Притча о добре: добре свершаемом — и добре не сотворённом

 

В провинциальном городе, стоящем на большой реке, был монастырь. И жил в том монастыре старец, которого многие люди святым почитали. Старца звали Зосима. И говорили люди о том, что чудеса по слову старца сего происходят, и судьбы людей меняются и души преображаются!

И купец один богатый, дочка которого исцелена была старцем Зосимой чудесным образом, — больницу в том городе учредил бесплатную.

И много людей приезжало из дальних мест, чтобы со старцем беседу иметь, совет спросить. Для многих людей помощь Божия приходила через слова того старца и через дела его. И многие после бесед со старцем жизнь свою изменяли пред Лицом Божиим, добро в своих жизнях делать старались…

Но в том же городе и другая жизнь была. Были там и кабаки с гулянками пьяными и поножовщиной. Было и другое, о чём бы и рассказывать не хотелось… Множили люди свои беды оттого, что о назначении жизни души в теле — и не задумывались даже… Причиняли люди своей жизнью неправедной — и себе вред, и другим беды несли. И мимо чужих бед, не глядя, они проходили… И не задумывались они о том, что творят…

* * *

Однажды в больницу ту бесплатную пришла женщина молодая.

В приёмной она сказала, что нужно ей к доктору самому главному.

Санитарка, записи ведущая, ей в ответ говорит:

— Да вам, милочка, не к нему нужно! У нас для беременных другая доктор имеется, тоже хорошая очень, вы не беспокойтесь! Она из самой столицы приехала. А Фёдор Пантелеймоныч — занят очень, он — хирург, операции сложные делает. Вот и сейчас больного тяжёлого привезли. Зачем его попусту отвлекать?

— Нет, мне с ним непременно нужно поговорить, — опустив глаза, произнесла молодая женщина. — Я подождать могу…

— Ну хорошо, записываю к нему на приём. Как Вас звать:

— Надежда Архиповна Вересова.

В это время в дверях появился высокий красивый широкоплечий мужчина в белом халате.

— Вот, Фёдор Пантелеймонович, женщина как раз к Вам на приём домогается!

— Хорошо, пройдёмте в кабинет! Слушаю Вас, присаживайтесь! Только не долго, если можно: у меня операция скоро должна начаться.

Доктор Фёдор сел напротив и оглядел вошедшую.

Молодая женщина в смущении комкала в руках концы шали, которой прикрыты были и плечи, и уже весьма заметно округлившийся живот.

— Мне нужно операцию сделать, я не могу родить этого ребёнка… Я работать не смогу… Я в гостинице у Таисии Павловны работаю…

Она выдавила эти слова через силу, бледнея и краснея, потому что та так называемая «гостиница» была известным местом в городе, где происходили кутежи. И доктор, конечно, не мог не знать этого.

Она ожидала реакции осуждения и презрения на свои слова, но такой реакции не было. Врач смотрел на неё спокойно. Надежда тогда продолжила:

— Я к Ангелине Степановне ходила, она всех нас всегда пользовала, если положение такое случалось. А тут она меня прогнала: говорит, поздно уже, я — не убийца, говорит…

— Значит Вы — ко мне, как к «убийце»?

— Нет же… Я всё не то говорю… Вы простите меня, пожалуйста, простите!… Но у меня нет другого выхода! Совсем! Помогите мне!… Я ведь думала, что он взаправду на мне женится, что новая жизнь может быть для меня — совсем другая: новая, чистая… Поэтому и ждала так долго!… Догадывалась ведь, что обманывал меня: подшутил, просто на спор с приятелями… Да всё не хотела я правду эту признать… А теперь… У меня даже деньги скоплены, я Вам заплачу, может мало, но я потом ещё отдам, сколько скажете…

— Голубушка, да Вы-то сами понимаете, что говорите, что мне предлагаете? Вы предлагаете мне такое дело, которое совести моей противно, да и за которое меня в тюрьму посадить должны! Вы хотите, чтобы больницу эту закрыли за то, что я преступное совершу? Вы хотите, чтобы я лишил жизни дитя, которое может у Вас родиться уже скоро?

Но ведь Вы же — хотели этого ребёнка!…

Есть же ведь другие выходы! Сами говорите, что деньги скопили, на первое время, значит, Вам бы хватило…

Я не мастер вести душеспасительные разговоры. Но я не в праве, не могу и не хочу сделать то, что Вы просите…

В это время в дверь постучали:

— Доктор, всё готово к операции, только Вас ждём!

