На производстве катализаторов

В небольшом красном уголке, расположившимся на втором этаже северного конца установки на первый взгляд нам показалось уютно. Мы с Чуровым, теперь уже ставшие совсем неразлучными друзьями, позевывая и разгоняя дремоту шутками, старательно зубрим необходимый минимум знаний по технике безопасности. Отведенные для этой цели две недели тянутся нескончаемо долго! Изредка, зайдет какой-нибудь любопытный аппаратчик, отпустит в наш адрес безобидную шутку и снова зубрежка. В конце концов все переживания вместе со сданными экзаменами позади и нас определяют по бригадам.

Только сдали экзамены, нас разлучили. Погоревав, что в одной бригаде с Шуркой работать не придется, я приступаю исполнять, не представляющие ни малейшей трудности, обязанности машиниста. Обязанности оказались несложные, пройти с ведром солидола и набить масленки многочисленного оборудования и посматривать, чтобы дымососы не стучали и не грелись подшипники. Механизмов было - конца-края нет и, когда я заканчивал смазку в конце потока, её необходимо было начинать сначала!

Моего первого старшего аппаратчика Геннадия Петровича Вишкина я чертовски уважаю по сей час, хотя давно перерос по служебной лестнице. Среднего возраста крепкий мужчина с широким мужиковатым лицом, он, впрочем, как и все остальные, был выходцем из деревни. Крепкая деревенская хватка и природная смекалка вполне компенсировали ему недостаток образования. Держал свою бригаду в жилистых натруженных руках, он не только строгостью, но и опытом и знаниями.

- Ты вентиляторы все смазывал? – строго спрашивает он после обхода установки.

- Да только что пришел, все конечно! – клянусь я. Я и вправду все намазал.

- Значить мало мажешь! Температуры высокие, солидол вытекает! – делает он справедливое замечание.

Геннадий Петрович давно завоевал прочный авторитет. С ним не поспоришь. Да и бригада подобралась неплохая, дружная. Веселый и простосердечный народ: Маша Жаркова, Саня Вдовин, Женя Мельникова, Миша Гусейнов, Талгат Тибеев, Елена Андреева и Маша Цветкова работали слаженно и с большой сноровкой. Происходил Геннадий Петрович из огромной семьи, многие его братья так же работали в нашем цехе. Семейные династии Вишкиных и Тянутовых имели громадный совместный стаж и непоколебимый авторитет.

Технология не была сложной, но как любой технологический процесс требовала точного исполнения параметров. Установка располагалась в длинном мрачноватом здании, протянувшемся с юга на север. В южной её части находились операторная комната. Сушильные и прокалочные печи шли с севера на юг с неширокими проходами между ними. В четырех сушилках размещенных в изолированных шахтах, плавно скользили ситчатые транспортерные ленты, на них с помощью мощных вентиляторов горячим воздухом просушивали катализаторные шарики с последующей прокалкой в вертикальных печах. Сущность заключалась в том, чтобы влага выходила постепенно и равномерно, не вызывая растрескивания мелких шариков. При избытке катализатора, производство, незначительно меняя технологию, выпускало поглотители влаги. Они тут же фасовывались в мешки. Работа несложная и постоянно поддерживала в форме наше физическое состояние. Цех входил в состав завода «Серной кислоты и катализаторов».

Я с первого дня размечтался стать хорошим специалистом, время двигалось и мечта вскоре сбылась. Мне присвоили четвертый разряд и назначили на прокалку.

Маша Цветкова, сидя на стуле, заполняет мешки на первой течке, Жаркова - на второй. Я, выждав, когда наберется несколько мешков, отношу и складирую их в штабель. Лаборантка Шура, отсыпав горстку гранул в полиэтиленовый пакет, подходит к Цветковой. С лестницы опускается Мельникова.

- Женя, приклей-ка этикетки! – просит Маша, подошедшую к ней Женю.

Положив в ящик толстый крючок, и снимая рукавицы, к нам подходит Саня Вдовин.

- Саня, что же ты не женишься? – пытливо расспрашивает его, весело кося глазом, Маша.

- Женишься, женишься!.. – он сделал движение, как будто собрался уйти. - Попадет вот такая как Женя, придавит ночью ногой и концы отдашь! – беззлобно отшучивается Саня.

- Да я уже чего только не делала! – тут же оправдывается не в меру полноватая Женя. – Врачи мне рекомендовали по утрам разбрасывать коробок спичек, затем по одной собирать. Собираю – ничего не помогает! …Пухну, ну прямо как на дрожжах.

Я, улучив момент, намазав жидким стеклом бумажную этикетку с броской надписью - «Хочу замуж», приклеиваю её Шуре на спинную сторону фуфайки. Машинист Мухамед Оглы, беззвучно шевеля губами, молча отошел. Он человек деликатный, тем более, что кавказская гордость не позволяла ему указать Шуре на шутку, хотя он к ней давно не равнодушен.

