Экзистенциальные аспекты нравственности

Нравственность – термин славянского происхождения, чаще всего употребляющийся как синоним морали, иногда – этики. Эти понятия семантически имеют сходное значение, но этимологически возникли в разных языках, соответственно – греческом (этика), латинском (мораль) и русском (нравственность). В широком смысле эти понятия обозначают совокупность норм и принципов поведения, принятых в данную эпоху и в данной социальной среде. Существование в русском языке трех слов с близким значением привело к тому, что со временем они приобрели некоторые смысловые оттенки, отличающие их друг от друга. Эти оттенки определяются контекстом употребления понятий.

В более узком значении нравственность – это осознанная необходимость индивида действовать согласно своей совести и свободной воле – в отличие от морали, которая, наряду с законом, является внешним требованием к поведению индивида.

Проблему нравственности можно рассматривать с разных сторон. На экзистенциальном, онтологическом уровне нравственные ориентиры позволяют человеку справляться с чувством базальной тревоги.

В настоящее время, в условиях все возрастающей технологизации опасность для человеческого бытия заключается не в том, что он может быть подавлен технической мощью, а в том, что человек сам подавляет значимую часть себя; онтологическое чувство бытия, ощущение того, что он есть. Как следствие «у современного человека целостность образа себя, как носителя личной ответственности и родового опыта человечества, оказывается нарушенной»[61].

Нравственные устои, передающиеся из поколения в поколение, усвоение и интериоризация нравственных ценностей позволяют стабилизировать личность, сохранять ее целостность. Поэтому анализ философских, исторических, религиозных, психологических корней нравственности, как экзистенциального основания, является значимым и актуальным.

Можно предположить, что нравственность является необходимым ответом на зыбкость и безосновность человеческого существования. Она необходима в той мере, в которой позволяет объяснять происходящие события, а значит и субъективно ощущать возможность контроля над ситуацией.

Непредсказуемость человеческой жизни, неподвластность ее строгим логическим законам, начиная от крупных социальных и природных катаклизмов и заканчивая «превратностями» личной человеческой судьбы, приводит к ощущению бессилия и потери почвы под ногами.

Нравственность (обоснована ли она религиозно или светски) позволяет человеку иметь ориентиры, как собственного поведения, так и других людей. Нравственность дает точку опоры и отсчета при принятии и малых, и значительных решений, дает объяснение – почему человек должен поступать тем или иным образом. И даже более того, позволяет отвечать на вопрос: зачем он это делает, и часто, хотя и не всегда, – зачем он живет. Эти ответы являются могущественными врагами бессилия, возникающего из осознания экзистенциальных проблем отсутствия очевидного смысла жизни, неизбежности смерти, свободы, ответственности и др. Нравственные нормы, четко очерченные в виде свода законов, или не писаные, личностно значимые, дают субъективное ощущение контроля, порождающего, в свою очередь, эффективное и последовательное поведение. С помощью нравственных ориентиров, которые могут быть основаны на религии, науке или этике, человек пытается справиться с ситуацией неопределенности, стремится упорядочить и структурировать мир (как внешний, так и внутренний).

Так, например, люди, жившие в древности неподалеку от вулкана, который периодически возобновлял свою активность, могли объяснять это гневом подземного бога. Это объяснение позволяло простроить такую стратегию поведения, создать такие законы, которые могли бы, с их точки зрения, «умилостивить» бога. Хотя извержения периодически повторялись, у человека было субъективное ощущение правильности своих действий, если они соответствовали принятому закону, и определенная степень внутреннего спокойствия и предсказуемости жизни – хотя бы от извержения до извержения. Исследователи отмечают, что вторичная тревога, возникающая из неопределенности, часто приносит больший ущерб, чем первичное травматическое событие.

Современный человек, соблюдая те или иные нравственные нормы, тем самым снижает экзистенциальную тревогу. И, в зависимости от мировоззрения, ожидает, что благодаря следованию нормам, его жизнь будет достаточно благополучной, или его не будут мучить укоры совести за сделанные ошибки, или люди будут поддерживать его в трудные времена, или он будет оправдан перед Богом и т.д. Здесь очень большое значение веры (в соответствии с мировоззрением), что тот или иной образ жизни и действий будет наиболее эффективным и оправданным.

