Если Он закрывает дверь — никто не может ее открыть

Итак, в августе 1856 года Хадсон Тейлор наконец оказался в Нинбо, где с воодушевлением стал принимать участие во всем происходящем, будучи по опыту научен глубоко ценить и находящихся там миссионеров, и их работу. Никогда прежде он не осознавал преимущества работать среди сравнительно дружелюбных людей, которые не были отрицательно настроены против миссионера только потому, что он иностранец. Хотя и в Нинбо, конечно, присутствовало обычное невежество и суеверие, а временами и неприязнь к иностранцам, люди интересовались Евангелием и даже задавали вопросы. И потом сами миссионеры — как приятно находиться в таком дружном и знающем свое дело коллективе!

Две американские миссии имели преимущества, потому что они приехали сюда первыми и превосходили другие организации по численности. К тому же эти миссии, а также Церковное миссионерское общество, имели интересную особенность — их первопоселенцы до сих пор не оставили своего поля деятельности, и это были люди с большим опытом и глубоким посвящением Богу.

По другую сторону реки жил доктор Паркер и его дружелюбные соседи пресвитериане-америкацы. Внутри городской черты, окруженные пятимильной древней стеной, жили первопоселенцы Церковного миссионерского общества, а также мисс Элдерсли со своими коллегами. Их, единственных незамужних дам в кругу миссионеров, очень полюбило местное население. Они вели занятия в первой открытой мисси- онерами-протестантами в Китае школе для девочек, которая располагалась в большом китайском доме, в южной части города.

Коллегами мисс Элдерсли были юные сестры Бурелла и Мария Дайер, самостоятельно работающие в школе и очень умело справляющиеся со своими обязанностями. Рожденные под тропическим солнцем и воспитанные в семьях миссионеров, они получили наследство необычного характера. Дело в том, что их отец, один из первых сотрудников Лондонского миссионерского общества, происходил из семьи государственных служащих и получил образование в Кембридже, чтобы работать в английском суде. Горя любовью к Христу, он оставил все и отправился в Китай, в этот «Гибралтар язычества», в те дни почти неизвестный из-за своей недоступности. Не имея возможности попасть на берег Китая, он посвятил шестнадцать лет работе с китайцами в Сингапуре и вокруг него, особенно распространению Божьего Слова там, куда не мог пойти миссионер, через печать и распространение книг. Дело ладилось, и, хотя Самуэль Дайер был сражен смертельной болезнью как раз тогда, когда для иностранцев были открыты порты, он и многие другие радовались свободе въехать в страну, за которую они столько молились и для которой столько трудились. Дайер, первый отметивший это грандиозное событие, сейчас имеет нечто большее, нежели только свою могилу на китайском берегу. После того как он завершил свое дело и был похоронен на маленьком одиноком церковном кладбище в Макао, его дух не перестал жить — как в его сыне, который впоследствии посвятил всю свою жизнь служению в Китае, так и в дочерях, которые вот уже несколько лет работали с мисс Элдерсли. Исключительно хорошо владея местным диалектом, эти молодые миссионерки были не только любимы, но знали свое дело и придавали немало привлекательности иностранному сообществу.

Вот какому кругу был представлен Хадсон Тейлор, который, без сомнения, чрезвычайно обрадовался, увидев, как члены этого круга ценят его бывшего коллегу. Принятый очень радушно, доктор Паркер сумел организовать практику среди иностранных резидентов, доходы от которой полностью пошли на медицинские цели. Несмотря на все препятствия быстро осваивая местный диалект, он поставил своей первой задачей духовную заботу о пациентах. В этом ему помогали английские и американские миссионеры, которые по очереди проповедовали в медпункте (где за первые двенадцать месяцев медицинская помощь была оказана девяти тысячам пациентов) и посещали временную больницу.

Если их труды увенчивались успехом (а именно так нередко и было), то обращенные могли свободно присоединиться к любой церкви. Доктор Паркер отказывался оказывать какое-либо воздействие на их выбор и ясно показывал, что принимает все церкви. В то время, как приехал Хадсон Тейлор, он радовался об обращении человека, который неделю назад принял крещение в Церковном миссионерском обществе. К тому же Паркер был преисполнен оптимизма по поводу того, как развивалось дело с запланированными им зданиями.

