Табуированная подсистема языка – сквернословие.

Говоря о становлении языковой личности школьника, нельзя не упомянуть и о таком языковом явлении, как сквернословие. Этот речевой феномен в обобщающих работах по социолингвистике обычно не упоминается. Его существование «стыдливо» замалчивается, как нечто, стоящее за пределами интересов академической науки. Однако коммуникативная подсистема, называемая «русским матом», табуированной сферой коммуникации, представляет собой явление столь же древнее, как и сам язык. В исследованиях последнего времени наблюдается попытка разобраться в причинах его возникновения и функционирования [Подробнее см.: Жельвис 1993, 1997, Успенский 1996; Седов 1995; Плуцер-Сарно 2001]. По свидетельству Ю.М. Лотмана, «замысловатый, отборный мат – одно из важнейших средств, помогающих адаптироваться в сверхсложных условиях. Он имеет бесспорные признаки художественного творчества и вносит в быт игровой элемент, который психологически чрезвычайно облегчает переживание сверхтяжелых обстоятельств» [Лотман 1995: 14]. Социально-коммуникативные функции этого подъязыка сводятся, с одной стороны, к созданию атмосферы веселого фамильярного общения, предполагающего отношения дружеской доверительности между коммуникантами. С другой стороны, областью использования мата становится экстремально-запредельная, агрессивно-опасная сфера социального бытия. Сквернословие прочно укореняется в речевой деятельности, которая сопровождает ситуации, стоящие за гранью нормы, порога: скандалы, ссоры и др. В этих случаях нецензурные выражения могут обретать свойства психотерапевтической разрядки, стать способом облегчения, избавления от «дурной» энергии [См.: Седов 2003а].

Исследования последнего десятилетия приводят ученых к выводу о том, что русский мат – речевое явление, занимающее в общенациональном языковом пространстве свое законное, только ему подобающее место. В исследовании становления языковой личности важно учитывать, что сквернословие, используемое в несвойственной ему функции повседневного общения, способно как лекарство, употребляемое в неразумных дозах, отравить жизненные системы коммуникации, питающие организм культуры. Однако, проявляясь в особых откровенно-интимных, фамильярно-искренних или же, наоборот, запредельно-безысходных экстремальных ситуациях человеческой жизни, этот экспрессивный, несущий в себе амбивалентную энергию коллективного бессознательного подъязык способен выразить самые разные оттенки эмоциональной сферы бытия и быта.

Речевая субкультура.

По справедливому мнению Б.М. Гаспарова, «основу нашей языковой деятельности составляет гигантский «цитатный фонд, восходящий ко всему нашему языковому опыту» [Гаспаров 1996: 105-106]. Этот огромный резервуар готовых формул и вырванных из контекста фраз, который образует обширную область устной словесности, в целом выступающей отражением «речевого коллективного бессознательного», мы называем термином речевая субкультура

Сфера формирования и функционирования речевой субкультуры – нижние пласты «жизненной идеологии» (М.М. Бахтин), в которых происходит накопление и трансформация неясных речевых впечатлений носителей языка. Субкультура существует в виде образных выражений, метких пригово­рок и т.п., употребляемых в рамках языковой игры, о которой у нас еще пойдет разговор. Продукты речевой субкультуры отличаются от таких лингвистических образований, как пословицы, поговорки и фразеологизмы, имеющих характер номинативных единиц языка. Фразы, составляющие речевую субкультуру, обычно воспринимаются людьми как чужая речь, как осколки каких-либо прецедентных текстов, общеизвестных речевых ситуаций и т.п. [См.: Караулов 1987; Норман 1991, 1998; Горелов, Седов 2001; Седов 1995; Слышкин 2000; Красных 2003]. Возникновение субкультуры нельзя представлять в виде механического накопления обрывков речевых произведений. Контекстная семантика предложений, выхваченных из прецедентных текстов, преломляется в многочисленных индивидуальных языковых сознаниях. Сами эти высказывания попадают в тигель народного словотворчества, становясь материалом для формирования национальной языковой картины мира.

Речевая субкультура рождается в ходе обыденного устно-бытового общения простых, так сказать, рядовых языковых личностей. Она становится частью того, что Б.М. Гаспаров называет языковым существованием, а Б.Ю. Норман – лингвистикой каждого дня. В континууме культуры она предстает в виде живого, изменяющегося организма. Каждое поколение создает свою речевую субкультуру. Ее функционирование связано с языковой модой, языковым вкусом эпохи [Костомаров 1994]. Своя субкультура есть у разных малых социальных групп: у студентов, рабочих, учителей, школьников и т.п. При этом, однако, можно говорить о интерсубкультуре, объединяющей все виды и типы субкультур. Она становится частью обширного языкового пространства, именуемого языком города. Исследование речевой субкультуры позволяет лучше понять своеобразие языковой картины социума. Такое изучение продуктивнее всего проводить на материале анализа языкового сознания обитателей небольших провинциальных городов.

В свете поставленных в работе задач наше внимание будет обращено и на особый тип субкультуры, действие которой ограничивается рамками одной семьи – семейной субкультуры (иногда ее называют семейным арго [См.: Кукушкина 1981; Елистратов 1995]. Это обычно небольшой набор фраз, словечек и т.д., значение которых понятно только членам той или иной семьи. Как правило, семейная субкультура хранит в себе память о нестандартных речевых ситуациях, в которых и были рождены ее элементы.