Масштаб и экология диссидентского контроля

Диссиденты необязательно должны испытывать потребность в ре­гулярном административном контроле над какой-то частью населе­ния для того, чтобы поддерживать коерсивный контроль или прово­дить эффективные атаки, на режим. Их способность к осуществлению насилия зависит от тайной или открытой организации, лояльности последователей и сочувствующих или способности передвигаться как «рыба в воде». Тем не менее их коерсивный контроль и их институцио­нальная поддержка будут в значительной степени облегчены, если они осуществляют административный контроль в каких-то отдельных сель­ских регионах или центрах проживания населения.

Гипотеза DC.1. Коерсивный контроль диссидентов умеренно изменяется с размерами доли населения, подверженной их регулярному надзору и устрашению.

Более важным, нежели масштабы контроля, является наличие труд­нодоступной для режима территории (выделено мной. — А. В.), на ко­торой диссиденты и их сторонники могут найти себе убежище, оружие, обучать военные формирования и готовить атаки против режима. Одно из пяти общих условий успешной тактики партизанской войны, кото­рые определял Клаузевиц, состоит в том, чтобы территория, на которой она ведется, была неупорядоченной, трудной для передвижения и труд­нодоступной. Томпсон указывает, что, в принципе, повстанцы не нуж­даются в контроле над обширными территориями; достаточную базу для успешной внутренней войны может обеспечить контроль и над ограниченными по площади, но достаточно удаленными областями⁶¹. Наблюдения военного эксперта показывают, что суровые условия внут­ренних областей Греции, служивших базой для операций коммунисти­ческого восстания на протяжении 1946-1949 гг., обеспечивали почти оптимальные условия для ведения партизанской войны⁶². Список дис­сидентов, которые использовали для своего укрытия труднодоступные территории — джунгли, горы, болота, городские трущобы, — мог быть очень длинен: Маруны в Кокпите на северо-востоке Ямайки в XVIII в.; Майя в Юкатанском буше во время кастовой войны 1847-1855 гг.; дви­жение ЕОКА в горах Кипра после Второй мировой войны; профессио­налы мачетизма в горных долинах Колумбии с 1948 г. по настоящее время; в Алжире — ФНО в горах и пустыне, начиная с 1954 г.; ОАС в «кроличьих садках» городов и противники режима Бен Беллы в горах Кабилии на севере и в Аурийских горах на юге. Отдаленные горные райо­ны традиционно были зонами автономных и ирредентистских* движе­ний. В качестве кейзов можно было бы взять Кавказские горы на про­тяжении всего XIX столетия и после Русской революции 1917 г.; Нага

Ирредентизм (от итал. inedento — неосвобожденный) — политическое и об­щественное движение в Италии конца XIX — начала XX в. за присоедине­ние к Италии пограничных земель Австро-Венгрии с итальянским насе­лением. — Примеч. пер.

Хиллз в Восточной Индии; заселенные традиционными племенами районы Западного Пакистана; Северный Ирак; северо-восточную Эритрею; и даже Швейцарскую Юру. Вообще любая область, являю­щаяся сравнительно недоступной в смысле территории, может служить убежищем группам, приверженным политическому насилию, обеспе­чивая им базу для операций, с которой они атакуют ненавистных адми­нистраторов, и дает более или менее безопасное укрытие от возмездия.

Партизанская война — это обычное явление для слаборазвитых стран прежде всего вследствие слабости транспортных и коммуникационных сетей, а также изоляции сельских районов, что облегчает партизанские налеты. Свободный доступ к сельским жителям дает возможность ве­сти пропаганду, обеспечивает контроль над ними и поддержку с их стороны⁶³. Относительно плотная дорожная и железнодорожная сеть в Конго дала возможность силам ООН и правительственным конго­лезским войскам подавить ряд региональных мятежей между 1961 и 1965 гг.; а недостаток сравнимых благоприятных условий внес свой вклад в неспособность суданской армии установить контроль над мятежом Анья-нья в Южном Судане. Изоляция в 18 ООО миль американских ко­лоний от Британии способствовала успеху революции; сравнимая гео­графическая отдаленность оказалась малоценной для мятежей в Пор­тугальской Анголе и Мозамбике. Партизаны Кастро оказались способ­ны удержаться в Сьерра-Маэстре против гораздо большей по размерам армии, которая потерпела неудачу в наземной и воздушной мобильно­сти; испано-американские диссиденты на более труднодоступной тер­ритории северного Нью-Мексико в июне 1967 г. не имели такого шан­са против полицейских патрульных вертолетов. Учитывая технические возможности наилучшим образом экипированных современных воору­женных сил, территория, претендующая на эффективную защиту дис­сидентов, должна быть гористой, без шоссе или дорог, почти непрерыв­но покрытой облаками. Исходя из таких критериев, партизанские вой­ны в Западном полушарии лучше всего вести в самых южных Андах или на побережье западной Канады и в южной Аляске.