Из операторной вышел Геннадий Петрович и прошел к течке Жарковой, там скопилось несколько мешков. Разложив их в штабель, он показывает Шуре на спину:

- Сними рекламный плакат! – Шура, обиженно надувшись, надолго исчезает.

- Петя!.. Нехорошо ты поступаешь! …Проверь лучше, нет ли бездействующих течек. Да поставь на второй прокалки другое отверстие. Температура поползла вверх, - мимоходом делает замечание Вишкин и скрывается в операторной.

Опустившись в приямок, я проворачиваю диск, сменяя расход выпадения гранул с печи.

Трудились мы, успевая беспрестанно, но беззлобно подшучивать друг над другом. Сказывался простецкий характер самих работников и авторитет бригадира.

Производство вводилось в строй одним из первых в системе комбината, но оно в бытность обозреваемых событий имело десятилетний стаж и худо-бедно отработанные традиции. Не удивительно, что среди руководителей имелось полным-полно молодых выдвиженцев. Достаточно моложавым, не старше сорока лет, был и сам директор завода Павел Михайлович Пищаев. Выходец интеллигентной семьи, он обладал врожденной интеллигентностью. За патетическое красноречие за глаза его частенько называли просто «Пашей».

Начальником цеха являлся выпускник Бакинского нефтяного института Абдужамал Абдулович Абдужамалов. Невысокий азербайджанец с чернявой шевелюрой и резким кавказским акцентом, неизменно одетый в темный, с аккуратно завязанным галстуком костюм. Впоследствии он продолжительное время работал директором соседнего завода. За руль начальника цеха после него встал заместитель - тридцатилетний специалист и выпускник салаватского вечернего факультета Владимир Тимофеевич Золотов. Выходец этого цеха он до тонкостей знал производство и успешно им управлял в течение долгих лет. Как молодой аппаратчик я контактировал более с начальником установки. Обязанности механика установки исполнял худощавый парень – Николай Иванович Дьяченко. Владимир Павлович обладал смелым, я бы сказал дерзким характером, и управлял коллективом довольно легко и просто.

- Как ты думаешь, Петя, ведь праздник приближается! – останавливает он меня, взяв за плечо жилистой рукой. – Газету бы надо выпустить!

- Краска закончилась! …Бумаги тоже нет, Владимир Павлович, - пытаюсь я увильнуть от лишней работы.

- Краску найдем! – обещает он. – Забери пока лист ватмана и набрасывай макет на бумаге, я краски по вахте передам. - Только когда он ушел, я пожалел: надо бы хоть отгул выпросить!

В тесной бытовке стоял квадратный кухонный стол, который я использовал как место для рисования. Рядом со мной, притулившись к подоконнику, курил Саня Вдовин и внимательно следил за моими художествами.

Владимир же Павлович был очень доступным человеком, праздники встречал сообща с кадровыми рабочими. Не отрываясь от коллектива установки, он долгие годы, уже являясь директором нефтебазы, поддерживал тесную живую связь с бывшими её работниками и искренне радовался их жизненным или трудовым успехам.

 

Саня Вдовин

 

В новом коллективе зачастую удивляют не столько люди как их, на первый взгляд странные фамилии. Братьев Габдулхая и Талгата Тибевых, я как недавний школьник, непрестанно путал с Тиберием Гракхом! Акрама Гильязовича Загитова великого весельчака и неунывающего шутника, с американским президентом Авраамом Линькольном. Невысокий и жилистый Акрам прижав к животу тридцати килограммовый мешок с гранулами селикагеля, наигрывая на нем пальцами и покачивая в такт несуществующей музыки бедрами, несет его к месту складирования. Большие глаза его наивно улыбаются. Непривычными казались также фамилии старших аппаратчиков - Николая Тянутова и Василия Козеренко. Вспоминался сказочный персонаж «Тяни-толкай». Но, наше беспрерывное общение и теплое отношение товарищей по бригаде, помогло мне быстро освоиться и даже повысить разряд. Став аппаратчиком прокалки четвертого разряда, я крайне загордился.

Сдружился я неожиданно для себя с намного превосходящим по возрасту Александром Вдовиным. Высокий и плоскогрудый Саня считался закоренелым холостяком. Вдовый – сообразно фамилии. Работал он аппаратчиком сушки и считался квалифицированным специалистом. Неизменными атрибутами его профессии были грубые серые рукавицы и большой металлический крючок для открывания задвижек. Еще смазывая дымососы солидолом, я любил со стороны наблюдать, как проходил Саня по узким площадкам, ощупывая калориферы и тут же приоткрывая задвижку. Приоткроет чуть-чуть, прислушается и снова приоткроет!.. Как доктор. Послушает немного и идет далее.