— Да, сейчас иду!

— Простите, я всё поняла…, извините… — молодая женщина прошептала это побелевшими губами и пошла к выходу…

Доктор Фёдор быстрым шагом направился в операционную. А внутри вдруг словно настойчиво зазвучали слова старца Зосимы:

«А за добро, тобой не сотворённое, кто отвечать будет?»

Доктор Фёдор обернулся и посмотрел вслед уходящей женщине.

Он понял мысли её. Ведь не раз приходилось ему иметь дело с теми, кого едва успели вынуть из петли или откачать после отравления…

Он развернулся и быстрым шагом догнал уходящую, взял за плечи и медленно повернул к себе. Увидел её бледное очень красивое лицо, полный безнадёжности взгляд…

— Постойте! Послушайте: у меня сейчас нет ни минуты, но Вы пообещайте мне, что дождётесь меня здесь. После операции мы поговорим. Или мне Вас запереть, чтобы Вы над собой чего не сделали? Мы придумаем что-нибудь! Обязательно! Захотите — я Вас тут работать оставлю: убирать, за больными уход делать… Не бывает безвыходного положения, бывает просто слепота душевная! А жизнь ведь человеку — Богом для важного очень даётся! И нужно обязательно найти, увидеть то важное — и осуществлять его! Вы — такая молодая и красивая! Вы — это понять прямо теперь сможете! Садитесь тут — и ждите меня! И не вздумайте уйти, не дождавшись!

— Хорошо, я подожду, я дождусь… — прошептала Надежда срывающимся голосом сквозь нахлынувшие слёзы.

* * *

Операция прошла успешно. Доктор Фёдор вернулся мыслями к той проблеме, которая была поставлена его утренней посетительницей:

«Ну вот, оставит он её здесь работать. Родит она. Потом устраивать «романы» станет с врачами, с больными… Потом ребёнка бросит и в старую жизнь вернуться захочет…

Что, смогу я этого ребёнка как своего воспитать? Достанет сил на такое? Вот сам ведь семью так и не смог создать — потому, что ни одна женщина ещё образ жизни такой мой принять не смогла. То есть, что больница — самой главной «возлюбленной» моей стала… А дитя-то малое — ухода и любви требует!

Может, конечно, и смогла бы эта женщина переменить себя, да захочет ли?

Не умею я людям такое объяснять, а надо. Прямо сейчас слова такие найти необходимо… Это старец Зосима умеет людям объяснить, как из тупика душевного выход найти. Вот так — и меня он когда-то спас…»

* * *

Воспоминания нахлынули на доктора Фёдора:

Это было более десяти лет назад. Он некогда был молодым и очень успешным хирургом в знаменитой столичной клинике. И случилось так, что пациент неожиданно умер прямо на операционном столе…

Его тогда официально никто не обвинил. Его пытались утешать коллеги, что, мол, со всеми врачами такое бывает, что это — неизбежный жизненный опыт любого врача…

Но Фёдор не смог это выдержать. Он бросил работу, уехал из столицы в другой город, где его никто не знал… И стал беспробудно пить… И это был — конец: ни тени надежды, тьма со всех сторон…

Он не помнил, кто рассказал ему о старце. Но он вдруг решил, что обязательно должен пойти к нему.

И когда он пришёл к старцу Зосиме, то ожидал он слова утешающие услышать, отпущение грехов получить…

А услышал от него другое:

— Прощения за грех просишь? А за добро, тобой не сотворённое, кто отвечать перед Богом будет?

… Фёдор вновь отчётливо, до мелочей, вспомнил всё происходившее: как он тогда прямо так вот и сказал:

— Я человека убил…

Выплеснул эдакое страшное — и замолчал… И жалко себя стало и горько от жизни своей загубленной…

— Да… Где уж тебе теперь доктором хорошим быть: от водки руки трясутся… — ответил ему старец спокойно.

А потом так ласково в глаза посмотрел — словно к тому человеку обращался, который прежде работал врачом и светлое будущее впереди видел, людей спасать мечтал.

— Откуда Вы знаете, что я — врач?

— Да ты уже и не врач! Ты теперь — вроде как трус, себя жалеющий и дело своё предавший!…

— Я за советом пришёл, а Вы….

— А что я? Правду тебе говорю! От неё тебе страшно стало? Чтобы правды той не видеть — ты водку пьёшь?

Если всякий свой грех водкой поливать — то множество грехов ещё страшнее вырастает!