Невыполнимость последнего предположения (в этих областях нет ни диссидентов, ни источников снабжения) направляет внимание на другую и в равной степени релевантную экологическую переменную, способству­ющую действиям диссидентов, а именно географическую концентра­цию диссидентов и их сторонников. Если все население или большин­ство его являются диссидентами, или, как минимум, сохраняют нейт­ралитет в конфликте между диссидентами и режимом, то диссиденты свободны в своей возможности организоваться. И если они уже нахо­дятся в состоянии вооруженного сопротивления, они могут получать снаб­жение и передвигаться с относительной свободой и анонимностью. Че Гевара, к примеру, указывал, что, хотя партизаны на труднодоступных территориях находятся в наибольшей безопасности, в таких областях они редко находят достаточно снабжения или других преимуществ. Его собственная неудача и гибель в Боливии были отчасти следствием того факта, что территория была благоприятной, однако население — недру­желюбным⁶⁴. Мао неоднократно подчеркивал необходимость такой на­родной поддержки, утверждая, например, что «партизанская война в своей основе организуется и поддерживается массами, и она либо воз­никает среди этих масс, либо ее выживание и развитие становятся не­возможными, если она терпит неудачу в том, чтобы заручиться их уча­стием и сотрудничеством»⁶⁵. Этот принцип применим в общем случае, концентрируются ли диссиденты в городских трущобах, в горных ла­герях или в этнически однородной сельской местности. Но определен­ный тип защитной территории приобретает почти решающее значение, когда диссиденты, даже будучи сосредоточенными, должны поддержи­вать постоянную оппозицию сильному режиму. Немецкоязычные сепа­ратисты в итальянском Тироле оказались в состоянии вести длитель­ную террористическую кампанию в долинах итальянских Альп; вал­лонские сепаратисты на плотно заселенной равнине южной Бельгии прибегли к забастовкам и демонстрациям, но обнаружили, что приме­нений тактики маломасштабной гражданской войны на любой период времени практически невозможно. Защищающие территории и концен­трация диссидентов являются дополнительными экологическими пе­ременными, способствующими установлению диссидентского коерсив­ного контроля. Ни одна из них не является необходимой для коерсив­ного контроля; обе до некоторой степени необходимы для поддержания партизанских и гражданских войн.

Гипотеза DC.2. Диссидентский коерсивный контроль сильно меняется с той степенью, до которой диссиденты географически концентрируются на территориях с ограниченным доступом для сил режима.

Эти экологические факторы воздействуют также на форму полити­ческого насилия, как предполагается в приведенных выше примерах. Если диссиденты являются членами географически связанной группы, это облегчает скоординированные широкомасштабные акции. Если диссидентская группа к тому же компактна, окружение толпы покры­вает ее щитом анонимности, который до определенного времени оказы­вается настолько эффективным для наращивания коерсивной способ­ности, насколько это может обеспечить покровительствующая тер­ритория. Теоретики XIX и начала XX столетий подробно размышляли о «бессознательной» природе поведения толпы и ее «деиндивидуали- зированных» воздействиях как факторах, способствующих агрессивно­му поведению⁶⁶. Часть таких воздействий может быть приписана окру­жению толпы. До той степени, в какой толпа состоит из индивидов, включенных в действия по сходной мотивации, она усиливает ощуще­ния своих членов, что их восприятия, эмоции и импульсы валидны* и что они вправе выражать их. Свидетельства таких эффектов изучают­ся в следующей главе. До той степени, в какой эти импульсы носят аг­рессивный характер, они, вероятно, будут думать, что могут выиграть состязание, выражая их, поскольку не могут быть с легкостью иденти­фицированы агентами безопасности. Шеллинг упоминает о «невоспри­имчивости, которая приходит с большим объемом действий»⁶⁷. В экс­перименте Фестингера и других было обнаружено, что дети выражают большую вербальную враждебность к своим родителям, когда ощуща­ют свою анонимность в группе⁶⁸. Майерс на основе изучения антиком­мунистической толпы в Трентоне, Нью-Джерси, показывает, что ано­нимность группового действия среди других факторов вела к такому политическому столкновению, на какое ни отдельные члены, ни лиде­ры поодиночке бы не решились⁶⁹.

Толпа должна сформироваться до того, как возникнут такого рода процессы, а толпы диссидентов с большей вероятностью формируют­ся не в сельской местности, а в городах. Ольсон пишет, что «концент­рация населения в городах может порой сделать агитацию дешевле, а распространение новых идей — более быстрым» и что «мятежи и ре­волюции чисто технически легче организовывать в городах»⁷⁰. Поэто­му крестьянские восстания имеют меньше шансов на успех, чем город­ские революции, на что указывал Маркс: «Сельское население вслед­ствие его разбросанности по большим пространствам и трудностей достижения согласия среди значительной его части, никогда не сможет предпринять успешной попытки независимого движения; они требуют инициирующего импульса со стороны более концентрированного, бо­лее просвещенного, более легкого на подъем населения городов»⁷¹.

