Москва и Тверь в начале XIV века

ЮРИЙ ДАНИЛОВИЧ МОСКОВСКИЙ

И МИХАИЛ ЯРОСЛАВИЧ ТВЕРСКОЙ

 

Место родовых споров между князьями заступило соперничество по праву силы: Юрий Московский был так же силен, если еще не сильнее Михаила Тверского, и потому считал себя вправе быть ему соперником.

Юрий недаром жил в Орде; он умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею. Ханский зять возвратился в Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый. Наконец войска Юриевы пошли в Тверскую волость и сильно опустошили ее; послы Кавгадыевы ездили в Тверь, к Михаилу, с лестию, по выражению летописца, но мира не было, и в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел сильный бой, в котором Михаил остался победителем; Юрий с небольшою дружиною успел убежатьв Новгород, но жена его, брат Борис, многие князья и остались пленными в руках победителя.

Юрий явился опять у Волги, и с ним весь Новгород и Псков с владыкою своим Давыдом: понятно, что Новгород должен был вступиться за Юрия, не ожидая себе добра от усиления Михаилов Тверской князь вышел к неприятелю навстречу, но битвы не было: заключили договор, по которому оба соперника обязались идти в Орду и там решать свои споры; Михаил обязался также освободить жену Юриеву и брата. Но жена Юриева не возвратилась в Москву: она умерла в Твери, и пронесся слух, что ее отравили. Этот слух был выгоден Юрию и опасен для Михаила в Орде, и когда тверской князь отправил в Москву посла Александра Марковича с мирными предложениями, то Юрий убил посла и поехал в Орду с Кавгадые со многими князьями, боярами и новгородцами.

Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал xaну на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михаилова, Константина (1), посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду. В августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначен рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом». Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту (2), Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила, так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинитель­ные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду, по ночам руки Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь, — говорил он, — а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» На глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, исповедался, потом сказал: «Дайте мне псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», — и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу (3), потому что торг был близко от вежи, на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проло­милась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь (4) и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары (5); здесь гости (6), знавшие покойника, хотели прикрыть тело его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре московские не дали им поглядеть на покойника и с бранью по­ставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре (7).

Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа (1319 г.).

В 1320 году Юрий возвратился в Москву с ярлыком (8) навеликое княжение и привел с собою молодого князя тверского Константина и бояр его в виде пленников; мать и братья Константиновы, узнавши о кончине Михаила и погребении его в Москве, прислали просить Юрия, чтоб отпустил тело в Тверь; Юрий исполнил просьбу не прежде, как сын Михаилов Александр (9) явился к во Владимир и заключил мир, вероятно, на условиях, предписанных московским князем.

Димитрий тверской (10) поехал в Орду и выхлопотал себе ярлык на великое княжение; есть известие, что он объяснил хану всю неправду Юрия и особенно Кавгадыя и что хан велел казнить последнего, а Димитрию дал великое княжение, узнавши от него, что Юрий сбирает дань для хана и удерживает ее у себя. Юрий видел необходимость опять идти в Орду и отправился по Каме, будучи позван послом ханским, в 1324 году. Димитрий тверской не хотел пускать соперника одного в Орду и поспешил туда сам. Мы не знаем подробностей о встрече двух врагов; летописец говорит, что Димитрий убил Юрия, понадеявшись на благоволение ханское, Узбек, однако, сильно осердился на это самоуправство, долго думал, наконец велел убить Димитрия (1325г.); но великое княжение отдал брату его Александру; таким образом, Тверь не теряла ничего ни от смерти Михаила, ни от смерти Димитрия; в третий раз первенство и сила перешли к ее князю. |