Будешь меня слушать? Или ты лишь за утешением ко мне пришёл?

— Исповедоваться пришёл… Не знаю как жить с таким грехом…

— Тогда исповедуй: в чём свой грех видишь?

— То моя была ошибка! Если бы не ошибся я — выжил бы этот больной!… А он прямо сразу так и умер…

— А если бы не делал ты операцию — выжил бы?

— Нет, тоже умер бы… Но не сразу…

— Долго и мучительно помирал бы…

— Возможно. Но, если бы я всё правильно сделал, — выжил бы, здоров бы был… Вот и выходит, что я — убийца.

— Бог определяет срок, когда душа тело покинуть должна! И ты, как врач, должен был не раз на примерах видеть, как выживали и выздоравливали больные, которые по всем правилам медицинским выжить не могли бы! Или, наоборот, должен был бы человек поправиться, а вдруг — сердце остановилось или ещё иначе как. Бывает — и здоровые погибают. Бывает — и смертельно больные выздоравливают.

Без Божией Воли не происходит ничего! Но та Воля — и через людей хороших или дурных осуществляется: через их труды, их подвиги, их преступления или ошибки.

Ощущение своей вины — полезно душе: чтобы раскаяние пришло. Но дальше — человек должен жить и исправлять то, что исправить может!

Если же из вины своей человек себе могилу выроет и надгробие поставит — то это уже вред великий и душе той человеческой, и всем вокруг.

Привыкли люди винить себя лишь за то, что совершили дурного. Но должен человек пред Богом ответ держать и за то, что мог бы доброго совершить, да не совершил!

Вот и смотри теперь: ведь сможет привести к тебе Господь множество людей, которым именно ты помочь способен, — если одолеешь ты свои немощи и к себе жалость, и вновь дело, к которому призван, делать начнёшь!

… И увидел Фёдор словно картины пред ним проплывающие: много-много людей — и деток, и молодых, и пожилых, которые через него-врача исцеление получают…

Старец Зосима продолжил, словно знал, что внутренним взором видел Фёдор:

— Это всё — люди, которые умрут прежде срока, если ты вновь к работе своей не вернёшься! Велика будет твоя вина пред Богом — за тех, кого ты не спас, потому что дело своё главное ты оставил!

Легко сейчас тебе спиться, потакая своей ничтожности! Легко предать предназначение своё! Проще всего — не менять себя и оставить всё, как есть! И плакать оттого, что «всё — так плохо!», — до конца дней своих! Но это — так же, как не лечить болезнь тела! Да, неизбежно, будет тогда всё хуже и хуже! И тело, в результате, скоро умрёт!

Подобно тому — и то: если болезнь души не лечить, — не разрешается проблема та со смертью тела! Потому как душа-то — бессмертна! И она за жизнь свою ответ пред Богом держать будет!

Если не преображать себя, не спасать от гибельных пороков: страха, уныния, безволия или других иных — то всё хуже и хуже будет!

Как ни отворачивайся от той проблемы, что Богом пред человеком поставлена, — неизбежно придётся в будущем её понять и разрешить!

Торопись помочь и себе, и другим! Не расплёскивай напрасно из сосуда своего «воду жизни», что тебе Богом отмерена для служения важного!

Думают люди, что только совершённое зло — грех пред людьми и пред Богом. Но добро несотворённое — грех такоже!

Вот, если человек в реке тонет. А другой человек, который ему помочь может, — мимо идёт. Если не спасёт он утопающего, то, вроде, всем понятно, что несотворённое добро — гибель человеку тонущему принесло.

А вот — если в соседнем доме дети от голода страдают?

Иль если несправедливость человеком жестоким творится?

Если вокруг себя посмотреть со вниманием — то очень многие беды видны станут! То — беды, что люди или внутри себя несут, иль — что вокруг себя сотворяют, множат… Утопают души в сих бедах! Кто-то видит их, кто-то не видит… И когда человек живёт, замыкаясь на собственном гόре, то не замечает он, как много страданий вокруг, которые он уменьшить бы мог!

Но когда человек другим людям помочь стремится — то и к нему самому помощь Божия приходит!

Однако добро совершать нужно не по-глупому, с различением помогать надо! Учиться сему нужно! Может, всю жизнь свою нужно тому учиться!…

Добро — это не обязательно только то, чтоб кого-то из реки вытянуть, от болезни страшной излечить. Но иногда вовремя сказанное слово — от поступка гибельного человека спасти может! Иногда просто с молчанием и пониманием человека выслушать нужно, чтобы он сам разобрался: где добро, где зло, где правда, где ложь!