Во Франции и Англии на протяжении индустриальной революции сельские восстания были столь же обычным явлением, как и городские,

Здесь — обоснованны. — Примеч. пер.

но, за несколькими исключениями, они начинались не в полях или изо­лированных фермах, а на рыночных площадях городов и сел⁷². Города и городки имеют особую притягательную силу для недовольных людей сельского образа жизни, а городские депривации могут добавить к их недовольству что-то еще, увеличивая вероятность политического про­теста городских толп. Но в городах концентрируются также полицей­ские и военные силы, и, если диссиденты не включают в свое число большинство городского населения и не имеют сочувствующих в силах безопасности, они обычно скоро рассеиваются. Городская обстановка способствует возникновению беспорядков, но не внутренней войны. Шесть поколений парижан оказывались не в состоянии защитить свои уличные баррикады против серьезных военных противников. Война деревни против города с наибольшей вероятностью будет иметь успех благодаря не вооруженному истреблению, а изнурению.

Гипотеза Т.2. Вероятность возникновения беспорядков варьирует со степенью концент­рации диссидентов в тех областях, где сосредоточены силы режима.

Географическая концентрация диссидентов, если они занимают удобную для обороны территорию, способствует возникновению ско­рее гражданской войны, чем беспорядков. Классический современный кейз — китайское коммунистическое движение после 1927 г. Столкнув­шись с почти роковой неудачей попытки захвата контроля над города­ми, Мао со своими вооруженными соучастниками в период с 1928 по 1934 гг. основали автономный анклав — Китайскую Советскую Респуб­лику — в горной провинции Кьянгси. После успеха пятой чайканшист- ской «кампании по искоренению бандитизма» коммунисты оказались способны отступить на 6000 миль через довольно трудную территорию, избежать уничтожения и воссоздать себя в провинции Шанси на севе­ро-востоке. Когда территория была установлена и укреплена, появи­лась тенденция к тому, чтобы политическое насилие приобрело ха­рактер войны между государствами. Такие базы «обеспечивают про­довольствие, убежище, производство военного оборудования, базу для военного обучения; кроме того, ослабляется статус-кво режима, по­скольку эта территория изымается из производственной структуры его системы»⁷³. Базовые области могут быть основаны даже в относитель­но современных обществах, если население в целом пропитано дисси­дентским духом, а коерсивные способности режима умеренные, как это имело место в случае ирландских мятежей в южной и западной Ирлан­дии в 1920 г. Холт пишет, что в этих зонах «администрация британ­ской юстиции фактически умерла... Даже когда произошло публичное убийство полицейских, не объявился ни один свидетель и общую рабо­ту британских судов приняли на себя суды шинфейнеров*, основанные Дейлом Эйриенком»⁷⁴. Дебре чрезвычайно практичен в оценке ресур­сов диссидентов в зонах самообороны и выражает уверенность в пре­восходстве мобильных партизанских сил по сравнению с фиксирован­ными базами, но его практичность основана на двух предположениях, которые могут быть справедливы для современной Латинской Амери­ки, но не обязательно для каких-либо других регионов: во-первых, правительство имеет такое превосходство в силе, что не будет мирить­ся и сокрушит контроль диссидентов, и, во-вторых, диссиденты будут сосредоточены скорее на обороне, нежели на атаках режима⁷⁵. Доктрина Дебре выглядит наиболее применимой к партизанским опе­рациям, в которых территория благоприятна, а население нейтраль­но, т. е. это обобщение изначально основано на кубинском, колумбий­ском и боливийском опыте. Предлагаемая здесь общая связь состоит в том, что внутренняя война наиболее вероятна, если диссиденты геогра­фически сосредоточены на защищающей территории, независимо от того, является их контроль над этой территорией постоянным или вре­менным.

Гипотеза I.2. Вероятность внутренней войны изменяется со степенью географиче­ской концентрации диссидентов в областях, к которым силы режима имеют ограниченный доступ.

Военные ресурсы диссидентов

Приведенные выше детерминанты диссидентского контроля более ре­левантны способностям к обороне, нежели к наступлению. Аноним­ность городских толп временно увеличивают коерсивные способности диссидентов, поскольку обеспечивают ощущение безопасности от сан­кций режима. Сельская изоляция изначально эффективна вследствие того, что дает защиту от возмездия; она облегчает наступательные ак­ции, если диссиденты располагают в своих базовых областях военны­ми силами или могут создать их. Есть два переменных источника на­ступательной способности диссидентов:

• размеры и ресурсы их собственных военных формирований;

• степень, до которой военные силы режима убеждены в необходи­мости нанести вред диссидентам.

Участники ирландского националистического движения. — Примеч. пер.

Гипотеза DC.3. Коерсивный контроль диссидентов сильно изменяется с размерами, обу- ченностью и ресурсами их военных формирований в сравнении с размерами, обученностью и ресурсами сил режима.