В 1327 году приехал в Тверь ханский посол Шевкал (Чол-хан), или Щелкан, двоюродный брат Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода и насилия. Вдруг в народе разнесся слух, что Шевкал сам хочет княжить в Твери, своих князей татарских посажать по другим русским городам, а христиан привести в татарскую веру. Когда пронеслась молва, что татары хотят исполнить свой замысел в Успеньев день, пользуясь большим стечением народа по случаю праздника, то Александр с тверичами захотели предупредить их намерение и рано утром, на солнечном восходе, вступили в бой с татарами, бились целый день и к вечеру одолели. Шевкал бросился в старыйдом князя Михаила, но Александр велел зажечь отцовский двор, и татары погибли в пламени; купцы старые, ордынские, и новые, пришедшие с Шевкалом, были истреблены, несмотря на то, что не вступали в бой с русскими: одних из них перебили, других перетопили, иных сожгли на кострах. Узбек очень рассердился, узнав об участи Шевкаловой, и, по некоторым известиям, послал за московским князем, но, по другим известиям, Калита¹² поехал сам в Орду тотчас после тверских происшествий и возвратился оттуда с 50 000 татарского войска. Присоединив к себе еще князя суздальского, Калита вошел в Тверскую волость по ханскому при­казу; татары пожгли города и села, людей повели в плен и, просто сказать, положили пусту всю землю Русскую, по выражению ле­тописца; но спаслась Москва, отчина Калиты, да Новгород, который дал татарским воеводам 2000 серебра и множество даров. Узбек дал великое княжение Калите.

 

Настоящий отрывок посвящен одному из драматических столкновений в борьбе за власть между Москвой и Тверью в начале XIV в. С 1305 г. ярлыком на великое княжение владимирское владел тверской князь Михаил Ярославич. Он получил этот ярлык по праву старшинства среди потомков Всеволода Большое Гнездо. Его отец князь Ярослав Ярославич, брат Александра Невского, был великим князем владимирским еще в 1264—1271 гг. Московские князья, в соответствии с сущест­вовавшим тогда на Руси порядком престолонаследия, не могли претендовать на великое владимирское княжение, так как основатель династии московских князей Даниил Александрович был лишь младшим сыном Александра Невского и никогда не занимал владимирского княжеского стола. Однако в условиях ордынского ига многое зависело от воли хана. Поэтому московские князья в начале XIV в., и в первую очередь князь Юрий, старший сын Даниила Александровича, стремятся заручиться поддержкой Орды, установив союзные и родственные отношения с ее правителями. Так, Юрий Давидович подолгу жил в Орде, был женат на сестре хана Узбека, благодаря этому и удалась его интрига против Михаила тверского.

1. Великий Новгород и Тверское княжество, две соседние земли, постоянно враждовали между собой. Поэтому московские князья в борьбе с Тверью неоднократно использовали поддержку Новгорода.

2. Константин Михайлович — третий сын Михаила Ярославича тверского. Был женат на Софье Юрьевне, дочери московского князя Юрия Даниловича, виновника гибели его отца. Княжил в Твери в 1328—1337 и 1339—1345 гг. Всецело зависел от московских князей и по сути дела был их ставленником.

3. Речь идет о духовной грамоте, т. е. о завещании.

4.Торг — рыночная площадь.

5. Русь — т. е. русские из окружения князя Юрия.

6. Маджары (Маджар} — крупный торговый город на Северном Кавказе. Нахо­дился на реке Куме при впадении в нее притока Буйволы (ныне территория Ставропольского края). Входил в состав владений Золотой Орды. Разрушен в конце XIV в. во время нашествия Тимура.

7. Гости — купцы.

8 …в Спасском монастыре — имеется в виду монастырь, существовавший при церкви Спаса на Бору, расположенной в Московском Кремле близ княжеского двора, в XV в. Спасский монастырь был переведен из Кремля на новое место, ниже по течению Москвы-реки, и с тех пор называется Новоспасским.

9. Ярлык (в тюркском языке ярл-эк — повеление, приказ) — грамоты ханов Золотой Орды, подтверждавшие права русских князей на их княжение. Существовали ярлыки, в соответствии с которыми предоставлялись льготы, тарханы.

10. Александр Михайлович — второй сын Михаила Ярославича тверского. В 1325 - 1327 гг. владел ярлыком на великое княжение владимирское. После восстания 1327 г. и похода на него татар и Ивана Калиты бежал в Псков и далее в Литву, Тверь. В 1337г. побывал в Орде, получил прощение у хана, и ему вновь была дана Тверь, в 1339 г. вновь был вызван в Орду, где в это время находился ИванКалита,который, вероятно, оклеветал его перед ханом. После некоторых колебаний Александр решился поехать в Орду и был там казнен по приказу хана Узбека, как когда-то его отец. Вместе с ним погиб его сын Федор.