Так Иисус с людьми умел говорить.

Даже из глубины порока и греха — Бог человеку подняться может помочь! Вот, Апостол Павел, к примеру, был убийцей и злостным гонителем христиан. Но узнал он Бога в Иисусе, Которого услышал однажды, — и сумел переменить себя!

Есть высшее предназначение в жизни человеческой: возвыситься душой до состояния Христа!

Не каждый сразу так жить сможет. Но очиститься и преобразиться — может каждый человек постараться!

А помощь ближнему своему оказывать посильную — это всякому дано совершать!

И ещё — есть дело, которое каждой душе в жизни её земной предрасположено: один — лечить болезни может, другой — домá строить, кто-то — детей учить, кто-то — картины рисовать, кто-то — песни или музыку слагать.

Когда человек то своё дело в жизни находит, которым более всего любви и добра принести людям может, — то счастлив он внутри от работы своей! И — много пользы всем вокруг от его трудов, даже если просто хлебы печёт или улицы от сора очищает! Также и тот счастлив и праведен пред Богом, кто землю возделывает или сады растит! Или тот, кто музыку Божественную душой слышит и до людей её донести старается! Или тот, который детей растит-воспитывает.

Твой же удел — лечить людей от болезней! И если не будешь назначение своей жизни исполнять, то велика будет вина твоя за тех, кого мог спасти и не спас!

Хочешь помогу тебе теперь?

— Да, хочу.

— В городе нашем купец один богатый больницу выстроил. Положил жалование и докторам, и сёстрам, и для больных всё бесплатно должно в ней быть. Хорошая может стать больница, если доктор хороший ею руководить будет. Правда, не столица здесь, не много славы будет у него… Согласен ты эту больницу возглавить?

— Я… Разве я смогу?

— Один — не справишься, а с Божией помощью — сможешь, если захочешь. Просто — не будет! Но хорошо — может стать! Вот — епитимью тебе за грех твой наложу: никогда более спиртного в рот не бери — до самой смертной минуты!

Сам теперь выбирай: либо себе могилу копаешь — либо других от смерти спасаешь!

Ну, на что решился?

— Да, я попробую это исполнить!

— Понимаешь ли — что нужно, чтобы всё сие осуществилось? Божия Воля? Да. Но не только! Твой труд, твои усилия каждодневные нужны! Твоими руками — Бог может многие чудесные дела сотворить!

Если ты не начнёшь дело сие, то кто же его за тебя сделает?

… Фёдор помнил, как тогда старец говорил с ним: то строго, то ласково, словно с ребёнком малым…

Сумел старец Зосима повернуть его к жизни новой! Словно излечился он тогда от адского кошмара, словно родился заново! Спиртного с той поры больше в рот не брал никогда! И вера в себя и в Бога — вернулась! И больница вот уже десятый год работает! И — сотни жизней спасённых! А сколько людей хороших Бог привёл и рядом работать поставил!

* * *

«Господи, помоги слова найти нужные!» — глубоко вздохнув, доктор Федор направился туда, где ждала его утренняя посетительница.

Он вдруг словно увидел ласковый взгляд старца Зосимы и полностью успокоился. Такой покой обычно опускался на него перед сложными операциями, когда нет суеты мыслей, когда всё внутри собрано в некое единое состояние и каждое действие как бы внутренним чутьём безошибочно определяется.

Он вошёл в комнату, где ждала его Надежда.

Она сидела у окна, и удивительной красотой и нежностью сияло её лицо.

Фёдор понял, что решение она уже приняла: она обязательно родит и воспитает дитя, которое носит. Что бы ни сказал он теперь — главное она для себя уже решила!

Он сел напротив. Усталость от проведённой операции отступала. Но, что сказать — он по-прежнему ещё не знал…

Она подняла на него удивительной красоты глаза и тихо спросила:

— Как у Вас операция прошла? Всё получилось?

— Да, надеюсь, что теперь всё будет хорошо.

— У меня тоже всё теперь хорошо непременно будет! — ласково улыбаясь чему-то новому, ещё неведомому и прекрасному, сказала Надежда. — Спасибо Вам, Вы мне помогли очень-очень! А работу я себе найду, шить буду на дому или ещё что придумаю…

Она опять улыбнулась нежно:

— Пойду я…

— Постойте! Надя, выходите за меня замуж!

