Из письма Энгельса Марксу. 18 октября 1846 г.

^{34}

Дорогой Маркс!

Наконец, после долгого внутреннего сопротивления я заставил себя прочесть фейербаховскую дрянь и нахожу, что в своей критике[97] мы не можем ее касаться. Причина тебе станет ясна, когда я изложу тебе в главных чертах ее содержание.

«Сущность религии», «Epigonen», т. I, стр. 117 – 178.

«Чувство зависимости человека составляет основу религии» (стр. 117). Так как человек прежде всего зависит от природы, то «природа – первоначальный предмет религии» (стр. 118). («Природа – лишь общий термин для обозначения тех существ, вещей и т.д., которые человек отличает от себя и от своих продуктов».) Первыми внешними проявлениями религии являются празднества, в которых отображены явления природы, смена времен года и т.д. Специфические условия природы и ее произведения, среди которых живет племя или народ, переходят в его религию.

В своем развитии человек встречал поддержку со стороны других существ, но то были не существа высшего типа, ангелы, а существа низшего типа, животные. Отсюда культ животных.

(Следует апология язычников и защита их от нападок иудеев и христиан; тривиально.)

Природа всегда остается также и у христиан скрытой основой религии. Свойства, на которых основано отличие бога от человека, – это свойства природы (первоначально, как их первооснова). Таковы всемогущество, вечность, вездесущность и т.д. Действительное содержание бога – это только природа, но постольку, поскольку бог изображается лишь творцом природы, а не политическим и моральным законодателем.

Полемика против сотворения природы разумным существом, против сотворения из ничего и т.д. – все это большей частью «очеловеченный», то есть переведенный на благодушный, трогающий сердца бюргеров немецкий язык materialismus vulgaris[98].

Природа в естественной религии является предметом не как природа, а «как личное, живое, ощущающее существо… существо, наделенное душой, то есть субъективное, человеческое существо» (стр. 138). Поэтому ему молятся, стараются воздействовать на него человеческими доводами и т.д. Это происходит главным образом оттого, что природа изменчива. «Чувство зависимости от природы в связи с представлением о природе, как о произвольно действующем, личном существе, лежит в основе жертвоприношения, этого самого существенного акта естественной религии» (стр. 140). Но так как жертвоприношение имеет своекорыстную цель, то человек все же является конечной целью религии, божественность человека – ее конечным смыслом.

Следуют тривиальные комментарии и напыщенные рассуждения о том, что первобытные народы, у которых еще наблюдается естественная религия, превращают в богов и такие вещи, которые им неприятны, – чуму, лихорадку и т.д.

«Подобно тому как человек из чисто физического существа становится политическим, вообще существом, отличающим себя от природы и сосредоточивающимся на самом себе» (!!!), «точно так же и его бог становится политическим, отличным от природы существом». «Отсюда человек» приходит «к отличению своего существа от природы и, следовательно, к отличному от природы богу сначала только через свое объединение с другими людьми в сообществе, в котором отличающиеся от природы, существующие только в мыслях или в представлении силы» (!!!), «власть закона, мнения, чести, добродетели, становятся… предметом его чувства зависимости…».

(Эта ужасная по стилю фраза находится на стр. 149.)

Власть природы, власть над жизнью и смертью низводится до роли атрибута и орудия политической и моральной власти.

Интермеццо на стр. 151 о восточных людях – консерваторах и западных людях – прогрессистах.

«На Востоке человек не заслоняет для человека природу… Сам царь является для него предметом поклонения не как земное, а как небесное, божественное существо. Но рядом с богом исчезает человек; только тогда, когда земля перестает быть населена богами… только тогда люди освобождают место и простор для себя».

(Прекрасное объяснение, почему восточные народы неподвижны – из-за множества идолов, которые не дают простора.)

Между восточным человеком и западным такое же соотношение, как между сельским жителем и горожанином; первый зависит от природы, второй – от человека и т.д., «поэтому только горожане делают историю».

(Единственное место, где чувствуется слабый, но довольно неприятный налет материализма.)

«Только тот способен на исторические дела, кто в силах принести в жертву власть природы власти мнения, свою жизнь своему имени, свое телесное существование своему существованию в устах и мыслях потомства».

