Социальных и этических взглядов Е. Н. Трубецкого

Евгений Николаевич Трубецкой известен как один из наиболее последовательных продолжателей разработанной В. С. Соловьевым философии всеединства. Сознательная, декларируемая самим Евгением Трубецким приверженность идеям Соловьева часто является причиной недооценки значимости и оригинальности его философского наследия. Так, В. В. Зеньковский в «Истории Русской философии» неоднократно отмечает, что Трубецкой был «слишком под влиянием Соловьева» для того чтобы создать нечто оригинальное [167]. Сходное мнение обнаруживает и современный исследователь: «Свое философское творчество Евгений, как и его брат Сергей, почти полностью подчинил одной цели – развитию, разъяснению и уточнению философской системы Вл. Соловьева...»[168]

Несколько иначе оценивает степень самостоятельности Е. Трубецкого Николай Бердяев. В статье «О земном и небесном утопизме» он определяет метод Трубецкого как «опыт построения самостоятельного религиозно-философского созерцания на критике Вл. Соловьева»[169]. Статья Бердяева целиком посвящена выявлению различий в идейных позициях Евгения Трубецкого и Соловьева. Эти различия, на наш взгляд, во многом обусловлены влиянием на Трубецкого своеобразно понятой философии Платона.

Особая заинтересованность Е. Н. Трубецкого социальными и политическими взглядами Платона хорошо заметна уже в его «Лекциях по философии права», изданных между 1893 и 1899 годами. Увлеченность темой заставляет его продолжить исследования в этом направлении, в результате чего в 1908 году выходит отдельная монография «Социальная утопия Платона», в которой содержится не только подробный анализ политических взглядов греческого мыслителя, но и изложение его этики и метафизики. Социальные взгляды Платона рассматриваются в данной работе в контексте всей его философской системы в теснейшей взаимосвязи с онтологией, что определяет глубину и оригинальность сделанных выводов.

Анализ социальных взглядов Платона Евгений Трубецкой начинает с выявления основополагающей проблемы, на разрешение которой направлена теория греческого мыслителя. Такой проблемой, с точки зрения Трубецкого, является отыскание вечного и неизменного смысла существования человека и общества: «Платон искал тот смысл человеческой жизни, ту конечную ее цель, которая всегда и везде одна и та же»[170]. Неизменная конечная цель не может существовать в пределах материального мира. Она находится в мире идеальном, поэтому оправдание жизни Платоном «заключается в осуществлении божеского начала в человеке, в достижении человеком той прекрасной, благой, нетленной формы существования, над которой не властны смерть и время»[171].

Обращает на себя внимание то, что в изложении Трубецкого, мысли греческого философа приобретают отчетливо выраженную христианскую окраску. Стремление христианизировать Платона можно считать характерной чертой русской религиозной философии XIX – начала XX веков. Здесь нельзя не вспомнить работу А. Н. Гилярова, в которой он, в частности, утверждает: «В истории образования наших идеалов платонизм и христианство представляют неразрывную силу; нельзя говорить об одном, не указывая на другое»[172]. В начале двадцатого века эта тенденция получает развитие в работах П. А. Флоренского, для которого платонизм являлся не просто системой родственной христианству, но и «мировоззрением, наиболее подходящим к религии как таковой, и терминология платонизма — языком, более всего приспособленным для выражения религиозной жизни»[173].

В отличие от Флоренского, Евгений Трубецкой не позиционировал себя как платоника и, в то же время, очевидно, что именно метафизическая система Платона составляла для него необходимое соединительное звено между рациональной философской мыслью и установлениями христианской веры. Узловым моментом этого соединения является притча о пещере, описывающая отношения между материальным миром и миром вечных идей. Резкое разведение, противопоставление этих миров, как ложного и истинного, темного и светлого, есть та установка, которая переходит к Трубецкому из философии Платона.

Нельзя не заметить, что идея абсолютного смысла, которую Трубецкой обнаруживает и подчеркивает у Платона, является одновременно исходной интуицией его собственной философии. Онтологизация смысла, по мнению В. В. Зеньковского, составляет «главную платоновскую установку» его философии, содержащую в себе «ключ к пониманию его исканий и построений»[174].