Будучи холостяком, он отличался непритязательностью в образе жизни и питании. В столовую не ходил.

- На-ка рубль, купи несколько пирожков! – предлагает он, если замечает, что я собираюсь в столовую. Или направляет с тем же предложением в заезжий буфет. Сдачу никогда не просил. На первых порах я пытался возвратить её, затем привык и уже сам не возвращал.

- Садись, давай перекусим, - тут же предлагал Саня, как только я отдавал ему пирожки.

Сам он съедал не более одного, редко двух пирожков. Остальные скармливал мне, по-отечески внимательно наблюдая, как поедал я пирожки, запивая их молоком, получаемым на талоны за вредность производства.

Ко мне нередко заходили товарищи по учебе или члены футбольной команды. Это был хороший предлог оторваться от работы. Саша разминая жесткую папироску «Беломорканал», клал на подоконник жесткие рукавицы и облокотившись на них рукой, закуривал. Он просто молча слушал наши разговоры, лишь изредка вставляя небольшие реплики.

В праздничные дни приглашал нас с Женькой Трубановым к себе. Он был обладателем комнаты в квартире на три хозяина. Его жилье отличалось аскетизмом и простотой. Обеденный стол с установленным на нем радиоприемником, плательный шкаф, металлическая кровать и три стула, вот и вся обстановка. Да четыре перевернутые вверх дном отливающих свинцовой голубизной граненых стакана.

- Саш, а кто тебе стаканы так чисто моет? – спрашивает Женька.

- Стаканы, Жень, должны быть в вечной готовности! – улыбался он рябоватым лицом.

Уж свои стаканы Саня держал в исключительной чистоте. Нередко такое гостевание заканчивалось сильным опьянением. Тогда Саша услужливо разводил нас по домам.

Его рассказы отдавали далекой стариной и романтикой первооткрывателя. Он рассказывал о пуске установки, первых руководителях, командировке в Грозный и развлечениях молодежи. Случались и анекдотичные рассказы.

- …Выпили мы изрядно и пришли на танцплощадку у клуба «Строитель». Друзей развезло. «Давайте спрячем их временно под щит афиши», - предлагает напарник. Уложили, и забыли о них. Ум за разум зашел!.. – медленно повествует он. - Просыпается первый из них ранним утром и читает над головой крупную надпись: «Уфимский драматический театр». Ванька! – будит друга. – Ты представляешь, куда мы попали?» «Куда? – спрашивает друг». «В Уфу мы попали, вот что»! «Да, ну! –дивится друг». «Вот тебе да ну! Читай! – и показывает на надпись на афише»…

Мы с Женькой закатываемся в громком хохоте, Саня доволен. Однако его рябоватое лицо при этом оставалось строгим и неулыбчивым.

Саша с удовольствием принимал участие в наших развлечениях, если мы подтрунивали над лаборантками и по-отечески журил, коли мы пересекали границы дозволенных правил.

Молодежь шестидесятых увлеклась вязанием разноцветных поясов из жилок телефонного провода. Увлекся этим занятием и я. Саня, как ветеран цеха тут же выкопал откуда-то и притащил длиннющий кабель, помог его разделать на отдельные проволочки и с гордостью следил, как я, искусно переплетая их, получаю красивый орнамент брючного ремня.

- Мастер ты Петька, я ведь так не смогу! - бывало подхвалит он. Мне похвала Сани как бальзам на сердце.

Машинист Мухамед Махмут Оглы, приглядел в невесты нашу пышную красавицу Шуру и всячески подавал ей признаки внимания, в общем не давал прохода. Азербайджанец по национальности с кавказским темпераментом, он пригрозил ей и её жениху большим самодельным ножом. Шура проговорилась нам. Саня прижал Мухамеда-Мишу в небольшой комнате в конце установки и так поговорил с ним, что Миша затем выскочил оттуда как черт из табакерки и только молча исчезал из виду при появлении Шуры.

Закончилась наша чудаковатая дружба с моим призывом в армию. Возвратившись со службы, я узнал, что Саня Вдовин сидит в тюрьме. Оказавшись случайно при крупной драке, он взял всю вину на себя, и получил восемь лет тюремного заключения. Ни за что! Я твердо уверен в этом, Саня драться не любил! Спустя некоторое время после выхода из тюрьмы, Вдовин скончался.

 

На защите ворот

 

Широкое просторное пальто с шалевым воротом, мягкая пыжиковая шапка папаха пирожком, ботинки прощай молодость, - это я гордо вышагиваю перед зеркалом с первой приличной зарплаты осенью 1965 года. Готовлюсь к зиме.