На деньги, полученные в Нинбо, он смог приобрести участок земли с ближней к городу стороны реки. И какой чудесный участок: открытый, внушительных размеров, занимающий центральное положение на берегу важного водного пути, вблизи от Солт Гейта, с его постоянным потоком движения! Лучшее положение для постоянной больницы едва ли можно было найти, и для энергичного доктора уже разравнивались площадки под строительство.

Все это, конечно, глубоко заинтересовало посетителя из Сватоу, который ожидал вернуться к совершенно другому положению дел. Несмотря на летнюю жару, Хадсон работал со своей обычной энергией. Внимательно прислушиваясь к особенностям местной речи, он вскоре приноровился к ней, и местные жители его понимали, и к тому же вокруг было столько людей, приехавших из других мест, что все диалекты, которыми он владел, пригодились.

Однако он должен был ехать туда, где в нем сильнее всего нуждались. И прежде чем закончился месяц, он готов был вернуться к Бернсу в Сватоу, тем более что доктор Паркер снабдил его медицинскими препаратами. Приобретя новый опыт и впечатления, Тейлор собирался отправиться в Шанхай, как вдруг возникла задержка. Супругам Вэй из Пресвитерианской миссии также предстояло совершить путешествие. С собой у них будут маленькие дети, а во время путешествия возникает столько непредвиденных обстоятельств: если бы только Хадсон Тейлор мог подождать денек-другой, они бы ускорили свои сборы, чтобы присоединиться к нему. С Хадсоном также ехал Джонс со своим маленьким сыном, и для семьи Вэй присоединиться к их компании имело немалое значение.

Сожалея о задержке, но не имея причин против нее возражать, Хадсон Тейлор решил подождать, и прежде чем они смогли отправиться, прошла почти неделя. А когда они пустились в путь, путешествие оказалось особенно сложным. Ветер был противным, что и делало поездку утомительной, а серьезная болезнь одного из пассажиров немало обеспокоила Хадсона. Его коллега, Джонс, к которому он искренне привязался за время, проведенное у Паркеров, тяжело заболел. Если учесть, что и его ребенок также плохо себя чувствовал, Хадсону пришлось постоянно за ними ухаживать.

Они достигли места назначения в начале октября и с радостью поменяли лодку со сквозняками на комнаты для миссионеров, которые они сняли. Расплатившись и поручив пациентов заботам доктора Локхарта, Хадсону Тейлору оставалось только погрузить свои вещи на борт судна, отправляющегося в Сватоу.

Полученные из порта письма дали ему с новой силой почувствовать, как сильно он был там нужен. Хотя и не ожидая его приезда раньше, чем спадет сильная жара, Бернс сильно по нему скучал и ежедневно ждал вестей о его возвращении, чтобы начать работу, запланированную ими на зиму. Казалось, по воле провидения, в Шанхае как раз накануне отплытия находился корабль капитана Бауерса, знакомого Хадсона, который радушно принял молодого миссионера в качестве своего пассажира. Итак, по возможности не задерживаясь, Хадсон Тейлор отправил свои вещи на борт «Джилонга» и приготовился покинуть Шанхай, по-видимому, навсегда.

И тут случилось нечто неожиданное. Одному из членов Лондонской миссии пришло письмо, которое заставило его поспешно разыскать Хадсона Тейлора. Бернс писал:

Если он еще не выехал, пожалуйста, уведомьте его сразу же об этом послании.

В письме говорилось, что все, что они с нетерпением ожидали делать в Сватоу, на время приостанавливается, так как Бернс арестован и отправлен в Кантон. К счастью, он избежал немедленного наказания от китайцев, но, по всей вероятности, пройдет много времени, прежде чем он сможет вернуться в район, из которого был изгнан.

Было утро девятого октября, четверг. Через несколько часов «Джилонг» отплывал в Сватоу, и все его вещи были на борту. Что это все могло значить? Бернс арестован и отправлен в Кантон? Здание миссии пустует? Британские власти не желают, чтобы они возвращались?

Почти в оцепенении он стал перебирать в памяти все недавние события. Сначала одно препятствие, потом другое: все медикаменты уничтожены, грабеж и все его последствия, посещение Нинбо, задержка при отправке обратно, утомительное путешествие, а теперь, в последний момент, закрытая дверь — и ничего, кроме закрытой двери. Еще и дорогой больной брат в ожидании, чтобы его отвезли в город, откуда они приехали.

