Глава 8. Перед смертью все равны

Теперь, когда решение принято, надо составить план. План, как обратить на себя внимание Темного Лорда и – почему бы нет – подняться в ближний круг.
Разглядывая ущербную луну через кухонное окно, Перси раздумывал, как отреагирует Лорд на сообщение о новом пророчестве Трелони. Будет ли Господин признателен Перси за верность, или накажет за то, что так долго утаивал столь важную новость?
Перси вздрагивал каждый раз, когда ветка растущей рядом с домом бузины хлестала о стекло. Осень обнажила дерево фей – так обычно называла бузину мать, – превратив его ветви в острые шпаги. Стекло не выдержало напора и треснуло, и через образовавшуюся дыру с громким свистом врывался ветер, складывалось впечатление, что в эту крошечную щель проникают ветра со всего света. Этот свист выводил Перси из себя.
Разумеется, Господин его накажет! Он не упустит такую замечательную возможность продемонстрировать свою власть, чтобы никто не осмелился бросить вызов Лорду Волдеморту. Никто.
Воспоминание о круцио послало волну дрожи по спине, но Перси заставил себя не обращать на нее внимания. Он сделал свой выбор и не собирался возвращаться назад.
Встав, он отряхнул от пыли длинную черную мантию, особенно на локтях, которыми он опирался на старый деревянный стол, и вынул из рукава палочку, чтобы аппарировать к Господину…

***
Северус не думал ни о чем другом, кроме Гермионы, пока бежал к коттеджу. Крыша домика уже почти полностью сгорела и угрожала обрушиться в любой момент.
Он был еще довольно далеко, но уже слышал чудовищный гул огня, полыхающего вокруг, сжигающего траву и кусты, лижущего стволы вековых дубов, пожирающего человеческое жилье.
В отдалении, как гигантский канделябр, адским пламенем горел особняк, из выбитых окон вырывалось пламя. Ужасная картина предстала перед глазами Северуса…
Всемогущий Мерлин…
В горле встал ком, и Северус молился, чтобы Гермионы не было в сердце этого огненного ада. Что если она спала, когда начался пожар? Сумела ли выйти? Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он представил тело жены, объятое пламенем…
Еще пара шагов, и он, наконец, будет дома. Я иду Гермиона... Я здесь, не бойся, любимая... не волнуйся, я иду... Я здесь... – повторял он как молитву, стиснув палочку.
Двери больше не было. Стекла не выдержали жара – вместо них зияли дыры, через которые вырывался густой черный дым. Крыша наполовину рухнула, и стены тоже опасно кривились.
Северус едва не потерял способность соображать, потрясенный видом разрушенного дома. Гермиона не могла быть там. Его жена не могла быть там. Нет! Он отказывался в это верить!
Пока он пребывал в сомнениях, ему в спину ударило заклятие и отбросило на несколько метров. Несмотря на пульсирующую боль, немедленно растекшуюся по животу, Северус перекатился на бок, вскочил и увидел двух бегущих к нему Пожирателей. Палочка одного из них была нацелена на него.
Он едва успел отпрыгнуть, дабы избежать ступефая, синяя вспышка заклятия только слегка скользнула по нему. Умелым движением палочки он разоружил одного из Пожирателей и поймал его палочку левой рукой.
– Круцио! – проревел второй волшебник.
Дополнительным оружием, пришедшимся весьма кстати, Северус создал щит и одновременно атаковал человека в капюшоне.
– Сектумсемпра! – воскликнул он, вложив в заклинание максимум силы.
Пожиратель рухнул, крича от боли, кровь хлестала из рваных ран, образовавшихся от проклятия.
Запыхавшись от этой внезапной атаки, Северус оперся о бедра и наклонился, чтобы отдышаться. Едва он пришел в себя, как услышал протяжный крик. Так могли кричать от боли или отчаяния.
– Нет! Остановитесь! Вы чудовище…
– Авада Кедавра!
– Нееет!
Северус развернулся и с ужасом увидел, как Люциус Малфой хладнокровно послал убийственное проклятие в Ромильду Вэйн. Зеленый луч с силой ударил в грудь молодой женщины, и она безвольно рухнула в грязную лужу, ее открытые глаза уставились в небо. Чуть дальше, около коттеджа, покрытого слоем пепла, на земле лежали тела Джастина Финч-Флетчли и трех Пожирателей. В нелепых позах, в которых их застала смерть посреди яростной схватки.
Сердце Северуса сжалось при виде бывших учеников, которые мужественно сражались до конца, забрав с собой и жизни своих противников.
Да, мастер зелий испытывал боль, потому что – хоть никто и не поверит – ему была небезразлична судьба этих людей, доверявших ему. Он заботился о них не из-за нянченья с Хаффлпаффом, снисхождения к Равенкло, или сентиментальности к Гриффиндору, нет, они были интересны ему сами по себе, то, кем они стали.