11. Дмитрий тверской — старший сын Михаила Ярославича тверского, носивший прозвище Дмитрий Грозные Очи.

12. Речь идет о московском князе Иване Даниловиче, младшем брате Юрия, княжившем в Москве в 1325—1340гг. Его прозвище— Калита означает кошелек или сумку с деньгами и свидетельствует о рачительности князя Ивана Даниловича. Но, возможно, подразумевается обильная милостыня, которую князь раздавал своей «калиты» нищим. С 1328 г. Иван Калита стал великим князем владимирским.

 

Соловьев С. М. История... Кн. II, т. 3. С. 213—224

 

В.О.Ключевский

 

Н.И. Костомаров

 

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ

 

Первенство Москвы, которому начало положили братья Дани-ловичи, опиралось главным образом на покровительство могуще­ственного хана. Иван Калита был силен между князьями русскими и заставлял их слушаться себя именно тем, что все знали об особенной милости к нему хана и потому боялись его. Он умел воспользоваться как нельзя лучше таким положением. При двух преемниках его условия были все те же. С 1341 года по 1353 был великим князем старший сын Калиты Симеон, а с 1353 по 1359 другой сын Иван. Оба князя ничем важным не ознаменовали себя в истории. Последний, как по уму, так и по характеру, был личностью совершенно ничтожною. Но значение Москвы для прочих князей держалось в эти два княжения временною милостью хана к московским князьям. По смерти Ивана Москва подвергалась большой опасности потерять это значение. Преемником Ивана был девятилетний Димитрий (1); тут-то оказалось, что стремление к воз­вышению Москвы не было делом одних князей, что понятия и поступки московских князей были выражением той среды, в которой они жили и действовали. За малолетнего Димитрия стояли мос­ковские бояре; большею частью это были люди, по своему проис­хождению не принадлежавшие Москве; отчасти они сами, а отчасти их отцы и деды пришли с разных сторон и нашли себе в Москве общее отечество; они-то и ополчились дружно за первенство Москвы чад Русью. То обстоятельство, что они приходили в Москву с Разных сторон и не имели между собой иной политической связи, кроме того, что всех их приютила Москва, способствовало их взаимному содействию в интересах общего для них нового отечества. В это время в Орде произошел перелом, с которого быстро началось ее окончательное падение. Суздальский князь (2), приехавши с ханским ярлыком, сел на великокняжеском столе во Владимире, этому городу опять, по-видимому, предстояло возвратить себе отнятое Москвою первенство. Но покровитель суздальского князя Наврус был убит. Было естественно новому повелителю изменить распоряжения прежнего: он дал ярлык на княжение Димитрию (3)^. Таким образом, на этот раз уже не лицо московского князя, неспособного по малолетству управлять, а сама Москва, как одна из земских единиц, приобретала первенствующее значение среди других земель и городов на Руси; прежде ее возвышало то, что ее князь был по воле хана старейшим, а теперь наоборот — малолетний князь делался старейшим именно потому, что был московским князем.

Уже во время несовершеннолетия Димитрия бояре от егоимени распоряжались судьбою удельных князей. В 1363 году они стеснили ростовского князя и выгнали князей галицкого и стародубского из их волостей. Гонимые и теснимые Москвою, князья прибегали суздальскому князю, но после примирения с Москвою сам суздальский князь признал над собою первенство московского.

В числе тогдашних руководителей делами бесспорно занимал важное место митрополит Алексий (4), уважаемый не только Москвою, но и в Орде, так как еще прежде он исцелил жену Чанибека, Тайдулу, и на него смотрели как на человека, обладающего высшею чудотворною силою. Под его благословением составлен был в 1364 году договор между Димитрием московским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем (5), получившим в удел Серпухов. Этот договор может до известной степени служить образчиком тогдашних отношений зависимых князей к старейшему: Владимир Андреевич имел право распоряжаться своею волостью, как вотчинник, но обязан был повиноваться Димитрию, давать ему дань, следуемую хану, считать врагами врагов великого князя, участвовать со своими боярами и слугами во всех походах, предпринимаемых Димитрием, получая от него во время походов жалованье. Таким образом, в то время, когда Москва возвышалась над прочими русскими землями и распоряжалась их судьбою, в самой Московской земле возникло удельное дробление, естественно замедлявшее развитие единовластия, но в то же время и принимались меры, чтобы, при таком дроблении, сохранялась верховная власть лица, княжившего в самой Москве.

