Кому первому откроются врата рая

В одной дальней деревне жили муж с женой. Жена была такая жадная да такая спесивица, что только и мечтала, как бы побольше прикопить и стать богаче всех. Мужа она бесперечь грызла – что он ни принесет, ей всего мало. Достань, говорит, мне таких украшений, чтоб у всех сородичей да соседей глаза от зависти полопались и чтоб была я среди всех первой. Муж из кожи вон лез, чтоб угодить жене – навесить на нее побольше дорогих побрякушек. В вечной заботе он, бедняга, о себе, о детях забывал. Не по нутру ему была кичливость жены, да смел ли он ей перечить! А жена еще ко всему и о рае мечтала. Лестно ей было тешиться мыслью, что перед ней первой откроются врата рая, когда она окажется перед ними после смерти среди своих сородичей и соседей. Раз она даже к мужу своему подошла с вопросом:

– Кому первому открываются врата, рая?

Мужу было недосуг: и он ответил первое, что пришло на язык:

– Видишь, вон гора виднеется. Поднимись на ту гору. На вершине ее живет пастух со своей семьей. Спроси у него, он и скажет.

На второй же день пустилась жена богатея в дорогу. Взошла она на ту гору, где жил пастух, видит, стоит дощатая хижина. Подошла поближе – дверь у хижины заперта. Она постучалась.

– Кто там? – откликнулся изнутри женский голос.

– Я жена богатого человека, пришла из такой-то деревни.

– Без мужнина разрешения я дверей никому не отпираю, – ответила жена пастуха. – Вот воротится он к вечеру, я его и спрошу. Приходи завтра, коли будет на то его дозволение, я тебе открою.

Так и пошла ни с чем домой жена богатея.

Назавтра взяла она с собой одного из своих ребят и снова потащилась на ту гору. Подошла к хижине, кричит:

– Открывай, это я, жена богатея!

А жена пастуха ей сквозь щелку отвечает:

– Я только о тебе одной просила. Где мне было знать, что ты приведешь с собою ребенка. Нынче ночью снова спрошу у мужа. Коли даст он согласие, завтра тебе и открою.

Что было делать жене богатея? Опять поплелась она домой, не солоно хлебавши.

На третий день жена пастуха ей открыла. Вошла она в хижину, поглядела по сторонам и подивилась – хижина чуть не доверху набита шерстью и овечьими шкурами, по стенам развешаны бурдюки, полные сыром и творогом. Вместо крыши над головой одни закопченные тесины, стены черным-черны от сажи. Даже огня в доме нет, хотя на носу зима и на дворе холода.

Жена пастуха, в заплатанном платье из черного рядна, вся синяя от холода, сидела прямо на земле и вязала носки.

Пораженная увиденным, жена богатея с ухмылкой проговорила:

– В лесу столько дров, а у вас нет огня! Да и почему вы так бедно живете?

Жена пастуха долго молча продолжала вязать, потом медленно поднялась и говорит:

– Мы не бедны. Ты сама видишь, сколько у нас шерсти, шкур, припасов. Это наше богатство. У нас три тысячи овец, а в семье-то нас всего трое – муж, я да сын. У нас всего, что нам нужно, вдоволь. Муж с сыном и в вёдро, и в ненастье пасут отары, а я тут дома за всем пригляжу, еду им сготовлю. А что в хижине нет огня и я мерзну в своем заплатанном платье, и то не диво – сыщется ли на свете жена и мать, которая б не разделила судьбу мужа и детей, не жила так же, как живут они? Да разве я могла бы сидеть у теплого очага, когда муж и сын маются где-то, сносят и холод и голод? Вот воротятся они вечерком, тогда я и разведу огонь. Вместе и погреемся.

– Ну и дура! – буркнула себе под нос жена богатея и, распростившись, направилась в обратный путь. Она так и не взяла в толк слов жены пастуха, и всю дорогу до самого дома только о том и раздумывала, кому же первому откроются врата рая.

 

Перевод М. Гржендзица.

ПАСХИ НЕ БУДЕТ

Жил-поживал на свете один священник. Как, бывало, подойдет великий пост, насует он себе в карман рясы сорок зерен фасоли и таскает каждый вечер по зернышку. Так и оповещает своих прихожан, сколько еще осталось дней поститься и когда наступит пасха.