Да. Нужно было ехать. Но что же с Бернсом? Возможно ли, что все, к чему они стремились, не от Господа?

«И уши твои будут слышать слово, говорящее позади тебя: „вот путь, идите по нему“» (Ис. 30:21).

Но в тот момент путь, который представлялся им таким ясным, исчез в странной неопределенности.

Путь, которого они не знали

Тот маленький домик на Ву-фэмили Бридж-стрит, который Хадсон сделал местом своего обитания в Нинбо, стоит до сих пор. Чтобы добраться из поселения до этого несколько отдаленного места, нужно пересечь широкую реку и войти в город с восточной стороны через Солт Гейт. Затем нужно пройти около мили, минуя все главные улицы, до района озер, между древней пагодой и северо-западным углом городской стены. Отсюда маленький каменный мостик, перекинутый через один из многочисленных каналов, ведет к узкой улочке, в конце которой другой мост покрывает расстояние через два больших полотна воды, сначала озера Солнца, а затем озера Луны. Со слегка приподнятой арки каждого из этих мостов можно увидеть маленькую улочку и поток жизни, который водоворотом устремляется в храм, магазины и дома, а потом обратно.

Если пересечь канал и повернуть налево, там до сих пор стоит низенькое двухэтажное сооружение — впереди которого располагается обычный магазинчик, а позади — небольшой дворик, — предназначенное стать первым зданием и миссионерским пунктом Китайской внутренней миссии. Этой зимой доктор Паркер использовал дом в качестве школы для мальчиков и медпункта и был рад предоставить своему бывшему коллеге свободу делать все что угодно с просторным чердачным помещением наверху, о котором годы спустя Хадсон Тейлор говорил:

Я прекрасно помню, как вывел свои инициалы на снегу, который за ночь собрался поверх моего одеяла в большой верхней комнате, похожей на амбар. Сейчас эта комната разделена на четыре или пять меньших по размеру помещений, каждое из которых с удобством отделано. Черепичная крыша китайского дома может защитить от сильного дождя, но не может так же хорошо защитить от снега, который пробьется внутрь через щели и трещины. Но несмотря на дефекты постройки, маленький домик был хорошо приспособлен для работы с людьми, и там я с благодарностью поселился, находя, что пространства для утреннего, дневного и вечернего служений достаточно.

Единственными иностранцами в южной части города были мисс Элдерсли со своими помощницами и супруги Джонс из одной с ним миссии. Джонсы снимали незанятый дом в полуиностранном стиле, принадлежавший пресвитерианам-американцам, и изо всех сил старались овладеть языком и адаптироваться к местной жизни.

Несмотря на всю занятость у себя дома, почти в миле от Джонсов, Хадсон Тейлор находил время частенько заходить и помогать своим друзьям, и чем чаще он их видел, тем больше его поражало их посвящение и душевное расположение. С его помощью Джонс вскоре смог начать регулярные собрания, и много раз они вместе отправлялись проповедовать в городе и его окрестностях.

Тем временем миссис Джонс тоже нашла помощницу в лице младшей из сестер, проживающих с мисс Элдерсли. Когда новая семья поселилась возле них, эта веселая, привлекательная девушка предложила свою помощь занятой матери. Они навещали друг друга так часто, насколько это было возможно. В совершенстве владея языком, мисс Дайер была способна извлечь максимальную пользу из времени, которое они могли уделить его изучению. Несмотря на юный возраст (ей не было еще и двадцати) и сильную занятость в школе, ее удовлетворял только один вид деятельности — спасение человеческих душ. Для нее миссионерская работа заключалась не только в том, чтобы преподавать, а в том, чтобы приводить людей к Христу.

«Именно это и привлекло мое внимание, — говорил Хадсон Тейлор много позже. — Она была духовным человеком, и ее работа доказывала это. Уже тогда она была настоящей миссионеркой».