Она посмотрела на Фёдора наверное так, как смотрела на Иисуса Мария Магдалина, когда её камнями побить хотели, а Он за неё вступился…

* * *

В скором времени после свадьбы в семье у доктора Фёдора и Надежды родилась дочка. Её назвали Софией. Крестил её старец Зосима. И оттого, наверное, так и повелось, что девочку все стали ласково звать Зосей…

Но про неё — это уже другая история…

 

Притча о Храме

Был монастырь небольшой в городе провинциальном. В том монастыре жил старец по имени Зосима.

И молва о том старце даже до столицы дошла. Оттого сей старец известен стал, что чудеса Божественные сопровождали многие деяния и слова его, а советы, что он давал, людям помощь великую приносили.

И вот однажды настоятелю монастыря архимандриту Игнатию доставили сообщение, что едет в их монастырь к старцу — министр. Да не просто министр, а человек, весьма к государю приближенный!

Настоятель к себе призвал Зосиму и сообщает:

— Завтра к тебе министр прибудет, ты уж там… постарайся, Зосима! Хорошо бы, чтоб он на храм новый монастырю деньги пожертвовал, а не мелочью какой отделался!

Старец Зосима голову опустил и говорит тихо:

— Ты, Игнатий, зачем слова такие говоришь, мысли такие содержишь? Ещё не знаем мы, сумеем ли помочь тому человеку, — а ты уж и благодарность от него ищешь…

Игнатий, не привыкший к тому, что кто-то смеет ему замечание сделать, возразил весьма сурово:

— Что это ты, Зосима, — учить меня вздумал? Так-то ты о благе монастыря печёшься?! Славу себе чудотворца-бессеребренника сыскать хочешь? А то, как, словно нищий, в обитель сию пришёл, — то забыл? Как ты сюда, в память о нашей дружбе прежней, принят был и обласкан — не помнишь? А что живёшь ныне не по уставу строгому, с моего, между прочим, разрешения, — не разумеешь?

— Не забыл я, Игнатий! И дружбу нашу не забыл! И добро твоё всё помню! Я всегда всё доброе помню, а всё злое и дурное забываю — яко не бымши то…

— А если помнишь, то и отблагодарить бы мог! И меня, и обитель, что тебя приняла!

Знаю я, как ты поступаешь да мыслишь! Ты бы всё имущество монастырское рόздал бы — кабы тебе власть дать! Вон — больницу на пожертвования какую отстроили! А храма нового — и по сей день нет!

А это, Зосима, — может, мечта всей жизни моей: чтобы после моего управления монастырём здесь храм новый остался, во славу Божию возведённый! Не молоды мы уж с тобой, подумать следует: что после себя на Земле оставим?!

— Не смогу о том просить… Сам скажешь после, если сложится всё… Отобедать позовёшь — и скажешь, о чём мечта твоя. Пойду я… — ещё тише, почти шёпотом, произнёс Зосима.

Он опустил голову, словно от стыда, и уже было хотел направиться к выходу.

— Ты хоть обещай, что с министром постараешься! — уже совсем не грозно произнёс настоятель.

— Прости ты меня, Игнатий! Ничего не могу обещать! От человека того и от Бога — зависеть всё будет… А ты да я — только лишь слуги Его, лишь орудия Его Милости…

* * *

На следующий день в монастыре суета началась, потому как никогда ещё гость такого ранга не приезжал.

И вот к старцу Зосиме прибегает монах и сообщает, что прибыл тот министр.

А Зосима говорит:

— Подождать ему надобно. Пусть посидит в комнате той, где все ожидают. Прежде него — других людей Бог привёл, я их прежде и выслушаю.

— Да что ты, Зосима?! С ума сошёл, что ли?! Это же — министр! Как можно, чтобы он ждал?! Тебя ведь ещё вчера упреждали, что он прибудет!…

— А министр — он что — не человек? А что есть — человек? Душа, что пред Богом живёт, в тело одетая… А то, какие тому телу чины присвоены, — то Богу не интересно! У Него для людей другие отличия имеются! Так что — пусть своей очереди подождёт.

— Да как ему сказать такое?! Вот ты, Зосима, иди — и сам говори!

— Да я уж и сказал, — улыбнулся Зосима…

И действительно, в это время перед распахнутой дверью уже стоял сам министр в сопровождении ещё одного монаха. Министр слышал слова старца, который специально говорил нарочито громко…

И неожиданно для всех министр поклонился старцу Зосиме и спокойно согласился:

— Да, я подожду… У Бога на том свете с людей другой спрос будет, чем в миру… Покажите мне, где обождать.