Военные формирования включают в себя всех диссидентов, кото­рые регулярно пользуются оружием, независимо от того, являются ли они членами организованных подразделений. Немногие из дисси­дентов, исключая тех, которые ведут внутренние войны, имеют воен­ные подразделения. Какое-то исключение представляют собой полу­военные организации консервативных политических движений, на­подобие антисемитской Camelots du Roi во Франции после 1908 г., Stahlhelm и подобные им группы в Германии в 1920-х гг., Фашистская милиция и Минитмены в 1960-х гг. в Соединенных Штатах. Примеры полувоенных организаций среди диссидентов левого толка включают в себя коммунистическую рабочую милицию в Германии между двумя войнами, рабочие бригады в Испании перед гражданской войной и кре­стьянскую милицию в Боливии в 1950-х гг. Основание таких органи­заций нередко предшествует внутренней войне, но вовсе не является необходимым условием возникновения ее или установления коерсив­ного контроля диссидентов. Например, широкое распространение ору­жия среди диссидентов может увеличить коерсивный контроль даже при отсутствии военной организации. Как указывалось выше, связь между военной способностью диссидентов и их коерсивным контро­лем носит скорее линейный, чем криволинейный характер, поскольку они изначально используются скорее для того, чтобы противостоять силам режима, нежели для осуществления контроля над своими после­дователями.

Диссидентские военные формирования по своим размерам обычно много меньше формирований режима, но нередко они бывают равны­ми им, лучше обученными и более подходящим образом экипированы для ударной тактики, которая столь эффективна во внутренних войнах. Особенно важны экипировка и обучеиность. Они могут быть приобре­тены заранее и тем самым облегчить начало политического насилия, как это было, например, среди фермеров и местных милиционеров аме­риканских колоний в 1760-х гг. Сельскому восстанию Монмутов в Англии и последовавшему за ним в 1642 г. Великому восстанию спо­собствовал военный опыт английских йоменов. Как полагает Моска, се­рьезные крестьянские восстания возможны «лишь в тех местах, где кре­стьяне приобрели определенную привычку в обращении с оружием или, по крайней мере, к охоте или к бандитизму, или же там, где фа­мильная и соседская вражда знакомит людей со звуками ружейного огня»⁷⁶. В Индонезии и Вьетнаме японцы невольно породили после­военные колониальные войны, спонсируя массовые политические ор­ганизации и обеспечивая им военное обучение и экипировку для их наиболее приверженных членов. В Малайе, Китае и на Филиппинах участники антияпонских движений сопротивления получили оружие и высокий уровень навыков партизанской войны, которые затем были использованы диссидентами против других режимов.

Начав военный конфликт, диссиденты могут наращивать свою воен­ную мощь, сосредоточивая атаки на казармах, военных заводах или изолированных патрулях, чтобы заполучить оружие, в котором они нуждаются, как это делали ирландцы в 1916 г. Если они контролируют подходящие базовые регионы, они могут наладить производство соб­ственного оружия; большое количество достаточно сложного воору­жения было изготовлено, например, во время гражданской войны в Америке и более грубого, но эффективного — в отдаленных регионах Южного Вьетнама. Контроль над населенными областями способ­ствует формированию диссидентских организаций и рекрутированию их членов. Если дело диссидентов популярно в областях вне их конт­роля, к ним будут поступать рекруты и снабжение, как из алжирских го­родов на базы ФНО и из гватемальских городов — в отряды сельских повстанцев.

Наибольшее приращение военной мощи диссидентов дает внешняя поддержка. Не самым главным фактором здесь является доступность партизанских отрядов для спасшихся беженцев через национальные границы вооруженных противников соседних режимов, которую вре­мя от времени обеспечивают такие страны, как Гватемала, Никарагуа и Гондурас. Более важным является обучение тактике тайной оппозиции: Гана в период последних лет правления режима Нкрумы обеспечивала такое обучение для диссидентов полудюжины близлежащих стран; Алжир обучал рекрутов для ряда африканских и ближневосточных диссидентских режимов; Куба обеспечивает такую подготовку для многих латино- и североамериканцев; Китай — для более чем дюжины стран по всему миру. Несколько большая поддержка, нежели только рекрутирование и подготовка, может быть обеспечена для диссидентов в тех случаях, когда они контролируют базовые области, куда можно доставить военные припасы: такие базы можно легче всего обеспе­чить снабжением, если они прилегают к границе страны, чей режим покровительствует диссидентам. Если выполняется такое условие, диссиденты могут получать экипировку в той степени, в какой они могут ее использовать, что ограничивается лишь ресурсами обеспечи­вающей страны и международным давлением на нее. Максимальная иностранная поддержка может включать в себя не только обучение и военную экипировку, но и воинские подразделения. Современные примеры иностранной военной поддержки диссидентов столь широ­ко известны, что приводить их нет нужды. Такая поддержка — это не коммунистическое нововведение: к примеру, французы обеспечивали военную поддержку восставших американских колоний в Британской Америке, французы совместно с другими — Белого русского движения с 1919 по 1922 гг.