Было невозможно, чтобы молодой англичанин, живущий один на Бридж-стрит, не встречал мисс Дайер время от времени у своих друзей. Невозможно было и то, чтобы она его не привлекала. Она была такой искренней и естественной, что вскоре они стали близкими знакомыми. К тому же во всех важных вопросах их взгляды были очень схожи, и незаметно для него самого она стала заполнять в его сердце место, которое раньше пустовало.

Он боролся с желанием видеть ее и делал все возможное, чтобы прогнать ее образ из своих мыслей, но тщетно. Он глубоко осознавал свое призвание трудиться во внутренних районах страны и чувствовал, что для этой работы должен быть свободен от привязанности к жене и дому. К тому же его будущее было весьма неопределенным. Возможно, через несколько недель или месяцев, путь в Сватоу для него будет снова открыт. Разве не ожидал он ежедневно от Господа водительства, думая о нуждах того региона? И даже если это не будет на юге Китая, он все равно надеялся и ставил цель вплотную заняться работой первопроходца, а эта деятельность может стоить ему жизни. Нет, лелеять мечты, возникающие сами собой при взгляде на любимое лицо, — не для него. Но как ни странно не смотреть он не мог и жаждал взглянуть снова.

Не было недостатка и в других аргументах. Какое он имел право думать о женитьбе, не имея ни дома, ни дохода, ни перспективы таковых, которые он мог бы предложить ей с ним разделить. Хотя он и был полномочным представителем Китайского евангелизационного общества, это вовсе не означало, что можно рассчитывать на финансовую поддержку этой организации. Он месяцами не пользовался своим кредитным письмом, зная, что КЕО находится в долгу. Господь восполнял его нужды главным образом через Бергера, который время от времени оказывал финансовую поддержку Хадсону и стал его помощником на всю жизнь. Но и это могло закончиться. По крайней мере, на это уж точно нельзя было рассчитывать. А что скажет она и те, кто за нее отвечает, на то, чтобы жить в Китае только верой, получать по вере даже дневное пропитание?

Да, было абсолютно ясно: он был не в том положении, чтобы думать о женитьбе; он должен подавить свой сердечный голод, который временами угрожал захватить его полностью. И в некоторой степени ему удалось повернуть свои мысли в другом направлении благодаря событиям, происходящим на юге.

Ибо, как гром среди ясного неба, пришли вести, что Англия снова вовлечена в войну с Китаем. Вдруг в мгновение ока британцы раздули крошечную искру в пламя, а китайцы, не осознавая, чем все закончится, посмели осудить и даже возмутиться их высокомерным поведением. Но это означало войну, если столь неравную борьбу можно назвать войной. Уже через сорок восемь часов британское оружие грохотало у ворот Кантона.

Все это произошло ранней осенью, но только к середине ноября новости об этом стали достигать северных портов. Впервые услышав об этом и увидев, как мстительно кантонцы, находящиеся в Нинбо, относятся к атаке на их родней город, Хадсон Тейлор сразу же подумал о Бернсе. Как хорошо, что он не в Сватоу, беззащитный перед яростью этих горячих южных людей. Теперь стало ясно не только почему его друг был вывезен из Сватоу, но и почему он сам был задержан как раз накануне своего отъезда.

Но вслед за чувством благодарности за спасение его друга пришли более печальные размышления о мотивах и значении войны. Он не мог не знать, что в течение четырнадцати нелегких лет Англия оказывала на Китай давление аргументами в пользу легализации ввоза опиума. Что, несмотря на отказ императора Дао-гуана допускать «струящийся яд» по какой бы то ни было цене, контрабандная торговля опиумом продолжалась, нарушая договорные права. Хотя во время первой войны попытка заставить китайцев принять их точку зрения не удалась, в определенных кругах уже давно хотели начать вторую. И несмотря на то, что британский

адмирал на время приостановил военные действия, неизбежным исходом такого одностороннего конфликта должно было стать унижение Китая и триумф опиумной политики Англии.

Что касается немедленных результатов, то в тот момент они имели другую направленность. Жители Кантона, пребывая в состоянии эйфории по поводу предполагаемой победы над британским флотом, применяли жестокие меры против ненавистных иностранцев. Они не могли знать, что, хотя адмирал Сеймор и удалился из Кантона, выводя войска из расположенных по берегу реки крепостей, сэр Джон Боуринг послал за подкреплением, и Англия примет решение воевать, несмотря на то, что большинством голосов парламент выразил неодобрение по этому поводу. Во всем этом они видели только свой шанс отомстить и, вполне естественно, извлекали из него все, что могли. Например, в Кантоне были подожжены китайские фабрики, и за голову каждого иностранца назначили награду.