Личность великого князя Димитрия Донского представляется по источникам неясною. Мы видим, что в его отрочестве, когда он никак не мог действовать самостоятельно, бояре вели дела точно в таком же духе, в каком бы их вел и совершеннолетний князь. Летописи, уже описывая его кончину, говорят, что он во всем советовался с боярами и слушался их, что бояре были у него как князья; так же завещал он поступать и своим детям. От этого невозможно отделить: что из его действий принадлежит собственно ему, и что его боярам; по некоторым чертам можно даже допустить, что он был человек малоспособный и потому руководимый другими; и этим можно отчасти объяснить те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза, то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с ковар­ством, что выражается во всей его истории.

В августе 1375 года Димитрий с союзниками вступил в Тверскую землю, осадил Тверь. Он простоял там четыре недели, а между тем его воины жгли в Тверской области селения, травили на полях хлеб, убивали людей или гнали их в плен. Михаил (6), не дождавшись ниоткуда помощи, выслал владыку Евфимия (7) к Димитрию просить мира. Казалось, пришла самая благоприятная минута покончить навсегда тяжелую и разорительную борьбу с непримиримым врагом, уничтожить тверское княжение, присоединить Тверскую землю непосредственно к Москве и тем самым обеспечить с этой стороны внутреннее спокойствие Руси. Но Димитрий удовольствовался вы­нужденным смирением врага, который в крайней беде готов был согласиться на какой угодно унизительный договор, лишь бы ос­тавалась возможность его нарушить в будущем. Что всего важнее в этом договоре, постановлено было по отношению к татарам, что если решено будет жить с ними в мире и давать им выход (8), то и Михаил должен давать, а если татары пойдут на Москву или на Тверь, то обеим сторонам быть заодно против них; если же мос­ковский князь сам захочет идти против татар, то и тверской должен идти вместе с московским. Таким образом, Москва, возвысившись прежде исключительно татарскою силою, теперь уже имела на­столько собственной силы, что обязывала князей других земель повиноваться ей и в войне против самих татар.

Усмирение тверского князя раздражило Ольгерда, но не против Димитрия, а против смоленского князя, за то, что последний, которого он считал уже своим подручником, участвовал в войне против Михаила. Гораздо сильнее раздражился за Тверь Мамай и притом на всех вообще русских князей: он видел явное пренебрежение к своей власти; его последний ярлык, данный Михаилу, был поставлен русскими ни во что. Он замыслил проучить непокорных рабов, напомнить им батыевщину, поставить Русь в такое положение, чтоб она долго не посмела помышлять об освобождении от власти ханов. Мамай собрал всю силу волжской Орды, нанял хивинцев, буртасов, ясов, вошел в союз с генуэзцами, основавши свои поселения на Черном море, и заключил с литовским князем Ягеллом договор заодно напасть на московского князя (9).

Когда Мамай, летом 1380 года заложив свой стан при устье реки Воронеж, назначал там сборное место для своих полчищ и ждал Ягелла, Димитрий собирал подручных князей на общее де защиты Руси. Желание разделаться с поработителями настолько уже созрело и овладело чувствами русского народа, что московскому князю не предстояло необходимости ждать рать и понуждать к скорейшему прибытию.

