тот самый надидэ – император Николай II, который «на венец терновый сменит корону царскую». При нем начнется великая война и люди будут, как птицы, по небу летать и под водой, как рыбы плавать, и будут друг друга душить серой зловонной, и уже накануне победы в этой войне рухнет царский трон и «мужик с топором возьмет в безумии власть». Наступит царство безбожия, придет новая страшная война и «новый Батый на западе поднимет руку» на Россию.

Все эти пророчества cтарца Павел собственноручно (возможно, не без усмешки) записал на бумаге как «Письмо к потомку» (не отсюда ли идет обычай советских времен всюду замуровывать «послания к комсомольцам 2017 года»?), запечатал его в конверт и надписал, что конверт вскрыть надлежит через сто лет после его, Павла, смерти.

В 1801 году, в день, указанный прорицателем, жена Павла императрица Мария Федоровна стала вдовствующей государыней. Она положила «Письмо к потомку» в кипарисовый ларец, который и вскрыл 11 марта 1901 года император Николай II…

Павел отпустил старца, разрешил ему заново постричься в Александро-Невском монастыре под именем Авель, с которым он и вошел в историю. В мае 1800 года его, по указу императора, заключили в Петропавловскую крепость, как писал один историк, «дожидаться 11 марта 1801 года».

В ночь с 11 на 12 марта заговорщики из ближнего окружения задушили Павла в его спальне Михайловского замка. Естественно, Авеля из крепости тотчас освободили, чтобы послать еще дальше – в Соловецкий монастырь, место далекое и суровое. Но глас с небес не дает Авелю покоя, и в 1802 году он пишет новую книгу, в которой предрекает нашествие французов и пожар Москвы. Пророчество докладывают государю Александру, и он поступает совсем неоригинально, как его предшественники: указывает посадить Авеля в монастырскую тюрьму, «пока не сбудутся его предсказания». На этот раз Авелю пришлось ждать десять лет, пока пожар Москвы не осветил его выход из темницы. Есть, правда, более гуманная версия – пророчество было оглашено за год до начала войны, и сидел Авель в тюрьме только год. Впрочем, гуманности тут тоже мало – не дай бог вам, читатель, хотя бы год попариться на нарах. В декабре 1812 года, после пожара Москвы, Авеля отпускают на волю – факты, как известно, упрямая вещь.

Авель был помилован, замечу – не реабилитирован, а помилован. Но все-таки Авеля уважали – по предписанию обер-прокурора Голицына ему выписали паспорт «для свободного пропуска, предоставляя также ему избрать для своего пребывания монастырь, какой сам пожелает». Конечно, никто перед ним не извинился за потерянные в заточении годы – такие сантименты и гуманитарные глупости российская власть никогда не признает, – иди, мол, старец, поскорей отсюда, да радуйся, что еще в пыль не стерли!

А Авелю нужна была свобода, и он отправился по святым местам в толпе таких же «очарованных странников», шедших от одной святыни к другой, от одного монастыря до другого. В эти благословенные для Авеля два года старец много чего повидал, он побывал в Константинополе, Иерусалиме, молился на знаменитой горе Афон. Но в 1814 году с ним произошла неприятность – он потерял паспорт и за дубликатом обратился к обер-прокурору, который донес об этом государю Александру. Читатель может обратить внимание на высочайший уровень принятия решения о выдаче обычного паспорта (которых полиция выдавала тысячи) какому-то простому монаху. Оказывается, что государь был недоволен тем, что Авель «еще продолжает скитаться по России». Это непорядок! Пусть Голицын объявит ему, Авелю, чтобы тот избрал непременно монастырь и водворился в нем. Но Авель как-то вяло исполнял волю монарха и продолжал скитаться по монастырям и по знакомым богомольцам, которые с радостью брали себе на содержание такого знатного старца. В конце концов с воцарением Николая I он вернулся на родину, поселился у родственников в деревне Акуловке, где его и нашли николаевские жандармы, чтобы увезти в Суздаль.

Внимательный читатель, вероятно, заметил, что я с известным юмором и недоверием отношусь ко всему, рассказанному выше, – уж слишком ненадежны наши источники относительно пророчеств Авеля, сколько вокруг них напущено таинственного тумана и недомолвок. Трактовки пророчеств даются самые разные, а интерпретации обычно созвучны тому, что происходит в обществе в момент комментирования. Обычно профессиональные историки стараются избежать этих тем – пусть в этом деле упражняются авторы «Каравана историй» или иных гламурных изданий! И я бы не сел писать этой статьи, если бы не одна поразившая меня странность.