Из-за всего происходящего, конечно, возникал серьезный вопрос: до чего дойдет желание отомстить? Как насчет других портов и поселений и особенно Нинбо, где немалую часть населения составляют кантонцы? Прежде они довольствовались одними угрозами, но будет ли (и может ли) так долго продолжаться?

Всюду поползли самые пугающие слухи. В случае войны с Китаем, возможно, единственным портом во владении иностранцев останется Шанхай. Уже сейчас требовалось позаботиться о том, чтобы снять там жилье. Поскольку пароходы ходили туда регулярно, уехать было несложно, а потом так же просто было вернуться обратно весной или летом.

Таким образом, Хадсон Тейлор, осевший на три месяца в Нинбо, снова должен был переезжать. По всей видимости, никто не был так свободен, чтобы сопровождать отъезжающих, к тому же, знание шанхайского диалекта облегчало ему эту задачу. Он мог быть так же полезен в Шанхае, как и в Нинбо, а это важно, если потребуется задержаться.

Лично сам он многое бы отдал, чтобы в то время остаться в Нинбо и охранять безопасность той, которую он любил. Мисс Элдерсли не хотела уезжать, и ее юные помощницы решили остаться с ней. Она как раз передавала управление школой Американской пресвитерианской миссии, потому что чувствовала, что будет мудро сложить с себя эту ответственность. Из Пинанга прибыл родственник сестер Дайер, и в руки мисс Элдерсли должно было быть передано шестьдесят школьниц со всеми их школьными делами. Было не время для ненужных перемен, и, приняв все возможные меры предосторожности для себя и своих коллег, мисс Элдерсли осталась, чтобы закончить работу.

Но Хадсону Тейлору было нелегко оставить их именно тогда и в такой ситуации. Старшая сестра недавно была помолвлена с его другом Бэрдоном и, следовательно, ее было кому защитить. А младшая была, несомненно, одинока и именно поэтому вызывала в его сердце более глубокую любовь и сочувствие. Само собой разумеется, он не осмеливался показать это. У него не было причин думать, что это ее утешит, да и разве он не пытается ее забыть? Он мучительно переживал, оставляя свой маленький домик на Бридж-стрит и не зная, увидит ли он когда-нибудь его или ее.

В свое отсутствие юный миссионер полагался на Бога, особенно в вопросе своей глубокой и растущей любви к той, которая, как ему казалось, никогда не будет с ним. Он думал, он надеялся, что разлука поможет ее забыть, что его любовь к ней можно будет контролировать, если ее не будет рядом. Но случилось все наоборот. Молча, но неуклонно любовь все больше завладевала его внутренним естеством. Раньше он любил более или менее по-мальчишески, но сейчас все было по-другому. Его осиял свет, по яркости превосходящий солнечный. Он затопил все его существо. Казалось, что все, о чем он думает, что чувствует и делает, пронизано ощущением той другой жизни, которая стала частью его собственной. Он не мог мысленно отделить себя от нее, и, сознательно находясь в Божьем присутствии, он чувствовал общность с ее духом и еще больше жаждал видеть ее рядом с собой.

Она отвечала всем требованиям его разума и сердца, являясь не только воплощением его идеала женственности, но и будучи преданной работе, которой он посвятил свою жизнь. Как тот, кто, положив руку на плуг, не осмеливается обернуться назад, он мог быть уверен, что она будет помогать, а не мешать в его служении. Но, тем не менее оставался старый вопрос: как жениться с такими перспективами в будущем? И, пожалуй, еще более серьезный вопрос: что скажет на все это она?

О ее мыслях и чувствах, если таковые были, он ничего не знал. Она всегда была добра и приятна, но так она вела себя со всеми, хорошее настроение ее никогда не покидало. Вероятно, она не хотела замуж. Гораздо более достойные мужчины, чем он, пытались ее завоевать, но не смогли! Какой шанс может иметь он при всей своей бедности и незначительности?