Старец Зосима спокойно приготовился выслушивать своих посетителей. А министра проводили в комнату, где ожидали приёма приходящие в монастырь люди.

* * *

Министр был высокого роста, крупного телосложения, лет пятидесяти или чуть больше. Волосы его уже были тронуты сединой. Он был в чёрном сюртуке, а не в мундире. Видно было, что он готовился к этому приезду заранее, многое продумал…

Когда монах, его сопровождавший, начал говорить, что сейчас настоятелю доложат и сделают так, что незамедлительно примет его старец, министр спокойно возразил:

— Не надо! Пусть он своё дело делает! Вы его не тревожьте, я подожду. Сколько ко мне народу на приём каждый день в очередях томится!… Вот и я сам теперь оказался в очереди — за Божией милостью!

Он опустил своё большое тело на скамью рядом с маленькой сухонькой старушкой лет восьмидесяти…

Она быстро-быстро вязала носок, орудуя спицами, и при этом на рукоделие своё не смотрела вовсе, а ласково говорила утешающие слова своей соседке, которая платком вытирала слёзы:

— Ну вот, говорила же я, что не прогонят нас! Бог-то — Он — есть! И старец всех пришедших примет!

Министр был человеком не глупым и догадался, что всех посетителей хотели прогнать, чтобы одного его старец выслушивал.

Он с любопытством оглядел старушку.

Та в ответ тоже обратила на него своё внимание:

— Ты, мил-человек, не беспокойся, я тебя не задержу совсем, я мигом обернусь! Мне уже прежде помог старец, я теперь только носочки и рукавички ему снесу, пусть он ими людей хороших одарит!

Она показала на холщовую сумку, в которой аккуратно были сложены её изделия: маленькие — для деток и большие — для взрослых.

— А хочешь я и тебе, мил-человек, носочки подарю? Тёплые! Наденешь на ночь — и как у Христа за пазухой спать будешь!

С этими словами старушка вынула из сумки пару шерстяных носков и протянула их министру.

Он взял носки чуть задрожавшей рукой…

— Давай я у тебя их куплю, тебе ведь деньги не лишними будут, — произнёс он, протягивая старушке крупную ассигнацию.

— Да что ты?! Это ж — монастырь, а не базар! Так вот — и прими во здравие!

Они помолчали…

— А скажи, в чём тебе старец помог, если не секрет? — спросил министр старушку.

— Да много бед на мою долю выпало… Всю семью Господь забрал, а меня, старую, одну оставил. Вот сидела я у могилок родных, да плакать уж слёз не было, почернела от горя вся… Не знала как просить, чтоб призвал и меня Господь к Себе… И жить возможности нет: и не на что, и нет для чего! А смерть — не приходит!

А тут паломница одна сжалилась — и меня к старцу привела.

И научил он меня тому, как в радости с Богом жить! И — чтобы родные мои на том свете не печалились, на слёзы мои глядючи! И ещё присоветовал он мне козочку завести, Марусеньку мою! Вот так пока и живём. Она мне — и кормилица, и поилица! И по грибы, и по ягоды вместе ходим, и травы целебные с ней собираю. А зимой — шерсть её пряду. И вот вяжу носочки да варежки — и для деток, и для больших. Для всех — словно для родных своих!…

А в прошлый раз намекнул мне старец, что, видно, недолго уж мне осталось ждать: представлюсь скоро, слава Тебе, Господи! Вот и тороплюсь отдать то, что навязала: ведь зима уж скоро! А козочку мою соседи взять обещали, не пропадёт Марусенька!…

Ох! Мой уж черёд, заболтала я тебя, мил-человек, ты уж прости!…

Старушка скорей подхватила своё вязанье и сумку — и поспешила идти к старцу.

* * *

Дошла очередь и до министра.

Старец Зосима приветствовал его ласково:

— Ну заходи, Алексей! Молодец, что своего часа спокойно ждал! Это тебе помогло уже!

Теперь расскажи, в чём страх твой.

— Да глупость одна! Говорить стыдно! Но не могу избавиться никак от этого страха…

Нагадала мне одна гадалка, что ждёт меня смерть от руки убийцы — революционера-террориста…

И я теперь в каждом незнакомом человеке подозреваю, что он и есть мой убийца, что он — сей момент — пистолет вынет и выстрелит в меня! Или в руках у кого-нибудь свёрток подозрительный увижу — и сразу думаю: бомба! Охрану удвоил! Из дому стал бояться выходить! Спать не могу: кошмары снятся!…

И исповедовался уже, и причащался, и дом освятить просил… И к врачам ходил, снотворное пью… А всё — так же!