– Нееет! – прозвучал тот же хриплый голос. – Вы мне обещали их не трогать! Вы мне обещали! Остановитесь! Пожалуйста…
И тут он ее увидел.
Габриэль. Отчаянно цепляясь дрожащими пальцами за мантию Люциуса, ничем не напоминая гордую красотку, какой Северус знал ее раньше, она умоляла, плакала, стонала, так низко склонив лицо к земле, что он на миг задался вопросом, не целовала ли она обувь Пожирателя.
Его бывший соратник с улыбкой смотрел на девчонку. В серых глазах плескалось безумие, демонстрируя истинную природу этого человека. Люциус наслаждался.
Северус знал этот взгляд: блондин упивался болью своей жертвы. Торжествовал. Жертва страдала, видя как мучаются ее близкие перед смертью. Да, Малфой обожал это. Он жил этим. И Северус никогда больше не хотел видеть такое.
– Адский огонь! – прошипел он, направляя на Люциуса волшебную палочку.
Импедимента, брошенное Пожирателем, остановило струю огня, Малфой в последний момент уклонился от посланного Северусом проклятия, схватил девушку и закрылся ею. Кончик его волшебной палочки упирался ей в подбородок.
– Ты, наверное, думал, что я не слышал твоих шагов, друг мой? – усмехнулся он. – На самом деле я здесь только из-за тебя.
– Немедленно отпусти ее, Люциус... – от Малфоя не укрылось напряжение, звучавшее в казалось бы ровном голосе Снейпа.
– Ты все так же невозмутим, как прежде?
– Я тебя попросил ее отпустить, – теперь в голосе появились свистящие нотки.
Этот тон заставил Люциуса насторожиться. Он знал, что терпение мастера зелий на пределе, и он сейчас опасен, как никогда... Малфой поменял тактику.
– Не понимаю, почему ты столько возишься с этой девкой! Хотя, она и правда прелестна, – рука Пожирателя скользнула в декольте Габриэль.
Всхлипнув от ужаса, она попробовала освободиться от малфоевской хватки, но добилась обратного: мужчина сжал ее еще сильнее и ущипнул за грудь.
– Люциус... в последний раз…
– Ты не посмеешь. Одно твое движение – и я ее убью. Или, может, ты хочешь, чтобы я ее убил? В конце концов, именно она рассказала мне, где скрывается мой старинный друг…
От этих слов все внутри Северуса сжалось, но он не опустил палочку, нацеленную на горло Пожирателя.
– О... да ты не в курсе... Да, это тяжело, я представляю... – слащаво улыбнулся Люциус.
Рука Северуса дрожала. Что сказал этот ублюдок? Снейп посмотрел на юную француженку: ее лицо, покрасневшее от слез и стыда, казалось, умоляло о прощении. Девчонка их предала! Она нашла Малфоя и открыла ему двери в «Вересковую пустошь», чтобы выдать Северуса!
Он потерял дар речи от глупости, злобы, безмозглости и коварства Габриэль!
Дьявол! Как можно было пропустить такое под самым носом, особенно после почти двадцати лет руководства самым спорным факультетом школы! Почему он до сих пор не разглядел тьму на дне ее глаз? Как можно быть таким идиотом! Таким неосторожным! Будь проклята его слепота. А Гермиона ведь пыталась предупредить его…
Гермиона…
Люциус увидел, как почернели глаза Снейпа от еле сдерживаемого гнева, но защититься от жалящего проклятия, которое бывший друг послал, нимало не заботясь о заложнице, не успел. Кожа на руке, держащей Габриэль, начала вздуваться, по нервам пошла горячая волна, быстро распространяясь по всему телу.
Гримаса боли вызвала слабую улыбку на губах Северуса.
– Отпусти ее и сражайся, Люциус, – прокричал он.
Малфой быстро огляделся. Пять Пожирателей лежали на земле мертвые. Нотт умер от руки Андромеды прежде, чем ее достала Авада, а остальные слуги уже возвратились к Господину. Люциус был один, в буквальном смысле сгорая от проклятия, брошенного человеком, ради которого он и появился здесь.
Это показалось ему забавным.
Хотя выбора, в общем-то, не было. Если он не хочет, чтобы жалящее заклинание охватило все тело, то нужно уходить, и быстро. Продолжая прикрываться кричащей девушкой, Малфой начал отступать от Снейпа.
– Советую не гнаться за мной, не то я убью ее без предупреждения, – просипел он, смерив Северуса угрожающим взглядом; длинные светлые волосы прилипли к потному лицу.
– Люциус! – приказал Снейп.
Но Пожиратель был уже вне досягаемости снейповых проклятий.
– Не беспокойся, Северус, – прокричал он из последних сил, – я собираюсь отделаться от твоей грязной маленькой шлюшки! Как только выберусь отсюда…

***
Северус знал – Люциус сказал правду. Он не хочет убивать Габриель. Надеется, что Северус сам сделает это.