Митрополита Алексия уже не было в живых. Он скончался в 1378 году. Этот архипастырь, главнейший советник Димитрия, все время своего первосвятительства употреблял свою духовную власть для возвышения Москвы и служил ее интересам. Московскому князю не хотелось иметь в Москве иных первосвятителей, кроме таких, каких само московское правительство будет представлять патриарху для посвящения (10). В то время, когда приходилось Димитрию идти на войну, Москва оставалась без митрополита, и это обстоятельство лишало предпринимаемый поход обычного первосвятительского благословения; но Димитрий обратился за благословением к преподобному Сергию, хотя и был с ним в размолвке (11). Сергий пользовался всеобщим уважением, его молитвам приписывали большую силу; за ним признавали дар пророчества. Сергий не только ободрил Димитрия, но и предсказал емупобеду. Такое предсказание, сделавшись известным, сильно возбудило в войске отвагу и надежду на победу.

Димитрий выступил из Москвы в Коломну в августе; русские силы отовсюду приставали к нему. 26 и 27 августа русские перевезлись чрез Оку и пошли по Рязанской земле к Дону. На пути прискакал к Димитрию гонец от преподобного Сергия с благословенною грамотою: «Иди, господин, — писал Сергий, — иди вперед, Бог и св. Троица поможет тебе!»

6 сентября русские увидели Дон, а 8, в субботу, на заре русские уже были на другой стороне реки и при солнечном восходе двигались стройно вперед к устью реки Непрядвы.

День был пасмурный; густой туман расстилался по полям, но часу в девятом стало ясно. Около полудня показалось несметное татарское полчище. Сторожевые (передовые) полки русских и татар сцепились между собою, и сам Димитрий выехал вместе со своею дружиною «на первый суйм» (12) — открывать битву. По старинному прадедовскому обычаю следовало, чтобы князь, как предводитель, собственным примером возбуждал в воинах отвагу. Побившись недолго с татарами, Димитрий вернулся назад устраивать полки к битве. В первом часу началась сеча, какой, по выражению летописца, не бывало на Руси. В московской рати было много небывалых в бою: на них нашел страх, и пустились они в бегство. Татары со страшным криком ринулись за ними и били их наповал. Дело русских казалось проигранным, но к трем часам пополудни все изменилось.

В дубраве на западной стороне поля стоял избранный русский отряд, отъехавший туда заранее для засады. Отряд стремительно бросился на татар, которые никак не ожидали нападения сзади.

Победа была совершенная, но зато много князей, бояр и простых воинов пало на поле битвы. Сам великий князь, хотя не был ранен, но доспех на нем был помят. Похоронивши своих убитых, великий князь со своим ополчением не преследовал более разбитого врага, а вернулся с торжеством в Москву.

Мамай, бежавши в свои степи, столкнулся там с новым врагом: то был Тохтамыш, хан заяицкой Орды (13), потомок Батыя. Тохтамыш разбил Мамая на берегах Калки и объявил себя владетелем вол­жской Орды. Мамай бежал в Кафу (нынешняя Феодосия на вос­точном берегу Крыма) и там был убит генуэзцами.

Тохтамыш, воцарившись в Сарае (14), отправил дружелюбное по­сольство к Димитрию, объявить, что общего врага их нет более и что он, Тохтамыш, теперь владыка кипчакской Орды и всех под­властных ей стран. Димитрий отпустил послов с большой честью и дарами; но не изъявлял знаков рабской покорности. Это пока­зывает, что в Москве считали дело с Ордою поконченным и не боялись ее, но между тем там, по сокрушении Мамая, не брали никаких мер ни к дальнейшему истреблению, ни даже к собственной обороне.

В следующем, 1382 году Тохтамыш двинулся наказывать Русь за попытку освободиться от татар.

Весть о походе Тохтамыша, хотя и поздно, но все-таки дошла к Димитрию прежде, чем татары приблизились к Москве.

Внезапность нашествия произвела такое впечатление, что князья, воеводы и бояре совсем потеряли голову. Между ними началась рознь, взаимное недоверие; великий князь убоялся идти навстречу хану и, покинувши Москву на произвол судьбы, бежал в Переяславль, оттуда в Ростов, а оттуда в Кострому.

Грозный враг не сегодня-завтра должен появиться, а в столице не было ни князя, ни воевод. Одни кричали, что надобно затворить в Кремле, другие хотели бежать. Зазвонили во все колокола на вече. Поднялся вопль. Народ кричал: затворять ворота и не пускать никого из города. Митрополит (15) и бояре бросились первые и города; их выпустили, но ограбили, а когда за ними стали убегать другие, то ворота затворили; одни стали у ворот с рогатинами и обнаженными саблями, угрожали бить бегущих, а другие метали на них камни со стен.