- Ну, настоящий боярин, - с гордостью осматривает меня отец. - Раньше только дворяне так одевались!

- Ты, что тять! - дерзостно возражаю я, - пальто вовсе не дорогое, …всего шестьдесят восемь рублей, а у меня зарплата уже сто сорок рублей в месяц!

Довод убедительный, отцу возразить нечего, ведь он всю свою сознательную жизнь трудился за трудодни, за палочки выхода на работу!

Цех наш стоял в сторонке, на отдельной от комбината площадке. Он когда-то представлял целую фабрику, имел свои вспомогательные службы, и видимо поэтому, в нем устойчиво кипела общественная жизнь. Имелась приличная волейбольная площадка, неплохая футбольная команда и стоящая самодеятельная труппа. Даже три звезды Салаватского спидвея тех лет – три Владимира из четырех: Соколов, Коновалов, Корнев трудились в нашем коллективе! Выбирай что хочешь! Безусловно, я как-то неожиданно для себя попал в футбольную команду.

- Защищал заводские ворота!.. - так впоследствии напишет в одной из характеристик начальник установки В. П. Алексеев.

Начало соревнований для нашей команды сложилась сегодня не совсем удачно. Защитник Кутлуев, неожиданным ударом, передавая мяч вратарю, не учел моего положения, и забил единственный гол в свои ворота. Ребята стали нервничать и зачастую совершать ошибки. А в команде неплохие футболисты. Центр форвард - ас обводки и дирижер Гора Лебедьков переводит мяч направо, правый защитник Александр Мокрушин, обладающий пушечным ударом, бьет далеко вперед. Передача «Джону Сильвестру». Тот, ловко обведя защитника, пасует опять на правый край. Правый нападающий Генка Кутуев - он же капитан (не путать с Кутлуевым) упускает удар. Команда противника вдохновилась и идет в атаку за атакой. Выход вперед, пас!.. Еще пас!.. Пробежка, удар! На мое счастье удар по воротам оказался не сильным, и я довольно спокойно парировал его.

- Ты что же как бьешь!.. Такой мяч и младенец возьмет! – сурово отчитывает нападающего разгорячнный капитан команды противника.

Второй навесной мяч, я так же, удачно опередив нападающего ловлю в высоком прыжке. К тому же судья фиксирует штрафной – имеет место нападение на вратаря. Наша команда как-то оживилась, и игра поворачивается в нашу пользу, гол, второй гол, и, по окончании матча, нам достается скромная слава победителя. Проходили состязания на футбольном поле школы интерната. Главнейшие наши всегдашние болельщики дети к концу игры стайкой сгрудились за моей спиной, еще сильнее вдохновляя меня.

Должно статься, я действительно сегодня был в ударе. Мне стоит только удачно начать, далее само собой заладится. Закончив матч, я тут же перед воротами снимаю тесные бутсы и, сидя на плотной земле, зашнуровываю кеды. Настроение приподнятое.

- За команду «Строитель» играть пойдешь? - спрашивает меня подошедший сзади незнакомый солидный мужчина. Я вздрогнул от неожиданности.

- Да я живу далековато, на железнодорожном вокзале, - скромно отвечаю.

- Ну и что, живи на здоровье, чем это играть мешает? - не понял меня мужчина.

- Да я живу вообще в Ишимбае, - говорю я. Разговор-то закончился, но я понял, что впечатление на зрителей произвел.

Не всегда игра заканчивалась в нашу пользу. Салават объявленный городом спорта, взрастил и воспитал много замечательных спортсменов, в том числе и по футболу. Городская команда «Химик», составленная в большинстве своем из работников объединения успешно выступала в классе «Б», добиваясь превосходных результатов. Наш стадион принимал именитые команды городов Армении, Грузии и России. Он не вмещал желающих лицезреть эти полные трагизма и триумфа матчи. Наша команда ютилась на задворках большого футбола, но в своем кругу была не последней.

Прощаясь в своем достоверном и правдивом повествовании с футболом, необходимо отметить, что многих хороших игроков я впоследствии встречал на высоких должностях хозяйственных руководителей: Геннадий Васильевич Паксютов - ныне директор завода, Михаил Николаевич Радченко - работник министерства топливной промышленности, Саша Макрушин - главный метролог завода.

 

В Мусино

Находившаяся поблизости лаборатория и в большинстве своем женский коллектив установок формовки катализаторных шариков еще более зажигали и украшали нашу молодую холостяцкую жизнь. Отныне вечерние прогулки по «Бродвею» становились все более осознанными, и в присутствии дам. Но, задерживаясь в городе до позднего вечера, я вынужден был искать пристанища.