Пожиратель заметил его горящие яростью глаза, его злость на девчонку. Сомневаться не приходилось: Люциус специально оставил эту идиотку ему, думая, что Снейп, не колеблясь, убьет ее своими руками за предательство, а потом будет мучиться виной!
Люциус был хитер.
Но даже если он и был взбешен поступком француженки, сейчас ему было не до нее. Нужно сначала отыскать Гермиону! Остальное не имело значения. Его жена, возможно, где-то там, в опасности!
В несколько шагов он оказался в своем доме:
– Агуаменти! – Почти сразу же мощная струя воды вылетела из кончика палочки, обрушившись на пламя, задушив последние тлеющие очаги.
Но через несколько метров огонь появился вновь, пожирая опавшие на землю листья, ветки; низкие кустики, окаймлявшие дорожки между коттеджами. Разрываясь между желанием попасть в дом и необходимостью сдержать огонь, Северус несколько страшных секунд колебался, затем сжал палочку и исчез в центре пекла...
Раз за разом он повторял заклинание, отбрасывая огонь.
Когда остался только дым, поднимающийся над почерневшими коттеджами, Северус рванул в особняк. Там пожар начался позже и был еще силен, поэтому мастеру зелий пришлось выложиться по полной для заклинания, даже прибегнуть к черной магии, чтобы уничтожить пламя окончательно.
Он был измотан, задыхался от усталости, одежда неприятно липла к вспотевшей коже. Лицо и руки грязными и черными от пепла, поднимаемого в воздух ветром и оседавшего на влажной коже.
Глубоко вдыхая спертый воздух, который давил на легкие, Северус собрал все свое мужество и бегом вернулся к развалинам своего коттеджа, несмотря на усталость и слабость.
Он подавил тошноту, пораженно застыв возле израненных неподвижных тел Ромильды и Джастина. Босые, в одних пижамах, они крепко сжимали в руках палочки. Пожиратели застали их врасплох!
Мерлин…
Северус заторопился и, бросив последнее пламезамораживающее заклятие, наконец вошел в то, что осталось от их с Гермионой дома. В горле стоял комок, а сердце замерло.
Острый запах горелой древесины ударил в нос, взвесь пыли и пепла поразила легкие, вызвав продолжительный, до слез, приступ кашля.
Не обращая внимания на боль, разрывающую грудь, он обыскал гостиную, спальню, ванную, заклинаниями сметая все, что валялось на полу, отшвырнул кучу горелых деревяшек какой-то знакомой формы, но не нашел и следа Гермионы.
Мысль, что его жена жива, вернула ему надежду. Слабую и мимолетную надежду. И тем не менее, тревога все еще не отпускала его. Он ведь не искал ни в других коттеджах, ни в особняке…

***
Едва открыв глаза, еще не оправившись от последствий аппарации, Гермиона была неприятно удивлена встречей с человеком, которого не чаяла когда-либо увидеть в этом месте!
Она инстинктивно отступила, готовая защищаться, но Перси оказался проворнее.
– Экспелиармус!
Гермиону отбросило на пол, протащив несколько метров. Рефлекторно защищаясь, она обхватила живот руками и выставила локоть, чтобы смягчить падение. Руку тут же прострелила боль.
Она попыталась пошевелить рукой и чуть не упала в обморок от боли. Вторая попытка подняться тоже не увенчалась успехом. Последствия аппарации вкупе с заклятием Перси лишили Гермиону сил, и она не пыталась больше встать.
Итак, это правда…
Гермиона была больше обеспокоена непонятным азартом в глазах молодого человека, предавшего собственную семью, чем своей неосторожностью: это же надо – аппарировать прямо внутрь Норы!
Перси ее долго и пристально разглядывал, останавливая взгляд то на круглом животе, то на губах, будто бы хотел получить какой-то ответ на интересующий его вопрос.
Ей не нравился этот алчущий, опасный взгляд, и она безотчетно положила левую, неповрежденную руку на живот в безумной надежде скрыть то, что ей было так дорого.
– О чем ты хочешь спросить? – быстро и дерзко спросила она, болезненно кривясь.
Перси приблизился к ней, заставив ее отползать, отталкиваясь ногами и действующей рукой, до тех пор, пока она не уперлась спиной в стену.
Холодный пот побежал вдоль позвоночника, приклеивая тонкую ткань ночной рубашки к коже, когда Гермиона увидела, как он сел перед ней на корточки и пристально посмотрел в глаза. Перси был теперь так близко, что она могла чувствовать его теплое дыхание, когда его губы задвигались, произнося слова, вселившие в нее ужас:
– Значит, ты носишь ребенка этого подлого ублюдка... – проговорил он, положив ладонь на округлый живот молодой женщины.
– Не трогай меня! – истерично закричала она, отчаянно пытаясь отодвинуться, неистово размахивая в воздухе левой рукой.