23 августа подъехали передовые татарские конники к кремлевским стенам. Москвичи смотрели на них со стен: «Здесь ли великий князь Димитрий?» — спрашивали татары. Им отвечали: «Нет». Татары объехали кругом Кремля, осматривали рвы, стены, бойниц ворота. В городе благочестивые люди молились Богу, наложили себя пост, каялись в грехах, причащались Святых Тайн, а удалые молодцы вытаскивали из боярских погребов меды, доставали боярских кладовых дорогие сосуды и напивались из них для бодрости.

Пьяные влезали на стены, кричали на татар, ругали, плевали и всячески оскорбляли их и их царя, а раздраженные татары махали на них саблями, показывая вид, как будут рубить их. Москвичи расхрабрились так, думая, что татар всего столько и пришло, сколько они их видели под стенами. Но к вечеру появилась вся ордынская громада с их царем, и тут многие храбрецы пришли в ужас.

Тохтамыш сообразил, что не взять ему Кремля силою; он порешил взять его коварством. На четвертый день в полдень по ехали к стенам знатнейшие мурзы и просили слова. С ними стоя двое сыновей суздальского князя, шурья великого князя (16). Мурзы сказали: «Царь наш пришел показнить своего холопа Димитрия, а он убежал; приказал вам царь сказать, что он не пришел разорять своего улуса, а хочет соблюсти его, и ничего от вас не требует,— только выйдите к нему с честью и дарами».

Москвичи отворили ворота и вышли, впереди князь Остей (17), потом шли духовные в облачении, с иконами и крестами, за ними бояре и народ. Татары, давши москвичам выйти из ворот, бросились на них и начали рубить саблями без разбора. Истребляя кого попало направо и налево, ворвались они в средину Кремля. По известию летописца, резня продолжалась до тех пор, пока у татар не утомились плечи, не иступились сабли. Все церковные сокро­вища, великокняжеская казна, боярское имущество, купеческие товары — все было ограблено. Наконец, город был зажжен. Огонь истреблял тех немногих, которые успели избежать татарского меча. Так покаравши Москву, татары отступили от нее.

Некому было ни отпевать мертвых, ни оплакивать их, ни звонить по ним.

Татары рассеялись и по другим городам. Повсюду татары убивали людей или гнали их толпами в плен. Припомнились давно забытые времена Батыя, с тою разницею, что в батыевщину русские князья умирали со своим народом, а теперь глава Руси сидел, запершись в Костроме со своею семьей; другие князья или также прятались, или спешили раболепством получить пощаду у разгневанного вла­дыки. Только один Владимир Андреевич не изменил себе: выехавши из Волока (18), ударил он на татарский отряд, разбил его наголову и взял много пленников. Этот подвиг так подействовал на хана, что он начал отступать назад к Рязанской земле, опасаясь, чтобы русские, собравшись с силами, не ударили на него: вот доказа­тельство, что это нашествие не имело бы такого печального исхода для Москвы и всей Руси, если бы русские не были так оплошны и великий князь своим постыдным бегством не предал своего народа на растерзание варварам.

Димитрий вместе с Владимиром Андреевичем, прибывши в Москву, тотчас занялся погребением мертвых, чтобы предупредить заразу. Он давал от восьмидесяти погребенных тел по рублю, и пришлось ему заплатить 300 рублей. Этот счет показывает, что в Кремле погибло от татарского меча 24 000 человек, не считая гревших и утонувших. Потом мало-помалу начали собираться остатки населения и отстраивать сожженный город. Тогда, за не­возможностью мстить татарам, Димитрий обратил мщение на Рязанскую землю: московская рать вступила в эту землю и вконец Разорила ее без всякого милосердия, хуже татар (19).

Князья русские, напуганные страшною карою над Москвою, один за другим ездили в Орду кланяться хану. Надежда на свободу блеснула для русских на короткое время и была уничтожена малодушием Димитрия.