Если бы кто-то знал, если бы был кто-то, с кем он мог поделиться своими внутренними надеждами и опасениями, ему было бы легче во время первых месяцев в Шанхае. Но только в марте 1857-го, благодаря самым неожиданным обстоятельствам его друзья — семья Джонс, с которыми он жил, — стали чувствовать его сердечные муки. С самого начала они его полюбили, а во время проживания в Шанхае очень с ним сблизились. Но полностью осознали, каким человеком был Хадсон Тейлор только тогда, когда миссис Джонс, заботясь о больных, сама заболела оспой и вынуждена была передать все заботы по хозяйству и о своих детях юному коллеге. Своей заботой о маленьких он завоевал глубокую родительскую благодарность. А за время нескольких недель выздоровления они дружно молились и прониклись такой взаимной симпатией, что его скрытая любовь (Хадсон сам не знал, каким образом) уже перестала быть тайной для его ближайших друзей.

К его большому удивлению, они выразили по этому поводу удовольствие. Они не только были далеки от того, чтобы его отговаривать, но, напротив, благодарили Бога за них. Они никогда не видели двух людей, более подходящих друг другу! Было абсолютно ясно, что ему следует делать дальше, а остальное доверить Тому, Кому принадлежат и его, и ее жизни.

Итак, вопрос, который жег его сердце долгие месяцы, следовало перепоручить письму. Мистер Гоу как раз возвращался в Нинбо и любезно согласился передать письмо в нужные руки. Теперь Хадсону Тейлору оставалось только ждать, пока придет ответ, — неделю, десять дней, две недели. Как долго это казалось!

Несмотря на все свои молитвы по этому поводу, как мало он был готов к тону и содержанию ответа. Почерк был, несомненно, ее, ясный, красивый почерк, который был ему так хорошо знаком. Но в ее ли это было духе? Короткая и лишенная всякого сочувствия записка просто сообщала, что то, чего он желал, было абсолютно невозможно. Она просила его (если он наделен хоть какими-то чувствами, свойственными джентльмену) воздержаться от того, чтобы в дальнейшем беспокоить ее на этот счет.

Если бы он только знал, с каким страданием были написаны эти слова, его собственные переживания значительно бы уменьшились. Но та, кого он любил, была далеко. Видеть ее он не мог, писать после такой просьбы не отваживался и не имел никакого понятия о ее тяжких обстоятельствах. Именно тогда мягкое, невысказанное участие его друзей, супругов Джонс, стало для него таким большим утешением. Не будь их, он едва ли смог бы это вынести, и видя, как они счастливы вместе, он постоянно вспоминал о счастье, которое потерял.

Тем временем далеко в Нинбо другое сердце было еще в большем одиночестве и растерянности. Ибо любовь, которую испытывал Хадсон, не была ошибочным увлечением: это была настоящая любовь, дарованная Богом. Как бы это ни казалось невозможным Хадсону, эта любовь была взаимна со стороны той, которая всегда казалась такой далекой. Мария Дайер была глубокой и нежной натурой. Будучи с детства одинокой, она выросла, страстно желая иметь сердечного друга. Своего отца она почти не помнила, а с матерью, которую она глубоко любила, ее разлучила смерть, когда ей было десять лет. После этого оставшиеся сиротами Мария, ее брат и сестра воспитывались у дяди в Лондоне, где большую часть времени они проводили в школе.

Затем от мисс Элдерсли поступило приглашение ехать в Китай, где ей нужен был помощник в школу. Предложив свои кандидатуры, сестры руководствовались не столько стремлением взяться за миссионерскую работу, сколько осознанием того, что их родители, вероятно, очень бы этого хотели. Несмотря на свою молодость, они уже немного обучались преподаванию, и поскольку были самостоятельны и не хотели расставаться, мисс Элдерсли пригласила их обоих. Для младшей сестры путешествие в Китай запомнилось тем, что она обрела полный мир с Богом. До этого она старалась быть христианкой своими собственными усилиями, все время чувствуя, что ей не хватает того, что «одно только нужно» (Лк. 10:42), и тщетно пытаясь этого достичь. Теперь ее мысли обратились к Христу и его искупительной жертве как к единственному основанию прощения и принятия, которого достаточно самого по себе и которому никакие молитвы или усилйя ничего не могут прибавить. Постепенно ей становилось ясно, что она искуплена, прощена и очищена от греха, потому что Он пострадал вместо нее. Бог принял Христа как заместительную жертву и Спасителя, и она не могла поступить никак иначе. Просто и доверчиво, как маленький ребе нок, она отвернулась от всего и всех и стала держаться за слово от Бога. «Ибо нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе» (Рим. 8:1). И в доказательство этому «сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы [здесь и сейчас] дети Божьи» (Рим. 8:16).