Он тут же крепко схватил ее за локоть и поглядел в глаза. На этот раз на лице его было не только удивление, но и решимость:
– Если до сих пор у меня и были какие-то сомнения, то теперь их нет, – сказал он как бы про себя.
– Я... – она не знала, что ответить, не понимала, о чем он говорил. Да и боль в локте усиливалась. Ей было так больно... Так плохо...
– Ты веришь в судьбу, Гермиона?
Она растерянно взглянула на Перси. Неужели это самое подходящее место, чтобы поговорить о судьбе? Это было похоже на бред сумасшедшего!
– Профессор Трелони говорила о дорогах, проложенных заранее... Ах да, забыл, что ты бросила ее предмет, – продолжил Перси, видя ее растерянность.
Гермиона попыталась взять себя в руки и решила, что лучше всего ему не отвечать. Между тем, она рассматривала его украдкой, пытаясь понять, куда он клонит.
– Но она сделала предсказание. Предсказание, которое касается твоего ребенка. И Темного Лорда, – добавил Перси монотонным голосом.
– Нет!
– И вот ведь совпадение: ты появилась прямо передо мной в тот самый момент, когда я собрался поведать о своем открытии Господину!
– Оставь меня в покое! Возвращайся к своему хозяину! – воскликнула она, до одури напуганная.
– Это я и собираюсь сделать.
– Уходи!
– Я тебя не обижу, Гермиона, – продолжил он спокойно, игнорируя ее слова. – Ты пойдешь со мной, и все будет хорошо.
У нее не было ни малейшего желания идти с ним! Нет! Собрав все остатки мужества, она твердо произнесла:
– Я не собираюсь с тобой идти. Мне надо найти мужа.
При этих словах лицо молодого человека исказилось.
– Почему он, Гермиона? Почему этот гнусный предатель, этот трус…
– Северус – не предатель! Он всегда был верен Дамблдору!
– И он предал своего Господина!
– Волдеморт ему не господин!
– Темный Лорд будет всегда его господином, – злобно выплюнул Перси, закатывая рукав мантии.
– Нет... – еле слышно прошептала она.
– Ты видишь это?! Видишь?! – орал он, тряся перед испуганной Гермионой рукой с Темной меткой.
Она видела ее слишком хорошо, эту безобразную и постыдную метку, эту угрожающую черную змею. Он вынуждал на нее смотреть, крепко держа женщину за волосы, почти выдирая их, не позволяя отвернуться.
Он показывал ей то, что Северус всегда пытался скрыть, хотя Гермиона и говорила, что это для нее не имеет значения.
От осознания, что она вляпалась по всем пунктам, к горлу подкатила тошнота.
Она всегда считала, что Северус не позволял смотреть на метку только потому, что ему было стыдно, потому что он очень не хотел вспоминать прошлое, свою ошибку, все то, когда-то совершил. Но не для того он так поступал, чтобы предстать в глазах жены другим человеком, он старался для нее! Да, для нее! Он хотел ее защитить, уберечь.
Северус... Ее сердце сжалось при мысли о нем.
Гермиона всегда отличалась здравомыслием и, прекрасно зная о недостатках мужа, все же любила его, и сейчас этот хладнокровный и строгий, порой даже жестокий мужчина казался ей гораздо более деликатным, чем рыжий молодой человек, наслаждающийся ужасом, который он порождал в ее глазах.
– Перси... остановись…
– Он может делать вид, что все в порядке, – слова молодого мага были полны желчи. – Вести себя так, будто метка больше не вгрызается в его тело, будто он никогда не стоял на коленях у ног Повелителя, будто он никогда не преклонялся перед ним, но что бы он ни делал, он навсегда останется Его Пожирателем смерти! Его собственностью! Его рабом!
– Перси... ты меня пугаешь …
– Приготовься, мы аппарируем, – приказал он, грубо поднимая ее на ноги.
– Нет! Мне нельзя аппарировать! Ребенок! Это плохо для…
Но договорить ей не дали: Гермиона почувствовала, как ее затягивает в магическую воронку…

***
Гермиона, где ты…
Северус обошел все домики, убедившись, что ее там не было. Были только мертвые тела обитателей «Вересковой пустоши». Все мертвы. Никто не выжил... Ни один... Кого-то изуродовал до неузнаваемости пожар, и только по тому месту, где лежало тело, можно было догадываться о личности погибшего волшебника или волшебницы.
Он склонился над двумя почерневшими фигурами и нахмурился, понимая, что это Мелинда и Роджер, его бывшие ученики, которых он наконец-то смог оценить, узнав их мужество.
Мелинду он знал лучше, поскольку семь лет был ее деканом. Как? Как сообщить эту жуткую новость мастеру-аптекарю Освальду, двоюродному дедушке Мелинды, единственному из семьи, кто остался в живых.