Как-то, дело было в великий пост, приметила жена священника в кармане мужа фасоль. Любит, видать, батюшка фасоль, подумала она, и подсыпала ему в карман пригоршню-другую фасоли. А священнику и невдомек. Приходят прихожане, спрашивают его, когда же пасха, а он им все одно: далеко-де еще пока. Дни идут, вытягивает священник из кармана по зернышку, а фасоль все никак не кончается. Наконец стала подходить к концу фасоль, а тут снова приступили к нему люди и спрашивают: что же это, батюшка, когда же, наконец, пасха?

А он им в ответ:

– Да, видать, нынче пасхи вовсе не будет.

 

Перевод М. Гржендзица.

ДУРЕХА

Жила-была на свете одна дуреха. Взяла она как-то моток бумажной пряжи, подошла к затянутому тиной болотцу и кличет лягушек:

– Вот я принесла вам нитки, свяжите-ка мне носки.

А лягушки в ответ только: ква, ква, ква.

– Так свяжете или нет? – спрашивает дуреха.

Лягушки опять давай квакать.

– Значит, свяжете! – обрадовалась дуреха и швырнула моток в воду.

Прошло время, приходит она к болотцу и спрашивает:

– Ну как, связали?

А лягушки опять свое ква да ква и ничего больше.

Раз так, решила женщина, пойду сама заберу.

Ступила она в болото и нашла там вместо носков золотое мотовило. Вытащила его из воды, отнесла домой и положила на полку.

Пришел к ночи домой муж. Глянул на полку – видит, – лежит мотовило. Он и спрашивает: что, мол, это?

А жена в ответ:

– Лягушки не связали мне носков, вот я и забрала у них эту штуковину.

– Спрячь хорошенько, – наказал ей муж.

Назавтра взяла женщина да поменяла это мотовило на несколько кукол и один шлепанец. Ей было давали пару, да нет, не взяла: не положено, говорит, мне столько. Пришла она домой, рассадила кукол в ряд, нацепила на одну ногу шлепанец, ходит туда-сюда, посматривает на кукол и напевает: алаи далалис далало, алаи далалоо.

Тут воротился домой муж.

– Чем это ты занята, женщина?

– Да вот я выменяла на все это свое мотовило, – отвечает жена.

Разозлился муж, подскочил к ней, надавал хороших тумаков и прогнал вон из дому.

Пошла женщина и уселась на мусорной свалке. Идет мимо собака. Ой, говорит себе дуреха, послал за мной муженек лайку, да я не ворочусь в дом. Потом прошел мимо петух. А теперь, говорит, прислал крикуна, а я все равно не пойду. Смотрит, плетется мимо нагруженный поклажей верблюд. А вот теперь, говорит дуреха, когда прислал он за мной верблюда, я пойду.

Поймала она верблюда и повела домой. Пришла и говорит мужу: прислал ты за мной лайку – я не воротилась, прислал крикуна – я и тогда не воротилась, а вот как увидела, что послал ты за мной верблюда, так и пошла домой.

Глянул муж, а верблюд нагружен дорогим каменьем да жемчугами.

– Град пошел! – крикнул он жене. Потащил ее, засадил в тонэ, покрыл кожами, рассыпал сверху кукурузное зерно и пустил на него гусей. Потом припрятал камни, а верблюда зарубил и в яму. Ну, а уж после этого выпустил жену.

А хозяин знай ищет своего пропавшего верблюда.

Пришел в дом к дурехе и спрашивает:

– Верблюда не видела?

– Не знаю, – говорит, – одного какого-то верблюда я привела домой.

Спросил хозяин верблюда у мужа дурехи, а тот ему: ничего-де не знаю, не ведаю.

Пошел тот человек к царю жаловаться. Призвали во дворец дуреху с мужем. Спросил царь мужа дурехи, а тот в ответ: ничего-де я не видел. Спросил тогда царь и жену, и она снова повторила, что привела домой какого-то верблюда.

– Когда?

– Когда шел град.

– А когда шел град?

– Когда градина тебе в глаз угодила.

– Выгоните сейчас же эту дуру! – в сердцах крикнул государь. А был-то он, сказывают, крив на один глаз.

 

Перевод М. Гржендзица.