В экзистенциальной психологии выделяется защитный механизм психики «Этого не может произойти со мной». Это мощное средство, которое позволяет справляться с тревогой и непредсказуемостью жизни. Суть этого механизма в том, что человек верит в свою неуязвимость, защищенность, превосходящую обычные законы человеческой судьбы. У человека есть ожидание, что если он соблюдает определенные нормы в отношении к другим, к закону, к Богу, то его жизнь будет стабильна, предсказуема. Выполняя определенные требования закона, морали, нравственности человек как бы получает «гарантию» безопасности, может быть, даже успеха и постоянного жизненного восхождения. К сожалению, договорные отношения даже с людьми являются не всегда надежными, не говоря о «договорах» с Богом или судьбой, когда вторая сторона их не подписывала вообще. Однако, осознание этого факта – зыбкости бытия, подверженности его действию случайных факторов – крайне пугающе. Поэтому человек стремится в той или иной мере соблюдать свою часть «договора» в надежде на его выполнение другой стороной. Это могут быть личностно значимые нормы нравственности, общественной морали, компенсирующие добродетельные действия и пр.

Действие этого защитного механизма присуще большинству людей. Он не столь сильно осознается в обычном течении жизни. Наиболее ярко начинает проявляться в кризисных ситуациях: потери здоровья, смерти близкого человека, разрыва значимых отношений. Когда после стадии отрицания произошедшего и невозможности еще для человека осознания и принятия его обыкновенности наступает этап «договора с судьбой»[62]. Интересно отметить, что по данным исследований, в том случае, если договориться удается: снижается временно тяжесть заболевания, ситуация разрешается неожиданным способом и пр., реакция людей бывает различна. Чаще всего человек увеличивает свои требования, ожидания, реже – придерживается «обещанного» им поведения.

Безусловно, здесь речь идет о достаточно низком уровне источника нравственности. Если проводить параллель со «свободой от» и «свободой для»[63], это нравственность от страха, а не для реализации человеческого потенциала и утверждения жизни в противовес смерти или ограниченности бытия. И, по той же аналогии, это только начальный этап в развитии нравственного сознания, который необходимо пережить и перерасти для реализации «вершинных» смыслов и открытии Человеческого в человеке. На этом уровне нравственные нормы не являются внешне заданными, а соответствуют внутренней системе ценностей. Они поддерживаются более высоким уровнем свободы человека, когда он выбирает не получение удовольствия от бесконфликтного удовлетворения инстинктивных потребностей, а проживание и реализацию экзистенциальных, трансцендентных ценностей, удовольствие от полноты и насыщенности жизни. В этом случае нравственность уже не служит экзистенциальным основанием, а является неотъемлемой частью целостного бытия.

Однако на таком высоком уровне жизненной самореализации человек постоянной находиться не может (по разным причинам, в том числе и в связи с тем, что первичные, инстинктивные потребности требуют своего постоянного удовлетворения, не зависимо от предшествующего способа разрешения внутренних динамических конфликтов в структуре психики и личности человека). Проблема нравственного выбора в жизни возникает значительно чаще, чем нам хотелось бы это признавать. В случае, когда человек видит несколько альтернатив действия, он нуждается в точке отсчета для совершения выбора. И, как было показано выше, с помощью объяснения мира и построения основанной на нем системы должного поведения, человек упорядочивает для себя ранее непонятные феномены и переживает их как находящиеся под его контролем.

Поэтому можно сделать вывод, что важнее процесс объяснения мира, а не его содержание. Соответственно – важнее само наличие у человека нравственных ориентиров, независимо от их основы. И религиозные и этические основания нравственности построены на гипотетических конструкциях «как будто». «Человек должен вести себя так-то, потому что как (как будто) то-то и то-то является абсолютной истиной».

Совесть, Эго, Супер-Эго, Коллективное бессознательное, самоуважение, архетипы – ничто из этого реально не существует. Все эти конструкты созданы для семантического удобства. Они оправдывают свое существование за счет своей силы упорядочивать и объяснять происходящее с человеком и миром.