Во рту стало горько. Как же Северус надеялся никогда больше видеть подобного кошмара. И вот сейчас, когда он был, наконец, счастлив, почти примирился с самим собой, ему приходилось разгребать развалины, натыкаясь на трупы, трясясь от страха. Страха не найти Гермиону или еще хуже – найти, но мертвой. Сердце бешено колотилось, каждый удар болезненно отдавался в горле. Северус с трудом отдавал себе отчет в том, где он и что делает. Он не знал больше ничего. Ничего, кроме того, что должен найти жену. Женщину, ставшую для него всем. Женщину, без которой он никто.
Не обращая внимания на боль, он устремился к единственному месту, где еще не искал. Пробираясь через обугленные развалины, через завалы щебня, поднимая тяжелыми шагами пыль и пепел, он, наконец, оказался перед особняком.
Дышать стало еще труднее: от дома остались только обгорелые каменные руины.
Войдя в то, что раньше было большим залом, он вдруг остановился, не решаясь продолжать поиски. Убедиться, что ее здесь не было…
Поднявшись по чудом сохранившейся мраморной лестнице на второй этаж, Северус обыскал все каждую комнату, каждый крохотный закуток, обнаружив по дороге останки Пожирателей, а еще – Теда и Андромеду. Даже они…
Прикрыв веки, Северус медленно выдохнул. Слава богу, ни следа Гермионы. Его жена не пострадала.
Медленно подняв палочку, он отлевитировал трупы Теда и Андромеды на улицу. Заметив снаружи нетронутое огнем место, прямо за розарием, он направился туда.
Там, у подножия дуба, чудом не задетого огнем, он положил тела двух волшебников, принявших их семью тогда, когда почти все остальные повернулись к ним спиной…

***
Опустившись на колени около старого дерева, в последний раз помолчав, мастер зелий похоронил погибших жителей «Вересковой пустоши».
Это не было настоящими похоронами, но он смог опустить в землю восьмерых из пятнадцати живших здесь колдунов. Его прошибала дрожь при мысли об остальных, чей прах окутывает «Пустошь.» и поля дикого вереска серой завесой пепла, такой же, как небо в этот зимний рассвет.
Северус уже собирался запечатать могилу заклинанием, когда его внимание привлекли чьи-то стоны.
Он резко повернул голову и замер, разглядывая приближающегося человека. Зубы сжались от злости, а пальцы машинально стиснули палочку.
Габриэль в разодранном платье, с опухшими от слез глазами приглушенно всхлипывала, напрасно стараясь вдохнуть.
– Северус, – ее плач стал громче. – Северус …
Встав перед ней во весь рост, он молча смотрел на ее слезы.
– Мне так жаль… так жаль… это я виновата…
– Да, это вы виноваты.
Но Габриэль не слышала мастера зелий. Она увидела… Она только что увидела свежие могилы. Ужас накрыл ее с головой. Тед и Андромеда…
Резко оттолкнув Северуса, она бросилась к ним.
– Нет! Нет! Нет! Только не это! Неееет!
Ее рыдания против воли рождали в Северусе чувство жалости. Даже она не заслуживала такого. Но он не пытался ее успокоить, зная, что слова сейчас бесполезны, да и не находя в себе сил простить зло, которое она совершила. Никогда.
– Папа! Мама! Неееет! – Габриэль водила вокруг безумным взглядом, смотрела, но ничего не видела. – Тед! Андромеда! Нет! Мерлин, сжалься!
– Хватит! – прогремел гневный голос Снейпа. – Заканчивайте ваш спектакль! Есть в вас хоть капля достоинства?
От этих слов Габриэль вздрогнула. В голубых глазах отражалась сейчас вся боль, которая разрывала ее сердце.
– Мы должны закончить, – произнес Северус уже мягче, но все еще не глядя на нее.
– Нет!
Он замер. Затем медленно приблизился к ней и окинул страшным взглядом. Он понимал, что смерть Теда и Андромеды потрясла ее, но девчонке уже не пять лет, чтобы верить, что простое "нет" может изменить реальность! Реальность, которую она сама создала!
– Прошу прощения? – прошипел он с пеной у рта.
– Я сказала НЕТ! – она сжала кулаки и бросилась к развалинам дома.
Снейп выругался про себя. Ей кажется, что она недостаточно постаралась? Нет, разумеется, нужно еще добавить. Какое еще горе она принесет?!
Сердце подсказывало не мешать ей спрыгнуть с самой высокой башни, но рассудок, непонятно почему, отвердил обратное. Чертова совесть.
Габриэль нашлась в конце коридора, ведущего в подвал: она пыталась открыть дверь, атакуя ее заклинаниями. Палочка в трясущейся руке выпускала разноцветные искры, разлетавшиеся по коридору и иногда взрывавшие камни, завалившие проход к лестницам.
– Но что... – заговорил было Снейп, но Габриэль проскользнула в пыльный темный подвал, едва дверь открылась. – Хотите быть похороненной заживо?
– Оставьте меня! Мне надо в лабораторию! Там должно быть что-то, чтобы вернуть их, – прошептала она и побежала дальше.