Умом понимаю, что глупость это, что от судьбы своей не убежать! И знаю, что смерть с каждым человеком случиться в любой момент может, что на всё — Божия Воля!

Но да измучил меня этот страх! Как в аду живу!… Помоги! Не знаю как мне быть!…

В этот момент старец вдруг резко поднялся — и бросил в министра что-то круглое… Он попал точно в грудь…

Министр, теряя сознание от страха, грузно повалился на лавку…

… Он увидел своё тело сверху… А по полу медленно катился какой-то предмет, которым кинул в него старец…

А вокруг был Живой Свет — ласковый, нежный! И позволено было Алексею войти в тот Свет… И стало ему — так хорошо, что и передать невозможно! А потом ощутил он, что словно тянет его назад из этого Света что-то серое, словно тяжкий груз. И увидел он, чтό есть тот груз, который в Свете остаться не позволяет… И — всю жизнь свою он увидел: и проступки свои пред Лицом Бога значимые, и то, что хорошего уже смог и сможет ещё он сделать…

… Когда министр снова ощутил себя в теле, старец Зосима стоял рядом и протягивал ему кружку с водой:

— Ты попей, Алексей!

Министр пил воду маленькими глотками, медленно осознавая происшедшее с ним.

Старец сел рядом.

Слова были не нужны. Понимание — словно прорастало в душу.

Они так долго сидели, погружённые в тишину, в которой Божие Присутствие — явно. В тишине той понимание приходит без помощи слов.

— Вот уже и не будет у тебя больше страха пустого, глупого — потому как смерть свою ты познал уже. И, что Бог тебе показал, — то не забывай за суетой мирской! Если сумеешь исправить дурное в себе и совершить благое, пока тобой не совершённое, — то не зря проживёшь срок, что тебе на Земле отмерен! — не спеша, после молчания долгого произнёс Зосима.

— Скажи, старец, а чем это ты в меня вместо бомбы кинул?

— Да это старушка Матрёна тут свой клубочек ниток шерстяных позабыла, так вот он и пригодился! — ласково улыбнулся Зосима.

… Министра проводили на обед к архимандриту Игнатию. А к старцу вновь стали заходить другие посетители…

* * *

И в самом деле, министр тот много хорошего стал пытаться совершать.

И просьбу архимандрита Игнатия он исполнил: на строительство храма нового в монастыре деньги большие прислал.

… Однажды, глядя на то, как продвигается строительство, послушник Николай, ученик старца Зосимы, спросил его:

— А ты сам бы — на что те деньги истратил бы, если бы тебе их отдали?

— Не моё дело — то решать! Вот для настоятеля нашего сей храм — радость великая! Для монахов многих — тоже радость! Для прихожан — сие тоже значимо…

Старец улыбнулся:

— Прав был Игнатий: из меня бы никогда хороший настоятель монастыря не получился! Я бы, наверное, Аксинье, что тебя когда-то приняла да ко мне направила, те деньги отдал. Она бы приют для сирот открыла, да пристанище временное создала для людей, которые в положение трудное попали. Умеет она людей различать! И через отношение к человеку внимательное — помощь ему нужную умеет оказывать.

Ведь не только через земные храмы человек к Богу приближаться должен! Божие Присутствие — везде ощутить можно! Божию Волю — человеку везде осуществлять хорошо бы!

Задача души, на Земле живущей, — воздвигнуть внутри себя Храм! Храм — для Бога Живого!

Храм сей — из сердца духовного, любовью наполненного, созидается! И тогда Бог — в сем Храме поселиться может! И живёт тогда Бог — в сердце духовном того человека! И становится тот человек тогда постепенно — неотделённым от Бога! Становится такая душа — Божией душой! Такие души — и есть званные в Жизнь Вечную!

А те, кто при жизни своей земной не ищут Бога, — те и после смерти не найдут Его!… Выходит, что зря они жили: не о том радели, не то делали…

— И что — бесполезно вовсе, значит, было их существование на Земле?

— Ничего бесполезного Бог не создаёт. Всё имеет и пользу, и назначение. Это относится к жизни каждого существа: также и среди животных, и деревьев, и травок да колосьев. Но только — различное у каждого существа назначение. И польза для Бога от их земных жизней — тоже разная.