Характерно, что взгляды Платона на смысл жизни, как их излагает Евгений Трубецкой, и взгляды на смысл жизни самого Трубецкого, изложенные им в его философских трудах, в частности в его главной работе «Смысл жизни», также во многом совпадают. В обоих случаях Трубецкой говорит о всеобщности и неизменности смысла, который приобретает в это трактовке бытийный статус – взаимоотношение жизни и ее смысла уподобляются отношению сущности и явления, идеи и материи. Сравнивая эту идею с построениями основателя философии всеединства, Владимира Соловьева, мы обнаруживаем, что центральное для его системы понятие сущности заменяется у Трубецкого понятием смысла. Таким образом, акцент в понимании природы истинно сущего переносится из области онтологии в область гносеологии. Если для Соловьева истина связывается с существованием: истина – это то, что есть, то для Трубецкого она связывается со смыслом: истина – это то, что мыслится. Соответственно, всеединое сущее Соловьева превращается в системе Трубецкого во всеединую мысль – «единую, безусловную мысль обо всем»[175].

Трактовка Абсолюта в философии Евгения Трубецкого является не только своеобразным вариантом развития системы Соловьева, но и продолжением идей Платона – можно сказать, что Трубецкой вносит изменения в систему своего учителя, опираясь на авторитет греческого философа.

Поскольку учение об Абсолюте представляет собой определяющее звено всякой платонической системы, вносимые в него изменения, влекут за собой переосмысление ее центральных положений. Это особенно хорошо заметно на примере философии Трубецкого – понимание Абсолюта как всеединой мысли заставляет его отойти от позиции философского реализма, свойственной Вл. Соловьеву. Идея у Трубецкого в значительной мере утрачивает эйдетическую природу – из живого организма, наделенного определенной самостоятельностью, она превращается в «бесплотную» мысль, всецело зависящую от породившего ее всеединого сознания. Следствием такого понимания идеи становится учение Трубецкого о душе, согласно которому душа фактически утрачивает субстанциональность и рассматривается как «потенциальное» бытие. Расхождения с Владимиром Соловьевым в данном вопросе особенно заметны – если у Соловьева душа есть вечная субстанция, то у Трубецкого она лишь имеет возможность достичь субстанциональности и бессмертия. В результате, возможность актуальной связи между душой и телом, идеей и материей, в системе взглядов Трубецкого оказывается проблематичной.

Стремясь избежать пантеистического монизма, Евгений Трубецкой сталкивается с проблемой преодоления свойственного его системе дуализма. Характерно, что проблема преодоления разрыва между двумя мирами осознается им также как главная трудность философии Платона, в метафизической системе которого «божественные идеи существуют сами в себе и по себе, отдельно и независимо от явлений» [176].

Созданную Платоном социальную модель Евгений Трубецкой рассматривает в первую очередь как попытку политическими средствами разрешить философскую и жизненную задачу приближения земного мира к миру истинных сущностей. «Ответив на вопрос о смысле жизни, Платон, - пишет он, - не мог не попытаться воплотить этот смысл в современной ему действительности»[177]. При этом Трубецкой прекрасно осознает утопичность попытки «вместить безусловную правду в узкие национальные рамки греческого государства»[178]. Однако бесполезность теории Платона для политической и социальной практики не лишают ее ценности в глазах русского философа. За чуждой христианской культуре оболочкой греческого государства он прозревает «общечеловеческий, всемирно-исторический смысл». Таким образом, анализируя «Государство», Трубецкой рассматривает его содержание в своеобразном символико-аллегорическом ключе. На это ясно указывает использованная им метафора: сравнение социальной модели греческого философа с фигуркой безобразного силена, которую необходимо «рассечь ножом анализа», чтобы увидеть, что внутри она «полна божественных образов»[179]. Обращает на себя внимание то, что данная метафора взята Трубецким у самого Платона. В «Пире» Алкивиад сравнивает с фигуркой силена своего наставника – Сократа[180]. Использование Трубецким этого сравнения по отношению к философии Платона как бы указывает на сходные отношения: так же как Сократ являлся наставником для Алкивиада, мировоззрение Платона выступает в качестве авторитетного источника для Трубецкого.

Анализируя принципы, на которых базируется государство Платона, Евгений Трубецкой усматривает в них отражение черт абсолютной реальности. При этом в качестве первого и наиболее существенного принципа построения идеального общества он выделяет принцип единства: «восстановление внутренней целости отдельного человека и общежития»[181]. В этой установке, столь близкой его собственной философии, Трубецкой обнаруживает тесную связь с идеями христианских мыслителей и, в частности, с учением Блаженного Августина, который «видит в единстве форму царствия Божия»[182].

Следующая особенность, которую Евгений Трубецкой выделяет в построении утопического государства Платона – стремление к максимальной устойчивости и неизменности форм, к приданию государству «абсолютно неподвижного устройства»[183]. Это стремление к консервации всех государственных установлений у Платона естественно вытекает из самого понятия идеального государства. Всякое изменение, вносимое в устройство такого государства, может быть лишь отклонением от достигнутого совершенства. Для Трубецкого, однако, существенным является не достижение «земного» государственного идеала, но достижение вечной цели, которой «должны соответствовать неизменные учреждения»[184]. Устойчивость форм, присущая идеальному государству обусловлена, по его мнению, устремленностью к Абсолюту, приблизиться к которому можно лишь путем уподобления.