Можно предположить, что выбор конкретным человеком религиозных или этических оснований личного нравственного закона связан с тем, какое основание в большей степени воспринимается им как разумное, логически согласованное со здравой аргументацией, отвечающее его референтной структуре, «ощущаемое» правильным, находящее отклик во внутреннем опыте, которое можно применить к множеству ситуаций в жизни. Если проанализировать представленные условия принятия нравственных норм как личностных, можно сделать вывод, что это не линейно-логический процесс. Сложно представить, что человек может однажды сесть, вычислить все «за и против» и вынести окончательный вердикт о системе своих нравственных ценностей. Личные нравственные нормы формируется жизнью, как ответ на ситуации нравственного выбора. Без выбора человек не смог бы осознать оснований своих действий, более того, до ситуации выбора, ни он, ни кто другой не может с точностью предсказать – как поведет себя человек. Фрейд утверждал, что попадание человека в ситуацию фрустрации значимых потребностей (например, пищевой), будет стирать различия в поведении людей. В. Франкл на основе личного опыта пребывания в концентрационном лагере показал, что именно в критической ситуации, в том числе и голода, различия между поведением отдельных людей резко увеличиваются. Франкл приводит высказывание М. Арнольд: «Каждый выбор имеет причину, но он имеет причину в выбирающем»[64]. Таким образом, нравственность человека полимотивирована субъективными и объективными условиями. Кроме того, не так просто происходит формирование ценности или закона, который отвечал бы всем условиям, так как некоторые из них противоречивы. А несоответствие хотя бы одному снижает ценность и значимость остальных. Например, при всей красоте и правильности «внешней» нормы, ее логичности и применимости ко многим жизненным ситуациям, если она не ощущается субъективно правильной и справедливой, вряд ли можно ожидать, что человек будет руководствоваться этим правилом в жизни.

В трудах митрополита Антония Сурожского представлен весьма интересный способ разрешения противоречия между объективным и субъективным принятием нормы. Он пишет об отношении человека к тем истинам, нормам и правилам, которые есть в Евангелии, писаниях Святых Отцов. А. Сурожский говорит о том, что есть такие требования, нормы, которые внутренне принимаются, которые человек считает своими, но не всегда у него хватает сил души следовать этим нормам. Здесь требуется внутренняя честность по отношению к себе, осознанию, что эта правда уже есть внутри, только сама по себе она не действует, необходима свободная воля человека и выбор. А есть такие ценности, которые не соответствуют личному «здравому смыслу», непонятны, нелогичны. Например: «ну почему я должен подставлять и другую щеку?». Сурожский отмечает, что необходимо время, встречи, люди, ситуации, которые дадут ответ на это почему, позволят понять, что это значит на личном уровне. А есть и такие места, которые смущают нас. Они могут быть логически правильными, но идут против наших чувств. Антоний Сурожский дает такой ответ на эти ситуации: «Скажи Богу: Господи, не могу! В свое время, когда-нибудь, может быть, смогу понять, но сейчас я этих слов не могу сказать честно и искренне, я должен мимо них пройти…»[65]

Возможно, представленный ответ на предмет разрешения противоречия между внешним и внутренним принятием нормы, не является универсальным и идеальным. Однако, некритичное принятие ценностей, без совершения «работы личностных смыслов» выхолащивает основное содержание этих нравственных ориентиров. И делает послушно-бездумное поведение рабским, а потому – неискренним и ненадежным.

Таким образом, религиозные или этические основы нравственности эффективны в той мере, в которой дают ощущение контроля над ситуацией и позволяют выбирать стратегию действий и осуществлять само действие (или бездействие). И, каковы бы ни были основания нравственности, необходима внутренняя работа личности над принятием норм и открытием в них личностного смысла.