Михаил Александрович тверской с сыном Александром отправился в Орду окольною дорогою, чтобы не попасться в руки Димитрия: он надеялся вновь выпросить себе великое княжение (20)^. Но Димитрий весною отправил к хану сына своего Василия (21). Василий был удержан в Орде заложником верности и 8000 рублей долга, начитанного на Димитрия. Московский князь так усердно унижался тогда перед ханом, что Тохтамыш объявил ему свою царскую милость, но в наказание наложил на его владения тяжелую дань.

Княжение Димитрия Донского принадлежит к самым несчастным и печальным эпохам истории многострадального русского народа. Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц, следовали одни за другими в громадных размерах. Московская земля, не считая мелких разорений, была два раза опустошена литовцами, а потом потерпела нашествие Орды Тохтамыша; Рязанская — страдала два раза от татар, два раза от москвичей и была приведена в крайнее разорение; Тверскую — несколько раз разоряли москвичи; Смоленская — терпи и от москвичей, и от литовцев; Новгородская понесла разорение от тверичей и москвичей. К этому присоединялись физические бедствия. Страшная зараза, от которой русская земля страдала в сороковых и пятидесятых годах XIV века наравне со всею Европою (22), повторялась и в княжение Димитрия с большою силою разных местах Руси. К заразе присоединялись неоднократные засухи, как, например, в 1365, 1371 и 1373 гг., которые влекли собою голод и, наконец, пожары — обычное явление на Руси. Ее мы примем во внимание эти бедствия, соединявшиеся с частыми разорениями жителей от войн, то должны представить себе тогдашнюю Восточную Русь страною малолюдною и обнищалою. Сам Димитрий не был князем, способным мудростью правления облегчить тяжелую судьбу народа; действовал ли он от себя или по внушениям бояр своих,— в его действиях виден ряд промахов. Следуя задаче подчинить Москве русские земли, он не только умел достигать своих целей, но даже упускал из рук то, что eму доставляли сами обстоятельства; он не уничтожил силы и самостоятельности Твери и Рязани, не умел и поладить с ними так, чтоб они были заодно с Москвою для общих русских целей; Ди­митрий только раздражал их и подвергал напрасному разорению ни в чем не повинных жителей этих земель; раздражил Орду, но не воспользовался ее временным разорением, не предпринял мер к обороне против опасности; и последствием всей его деятельности было то, что разоренная Русь опять должна была ползать и уни­жаться перед издыхающей Ордой.

 

Дмитрий Донской, великий князь владимирский и московский в 1359—1389 гг. вошел в русскую историю со славой победителя Мамая на Куликовом поле. Эта слава заслужена и бесспорна. Однако он находился во главе Московского княжества почти 30 лет; в отличие от предыдущего, сравнительно безмятежного периода правления Ивана Калиты и его сыновей, время Дмитрия Донского — период напряженной внутриполитической борьбы в княжестве, непрерывных столкновений с внешними врагами, в которых Москва знала не только победы. В настоящем очерке Н. И. Костомаров оценивает всю жизнь и деятельность Дмитрия Донского. Итоги его правления историк оценивает весьма критически. Здесь ярко проявилось скептическое отношение историка ко многим деятелям русской истории, ведь в данном случае речь идет об одном правителей Москвы, которая в конечном счете стала центром могучего государства, подавившего, по мнению Н. И. Костомарова, последние остатки вечевого строя и «народоправства», когда-то широко распространенных на Руси.

1. Дмитрий Донской, сын и преемник Ивана Ивановича, родился в 1350 г.

2. Суздальский князь... — имеется в виду нижегородско-суздальский князь Дмитрий Константинович, получивший в Орде в 1360г. от хана Навруза ярлык на великое княжение владимирское.