Сумасшедшая! Мертвые не возвращаются! Конечно, существует зелье... Но жизнь возрожденного таким способом была хуже смерти!
– Идиотка! Вы хоть на секунду задумались о последствиях?
Он вздрогнул, вспомнив рабов, созданных Темным Лордом с помощью этого зелья. С помощью его зелья.
– Даже если вы и узнаете способ, я никогда не позволю совершить подобную мерзость!
Ненависть. Вина. Жалость. И что-то еще. Все эти чувства смешались, отдаваясь болью свежей раны. Или, скорее, незаживающего шрама, который нельзя прятать вечно.
Нужно в корне пресечь это сумасшествие. Немедленно.
– Лаборатория, наверняка, полностью уничтожена, как и все остальное, – добавил Северус уже спокойнее. – Вы не будете варить это зелье.
– Я буду делать, что захочу, – вскинулась Габриэль, безумно сверкая глазами, и вошла в лабораторию.
Этот отказ подчиняться вывел мастера зелий из себя.
Прежде чем Габриэль сказала еще хоть слово, он закатил ей пощечину. От неожиданности и силы удара девчонка потеряла равновесие и упала на пол разгромленной комнаты.
Опираясь на локти, она подняла испуганный взгляд на мастера зелий: у того от бешенства дрожали губы. Никогда, нет, никогда она не видела его таким взбешенным! Даже когда поругалась с ним накануне вечером, пока они собирали дескурению... Даже тогда, когда она выкрикнула ему в лицо те ужасные слова, о которых уже горько сожалела…
Нет, она не хотела, чтобы все так получилось! Не хотела этих смертей! Только его любви. Это все. Только он ее не любил... И оттолкнул равнодушно, почти зло. Она чувствовала себя преданной, брошенной, униженной. Без него было так холодно... Она не выдержала этого холода. Не представляла жизни без него. До такой степени, что…
О Мерлин... Что она натворила!
Надо что-то делать! Ее родители... слезы, тяжелые и спасительные, медленно текли по щекам. Как она могла принести в их дом это безумие, ненависть, разрушение? И как она могла подумать о создании такого зелья! Они не хотели бы этого…
– Северус, – всхлипывала она, – мне так жаль…
Но мастер зелий не слушал. С нечитаемым выражением лица он осматривал руины своей лаборатории.
Если фундамент и стены уцелели, то почти вся мебель и оборудование сгорели или были сильно повреждены.
Почему он не подумал сразу поискать здесь? Гермиона любила это место. Всегда говорила, что хорошо чувствует себя здесь, в безопасности... И он провел здесь столько спокойных, счастливых минут, потому что она была рядом…
Северус взволнованно подошел к каменному выступу, служившему рабочим столом, и очистил его гладкую поверхность, сметая толстый слой сажи. Платиновый котел был цел, но находившиеся в нем зелье, видимо, спровоцировало разрушительный взрыв. Брызги покрывали все вокруг. Стены, пол, потолок – оно было везде. Да и картина разрушения лаборатории явно говорила о взрыве.
Только бы Гермиона спряталась не здесь. Мерлин…
Взгляд зацепился за параллельные царапины на камне: начинаясь от котла, они постепенно расширялись…
Нет!
Подбежав к подвальному окну, он рухнул колени, сильно побледнел, а в глазах его заплескался ужас.
Нет!
Дрожащая рука потянулась к кучке золы и, аккуратно очистив почерневший пол, вытащила медальон, сияние которого и привлекло его взгляд.
Нет! Нет! Нет! Что угодно, но не это!
– Северус… – прошептала Габриэль, приближаясь.
– Гермиона…
– Северус... что это... – девушка осеклась, увидев образок с архангелом Михаилом, который мастер зелий держал в руке.
– Гермиона…
– Северус, остановитесь…
– Гермиона... – прошептал он, все еще стоя на коленях, лаская пальцами пепел на полу.
– Северус, пожалуйста, – девушка умоляла, и слезы снова заструились по ее щекам.
– Гермиона... – как же ему хотелось взять ее на руки, прижать к сердцу, но пепел рассыпался в дрожащих пальцах, и ничего не получалось.
– Давайте выйдем... Пожалуйста… Нельзя оставаться здесь…
Взгляд, которым он ее одарил, был полон такой ненависти, что Габриэль отскочила. Она не могла вынести этот взгляд, полный отвращения и убивающей правды. Этот взгляд дал понять, как ее присутствие нелепо и неуместно здесь, как он хотел, чтобы она ушла!
Опустив глаза, она покинула комнату, не смея надеяться, что он сможет однажды ее простить…

***
Наконец, он остался с ней наедине. С любимой женщиной, которая превратилась в горстку пепла.
– Гермиона…
Тогда, чтобы в последний раз ощутить ее, он лег в этот пепел лицом и зарыдал, впервые за много лет.