Теоретики немало внимания уделяли международным аспектам внутренних войн и меньше — специфическому воздействию интервен­ции. Розенау — представитель тех исследователей, которые сосредо­точивали свое внимание на внутренней войне как «причине», а затем анализировали ее воздействие на международную систему⁷⁷. Дейч по­ставил ряд вопросов о воздействии различных типов и степени иност­ранной поддержки на продолжительность, уровень, характер и резуль­таты внутренних войн⁷⁸. С теми же вопросами имели дело и некоторые эмпирические исследования. В рамках схемы такого анализа мы могли бы ожидать, что чем больше степень иностранной поддержки дисси­дентов, тем больше их военная мощь в противостоянии режиму, тем, следовательно, больше величина политического насилия до точки ра­венства сил диссидентов и режима. Если внешняя поддержка быстро наращивает коерсивный контроль диссидентов, который оставляет позади себя уровень контроля режима, диссиденты одержат быструю победу, и уровень насилия снизится. Однако большинство режимов в обстановке угрозы внутренней войны также стремится приобрести ино­странных сторонников, которые отвечают наращиванием военной по­мощи режиму. Следовательно, иностранная поддержка имеет вероят­ность стать дисфункциональной для прекращения внутренних войн. Гораздо более вероятно увеличение шкалы конфликта до высокого уровня и продление его. Один из очевидных кейзов такого рода — вза­имная эскалация во Вьетнаме. Эмпирические свидетельства дает и об­суждавшееся выше изучение гражданской борьбы в 114 странах. Была приблизительно оценена степень иностранной военной поддержки дис­сидентам и режимам, вызываемой внутренней войной, принимая во внимание степень поддержки и число стран, оказывавших такую по- мощь.Чем большебыла поддержка диссидентов в течение 1961-1965 гг., тем более затяжной и более распространенной оказывалась граждан­ская борьба (г = 0,37 и 0,22); подобным же образом соотносилась с про­должительностью и распространенностью внешняя поддержка режи­мам (г = 0,30 и 0,28). Тесная связь между поддержкой диссидентов и компенсирующей ее поддержкой режима (и наоборот) становится оче­видной из того факта, что их корреляция составляет 0,83⁷⁹. Природа этой связи определяется выше гипотезой DC.3. Но иностранная под­держка, вероятно, также оказывает воздействие на форму политиче­ского насилия. В той степени, в какой внешняя поддержка, оказываемая диссидентам, увеличивает уровень их коерсивного контроля относи­тельно режима, вероятность внутренней войны возрастает (гипоте­за 1.1). Мы обнаружили, например, что была оказана поддержка извне в 30 из 54 идентифицированных войн, тогда как о внешней поддержке событий, связанных с заговорами, сообщалось только в 12% случаев, а с беспорядками — около 1 %. Предлагается следующая гипотеза.

Гипотеза 1.3. Вероятность внутренней войны изменяется со степенью иностранной под­держки, оказываемой диссидентам.

Второй детерминантой наступательной способности диссидентов, в дополнение к военным ресурсам, которыми они прямо распоряжа­ются, является степень, в которой силы режима проявляют склонность к поддержке диссидентов. Силы, нелояльные режиму, необязатель­но будут лояльны к диссидентам; с большей вероятностью они останут­ся нейтральными. Однако если и когда они переходят на сторону дис­сидентов, они могут произвести решающий сдвиг в коерсивном ба­лансе: прямо — увеличивая военную мощь повстанцев ценой потери ее режимом, косвенно — благодаря тому, что дают сигнал о слабости режима и иногда ускоряют отступничество от режима других его сил. Существуют два типа ситуаций, в которых вероятны такого рода сдви­ги. В начале антиправительственного мятежа войска и их командова­ние могут решить, что их симпатии на стороне оппозиции и присое­диниться к ней. Если так поступят лишь немногие, как это было в польском и венгерском восстаниях 1956 г., насилие может быть без тру­да подавлено. Если от режима отступают многие, но не все, результа­том может стать внутренняя война; если отступят почти все, режим неминуемо рухнет. Моска указывает, что поляки могли поднять свое главное восстание в 1830-1831 гг., потому что имели поддержку обу­ченной русскими польской армии, в то время как восстание 1863-1864 гг. было быстро подавлено из-за отсутствия такой поддержки⁸⁰. Вторая ситуация — это конкуренция за влияние, которая сопровождает за­говоры элиты перед вспышкой вражды. Диссиденты, планирующие переворот, могут включать в свои планы сотрудничество с военными командирами и склонять их к этому. Если может быть гарантирована лояльность части военных, заговорщики увеличат свои коерсивные способности и с возрастающей вероятностью предпримут открытую акцию. Они с наибольшей вероятностью поступят так и наиболее веро­ятно преуспеют, если большинство военных (или все) лояльны к ним или занимают нейтральную позицию. Деликатные переговоры, пред­шествующие попыткам переворотов, особенно в Латинской Америке, имеют сходство с торговыми переговорами; цель их участников состо­ит в том, чтобы выяснить и насколько возможно изменить баланс коерсивного контроля. Если диссиденты получают власть, то инкам- бенты, если они джентльмены, пожелают уйти с минимально открытым конфликтом. Если диссиденты терпят неудачу в получении достаточ­ного, по их оценке, преимущества, то они, вероятно, воздержатся от акций до более благоприятных времен⁸¹. Замена сделки более насиль­ственными средствами определения баланса вероятна в тех странах, где заговоры элиты стали хроническими. Общая связь такого паттерна выражена в гипотезе DC.4.