3. В это время в Орде происходила «великая замятия», начавшаяся после убийства в 1357 г. хана Джанибека (Чанибека) его сыном Бердибеком. Хан Навруз, убивший своего предшественника, правил менее года и был убит в 1361 г. Хызром, пришедшим из-за реки Урала. Но и Хызр вскоре был убит своим сыном Тимур-Ходжой, котор был свергнут и убит в 1362 г. Власть захватил темник Мамай, но он не был потомком Чингисхана и не мог занимать ханский трон, формально правил его ставленник хан Абдаллах. Но власть Мамая распространялась только на западную часть Орды. На востоке, за Волгой, к власти пришел хан Мюрид, у которого бы свои соперники. Так боровшиеся между собой правители разных частей Ордывыдавали ярлык то князю московскому, то князю суздальскому. В 1365 г. Дмитрий суздальский окончательно отказался от полученного им в третий раз ярлыка Орды в пользу Москвы. В свою очередь, московские войска оказали ему поддержку в борьбе с его братом Андреем Константиновичем.

4. Алексий — в миру Елевферий, принадлежал к знатному боярскому роду, отец Федор Бяконт пришел на службу в Москву из Чернигова в конце XIII в., его крестный отец — сам Иван Калита. Принял монашество в Богоявленском монастыре под именем Алексия, стал затем епископом владимирским, а с 1353 г. до своей кончины в 1378 г. был митрополитом, главой русской церкви. В малолетстве Дмитрия Донского Алексий фактически возглавлял московское правительство. Используя свой авторитет на Руси и в Орде, много сделал для укрепления позиций Москвы. Оказывал содействие монастырскому движению, активно поддерживал Сергия Радонежского. Основал Чудов монастырь (в честь Чуда Архангела Михаила) в Кремле на месте ордынского двора, подаренного ему ханом Джанибеком (Чани-беком) за исцеление Тайдулы.

5. Владимир Андреевич Храбрый (1353—1410) — князь серпуховский (с 1358 г.). Его отец Андрей Иванович, младший сын Ивана Калиты, получил от Ивана Калиты по духовной грамоте (завещанию) Серпухов с прилегающими волостями к югу от Москвы. Владимир Андреевич принимал активное участие в московских делах, ярко проявил себя в битве на Куликовом поле.

6. Михаил Александрович (1333—1399) —сын тверского князя Александра Ми­хайловича, внук Михаила Ярославича, убитых в Орде. С 1368 г. утвердился на тверском княжении. Как и его дед, попытался противостоять растущему могуществу Москвы. Его союзником был литовский князь Ольгерд. Благодаря смуте в Орде, заинтересованности ее правителей в раздорах между русскими князьями Михаилу Александровичу удавалось трижды (в 1370, 1371, 1375 гг.) получать от ханов ярлык на великое княжение владимирское. Но Дмитрий московский уже не считался с волей Орды, не признавал великого княжения за Михаилом и в 1375 г. предпринял большой поход на Тверь.

7. Евфимий Вислень — тверской епископ с 1374г. В 1390г. лишен епархии, очевидно, из-за разногласий с князем Михаилом. Был обвинен во вмешательстве в дела Михаила и даже в ереси.

8. Выход — дань Орде.

9. Мамай удерживал под своей властью часть Золотой Орды в правобережье Волги и далее на запад. Поэтому его иногда называют правителем «Волжской Орды». В ее состав входило и Северное Причерноморье с Крымом, где находились богатые торговые города, принадлежавшие тогда итальянской морской республике Генуя. Это — Кафа (Феодосия), Солдайя (в русских источниках — Сурож, ныне — Судак), Чембало (Балаклава) и др. Хивинцами Н. И. Костомаров называет, очевидно, выходцев из Хорезма, обширного оазиса в низовьях Амударьи, которым после завоевания монголами владели родственники Батыя. (В XIX в. там существовало Хивинское ханство.) Буртасы — народ, обитавший в правобережье Волги, родст­венный мордве. Мамай рассчитывал также на поддержку Ягайло Ольгердовича (1350—1434), сына Ольгерда, великого князя литовского в 1377 — 1392 гг., в 1385 г. ставшего и королем польским после унии Польши и Литвы.

10. До середины XV в. русская церковь не имела автокефалии (самостоятельности) и находилась под управлением константинопольского патриарха, который посвящал в сан русских митрополитов. После смерти митрополита Алексия Дмитрий выдвинул своего ставленника на митрополичью кафедру — Михаила-Митяя. Но высшее ду­ховенство выступило против его кандидатуры. Несмотря на это, Миха