К тому времени сменился круг моих закадычных друзей. Шурка Чуров работал в другой бригаде, Юрка Жалин вообще работал в ином цехе, а прежние станционские друзья - Лешка Небогатов, Иван Тимофеев и многие прочие ребята, с которыми мы проводили время в поселке, уже служили в различных войсках Советской армии. В цехе появился закончивший обучение знакомец по ГПТУ Женька Трубанов. Он стал исполнять обязанности дежурного прибориста и зачастую пропадал на нашей установке. Мы сошлись еще теснее.

Вслед за нашими родителями из Покровки выехали сестра моего отца тетя Таня с мужем Костей. За ними подкатил и дядя Ванька рябой. В силу того, что с тетя Таней много лет проживала бабушка, их семья в нашем лексиконе называлась запросто: - «бабкины»! Они переселились в пригород Салавата поселок Мусино. Еще при учебе в училище, припозднившись на улице, я нередко просил прибежище у вышеназванных родственников. Отчасти в силу большой коммуникабельности молодых людей вообще, отчасти в силу того, что у «бабкиных» имелись дети нашего возраста, я чрезмерно часто пользовался гостеприимством семьи родственников. Незамужние взрослые и славные дочери тети Тани - Надежда, Александра и Валентина привлекали внимание местной молодежи, а двоюродный брат Николай Хронов, быстро и незаметно свел меня с ней. Мы выходили на мусинские вечерки.

Томно звенит гитара в руках у Юрки Фомичева, воспевая «Тот Ваннинский порт…», перехватывая инициативу, я напеваю грустную, полную трагизма, песню о влюбленном шофере «Чуйский тракт до монгольской границы…». Валерка Рубенштейн, стряхнув длинный огарок пепла о бревно, повернувшись к полнотелой Валентине, что-то шепчет ей в лицо. Валя, прикрыв голые колени полой белого плаща, громко смеется.

Через улицу, шаркая, одетыми на шерстяной носок галошами, идет деревенский земляк дядя Ванька «Рябой».

- Слышь-ка ты, Петька!.. Как там Алексей Васильевич, не болеет? – спрашивает он, встав против нас и доставая неизменный коричневый кисет. – Пущай он приедет, поговорить захотелось! Слышь-ка, ты, скучно без своих-то! – толстая самокрутка уже курится синим ядовитым дымком.

- Болеет он, дядь Вань! – отвечаю я. – Недавно опять в больнице лежал.

- Жалко!…Вот бы поговорили…

Слушая наши романтические не всегда соответствующие мелодии гитары звуки песен, молодежь, собравшаяся на скамеечке, покуривает жесткие сигареты «Прима». Зачастую побеседовав между собой о разнообразных превратностях молодежной жизни, девчонки подхватывали знакомый мотив. Мы же с Фомичевым, не теряя времени, передаем друг другу незамысловатые гитарные аккорды. Тут же приходилось встречаться с Валентином. Дядя Ваня, также морща лоб под затертой восьмиклинкой, слушает, то и дело затягиваясь самокруткой. Он поселился в доме, что стоит супротив дяди Костиного. Сын его Валентин превратился в зрелого взрослого, добропорядочного мужчину и работал в объединении.

- Передай Петька отцу привет, …я, слышь-ка, ты опять на лошади вкалываю! …В зеленом хозяйстве, – просит дядя Ванька, сплюнув окурок и покидая наши посиделки.

Не всегда перекуры мусинской молодежи оставались мирными. Горе было забредшему по наивности из города одинокому парню, проводившему мусинскую девушку. Ох, часто были биты городские парни!

…Возвращаясь поздним вечером с прогулки, я встретил в рейсовом автобусе двоюродную сестру Надежду и мы, спокойно разговаривая и не подозревая опасности, шли по проулку в сторону их дома. В узком переулке, уже совсем рукой подать от дома меня окликает молодой человек и, как это принято при организации потасовки, говорит:

- Идем-ка парень, поговорить надо!

Уже завернув за угол забора, я разглядываю еще двоих плотных ребят вооруженных дубинками из штакетника.

- Тебе чего здесь надо? - без лишних слов начинает первый парень, - ты, почему мою девушку провожаешь?

- Вы что, ребята? …Это же моя сестра, - заявляю я, и, не дожидаясь пока ребята переварят изреченное и разберутся, быстро возвращаюсь к двоюродной сестре. Мы немедленно ретируемся с ней, благо дом наш уже в двух шагах.

Хитроумным сплетением судьбы в недалеком будущем, мы с Юркой Фомичевым оказались в одной бригаде! А с хулиганистым парнем Вовкой Приваловым также ряд лет работали бок о бок и, до сих пор встречаемся, весело обсуждая буйные минуты нашей молодости.