Гипотеза DC.4. Диссидентский коерсивный контроль сильно меняется со степенью ло­яльности коерсивных сил режима к лидерам диссидентов.

Такое условие представляет собой нечастое явление в большинстве случаев беспорядков и внутренних войн: силы режима обычно не мо­гут быть обращены в новую веру. Но когда такое случается, например, при заговорах, они фундаментальным образом влияют на результат. Заслуживает внимания тот факт, что такое обращение особенно мало­вероятно тогда, когда гражданская война уже развивается в течение какого-то времени. Силы режима, понесшие потери от рук диссидентов, более враждебны к ним и с меньшей вероятностью будут сотрудничать с ними. Главные сдвиги в лояльности происходят в начале конфликта и не позже. Впечатляющий пример дает Южный Вьетнам на протяже­нии 1960-х гг. Лояльность армии в целом любому конкретному граж­данскому или военному лидеру никогда не была велика; этот недоста­ток лояльности нашел свое выражение во множестве переворотов и их попыток. Но вследствие вызванной конфликтом враждебности между армией и Фронтом Национального Освобождения не произошло ника­ких крупных дезертирств, и если они случатся в будущем, то они будут наиболее вероятны среди вновь рекрутированных войск, которые не участвовали или очень мало участвовали в боях.

Для режима использование насилия содержит в себе больше риска, чем для диссидентов. С другой стороны, обширное применение на­силия будет, вероятно, носить дисфункциональный характер для их начальных целей. Сила, как отмечает в начале этой главы Пирсон, «порождает новое сопротивление. Более того, она имеет тенденцию становиться самоцелью как для тех, кто применяет ее, так и для тех, кто пытается защитить себя от нее. Для данной тенденции — и для тех, кто управляет, и для тех, кто им противостоит — симптоматично осознание того, что сила — это обоюдоострый меч, а также обвинение Бога или «козлов отпущения» в тех случаях, когда, прибегая к ней, они обнару­живают, что она поразила их самих.

Примечания

¹ Roy Pearson, «The Dilemma of Force», Saturday Review (February 10,1968).

² Можно предполагать относительную силу независимых переменных: ин­тенсивность и масштаб политизированного недовольства, вероятно, является следствием коерсивного и институционального балансов, комбинирующихся в детерминации величины цолитического насилия. Выражаясь языком стати­стики, около половины объясняемого изменения в величине политического на­силия среди политических общин, вероятно, является результатом изменений политического недовольства. Эта пропорция имеет тенденцию становиться выше для беспорядков, ниже — для внутренних войн.

³ Некоторые из этих предположений и их доказательств будут рассмотрены и интерпретированы ниже.

⁴ Nicholas S. Timasheff, War and Revolution (New York: Sheed and Ward, 1965), 156-158, quotation 156,158.

⁵ Andrew Janos, The Seizure of Power: A Study of Force and Popular Consent, Research Monograph No. 16 (Princeton: Center of International Studies, Princeton University, 1964), quotations 91. Подобный аргумент см. в Peter A. Calvert «Revolution: The Politics of Violence», Political Science, XV (No. 1), 6 ff.

⁶ Harold D. Lasswell and Abraham Kaplan, Power and Society: A Framework for Political Inquiry (New Haven: Yale University Press, 1950), 48. Психологическое определение см. в John Dollard et. al. Frustration and Aggression (New Haven: Yale University Press, 1939), 4.

⁷ Pitirim A. Sorokin, The Sociology of Revolution (Philadelphia: Lippincott, 1925), 370.

⁸ Robert M. Fogelson, «From Resentment to Confrontation: The Police, the Negroes, and the Outbreak of the Nineteen-Sixties Riots», Political Science Quarterly, LXXXIII Oune 1968), 227.

⁹ Dollard et. al, 39-40.

¹⁰ Arnold H. Buss, The Psychology of Aggression (New York: Willey, 1961), 58.