Благодаря этому настоящему обращению и его плодам ее миссионерская деятельность началась совершенно по-другому. Это было уже не благотворительное предприятие, которому она посвятила себя из уважения к родителям, это стало естественным и даже необходимым выражением большой и растущей любви к Тому, Кто был ее Спасителем, Господом и Царем. Он изменил для нее все как в земной жизни, так и в вечности, и самое меньшее, что она могла сделать, — полностью посвятить себя на служение Ему. С неизвестными ей миром и любовью в сердце она начала свою трудовую и часто непростую жизнь в школе мисс Элдерсли.

Девушка ее возраста и особенно с такой задумчивой и любящей натурой была бы одинока на таком посту. Поэтому дружбой своей сестры она, несомненно, очень дорожила, и в миссионерском кругу в Нинбо для нее нашлось несколько преданных друзей. Но ее сердце никогда не находило товарищей в тех вещах, которые были наиболее значимыми.

А потом приехал он — молодой миссионер, который с самого начала произвел на нее впечатление тем, что так же, как она, жаждал святости и близости Божьей, желал быть полезным для Него. Он был не такой, как все. Он не был более одаренным или привлекательным, хотя был весел и приятен и обладал мягким чувством юмора. В нем было то, что приносило ей душевный покой, и она чувствовала, что ее понимают. Казалось, он жил в таком реальном мире, и у него был такой настоящий, великий Бог. Хотя она его почти не видела, ее утешало, что он был рядом. Она была чрезвычайно удивлена, обнаружив, как сильно она по нему скучает, когда всего через семь недель он уехал.

Поэтому она так же сильно обрадовалась, как и удивилась, когда из Шанхая ему1 пришлось вернуться обратно. Пожалуй, именно тогда ее глаза открылись на чувство, которое она начинала питать к нему. По крайней мере она осознала это чувство, и ее нежное и искреннее сердце не пыталось скрывать его от себя самого и от Бога. Она никому не рассказывала о Хадсоне, потому что другие никогда не видели в нем того, что видела она. Им не нравилось, что он носит китайское платье и полностью отождествляет себя с местными жителями. Она обожала его китайское платье или, скорее, качества характера, которые оно отображало. Он был беден и щедро давал нищим — как все это было ей близко, как она это понимала! Его желание достичь неимоверного количества нуждающихся людей многие считают пустой мечтой? Но почему, ведь это же бремя его сердца. Она бы тоже хотела так жить, хотя для женщины это кажется еще более невозможным. Она много молилась за своего друга, хотя внешне ему ничем себя не выдавала. К ней пришла любовь всей ее жизни, и никто, кроме Бога, об этом не знал.

А потом он уехал снова, уехал, чтобы быть полезным другим. И она не знала, было ли ему тяжело ее покинуть. Но все- таки в его отсутствие она молилась о том, чтобы быть более похожей на него, более достойной его любви, если ей было суждено ее завоевать.

Проходил месяц за месяцем и вот наконец письмо! Несмотря на всю неожиданность этой радости, огромной и чудесной радости, она не была удивлена, это был только тихий отблеск того, что сияло внутри. Все же она не ошиблась. Они были созданы друг для друга, их двоих Бог избрал, чтобы идти по Его пути вместе.

После первых радостных излияний благодарности Мария поспешила найти свою сестру, которая лучше всех все поймет. Потом нужно рассказать мисс Элдерсли, а затем живущей в северной части города миссис Рассел, их бывшей опекунше и коллеге по работе. Она страстно желала поведать сестрам новость, надеясь, что ее помолвка будет одобрена, как и помолвка мисс Буреллы. Но ее возмущению не было предела, когда она услышала следующее:

«Мистер Тейлор! Молодой, нищий, без связей и вообще никто. Как он осмелился даже подумать об этом? Конечно, ему надо отказать, причем раз и навсегда».