 

Нина Кассюк

Старшее поколение поселковых ребят служило в Советской армии, я же, как выпускник училища получил отсрочку. Шаура Фаткуловна училась в Стерлитамаке. Сердечным закадычным другом на длительное время мне стал Виктор Капитонов. Не высокого роста симпатичный и простой в общении он покорил меня скромностью и бескорыстием дружбы. Мы с ним часто и подолгу беседовали, не тая друг от друга молодых амурных секретов и переживаний. Вместе ходили на танцы в поселок Ирек или выезжали в город Салават. Временами, но значительно реже выезжали на танцы в Ишимбай. Как у всех ребят работающих на комбинате, основной костяк знакомых наших переместился на Салаватские просторы. Став возмужалыми в среде подростков, мы знакомились и ухаживали за девушками. Поскольку наш дом стоял ближе к дороге, Витька едва освободившись от дел, тут же подходил к нам.

Пришел и сегодня. Тук, тук, тук!.. Звонко постукивают по асфальту женские каблучки. Мы с Виктором, сидя на диване в жилой комнате, как раз обсуждаем планы на вечер. Анька, пригнувшись к столу, вяжет толстую кофточку зеленоватой шерсти.

- Ба!.. Откуда это такая птичка прилетела! – произносит Виктор, выглянув в окошко, и живо накидывает балоневый плащ, чтобы выйти на улицу. Я, бросив взгляд на окно, также замечаю медленно идущую по мостовой незнакомую и, бесспорно, симпатичную девушку.

- Куда торопимся, девушка? - начинает флиртовать Виктор.

- Да вот, иду ознакомиться с местным пейзажем, - довольно спокойно, без тени смущения, отвечает девушка и мило улыбается.

- Может Вас проводить, - предлагает Виктор, отмечая, что девушка не только не прочь, прямо горит явным желанием познакомиться

- Проводите, …будьте любезны! – так мы познакомились с Ниной Кассюк.

Непродолжительное время мы с Виктором поочередно ухаживали за Ниной. Она оказалась приезжей. Квартировала у сестры. Началась моя тесная дружба с ней от чертовски неудачной встречи. Провожал как-то я Нину пока просто так, в порядке очредности и ничего не подозревая. Идем, беседуем и вдруг нос к носу столкнулись с её бывшим кавалером и старым знакомым Сережкой Белесовым. Поигрывая раскладным ножичком, он спокойно взял её под руку и увел. Сказать по правде Белесова я побаивался после памятной драки. Поэтому, несколько обалдев от такого явного нахальства, обескуражено направился к дому. Возникло желание выяснить нежданное происшествие. Она с открытой душой пояснила закономерность той странной встречи. Постепенно мы с Ниной сдружились. Белесов, побесновавшись, отстал. Наша дружба продолжалась около года и с каждым днем крепчала. Виктор уже служил в армии и общались мы в тот период с таким же как я, имеющим отсрочку от службы - Мишкой Назаровым. Несколько раз мы с ней наведывались к Мишке в гости. Родители его весьма гостеприимные и добрые люди старательно угощали и развлекали нас. Нас это еще более сближало.

Нина Кассюк трудилась воспитательницей в садике, и я, нередко, приехав повстречать её, заходил в детсад.

- Ты же рисовать умеешь, намалюй нам зверушек к новому году! – просит она как-то.

- Чем я буду малевать, я же с собой краски не ношу, - открещиваюсь я.

- Маша, давай быстрей краски и бумагу! …Он согласился! – кричит Нина хрипловатым голосом в соседнюю комнату.

Сняв с себя верхнюю одежду и устроившись за низким столом, я рисую детишкам её группы различные, веселые картинки. Дети побойчее, сгрудившись вокруг стола, помогают деловитыми советами, я же с удовольствием исполняю их, за что был несказанно уважаем, и детьми, и воспитателями. Радость от общения была обоюдной, и рисовал я нередко.

Разрыв наступил неожиданно. Сестра Нины, снимающая квартиру в ведомственном доме, почему-то уволилась. Теперь она безотлагательно должна была съехать, освободить жилплощадь. Нина страшно переживала, сочувствовал и я, но помочь оказался не в силах.

Мой сосед Разиль – Роберт, вращаясь в среде элитной молодежи города, лучше знал светские новости города. Он первый предупредил меня однажды:

- Видел я, как твою Нинку городской парень провожает! – я не придал значения его словам, ведь мы никогда не дружили. А может быть надобно было поверить!

Нежданно-негаданно я повстречал Нину с более зрелым, «городским парнем» – музыкальным работником из их садика. Они, оживленно переговариваясь, шли мне навстречу и столкнулись мы лоб в лоб. Я остолбенел. Парень не растерялся, галантно вложил её руку мне в ладонь и вежливо проводил до автовокзала, даже посадил на такси. Объяснений не последовало, и расстались мы холодно.