***
Гермиона открыла глаза, и ее тут же накрыло ощущение дежа вю. Этот свет. Этот запах. Эти тяжелые карминовые обои. Мерлин! Она... Она в башне Гриффиндора!
Попытавшись подняться, чтобы убедиться, что это не сон, она тут же рухнула обратно, вскрикнув от боли. Правая рука нестерпимо болела. Память вернулась к ней: Нора, Перси, экспеллиармус, отбросивший ее на пол…
Безотчетный и бесконтрольный страх захватил Гермиону. Перси притащил ее в логово Волдеморта!
Нельзя оставаться здесь ни минуты! Нужно бежать! Немедленно! Опираясь только на левую руку, она с грехом пополам сумела сползти с кровати, морщась от боли.
Стоя на ногах, она похлопала себя по бокам, пытаясь нащупать карманы мантии и палочку. Только мантии больше не было! Обнаружив, что она боса и одета только в тонкую ночную рубашку, Гермиона осознала тяжесть положения. Палочка. У нее отобрали палочку! С одиннадцати лет этот драгоценный кусок дерева был с нею, не покидая ни на минуту, и сейчас его отсутствие ощущалось очень болезненно. Гермиона чувствовала себя беззащитной и беспомощной, будто потеряла часть тела.
Мерлин…
Движение в животе вернуло ее к реальности. Легкий пинок ребенка подтолкнул к поиску решения. Она могла выбраться отсюда! Магия – не единственный шанс! Бегом она бросилась к высокой деревянной двери. Убежать. Только бы убежать. У нее будет впереди вечность, чтобы подумать! Но когда она взялась за ручку, дверь с ходу открылась, заставив ее отступить.
Перед ней с надменным видом предстал Перси Уизли, облаченный в длинную черную бархатную мантию с посеребренным воротом. Мантию приверженцев Волдеморта…
– Добро пожаловать в Хогвартс, Гермиона.

***
– Северус! Куда вы? Пожалуйста... Подождите меня!
Но мастер зелий с остекленевшим взглядом, не замечая Габриэль, продолжал брести вперед, шаркая ногами.
– Северус, – прорыдала она снова, шагая рядом с ним к розарию.
Он резко остановился и повернулся к ней, словно только что заметил ее присутствие.
– Северус... Я не хочу оставаться здесь! – взмолилась она. – Возьмите меня с собой! Убейте меня или возьмите с собой, но не оставляйте здесь одну! Пожалуйста...
– Я вас не убью, – прошептал он безжизненным голосом. – Что вам нужно сделать, так это похоронить мертвых!
– Я…
– Ваши, – продолжил он, кривя губы, скорее, безумно, чем цинично. – Это ваши мертвецы.

ГЛАВА 9. МУТНЫЕ ВОДЫ

Дождь шел как из ведра, и она уже почти не чувствовала затекшие руки и ноги. Стоя на коленях в грязной луже, она не могла отвести взгляда от девяти крестов, воткнутых прямо в землю. Время и непогода не пощадили нанесенные на дерево надписи, и буквы начали бледнеть, так что некоторые имена было уже не разобрать.
Она знала, что за волшебники и волшебницы были здесь похоронены. Но если она умрет на этой войне, кто тогда позаботится о них? Кто разберется в этих полустершихся буквах, обрывках слов, которые ничего уже не могли рассказать о двух блестящих и смелых молодых женщинах, сражавшихся за свои убеждения? Они…
Смех Мелинды и Ромильды отдавался в голове ясным и приятным звоном, напоминая о беззаботных и радостных мгновениях жизни. От горя и потрясения ее плечи невольно поникли, а все еще текущие слезы смешались с тяжелыми каплями дождя, которые, падая на землю, развозили грязь, делая ее все жиже и жиже, превращая в ненадежную и скользкую кашу.
От зрелища отразившихся в воде собственных глаз, таких тусклых, что даже она сама не смогла бы определить их цвет, своих длинных волос, ставших серыми, как небо, ее сердце забилось чаще. Она знала, что должно случиться. Это происходило всегда одинаково. А так как ей было известно, что произойдет, то она начала задыхаться, горло мучительно сжалось, она лихорадочно ощупывала шею и, наконец, вцепилась в воротник. Судорожными движениями отрывала верхние пуговицы на мантии. Бесполезно закрывать глаза – могилы не исчезают. Никогда. В последний раз она отчаянно пыталась убежать, но запнувшись за корень дуба, со всего маху рухнула на могилу родителей. Она кричала снова и снова.
Ей показалось, что дождь усилился, мрачным серым покрывалом окутывая землю. В этот раз она предстанет перед ними, а потом уйдет. Да, в этот раз, она на самом деле решила все изменить, она…
Но земля расползалась под ее коленями, и прежде чем она поняла опасность, успела погрузиться в грязь до середины бедра. Чем сильнее она дергалась, тем глубже затягивали тело десятки невидимых рук, холодных и влажных, словно руки самой смерти. Они не хотели, чтобы она уходила. Всегда одно и то же.