Еще одна особенность идеального государства Платона, которую Евгений Трубецкой связывает с глубинными смыслообразующими установками философа, имеющими этическую направленность – стремление к ограничению материальных потребностей всех слоев общества, ради их духовного совершенствования. Платоновское государство, пишет он, ведет своих сограждан к загробной вечной жизни; оно обуздывает их телесные влечения, подавляет всякие их земные интересы, стремится к искоренению их эгоизма, заботится о внутреннем их объединении в едином дружестве, воспитывает в них единомыслие и единодушие»[185]. При этом Евгений Трубецкой подчеркивает, что всеобщее уравнивание производится Платоном не с целью всеобщего обогащения, а, напротив, с целью устранения всякого богатства. В дуалистической системе Платона, как ее понимает Трубецкой, два мира разделены практически непреодолимым барьером – путь к горнему миру лежит только через радикальное отрицание материальной действительности. Идеальность абсолютного существования полностью исключает всякую чувственность.

Стремление к аскетизму для Евгения Трубецкого является главным связующим моментом между философией Платона и христианской этикой: «Как с христианской точки зрения царство благодати, так и с точки зрения Платона царство идей осуществляется путем совершенного воздержания человека и человеческого общества»[186]. Родственность идей порождает родственность форм – утопическое государство Платона уподобляется Трубецким средневековому монастырю. Примечательно, что Алексей Федорович Лосев, рассматривающий Платона главным образом как языческого философа, в то же время, подобно Трубецкому, обнаруживает в «Государстве» этические установки предвосхищающие принципы монастырского уклада[187].

Все перечисленные принципы организации общественного устройства с одной стороны сближаются для Трубецкого с христианскими и церковными идеалами: «К своим гражданам Платон предъявляет те же требования, какие впоследствии апостол Павел предъявлял к членам Церкви – тела Христова: страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член – с ним радуются все члены»[188]. С другой стороны, к политической системе, описанной в «Государстве» Платона Трубецкой применяет термин «коммунизм». И, несмотря на некоторую оговорку: «коммунизм не мирской, а аскетический по своим началам», нетрудно узнать в выдвигаемых Платоном условиях – примате общего блага над личным, абсолютном равенстве возможностей и отрицании частной собственности – основные принципы коммунистического общества. Можно сделать вывод, что, анализируя утопию Платона, Евгений Трубецкой обнаруживает в ней черты тех самых социальных моделей и этических принципов, которые на протяжении истории пыталось осуществить русское общество. Идеал праведной жизни, подчиненной цели спасения души сочетается у Платона с жестким требованием справедливости, равенства и беспрекословного подчинения сословному меньшинству, радеющему о всеобщем благе.

Объединяя главную цель философии Платона и христианской религии, находя черты сходства в их основополагающих этических принципах, Трубецкой в то же время подчеркивает разницу в путях их воплощения. По его мнению, в социальной утопии Платона «следует различать между идеальной целью и никуда не годными средствами»[189]. Он указывает на то, что методы внешнего принуждения, которыми, главным образом, располагает государство, не соответствуют цели внутреннего перерождения личности. Здесь Трубецкой сталкивается с одной из центральных проблем русской философии, которую яснее всех выразил Федор Михайлович Достоевский – проблемой совмещения необходимости спасения людей с их свободой. Как христианский мыслитель Трубецкой не может оправдать насилие никакой, даже самой святой целью. Так же как и для Достоевского, для него не может быть всеобщего счастья, построенного на принуждении.

Невозможность осуществления социального идеала в пределах здешнего падшего мира – одна из ключевых идей философии Е. Н. Трубецкого. На ней базируется не только критика социальной утопии Платона, но и критика теократического идеала Соловьева. В системе взглядов Евгения Трубецкого не только утопическое государство Платона, но и всякое государство вообще оказывается непригодным для достижения главной цели человеческого существования – воссоединения с Богом.

Связь идеи и материи в философии Трубецкого рассматривается как своего рода потенция – ее полное осуществление связывается с будущим преображением падшего мира. Эту позиция, охарактеризованная Николаем Бердяевым как «небесный утопизм» [190], не является в то же время чистым дуализмом – хотя в условиях материального существования человеку не дано осуществить идеал или увидеть его воочию, но его можно провидеть и предвосхитить в духе, в сознании, в этических идеалах.