Еще некоторое время спустя я вновь встречаю эту пару, уже на пути в Салават. Я вконец прозрел, и наша страстная любовь закончилась.

Новый всплеск остывшей любви произошел три года спустя, когда я отслужил срочную службу и, возвратившись, вкалывал в сорок втором цехе. Товарищ наш, студент нефтяного института Ваганов, собрал небольшую вечеринку. Мы, пропустив по меньшей мере по двести грамм вина, вышли проводить Сашку к поезду. Поезд наш не фирменный и шествовал я по сидячему вагону.

- Здравствуй Петя! – неожиданно слышу милый женский голос. Голос показался дьявольски знакомым.

Пригляделся. На откидном сиденье сидит опрятная, зрелая девушка и, улыбаясь, смотрит мне в лицо блестящими от возбуждения глазами. Я мгновенно узнал свою прошлую любовь.

- Ты как сюда попала? – спрашиваю первое, что взбрело на ум.

- Сестра сказала, что ты демобилизовался, решила посмотреть. …А ты похорошел!

- Ты тоже похорошела. – Я не преувеличивал. Она и ранее была хороша, а в двадцать два года любая девушка просто красавица.

- Я тебе напишу? – просит Нина. – …Можно? - поезд трогается.

- Пиши! – кричу я, на ходу выпрыгивая с вагона.

Письмо пришло несколько дней спустя, и разом разбередило, затянувшуюся было рану.

- Встреча с тобой была словно сон!.. – пишет Нина, - я много передумала за эти годы…- я взволнованно читал предназначенные только мне красивые и нежные слова. «Надо ехать! – думаю, - и немедленно!»

Выехал в ближайший выходной. Провели мы с Ниной полных три дня. Беседовали и радость наша была взаимной, но дальше отношения не пошли. Перед глазами стоял парень, положивший её руку на мою и её небрежный кивок в автобусе. Больше мы не встречались.

 

Круиз по центру России

 

Где-то в уссурийской тайге защищает границы закадычный друг Лешка Небогатов, служит в Саратове Витька Приказчиков, в Польше - Иван Тимофеев, в танковом полку стережет покой на далеком острове «Озидом» в восточной Германии Витька Капитонов, однокашники по ГПТУ так же разлетелись по огромной стране, исполняя гражданский долг перед Родиной. Обязанности преданного друга некоторое время исполнял Мишка Назаров, отчего прозывался он - «лучший друг мой Мишка».

Я, взгрустнув, как-то написал рапорт и поехал в военный комиссариат.

- Прошу призвать в ряды советской армии, - написал я майору Барабанову.

Пока крутилась бюрократическая машина, обстоятельства поменялись. Внезапная и трагическая гибель Николая, мужа старшей сестры, глубокой осенью 1966 года, выбила нашу семью из привычной колеи жизни. Рапорт пришлось забрать. Нет больше лихого шофера и статного гармониста Николая. На руках у молодой вдовы остались трое детей. Вся наша семья глубоко переживала утрату, Николай, невзирая на некоторые недостатки, оставался любим всеми членами нашей семьи. Я нередко пользовался его услугами шофера, мы, проживая через два дома, помогали друг другу в делах семейных и хозяйственных. Любитель выпить Николай изредка угощал и меня, девятнадцати летнего парня, отчего авторитет его в моих глазах только множился. Он к тому же подучивал меня игре на гармони.

- Николая нет, ничего теперь не вернешь, а жизнь продолжается, - вот истинно мудрые наставления, которые дал мне в день трагедии начальник установки В.П. Алексеев

Жизнь продолжалась.

Зима 1966 на 1967 год прошла в новых хлопотах связанных с армейской службой. Меня в числе других молодых ребят включили в группу изучения радио телеграфной связи. Обучал отставной сержант в наскоро приспособленной под класс комнате в обычном жилом доме.

Научить можно медведя и спустя полгода мы лихо общались друг с другом на радиотелеграфной азбуке Морзе, заодно обзаводясь новыми друзьями. Учеба оказалась весьма кстати. В городах процветало радиохулиганство. Оно жестоко каралось, и было чревато не только конфискацией радиоприемника, но и уголовной ответственностью, но все одно процветало!

- «Пионер»!.. «Пионер»!.. Я «Звезда», перехожу на прием!.. – новоявленный друг мой Колька с Майского поселка настраивает радиостанцию на выход в эфир. Мы сидим у раскрытого окна на уютной веранде, я наблюдаю за движениями его рук.

- «Звезда»… Я «Пионер»!.. – тут же раздается писклявый голос! Мы с радостью подстраиваем ручку тонкой настройки, улучшая слышимость.

Молодые ребята конца шестидесятых лет, произведя несложные модернизации радиоприемников с помощью всем известной радио лампы «ГУ-50», сами присваивали себе позывные, и выходили в радио эфир на любой понравившейся частоте диапазона средних волн. В перерывах между обменами позывных, звучала музыка.