– Нет!
Ее палочка, ее последняя надежда, выскользнула из грязных пальцев, пока она все глубже погружалась в эту хлюпающую грязь. Руки напрасно шарили вокруг, пытаясь найти, за что можно уцепиться, но не находили ничего, а она чувствовала как ее засасывает все глубже. Грудь сплющилась от давления земли, и невозможно было даже вдохнуть.
Но она знала. Знала, что скоро все закончится. И, несмотря на это, не смогла сдержаться и мысленно закричала в последний раз; грязь проникала через поры кожи, заполняла ноздри, стекала в горло, чтобы задушить ее окончательно.
Да, мысленно она кричала, а глаза в последний раз смотрели на могилу сестры, единственную, на кресте которой за прошедшие семь месяцев не стерлась надпись.
«Здесь покоится Габриэль Делакур»
– Нет! Нет! Нет!
– Нимфадора...
– Неееет!
– Просыпайся. Тссс, ничего... Ничего... Это сон...
– Ремус...
– Да, это я... я здесь...
– О, Ремус! Это было ужасно! Ужаснее, чем обычно...

***
Рука, лежащая на его бедре, ощущала легкие толчки. Она плотнее обхватила член губами и начала нежно скользить к основанию, пока полностью не взяла в рот, при этом выискивая на лице мужчины малейшие изменения.
Но она могла видеть только длинные черные волосы, почти целиком скрывающие его профиль, да левый глаз; правая сторона его лица была обращена к спинке старого потертого кресла. Только эти короткие движения таза и шумное дыхание, иногда случайно срывающееся с тонких губ, свидетельствовали о том, что мужчина точно не спал.
Двигая рукой вверх-вниз, она скользила губами и языком по мягкой коже члена, наслаждаясь его нежной твердостью, возбужденно пробуя такой дикий, такой мужской мускусный вкус... О да, его вкус сводил ее с ума…
С ним можно было делать все, что угодно, и больше ничего не имело значения – только это чистое удовольствие, это возбуждение, почти безумие от того, что он в ее власти, зависимый от удовольствия, которое она сейчас дарила.
Она не думала о твердом камне, ранившем колени. Она не думала о почти пустой бутылке виски в его руке, бутылке, добытой благодаря ей. Она не думала о том, что он сидел в старом кресле, а она – на полу между его ног.
Она не хотела думать о твердой и властной руке, которая грубо остановила ее, когда она попыталась раздеть его полностью, чтобы увидеть обнаженным. Она не хотела думать о том, что с тех пор как она начала его ласкать, он ни разу на нее не посмотрел. Она не хотела думать, что этим вечером он был сам не свой, слишком пьяный, чтобы ее оттолкнуть. Она не хотела думать о том, что он никогда к ней не прикасался.
И больше всего она не хотела думать о том неизбежном моменте, когда он выйдет из своего забытья, когда она прочитает в его взгляде презрение к ней и отвращение к самому себе. Как это бывало всегда, когда он ей поддавался.
Несмотря на это, несмотря на его презрение, опускающее ее ниже распоследней уличной девки, Габриэль не смогла противиться сладостной дрожи, когда почувствовала, что он напрягся сильнее, и теплая горьковатая жидкость полилась в ее горло.
Она была готова забыть этот взгляд в обмен на те несколько секунд, когда разрешала себе думать, что он испытывал оргазм с ней. Да, она была готова унижаться ради этой кратковременной иллюзии – быть той, кто дарил ему удовольствие.
Да, она была готова на все ради него. И она это уже доказала. Только помнил ли он об этом?

***
– Перси, подойди ближе. Да, вот так... Исчезни, Червехвост!
Холодный с металлическими нотками голос Лорда отдавался эхом от стен Большого зала. Пожиратели, почтительно стоящие на коленях перед свом господином, не смели издать ни звука. Только жалобный писк анимага, с недовольным видом шедшего к первому кругу, нарушал тишину.
– Круцио! – Заклятие прижало Петтигрю к земле. – Я был слишком щедр с тобой, Червехвост. Смотри, куда это нас привело!
– Хозяин, – скулил анимаг, – пожалуйста... Я не повторю ошибок…
– Само собой разумеется, – прошипел Волдеморт. – Ты больше никогда не будешь обсуждать моих решений. Круцио!
– Простите, хозяин... Простите…
– Простить? – развлекался Темный Лорд. – Что ж, я так добр, что дарую тебе свое прощение. Так как сегодня особенный день.
– Спасибо, хозяин… Хозяин и вправду слишком добр…
– Не в крысу ты должен был превратиться, Червехвост, а в поганого ползучего таракана, которым ты и являешься. Поднимись!
Тотчас же кулак Малфоя, у ног которого от боли скрючился Петтигрю, обрушился на него, вынуждая встать рядом с ним на колени, лицом к хозяину.
– Я могу признать и вознаградить вас за верную службу, – продолжил Темн