Кроме того, нравственные ориентиры не снимают проблемы ответственности человека за тот или иной выбор. Можно использовать сравнение Вышеславцева Б.П. в том плане, что нравственные ориентиры – это не указатели, в каком направлении точно двигаться. Это – руль, который предполагает право выбора той или иной ценности (пути) и ответственность того, кто им управляет; а также силу, которая необходима для того, чтобы повернуть руль в уже выбранном направлении, не оглядываясь на другие альтернативы. Проблема заключается в том, что приходится выбирать не между злом и добром, а между различными вариантами добра. И очень часто в момент совершения выбора многие основания кажутся достойными. Кроме того, темп жизни и острота кризисных ситуаций, в которых наиболее значимым становится конфликт ценностей, требуют быстрого принятия решения, для которого не всегда бывает готова четкая иерархия ценностей, ведь каждая новая ситуация может актуализировать новые ценности или задавать совершенно иной контекст уже знакомым. Активность человека в данном случае есть творческое разрешение конфликта ценностей, многие из которых не только различны, но и антиномичны. Например, непримирение со злом и непротивление злу насилием; смирение и настойчивость в достижении цели; милосердие и справедливость. Любой выбор – это смерть альтернативы, а так как и отвергнутый вариант тоже был ценностью, добром, то человек рискует, тем самым берет на себя ответственность совершения греха и ошибки. Соответственно, вина – это естественное состояние человека сознающего, стремящегося к соблюдению нравственных норм.

Между нормой и действием человека находится сфера сознательных, полусознательных и бессознательных аффектов, лежит его свобода выбора той или иной ценности и свобода отказаться от этого выбора, перейти в состояние «обморока свободы». Здесь не столь важно – религиозная или этическая ценность запустила сложный механизм динамических внутренних процессов. Можно предположить, что человек будет скорее придерживаться той системы ценностей, которая, с его точки зрения, которая позволяет ему в большей степени управлять или хотя бы осознавать действие этих аффективно-динамических структур. Динамика в данном контексте обозначает представление о модели психики человека, впервые предложенной Фрейдом. Суть этой модели заключается в том, что внутренняя, глубинная часть психики включает конфликтующие силы и стремления. Мысли, эмоции и поведение человека (как адаптивные, так и невротические) являются результатом взаимодействия этих конфликтующих сил. При этом важно то, что часть этих сил находится на недоступном для осознания уровне психики.

Различие психологических и философских подходов, признающих динамическую модель психики человека, заключается в видении различных по своей природе сил, мотивов и страхов, находящихся в конфликте в процессе внутренней осознаваемой и неосознаваемой борьбы.

В психоанализе – это конфликт инстинктов либидо и агрессии с внешними запретами на их проявление в виде Супер-Эго, доминирующих взрослых или принципа реальности, заставляющих отсрочивать удовольствие.

В неофрейдизме (Г. Салливан, К. Хорни, Э. Фромм) – это борьба между базовой потребностью в безопасности, принятии и одобрении, с одной стороны, и естественными тенденциями роста и развития – с другой. Причем компромисс между безопасностью и ростом, всегда достигается за счет последнего.

В экзистенциальном направлении этот внутренний конфликт рассматривается как порождаемый конфронтацией личности с данностями существования, под которыми понимаются определенные факторы, являющиеся неотъемлемой, неизбежной составляющей бытия человека в мире. Это, например, неизбежность смерти каждого из нас и тех, кого мы любим, свобода творить свою жизнь, ответственность за это «творение», отсутствие очевидного смысла жизни.

Соответственно взглядам на движущие силы развития личности, по-разному видится выход из нравственного конфликта ценностей. Однако есть и общее: все подходы признают, что неустойчивость нравственных норм, невозможность точно предсказать действия человека, связаны с тем, что при столкновении сознательных и подсознательных сил чаще побеждают последние. Так как они энергетически более сильны, количественно больше представлены, а главное – всегда неожиданным является их выход из глубин бессознательного.

Можно предположить, что отстаивание этического или религиозного основания нравственности зависит от того, в каком из них тот или иной мыслитель, философ видит более структурирующую способность в отношении построения иерархической системы нравственных ценностей.

В связи с рассматриваемой темой данной статьи, вероятно, будет справедливо утверждение Б.П. Вышеславцева относительно проблемы антиномии свободы. Можно предположить, что правы и те, кто видит основы нравственности в этике, и те мыслители, которые напрямую связывают нравственность с верой. Настойчивое продолжение спора лучше всего доказывает точность и верность неоднозначного происхождения нравственности, множественности ее истоков.

Для проблемы истоков нравственности можно также использовать метафору реки, которая набирает свою силу от множества притоков. И если кто-то захочет доказать ведущую роль только одного из этих притоков методом построения плотин при впадении других – велика вероятность, что сама река обмелеет.