¹¹ Norman R. F. Maier, The Study of Behavior without a Goal (New York: McGraw- Hill, 1949), Part I. Обзоры психологической теории и свидетельства воздей­ствий наказания см., напр.: Russel М. Church, «The Varied Effects Punishment

on Behavior», Psychological Review, LXX (September 1963), 369-402; Richard L. Solomon, «Punishment», American Psychologist, XIX (April 1964), 239-253.

¹² Leonard Berkowitz, Aggression: A Social Psychological Analysis (New York: McGraw-Hill, 1962), 96.

¹³ E. Arouson, «Threat and Obedience», Trans-Action, III (1966), 26-27; резю­мировано в Jerome D. Frank, Sanity and Survival: Psychological Aspects of War and Peace (New York: Vintage books, 1967, 1963), 69.

¹⁴ E. H. Chasdi and M. S. Lawrence, «Some Antecedents of Aggression and Effects of Frustrations in Doll Play», in David McClelland, ed., Studies in Motivation (New York: Appleton-Century-Crofts, 1955), summarized in Berkowitz, 75, 87.

¹⁵ Kurt Levin, RonaldLippitt and Ralph K. White, «Patterns of Aggressive Behavior in Experimentally Created Social Climates», Journal of Social Psychology, X (May 1939), 271-299.

¹⁶ ArthurR. Cohen, «Upward Communication in Experimentally Created Hierar­chies», Human Relations, XI (1958), 41-54.

¹⁷ J. W. Thibaut and H. W. Riecken, «Authoritarianism, Status and the Communi­cation of Aggression», Human Relations, VIII (No. 2,1955), 95-120. Другие иссле­дования этого эффекта резюмируются в A.J. Yates, Frustrations and Conflict (New York: Wiley, 1962), 73.

¹⁸ Richard H. Walters, «Implications of Laboratory Studies of Aggressions for the Control and Regulation ofViolence», Annals, CCCLXIV (March 1966), 68-69.

¹⁹ Katherine Chorley, Armies and the Art of Revolution (London: Faber and Faber,

1943), 23, цитируется no Chalmers Johnson, Revolution and the Social System (Stanford: The Hoover Institution on War, Revolution and Peace, Stanford University Press, 1964), 16.

²⁰ NeilJ. Smelser, Theory of Collective Behavior (New York: The Free Press, 1963), 231-236,261-268,332,365-379.

^2{Janos, 5.

²² Louis Gottschalk, «Causes of Revolution», AmericanJournal of Sociology, L (July

1944), 7.

²³ Интерпретацию относительной важности этих факторов см. в Smelser, 377-379; Gottschalk, 7; Crane Brinton, The Anatomy of Revolution (New York: Norton, 1938), 45-46,51-52.

²⁴ Такие интерпретации предлагаются в Feliks Gross, The Seizure of Power in a Century of Revolution (New York: Philosophical Library, 1958), 63-79,151-186; Johnson, 14-15; Smelser, 376-377.

²⁵ Robert Hunter, Revolution: Why, How, When?( New York: Praeger, 1940), 34-35.

²⁶ Peter Parret and John W. Shy, Guerillas in the 1960's, rev. edn. (New York: Praeger, 1964), 34-35.

²⁷ См. примечание 82 в главе 4.

²⁸ См. MaxBeloff, Public Order and Popular Disturbances 1660-1714 (London: Cass, 1938,1963), chap. 7; Frank Darwall, Popular Disturbances and Public Order in

Regency England (London: Oxford University Press, 1934); and George Rude, The Crowd in History (New York; Wiley, 1964), 79-91.

²⁹ H. O. Dahlke,«Race and Minority Riots: A Study in the Typology of Violence», Social Forces, XXX (1952), 419-425.

³⁰ Harry Eckstein, «On the Etiology of Internal War», History and Theory, IV (No. 2,1965), 154.

³¹ Talcott Parsons, «Some Reflections on the Place of Force in Social Process», in Eckstein, ed., quotations 64-65.

³²AlaorS. Passos, «Development Tension and Political Instability: Testing Some Hypotheses Concerning Latin America»,Journal of Peace Research, No. 1,1968,70-73.

²³Johan Galtung, «On the Effects of International Sanctions, with Examples from the Case of Rhodesia», World Politics, XIX (April 1967), 378-416, quotation 389.

³⁴ Sir Robert Thompson, Defeating Communist Insurgency (New York: Praeger, 1966), 60-62,94,104-105, quotation 104.

³⁵ О движениях Сопротивления во II Мировой войне см., напр.: Chalmers A.Johnson, Peasant Nationalism and Communist Power: The Emergence of Revo­lutionary China, 1937-1945 (Stanford: Stanford University Press, 1962); John A. Armstrong, Soviet Partisans in World War II (Madison: University of Wisconsin Press, 1964); European Resistance Movements 1939-45, Vols. 1 and 2 (Oxford: Pergamon Press, 1964).

³⁶ Такая трактовка развивается на всем протяжении работы: Richard Ruben- stein, Rebels in Eden (Boston: Little Brown, 1970).