Тщетно Мария пыталась объяснить, как много он для нее значит. От этого было только хуже. Ее требовалось незамедлительно спасать от такого глупого поступка. И ее добрая подруга с самыми благими намерениями взяла дело полностью в свои руки. Результатом стало письмо, написанное почти под диктовку мисс Элдерсли, в котором не только был положен конец всему, но и содержалась настойчивая просьба никогда не возобновлять обсуждение этого вопроса.

В полном замешательстве и с разбитым сердцем, бедная девушка не имела выбора. Она была слишком молода и неопытна, и слишком робка в таких вопросах, чтобы противостоять решительности мисс Элдерсли, значительно подкрепленной ее друзьями. Убитая горем, сгорая от стыда, она могла только отдать все в руки Небесного Отца. Он знал, Он понимал. В последующие долгие одинокие дни, когда даже ее сестра встала на сторону мисс Элдерсли, Мария находила убежище в том, что для Бога нет ничего невозможного. Снова и снова она повторяла себе: «Если Ему должно умертвить моего Исаака, я знаю, Он же может его восстановить».

У Хадсона Тейлора в его печали были сочувствующие сердца, у нее же — никого. И она не знала, пересекутся ли их пути когда-нибудь снова. Если он действительно к ней неравнодушен, то после такого отказа он, без сомнения, будет держаться подальше от Нинбо особенно ввиду возобновления работы в Сватоу, в которой, как она знала, ему не терпелось принять участие. Вероятнее всего, он вернется к Бернсу. Без сомнения, он так бы и поступил, если бы действовал согласно первому порыву, а не держался твердо Божьего водительства. Хотя он ничего не знал о ее чувствах и мало надеялся (если надеялся вообще) на более благоприятные обстоятельства, в глубинах своей тоски он добывал благословение, которое должно было последовать. Об этом он писал сестре:

Нам не хватает терпения, и наш верный Бог посылает нам переживания, которые с Его благословением взращивают в нас это качество. Хотя нам иногда кажется, что мы устали сверх сил, Он всегда может и хочет помочь нам и поддержать нас. И если бы наши сердца были полностью подчинены Его воле, желая, чтобы только она совершилась, насколько бы меньше мы имели огорчений и насколько бы менее тяжелыми они нам казались.

В последнее время я сильно переживал, но главную причину моих страданий я нахожу в нежелании подчиниться Богу, в Котором моя сила, и доверчиво положиться на Него.

О, только бы мне желать исполнения Его воли всем моим сердцем... Искать Его славы взором! Все больше осознавать полноту нашего драгоценного Иисуса... Больше пребывать в свете Его лица и быть довольным тем, что Он дарует... всегда взирая на Него, следуя по Его стопам и ожидая Его славного прихода! Почему мы 'Его так мало любим? Не потому, что Он не живой! «Ты прекраснее сынов человеческих!» (Пс. 44:3). Дело не в том, что Он нас не любит... Свою любовь Он раз и навсегда доказал на Голгофе. Как бы я хотел изнывать от любви к Иисусу, ежедневно, ежечасно желать, жаждать Его присутствия!.. Пусть твоя любовь к Нему все время растет, и твое сходство с Ним да будет для всех очевидным. Не переставай за меня молиться... чтобы Бог восполнил всякую мою нужду, чтобы Иисус стал единственным источником моего наслаждения, чтобы служение Ему стало единственным моим желанием, чтобы вся моя надежда покоилась в Нем.

Скорее всего, нет ничего удивительного в том, что одна из книг Библии, которая раньше мало для него значила, теперь вдруг открылась ему в неожиданной красоте. Пожалуй, именно в те дни он начал глубоко понимать Песни Песней Соломона, когда любовь, неодолимо бившая в нем ключом, могла быть отдана только Богу. До этой поры он никогда не понимал, Кем может быть Господь для Своего народа и что Он жаждет видеть в Своих людях по отношению к Себе. Открытие было чудесным, и оно только углублялось по мере развития радостных событий, которые приглушили боль Хадсона. Для тех, кто в последующие годы был близко знаком с ним, отличительной чертой Хадсона была его любовь к Песням Песней как способу выражения своего личного отношения к Господу.