Вот как! Все, что не есть природа, есть представление, мнение, пустая болтовня. И вот почему

«только человеческое „ тщеславие “ есть принцип истории»!

Стр. 152: «Подобно тому, как человек приходит к сознанию, что …пороки и глупость имеют своим последствием несчастье и т.д., добродетель же и мудрость, наоборот… имеют последствием счастье, а следовательно, что определяющими судьбу человека силами являются разум и воля… природа также становится для него существом, зависящим от разума и воли».

(Переход к монотеизму – Ф[ейербах] отделяет вышеупомянутое иллюзорное «сознание» от силы разума и воли.) Вместе с господством разума и воли над миром появляется супернатурализм, творение из ничего, и монотеизм, который объясняется еще специально «единством человеческого сознания». Ф[ейербах] не нашел нужным сказать о том, что единый бог никогда не мог бы появиться без единого царя, что единство бога, контролирующего многочисленные явления природы, объединяющего враждебные друг другу силы природы, есть лишь отражение единого восточного деспота, который по видимости или действительно объединяет людей с враждебными, сталкивающимися интересами.

Нудная болтовня против телеологии повторяет старых материалистов. При этом Ф[ейербах] совершает ту же ошибку по отношению к действительному миру, в совершении которой по отношению к природе он упрекает теологов. Он неудачно острит по поводу утверждения теологов, что без бога природа должна была бы превратиться в анархию (то есть, что без веры в бога она распалась бы на части), что воля бога, его разум, мнение связывают мир; но ведь сам он считает, что мнение, боязнь общественного мнения, законов и других идей в настоящее время объединяют мир.

В одном аргументе против телеологии Ф[ейербах] выступает как laudator temporis praesentis[99]; огромная смертность детей в первые годы их жизни происходит, по его мнению, от того, что

«природа при своем богатстве безрассудно жертвует тысячами отдельных членов» …«это – результат естественных причин, что… например, на первом году жизни умирает один ребенок из трех или четырех, на пятом один из двадцати пяти и т.д.».

За исключением немногих приведенных здесь положений, больше ничего нельзя отметить. Об историческом развитии различных религий мы ничего не узнаем. В лучшем случае приводятся некоторые примеры из истории религий в доказательство вышеприведенных тривиальностей. Б?льшая часть статьи представляет собой полемику против бога и христиан, совершенно в том же духе, как он делал это до сих пор; но теперь, когда он уже исчерпал себя, несмотря на все повторения старой болтовни, зависимость от материалистов обнаруживается гораздо ярче. Для того чтобы сказать что-нибудь по поводу тривиальностей о естественной религии, политеизме, монотеизме, следовало бы противопоставить действительное развитие этих форм религии, а для этого сперва необходимо было бы их изучить. Но для нашей работы нас это так же мало может интересовать, как и его объяснение христианства. Статья эта не дает ничего нового для понимания позитивно-философской точки зрения Ф[ейербаха]. Несколько положений, которые я выше привел для критики, только подтверждают то, что мы уже написали. Если тебя еще интересует Фейербах, постарайся прямым или косвенным путем получить от Кислинга первый том собрания его сочинений; Фейербах написал там еще нечто вроде предисловия, в котором, может быть, что-нибудь есть. Я видел выдержки, в которых Ф[ейербах] говорит о «зле, укоренившемся в голове», и о «зле, укоренившемся в желудке», нечто вроде слабого оправдания того, почему он не занимается действительностью. Все то же, что он писал мне полтора года тому назад.

Только что получил твое письмо, которое несколько дней пролежало на старой квартире из-за моего переезда на другую квартиру. Я попытаюсь связаться со швейцарскими издателями. Но я сомневаюсь, чтобы мне удалось пристроить рукопись[100]. Ни у кого из этой публики нет денег, чтобы напечатать 50 листов. Я придерживаюсь того мнения, что нам не удастся ничего напечатать, если мы не разделим этих вещей и не постараемся издать их отдельными книжками – сперва философскую часть, которую надо выпустить прежде всего, а затем остальное. Пятьдесят листов сразу – это огромный объем, и многие издатели не берут рукопись только потому, что не в состоянии осилить такое издание.

• • •

Впервые опубликовано в книге:

«Der Briefwechsel zwischen F. Engels und K. Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, т. 27, стр. 53 – 57