³⁷ См., напр.: George Lefebvre, The Coming of the French Revolution, trans. R. H. Pal­mer (Princeton: Princeton University Press, 1947), chap. 6.

³⁸ Cm. Fogelson, 219-220; MorrisJanowitz, Social Control of Escalated Riots (Chi­cago: University of Chicago Center for Policy Study, 1968), passim.

³⁹ Cm. Clinton V. Black, The Story of Jamaica (London: Collins, 1965), chap. 13.

⁴⁰ Cm. Lois E. Lomax, Thailand: The War That Is, The War That Will Be (New York: Vintage Books, 1967), а также статьи по Таиланду в New York Times, May 17,1965; June 26, 1966; August 18,1966.

^Jennifer G. Watson, «Correlates of Coerciveness and Permissiveness of National Political Systems: A Cross-National Study» (M. A., thesis, San Diego State College, June 1965). Аналогичные результаты см. в Betty A. Neswold et. al., «Regime- Coerciveness and Political Instability» (Paper read at Annual Meeting of the American Political Science Association, New York, 1969).

⁴² Douglas Bwy, «Political Instability in Latin America: the Cross-Cultural Test of a Causal Model», Latin American Research Review, III (Spring 1968).

⁴³ Ted Gurr, «A Causal Model of Civil Strife: A comparative Analysis Using New Indices», American Political Science Review, LXII (December 1968), 117-118. См. также Ted Gurr with Charles Ruttenberg The Conditions of Civil Violence: First Tests of a Causal Model (Research Monograph. No. 28, Princeton: Center of Interna­tional Studies, Princeton University, 1967), 82-83.

⁴⁴ См. Daniel Walker, Rights in Conflict (Washington, D.C.: Chicago Study Team, National Commission on the Causes and Prevention of Violence, 1968).

⁴⁵ Charles Wolf, Jr., «Insurgency and Countinsurgency: New Myths and Old Realities» (Paper P-3131-I, Santa Monica: RAND Corporation, July 1965), 22.

⁴⁶ См., напр.: Henry Bienen, ed., The Military Intervenes: Case Studies in Political Developments (New York: Russel Sage, 1968); MorisJanowitz, The Military in Political Development of New Nations (Chicago: University of Chicago Press, 1964); John J. Johnson, The Military and Society in Latin America (Stanford: Stanford University Press, 1964); EdwardLiewen, Generals as Presidents: Neo-Militarism in Latin America (New York: Praeger, 1964).

⁴⁷ Основано на ранее не публиковавшихся аналитических данных.

¹⁸ Johnson, Revolution and the Social System, 14, 16-17; см. также Chalmers Johnson, Revolutionary Change (Boston: Little Brown, 1966), chap. 5.

⁴⁹ Lasswell and Kaplan, 265-266.

⁵⁰Johnson, Revolutionary Change, 102-104. О братании советских частей с ме­стным населением в Венгрии см. в Feliks Gross, The Seizure of Power in a Century of Revolution (New York: Philosophical Library, 1958), 316-323.

⁵¹ См. Theodore Abel, The Nazi Movement: Why Hitler Came to Power (New York: Atherton, 1938,1966), especially chap. 2; а также F. L. Carsten, The Rise of Fascism (Berkley: University of California Press, 1967), chap. 3.

⁵² Thompson, 53. Об исследовании мотивов и реакции участников см. в Lucien W. Pye, Guerrilla Communism in Malaya: Its Social and Political Meaning (Princeton: Princeton University Press, 1956).

⁵³ Thompson, 146-47.

⁵⁴ Wolf, 22.

⁵⁵ Двумя детальными исследованиями Филиппин этого периода являются: Alvin Н. Scaf The Philippine Answer to Communism (Stanford: Stanford University Press, 1955); Frances Lucille Starner, Magsaysay and the Philippine Peasantry: The Agrarian Impact on Philippine Politics 1953-1956 (Berkley: University of Cali­fornia Press, 1961).

⁵⁶ Edward W. Gude, «Political Violence in Venezuela: 1958-1964» (Paper read at the 1967 Annual Meeting of the American Political Science Association, Chicago, September 1967), 13-18, quotation 18.

⁵⁷ См., напр.: George Kent, The Effects of Threats (Columbus: Ohio State Uni­versity Press, 1967); Thomas Schelling, The Strategy of Conflict (Cambridge: Harvard University Press, 1960,1963).

⁵⁸ Полезный обзор использования и ограничений теории игр в исследовании реальных конфликтных ситуаций с акцентом на необходимость модификации тео­ретически игрового знания «рациональности» и введения динамических компо­нентов содержится в работе William A. Welsh, «А Game-Theoretic Conceptualiza­tion of the Hungarian Revolt: Toward an Inductive Theory of Games», unpublished ms. (Athens: Department of Political Science, University of Georgia, n.d. [1968]) mimeo.

⁵⁹ Теоретики, резко осуждающие восстания, делают большой акцент на ис­пользовании мятежниками получ