- «Парус! Порвали парус»… - звучит в эфире хрипловатый голос Владимира Высоцкого.

У Кольки на веранде стоит полированный радиоприемник с проигрывателем и полный набор самых модных пластинок. Не имея своего проигрывателя и радио, я довольствовался наслаждением прелестей радиотехники, бывая в гостях у друга. Бывал и у других сокурсников, но с Колькой мы подружились теснее всех. Он скопил колоссальную коллекцию песен Владимира Высоцкого и убеждал меня в его великом таланте. Признаться поначалу так уважаемый молодежью Высоцкий на меня впечатления не произвел, и лишь спустя годы, изучив его могучее творческое наследие, я оценил всю полноту столь разностороннего таланта!

Наступила весна.

…Ночная майская вахта шла спокойно. Пожурив меня за небрежное регулирование температуры в топке, Вишкин набирает телефонный номер, и приглашает прибориста.

- Отладь температурный потенциометр, - просит он, - реахорд почистить требуется!

Женька Трубанов почистил реахорд и терпеливо ждет, когда мы закончим расфасовку. Но вот наконец-то объем работ выполнен. Мы удобно восседаем на грубо сколоченной скамейке и, покуривая сигареты «Прима», обсуждаем трудовую деятельность. Прошло одиннадцать месяцев трудового стажа. Позади изучение установки, накопление опыта – впереди отпуск!

- …Слушай! Женька!.. Давай берем вместе отпуск и махнем во Львов, там у меня проживает тетя, - предлагаю я. Младшая сестра матери Анна Федоровна бывшая фронтовичка действительно длительное время проживает в далеком Львове и часто приглашает нас в гости.

- А что!.. Я согласен, …только необходимо посоветоваться с родителями, - поддерживает меня друг. Разошлись мы довольные решением.

- Слушай, имеется другое предложение, - огорошивает меня Женька на следующий день, - …мы можем ехать на автомобиле! …Правда, он пока в починке, но ты поможешь нам закончить работу по наладке, и незамедлительно по окончании ремонта отчаливаем!

Не откладывая дел в длинный ящик, оформляем отпуска и едем к родителям Женьки. Семья Трубанова оказалась приятной - интеллигентной и по тому времени весьма зажиточной, но автомобиля в гараже к собственному изумлению я не обнаружил. Стояла голая рама!

«Поспешили с отпуском, - разочарованно подумал я, - разве до конца отпуска её соберем!»

Но на удивление работа закипела споро и плодотворно. Отец, а был он инвалид отечественной войны, не имеющий обеих ног, передвигаясь на протезах, толково распоряжался, привозил с различных организаций находящиеся в ремонте детали автомашины. Женька, оказавшись довольно трудолюбивым и досконально знающим свой «Москвич» автолюбителем точно исполнял задания. Мне они доверили самый широкий фронт работ – нарезку резьбы на длинном стальном пруте, заготовки для шпилек. Не прошло и трех суток, как мы уже совершали пробный выезд. Обкатку приурочили по времени с поездкой к моим родителям, что бы выяснить, как они отнесутся к предстоящему путешествию. Мне было несколько стыдно за свою жалкую бедность, но вынужденное знакомство состоялось.

Мама посуетилась на кухне за приготовлением угощения, а больной отец вымолвил всего несколько слов.

Естественно дружба между нашими родителями не могла завязаться, слишком велика была разница интересов и, чего уж греха таить, – интеллектов тоже.

Закупив на отпускные деньги продовольствия в виде еще не дефицитной тушенки и различных круп, мы ранним, солнечным утром выехали в сторону Уфы. Радость моя была беспредельна! Еще бы! Я сознавал свою причастность к владению собственным автомобилем и принадлежность малочисленному еще клану автолюбителей!

Дорожные обязанности в пути распределились в следующем порядке: - свою старушку машину мы единогласно назвали: «Антилопа Гну». Вели «Москвич» поочередно Женька и его родитель, я был назначен главным штурманом.

- Так!.. В Арсланово начинается карантин!.. Идем по маршруту Благовар – Буздяк - Кандры! – важно объявляю я.

- Сколько это километров добавит? – спросит Виктор Александрович.

- По карте четырнадцать! – я веду пальцем по тонкой линии проселочной дороги.

- Ты урежь немного карантинов, …всю одежду уже пропылили! – ворчит Женька.

Полулежа под ватным одеялом с атласом автомобильных дорог в руках, я выискиваю путь дальнейшего следования, и отмечаю пройденные расстояния. Атлас был – дорог не было! Проезжая в сутки не более шестисот километров, мы изрядно выматывались. Тонус подним