Всем известный гусар, поэт и герой войны 1812 года Денис Давыдов в своих мемуарах писал об Авеле, что тот «был одарен способностию верно предсказывать будущее». Далее Давыдов пересказывает отчасти приведенные выше слухи и факты из жизни и пророчеств Авеля. Но в конце он пишет: «Авель находился в Москве во время восшествия на престол Николая, он тогда сказал о нем: «Змей проживет тридцать лет».

Я бы – внимание! – не стал приводить этот отрывок из мемуаров Давыдова, если бы не две поразительные даты: Давыдов внес пророчество Авеля в свои записки и умер в 1839 году, а Николай I действительно прожил ровно 30 лет с момента предсказания и умер в 1855 году. Подлог невозможен! Конечно, можно сказать, что это совпадение, случайность. Но слишком уж много совпадений и случайностей вокруг имени одного скромного старца – последнего из прошедшей перед нами толпы героев восемнадцатого века. Авель, уходя вслед за остальными в безбрежную даль прошлого, будто оглядывается на нас и грозит кривым пальцем…

 

Оглавление

 Евгений Викторович АнисимовТолпа героев XVIII века

 Предисловие

 Царевич Алексей Петрович: неумолимый рок и нелюбимый сын

 Кронпринцесса Шарлотта: из России без надежды

 Императрица Екатерина I: жар поздней любви

 Царица Евдокия Федоровна: необыкновенная живость глаз

 Царица Прасковья Федоровна: царственная приживалка

 Александр Меншиков: проделки неверной фортуны

 Мария Гамильтон: прелестная головка в банке со спиртом

 Цесаревна Анна Петровна: жизнь и смерть шкиперской дочки

 Павел Ягужинский: неистовый генерал-прокурор

 Архиепископ Феодосий: смерть в замурованной камере

 Борис Шереметев: российский кунктатор

 Яков Брюс: секрет «живой» и «мертвой» воды

 Роман Брюс: размышления у отверстого склепа

 Михаил Голицын: прямой сын Отечества

 Петр Толстой: история старого лиса

 Корнелий Крюйс: любовь к Сенеке

 Витус Беринг: командор, посланный за бессмертием

 Абрам Ганнибал: история знаменитой натурализации

 Император Петр II: царь-охотник

 Наталия Долгорукая: подвиг сострадания

 Эрнст Иоганн Бирон: обожаемый обер-камергер

 Андрей Ушаков: преимущества «секретного зрения»

 Бурхард Христофор Миних: солдат удачи

 Балакирев со товарищи: маленький трактат о смехе

 Алексей Черкасский: «мешочек смелости» за пазухой

 Архиепископ Феофан Прокопович: лукавый поп

 Андрей Остерман: мнимый больной

 Правительница Анна Леопольдовна: не из волчьей стаи

 Император Иван Антонович: железная маска русской истории

 Алексей Разумовский: тайный муж императрицы

 Кирилл Разумовский: последний гетман

 Ванька Каин: московский оборотень

 Наталья Лопухина: куда подует самовластье

 Иван Шувалов: идеальный фаворит

 Алексей Бестужев-Рюмин: секрет бестужевских капель

 Михайло Ломоносов: «Я делаю честь Отечеству»

 Петр Шувалов: отец русского единорога и рынка

 Императрица Екатерина II: сотворение себя

 Александр Сумароков: грозный бич пороков

 Иван Бецкой: жар последней любви

 Софья Делафон: «наша добрая старая мама»

 Екатерина Дашкова: просвещенность и гордыня

 Денис Фонвизин: гений и тщета человеческая

 Алексей Бобринский: свой-чужой сын

 Григорий Орлов: долгое прощание с «кипучим лентяем»

 Николай Львов: русский Леонардо

 Алексей Орлов: ропшинский и чесменский герой

 Княжна Тараканова: история красавицы-побродяжки

 Григорий Потемкин: великолепный князь Тавриды

 Петр Румянцев: Петр, сын Петра

 Станислав Август Понятовский: история любви короля

 Братья Панины: прогулки по осенним аллеям

 Емельян Пугачев: тайна ночной аудиенции

 Александр Безбородко: «алмаз в коре»

 Гавриил Державин: на брегах реки времен

 Митрополит Арсений: инквизитор и мученик

 Александр Суворов: петушиный крик гения

 Степан Шешковский: хозяин русской Бастилии

 Александр Радищев: последствия одного путешествия

 Федор Каржавин: преисполненный русским неунывающим духом

 Платон Зубов: последний фаворит

 Прасковья Жемчугова: последняя роль

 Император Павел I: судьба русского Гамлета

 Императрица Мария Федоровна: девушка из поместья Этюп

 Екатерина Нелидова: преданное сердце одной малявки

 Монах Авель: русский Нострадамус

Fueled by Lib.rus.ec