А для людей значимо, чтобы они о назначении жизней своих понимание осмысленное имели!

Люди ведь — они есть не твари бессловесные, кои, хоть и имеют предназначение своё, да сами понимать его не могут: то есть, то, какую пользу жизнью своей они приносить должны…

Но люди — назначение жизней своих понимать бы могли!…

Вот смотри — тебе пример:

Видишь тех людей, что новый храм в монастыре нашем строят?

Среди них есть те, кто мыслят всего лишь так о работе своей — что камни они носят.

Есть и те, кто думают, что тý работу они исполняют, за которую им деньги платят. И — что на те деньги они жить хорошо станут.

А есть среди них и те, кто силы свои в это дело вкладывают потому, что храм земной для Бога строят, и важным именно это они считают. И работа их — именно потому радость им приносит!

Так же вот — в жизни всей своей может человек трудно жить, словно камни тяжкие таскает, и при этом не видит он в жизни своей смысла. И нет ему от существования такого — ни света, ни радости, ни пользы почти никакой!

Другой может жить так, словно работу свою он — по обязанности выполняет и за то плату получает: хорошо поработает — много получает, плохо поработает — мало получает.

А может человек назначение жизни своей — пред Отцом Небесным осознавать! И тогда — и жизнь его вся преображается!

Каждое дело такого человека — с любовью к Богу сотворяется, хоть оно малое, хоть большое! Каждый день жизни — значимым становится! Потому как всё новые кирпичики укладывает он в строительство себя-души. Каждое дело доброе — таким кирпичиком становится!

И растёт любовь сердечная у такого человека! И осознание себя-души пред Богом укрепляется! И Бог ему тогда — в каждом деле — Помощник, Советчик и Друг!

Тогда начинает он строить Храм для Бога — в сердце духовном своём!

… Храмы земные — нужны. Но они — только лишь символы того, что Бог и здесь на Земле живёт, на нас всегда смотрит! Словно напоминают они человеку про Небеса, про жизнь иную, про Отца Небесного!

Но в храме земном может человек бесчувственным чурбаном стоять и Божие Присутствие не осознавать.

Можно и иначе: в каждом месте, где бы ни был человек, он Бога в Храме, выстроенном им в сердце его духовном, ощущает. И неотдéлен тогда от Бога сей человек, и в Небеса ему лестница открыта!

Преобразить себя как душу, став душою — вроде свечи огромной горящей, которая светит и тьму разгоняет, — это ведь тоже есть работа, совершаемая для Бога!

Это значит — преобразить себя-душу в Огонь Любви Божией, освещающий и Храм Сердца, и всё пространство вокруг!

Только не все считают это работой…

Но ведь это есть самый важный труд в жизни человеческой! Ибо он — для Бога!

… Свеча — она маленький огонёк свой создаёт, и свет от неё — не велик. Но рождается надежда, когда на такой огонёк смотришь: будто тьма более не властна там, где уже горит свеча…

Но Огонь Любви, разожжённый в сердце духовном, — может быть огромным!

… Ведь может каждый жить жизнь светлую и радостную, освещённую любовью сердечной!

Отчего свет в сердце духовном зажигается? И отчего бывает так, что нет любви в душе?

Присутствие Божие в сердце духовном — тот Свет зажигает! Любовь Божия на других льётся из сердца такого человека — и от этого загорается и в других сердцах тот Свет!

А потом — всё сильнее и сильнее может становиться Огонь Любви в душах!

Вот слышал ты слова «очаг домашний»? Так — о том доме говорят, где любовь царит. А о том доме, где нет любви, — так не скажут!

Огнём, всех вокруг согревающим, питающим, хранящим, — может стать человек, в котором Любовь Божия укрепилась!

И не обязательно то для таких людей — чтоб в одном доме одной семьёй жить. Можно ведь именно тáк — и к любому человеку отношение строить, если помнишь, что все люди — дети Божии: братья да сёстры друг для друга!

И может такой человек нести в себе Свет Божий!

Всё сильнее Огонь Любви в душе горит! И тогда — познаёт человек, что значит Сердце Христово! То есть, познаёт он Любовь Божию Всеохватную!

И — сияет отныне в душе Источник Любви Божией Неугасимой! Это — подобно Солнцу! Солнце — все существа равно освещает и согревает!

Вот так и следует Храм Божий строить, освещать и светить из Него, служа тем — Богу и людям!